Хоть пищу и раздали, но без команды никто не ест. Отделение ждет, когда первым к еде притронется сержант раньше не моги! - все культурно воспитаны. Только после того, как сержант попробует первую ложку или глотнет чай, отделение жадно набрасывается на еду. Все быстрее глотают почти не жуя, горячо или невкусно - неважно, времени нет рассусоливать. А сержант спокойно потягивает чай и закусывает белым хлебом с маслом. Когда он посчитает, что время подошло, то подает команду:
      - Отделение!
      Все! Больше есть нельзя! Не успел донести ложку до рта - теперь уже поздно - ложи ее содержимое обратно в тарелку, а саму ложку клади перед собой на стол. Сержант в эту минуту получает массу удовольствия, поскольку хорошо знает, как каждому сейчас хочется доесть белый хлеб с только что намазанным на него маслом. Но по этой команде ты уже отрезан от него навсегда - теперь он достанется свиньям. Все сидят и ждут. Проходит минута, другая. За соседними столами еще продолжают есть, а мы просто сидим и ждем. Вот уже то тут, то там из-за столов начинают вставать и уходить другие взвода.
      - Убрать стол! - нетронутые куски с маслом сыплются в казанки. Туда же счищаются остатки с тарелок и сливается недопитый чай. Двое или трое курков кусками хлеба быстро смахивают со стола всю грязь. Кружки ставятся в ряд.
      - Выходи строиться!
      Но был среди отведенных для роты столов один особый "дембельский" стол. За него имели право сесть даже не все сержанты - только деды: Сакенов, Каратеев, рыжий, старшина роты и еще один - всего пять персон. Достаточно было одного взгляда, чтобы определить, что дембельский стол выгодно отличается от всех остальных: на нем была гора белого хлеба (черного там не было никогда), гора масла - чтоб съесть не смогли, и все что повкуснее: если в меню было мясо, то куски чистого мяса. Чего там не было никогда - так это каши.
      Деды ели не спеша. Намазывали на белый хлеб то-олстый слой масла и запивали его чайком. Только сев за стол, уже, бывало, кричали:
      - Э-э, желудки! Через пять минут построение! Жрите быстрей!
      Сами деды, иной раз, могли вообще не явиться в столовую, нисколько не волнуясь, что останутся без пайка: если среди бела дня дед прилег вздремнуть и проспит часикдругой, то будить его никто не посмеет и обед несут прямо в расположение.
      В ротном туалете тоже среди прочих была одна особая кабинка - так называемое "дембельское очко". Даже сержанты других призывов, не говоря уже о нас, простых курках, не осмеливались осквернить ее своим появлением - пользовались ею исключительно деды. Эта кабинка находилась у окна, чтобы лучше проветривалась, и там круглосуточно поддерживалась стерильная чистота.
      
      ЗАНЯТИЯ
      После завтрака начинаются занятия.
      Идет политучеба. Замполит убедительно рассказывает о происках международного империализма и военно-промышленного комплекса США:
      -... Империалистические силы только поджидают момент! Стоит им увидеть, что мы хоть немного слабее, так сразу готовы на нас напасть! Партия и правительство делают все, чтобы мирный труд наших советских людей был надежно защищен от любых посягательств. А значит, наша армия должна постоянно находиться на высоком уровне боевой готовности...
      Я посмотрел в окно: солнце ярко светит, птички щебечут - хорошо-то как! Вспомнилось, как я недавно убирался в Ленинской комнате.
      В расположении каждой роты обязательно имеется Ленинская комната. По своему виду они абсолютно похожи: столы для самоподготовки, книги с трудами классиков марксизма-ленинизма, политическая и военная литература, на видном месте стоит бюст Ленина, висят стенды с текстом присяги, краткой историей Вооруженных Сил и доблестных десантных войск, длинный ряд фотопортретов членов Политбюро, фотографии с самолетами, сбрасывающими десант и десантниками, бегущими в атаку. Отдельным блоком висит стенд с нашими потенциальными врагами. Там по политической карте мира ползают огромные пауки, на брюхе у самого крупного написано "НАТО", а у тех, что помельче - "СЕАТО", "АСЕАН", "АНЗЮС".
