Бран ничего не ответил, только, хмурясь, перевел взгляд на запад, а Пер сказал:

— Не то чтобы мне здесь не нравилось, да и говоришь ты соблазнительные вещи, но мне отчего-то страшно недостает Торстенова подворья. Есть что-то притягивающее в земле, на которой ты родился, и потом, когда-нибудь отец умрет, и я унаследую подворье. Может, это место и покажется кому-то маленьким и непривлекательным, чтобы его тянуло туда вернуться, но за эти месяцы я научился многому, что может мне пригодиться в заботах о Торстеновом подворье, хотя там, конечно, куда скучнее, чем здесь. — Он глянул на Брана. — Но не для нас, не для тех, кто знает и любит эту землю. Ведь правда, Бран?

— Правда, — сухо подтвердил Бран.

Ингвольд опустила взгляд на сырую траву, увлажнившую подол ее платья и плаща, затем перевела глаза вверх, почемуто вдруг заинтересовавшись облаками.

— Ну что ж, не могу сказать, чтобы для меня это было неожиданностью, ведь я сама всем сердцем жажду вернуться поскорее в Гледмалборг. Надеюсь, вы сумеете объяснить Торстену, где вы так долго пропадали и почему вернулись на совсем других конях и с грудой даров и альвийского золота. И, Бран… — Она подождала, покуда пахарь пройдет мимо них, взрезая острым плугом крутые черные завитки благоуханной свежей земли, затем протянула руку к Брану, который все еще смотрел на пахаря — тот шагал по пахоте в огромных, заляпанных грязью сапогах, и дождевая вода стекала с полей его старой бесформенной шляпы. —

Я могу сказать только одно: прощай… и спасибо тебе. — Все же голос ее сорвался.

Бран взял ее руку, поверх опущенной головы Ингвольд глядя на пахаря, который остановил коней, чтобы дать им отдохнуть и заодно с удобного расстояния поглядеть на вернувшихся героев. Сорвав с головы старую шляпу, он вежливо помахал ею, с почтением приветствуя их, затем бодро, с признательностью кивнул и снова нахлобучил шляпу на самые уши.

— Пер всегда был моим вождем и хозяином, — начал Бран, — и хотя он отпустил меня и объявил свободным, а значит, теперь я сам себе господин — я никогда не откажусь от побратимских уз, которые связывают нас. Я всегда был верен долгу, но теперь у меня появились и другие долги. — Он указал на Микльборг, а затем его рука опустилась на плечо Ингвольд. — Я нашел свою родину, Пер, нашел землю, где я всегда буду полноправным человеком, и я также прочно связан с ней, как ты с Торстеновым подворьем.

Пер растерянно воззрился на него.

— Но ведь Торстеново подворье тоже твой дом, Бран, и останется твоим домом, пока я буду им управлять. Я даже и вообразить не мог, что ты захочешь остаться; мне будет так нехватать тебя. Но я понимаю… — он запнулся и поглядел на Ингвольд, которая вдруг просияла, — понимаю, что здесь твоя жизнь будет куда лучше, чем та, что я мог бы предложить тебе — все равно, рабу или свободному. У тебя будет и славное имя, и честь, и почет. — Он поспешно пожал руку Брану и зашагал к Микльборгу, а за ним двинулись Кольссинир и Дирстигг, с невыразимо довольным видом оглянувшийся через плечо на Брана и Ингвольд, которые остались стоять под дождем.

Старый пахарь дважды прошел мимо них, а они все говорили и говорили, и трое наблюдателей на земляном валу Микльборга промокли до нитки, когда Бран и Ингвольд наконец подошли к ним. Кони, пасшиеся неподалеку, подняли головы и, приветственно фыркая, приблизились в надежде отыскать кусочек лакомства в чьем-нибудь кармане. Бран обратился к перу через спину его нового коня, золотогривого гнедого с манерами аристократа:

— Я надеюсь, ты не уедешь, не дождавшись нашей свадьбы?

— Да, конечно, — ответил Пер. Затем Факси, шумно лягаясь и кусаясь, растолкал прочих коней и занял место рядом с хозяином — честь, которую он ревниво не желал уступать никаким чужакам и захватчикам.

Бран улыбнулся и задумчиво погладил коня по уродливой шишковатой спине, покрытой недавними шрамами. Затем оглянулся на пахаря, который все трудился в ясном мареве дождя.

— Ты ведь не передумал? — спросил Дирстигг.

— Если сам того захочешь, можешь запросто отправиться назад, — добавил Кольссинир. — Если останешься здесь, тебя ждет несладкая жизнь предводителя льесальвов. Обещаю, это будут не одни сплошные радости.

— С востока уже доходят кой-какие недобрые вести, — объявил Дирстигг с нескрываемым удовольствием. — Это все старый Глам, тупица, упрямый, как бык. Не удивлюсь, если нам придется выступить против него, дабы раз и навсегда объяснить ему, что война закончилась.

— Да нет, — Бран, задумчиво улыбаясь, покачал головой, — я не передумал. Просто вспомнились былые времена. Я оставляю Факси с собой, пусть живет себе вольно и сытно и напоминает мне о том, как я попал сюда и как встретил Ингвольд.

— А мне и так не грозит опасность забыть, — отозвалась Ингвольд, и лицо ее светилось, словно солнышко из-за рассеивающихся туч.

— А еще я собираюсь сделать вот что, — продолжал Бран, одной рукой обнимая Ингвольд, а другой дружески и сильно, почти до боли сжимая крепкое плечо Пера. — Я хочу найти того пахаря и пригласить его на свадьбу. Сдается мне, что этот Гуль — скегги, Рибху.

— Рибху! Что ж ты раньше-то не сказал? — горячо воскликнула Ингвольд. Все тотчас завертелись, оглядываясь по сторонам, но Рибху — если это был он — исчез бесследно со своими грязными сапогами, старой шляпой, конями и всем прочим, оставив за собой лишь свежевспаханную землю, что раскрыла объятья неге весеннего дождя.