      Протирая пыль, я между дел заглядывал в книжки, которые стояли на полках. Среди них выделялась одна, рассказывающая об армиях империалистических государств. А выделялась она тем, что была хорошо иллюстрирована: крупным планом боевая техника, ядерные взрывы, кровавые сцены вьетнамской войны. Мне запомнилась фотография американский сержант в упор орет в лицо солдату, а тот стоит перед ним, вытянувшись, и смотрит вперед остекленевшим взором. Там же я прочитал, как американский сержант в наказание заставлял своих солдат пить воду, что одному от этого стало плохо и он попал в госпиталь. Другой случай, описанный в этой же книжке, тоже свидетельствовал о том, что американские сержанты плохо относятся к своим солдатам. На этот раз сержанты поспорили - чей взвод лучше плавает, и чтобы выяснить, кто прав, погнали своих солдат переплывать реку. Один из солдат плавать не умел, но его все равно загнали в воду, и он утонул. На меня это произвело должное впечатление:
      - Как только они там служат?! - подумал я. - Дикие порядки! Да-а, не позавидуешь этим американским парням.
      ...Оторвав глаза от своего конспекта, где на конкретных фактах доказывалось, как страны капитала подхлестывают гонку вооружений и вот-вот готовы совершить на нас агрессию, замполит, разгорячившись, пригрозил кулаком:
      - Мы не позволим, чтобы где-то там, за океаном, в этом е..аном Пентагоне, на советского офицера х... др..чили! Пусть только попробуют дернуться - уж мы-то этим сукам зададим! - и таким образом он перешел на тему, как Советский Союз и другие соцстраны борются за мир во всем мире, и снова углубился в свой конспект.
      А в это же время в самом учебном классе все курсанты без исключения борются со сном. Монотонное чтение постепенно подкашивает сознание, и вот в этом тихом сражении кто-то оказывается побежденным - его глаза незаметно сомкнулись, что называется "прикимарил". Таких сержанты мощным ударом кулака быстро приводят в сознание.
      На этот раз попался я. Лейтенант Жарков, сидящий здесь же в аудитории, заметил, как я клюю носом и, не снимая с лица улыбки, тихо говорит:
      - Курсант Бояркин.
      Я вскакиваю из-за стола:
      - Я!
      Взвод разом очнулся и обернулся в мою сторону.
      - Спать любим? - совсем без злобы, даже с сочувствием поинтересовался Жарков.
      - Никак нет!.. Просто свет в глаза из окна... прищурился...
      - Понятно, понятно... - качает головой Жарков. Сержант Сакенов! Проведите, пожалуйста, индивидуальную беседу!
      Сакенов выводит меня из класса, двигает кулаком в челюсть и шипит прямо в лицо:
      - Покажу как спать на занятиях! Сегодня тебе драить сортир, а вечером после отбоя взвод будет качаться!
      Мы возвращаемся в класс.
      - Порядок? - интересуется у меня Жарков.
      - Так точно, - отвечаю я.
      - Ну, раз порядок, садись.
      
      ОТБОЙ
      Проведя вечернюю поверку личного состава, дежурный по роте сержант командует:
      - Рота отбой!
      Взводные сержанты командуют своим взводам:
      - Первый взвод, отбой!
      - Второй взвод, отбой!
      - Третий взвод, отбой!
      - Четвертый взвод, отбой!
      Курки подбегают к своим табуреткам, скорей раздеваются, укладывают на них форму и стремглав разлетаются по постелям. Но это вовсе не означает, что пришло время отдыха. Никто не спит - все ждут "вечерней зарядки". Так проходит минут десять-пятнадцать. Дождавшись, когда офицеры разойдутся по домам к любимым женам или еще к кому, сержант, не раздеваясь, валится на свою постель и спокойно говорит:
      - Взвод.
      Команда тут же громко дублируется курсантами:
      - Взвод!.. Взвод!.. Взвод!
      - Строиться.
      - Строиться!.. Строиться!.. Строиться!
      Все вскакивают и строятся в одних трусах. Дневальный уже стоит не у тумбочки, а у входной двери - на шухере, чтобы вовремя оповестить о приближении дежурного по части, и "вечерняя зарядка" начинается.
      Вначале сержант, обычно - Стрепко, как самый молодой (дедам гонять курков - тоже труд) - перечисляет все отмеченные провинности накопившиеся за день и обязательно с указанием конкретных виновников: кто плохо сдал уставы, кто опоздал на построение, у кого были замечания на утреннем осмотре и прочее, прочее. Вывод один - чтобы этого впредь не повторилось, перед сном придется немного поработать всему взводу.
      Первые дни усиленно отрабатывались команды "подъемотбой". Чиркнув спичкой, сержант командует:
      - Взвод, подъем! Строиться!
      За те недолгие секунды, пока огонь ползет с одного конца спички до другого, надо успеть одеться и построиться. Если спичка погасла, а кто-то еще вошкается, следует общий отбой:
      - Отставить! Херово одеетесь.
      Сержант снова зажигает спичку:
      - Взвод, отбой!
      Теперь надо уже успеть раздеться, правильно уложить одежду на табурет, упасть в постель и накрыться одеялом. Так повторялось за один вечер десятки раз, добиваясь полного автоматизма в выполнении операций подъема-отбоя. Правда, хватило двух недель и взвод стал стабильно укладываться в норматив, поэтому потом сразу приступали к упражнениям лежа на кроватях.
      - "Уголок" принять! - все, лежа на спине, задирают ноги кверху под сорок пять градусов и так держат до полного изнеможения. Сержант только контролирует:
      - Ноги не подгибать! Держи выше!
      Кто-то не может, пыжится вовсю, но его ноги падают - и он тут же получает удар кулаком в живот:
      - Э-э! Быстро поднял ноги! Я сказал под сорок пять градусов!
      Вскоре ноги падают у второго, третьего. Поддав и им, сержант дает команду:
      - Отставить! - и не медля переходит к следующему упражнению.
      Теперь мы начинаем отжиматься от коек. Мерно под счет до тех пор, пока не выявятся двое-трое отстающих. Этих слабаков сержант бьет в бок, с напоминанием о том, что хороший удар по почкам (по своему отрицательному воздействию на организм) заменяет две большие кружки пива.
      Затем мы снова переворачиваемся в постелях на спину и начинаем писать коротенькое "письмо любимой бабушке". Для этого ноги вытягиваются ровно, носки ног также вытянуты по струнке, и каждый перед собой в воздухе выводит трогательное послание: "З-Д-Р-А-В-С-Т-В-У-Й Д-О-Р-О-Г-АЯ Б-А-Б-У-Ш-К-А !.." Пишем размашисто, без спешки, буква за буквой. Пресс от такой писанины каменеет, и уже едва хватает сил дописать сокровенное: "СЛУЖБА МHЕ HРАВИТСЯ!"
      В качестве разнообразия к физическим упражнениям $.! "+o+.al "ночное вождение". Все спускались со своих теплых постелей на пол и ползали по-пластунски под койками и между ними.
      Вечерняя зарядка длится около часа, от чего сон солдата становится еще крепче и слаще. Как считали сержанты: "Здоровый сон десантника - удар по Пентагону". Никто не страдал бессонницей - все отрубались за какие-то секунды и спали словно покойники. Единственной мыслью в угасающем сознании было, - день прошел - и хрен с ним!
      Сразу после отбоя шарахаться нигде не положено, поэтому, если кому нужно постирать форму, подшить воротничок или написать письмо домой, то заранее надо предупредить дневального, чтобы тот растолкал тебя часа в два-три ночи, поскольку самому подняться среди ночи невозможно.
      Только сомкнул глаза, дневальный уже будит:
      - Эй, вставай.
      - Что, уже два часа?
      - Ровно два. Не засни, - и дневальный уходит к тумбочке.
      До чего же вставать не хочется! Но откладывать больше некуда. Еще находясь в сонном состоянии, быстренько стиранул хэбэ в умывальнике и написал письмо домой - что служба идет нормально и скучать некогда. Все! Скорее в постель. Голова еще не коснулась подушки, как я уже погрузился в глубокий сон.
      
      ПРИСЯГА
      Пройдя полный курс молодого бойца, на что отводилось почти полтора месяца, мы приняли присягу.
      Выдался жаркий, солнечный день. Роты построились на плацу, все в парадках, все блестит: парадную форму готовили к этому знаменательному событию еще за несколько дней. В середине плаца расставлены накрытые красной скатертью столы, за ними стоят штабные офицеры. На почетном месте расположился караул со знаменем полка. В стороне любопытствующей толпой стояло несколько десятков родителей, специально приехавших на это важное мероприятие. Курсанты по одному строевым шагом выходят из строя, берут со стола красную папку с текстом присяги и громко, с интонацией, исполненной пафоса и решимости, зачитывают текст:
      - Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, принимаю присягу и торжественно клянусь... чтобы не сбиться в эту торжественную минуту, присягу каждый уже знал наизусть - зубрили так, что от зубов отскакивало специально сдавали зачет. - ...Если же я нарушу эту мою клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся.
      Зачитав присягу, я расписался в лежащем на столе журнале. В эту секунду ни я, да, наверное, и никто другой, не задумывался над тем - зачем понадобилось столь пышное представление, венцом которого было поставить подпись в строке со своей фамилией - думать нас уже отучили. Только потом я узнал, что с того момента, как я присягнул на верность коммунистической партии и родному правительству, за провинности меня будет судить не гражданский суд, а военный трибунал.
      Вся эта красочная бутафория тянулась несколько часов. От перегрева в полуденный зной двое курсантов упали в обморок. Но это не нарушило общий праздник. Когда все /`(-o+( присягу, нас строем повели в кинозал. Там показали патриотический фильм тридцатых годов "Партийный билет": фильм о настоящих коммунистах, об их бдительности и высокой сознательности.
      Курсанты любили смотреть кино. Нас сюда регулярно водили раза два-три в неделю - обязательно по воскресеньям и по праздникам. Фильмы были исключительно боевые: о Гражданской и Великой Отечественной войне, о революционерах. Лишний раз напомнить курсантам о преемственности поколений было делом нужным, и всегда шло на пользу. Все эти черно-белые, давно отснятые ленты вызывали у меня самый живой интерес, хотя до армии я их обычно не смотрел.
      Никогда, чтобы не ворошить в памяти нежелательные воспоминания, не показывали фильмы об обычной гражданской жизни людей: ни на производственную, ни на бытовую тему, не говоря уже о приключениях или романтической любви. И тем не менее, чем были хороши эти фильмы, что во время их просмотра можно было полтора часика сидя поспать. Добрая часть зала, свесив головы на бок, "мочила фазу". Но вот что мы не могли смотреть без отвращения, так это современные цветные фильмы про воздушный десант, особенно - "В зоне особого внимания", хотя и снимался этот фильм на близлежащих территориях, и мы легко узнавали знакомые места, всегда когда он заканчивался, можно было услышать самую отборную брань:
      - Ну и херня! Все навыдумывали! Сразу видно - эти пид..сы службы не нюхали!
      - Этих козлов - да в нашу роту, хотя бы на недельку! А потом бы и снимали фильмы!
      
      ТЯЖЕЛО В УЧЕНИИ
      
      Десантник должен стрелять метко,как ковбой,
      и бегать быстро, как его лошадь.
      (Из альбома солдата)
      
      В учебке мы трижды прыгали с парашютом. Ранним свежим утром привезут нас на аэродром близ поселка Кедайняй, и ждем самолеты часа два. А холодно! Место открытое, спрятаться от пронизывающего ветра негде. Чтобы хоть как-то согреться, приходилось сбиваться в плотные кучи, а когда подъезжали машины с парашютами, часть продрогших курсантов просто облепляла их горячие капоты, пока те не остынут. Но в целом день прыжков - сплошной отдых: загрузимся в самолет, полетаем около часа, прыгнем и снова ждем, когда все соберутся.
      Прыгать мне нравилось. Я даже, чтобы подольше пролететь в свободном падении, специально не выдергивал кольцо и ждал, пока не сработает механизм принудительного раскрытия парашюта.
      Обучали нас и искусству рукопашного боя. Отрабатывали приемы с оружием и без него. Построят нас пошире, и по разделениям выполняем несколько комплексов упражнений: то, издавая устрашающее обезьянье уханье, выделываем замысловатые движения телом и руками, то с диким воплем имитируем удар кулаком или ногой. Пользы от такого обучения немного, скорее это была просто дрессировка для показух.
      - На черта это каратэ, если есть автомат? - рассуждал я логически. - Лучше бы из автомата стреляли почаще, а то / +l-%, из него всего-то раза два в месяц - разве это дело? Все машем автоматом, все машем - будто патронов к нему нет. Время-то идет - не в средние века живем - неужто в современной войне может случиться рукопашная схватка?
      На тактических занятиях сержанты любили немного поразвлечься, заставляя своих курков поиграть в "войнушку". Обычно это происходит так: заметив, что рядом в лесочке расположился на отдых соседний взвод, а командует там сержант младше его призывом, наш сержант ставит боевую задачу:
      - Вон вражеский отряд. Приказываю: незаметно приблизиться, атаковать и обезвредить условного противника. Командира взять в плен и принести сюда.
      Мы устремляемся вперед: на открытой местности ползем по-пластунски, где кустики и деревца - движемся короткими перебежками. Тихо подкравшись, налетаем на "врага". Первые секунды, пока неприятель ошеломлен и в растерянности, успеваем нескольких скрутить. Но потом "вражеские" курки приходят в себя и начинается схватка, которая переходит в обычную драку: кто изо всех сил отбивается палкой, кто автоматом, кто ремнем. Тут уже не до приемов боевого каратэ, и не до устрашающих движений и выкриков: самый обычный махач кулаками со всего размаху, да удары сапогами. Воздух сотрясается от мата и угроз. В конечном итоге все решает количество участников - кого оказалось больше, за тем и победа. Каждый раз при подобных проверках умения вести рукопашный бой обязательно кому-нибудь в кровь изобьют лицо, и некоторые потом ходят с фингалами под глазами.
      Вообще драки между курсантами были не редкостью. Если возникло какое недоразумение и взаимные угрозы не привели к мирному разрешению, то сразу же руками и ногами приступают к выяснению другого вопроса - кто из них сильнее. В пылу поединка, налетая друг на друга петухами, они начисто забывают об "искусстве" рукопашного боя. Тут не увидеть четких фиксированных ударов и классических поз из боевого каратэ. В реальной драке такие финты не проходят - кто пытается действовать "по науке", того сразу собьют простым ударом со всего маха. Исход поединка, как правило, предрешен в пользу более тяжелого бойца.
      Одному курсанту эта страсть - научиться драться понастоящему - стоила жизни. Во время отработки приемов самбо он решил опробовать навыки по-боевому и дал своему товарищу вместо деревянного ножа настоящий штык-нож. Но в очередной попытке он не успел перехватить руку, и нож вошел ему в сердце.
      Вскоре состоялись похороны. Hа плацу построили полк, и замполит полка произнес короткую речь. Потом все курсанты по одному, сняв с головы берет, молча, со скорбным видом проходили-прощались мимо гроба, стоящего на табуретках. Покойный был одет в парадку. Его бледное, юношеское лицо не вызывало у меня ровно никаких чувств. Мне было абсолютно все равно, что он мертвый, что он погиб так и не вкусив толком жизни. Зато то обстоятельство, что я стою на плацу и отдыхаю от беготни - только радовало.
      Рядом со своим погибшим сыном стояли его родители: мать, одетая в черное траурное платье, и отец. Они не плакали, а лишь с отрешенным видом смотрели на происходящее.
      Когда прощание закончилось, родители отправились $.,.), чтобы там похоронить сына. Жизнь в учебке вошла в обычное русло.
      ...Где мы действительно налегали, так это в изучении уставов гарнизонной и караульной службы. Обязанности солдата, дневального и караульного на посту зубрили наизусть, как стихотворение. Тут не допускалось никаких неточностей - если оговорился или даже произнес не тот предлог, что написан в уставе - прерывали на полуслове и приходилось зубрить по-новой.
      Особое место в учебе занимала идеологическая подготовка: целые тетрадки исписывали, конспектируя бессмертные труды классиков марксизма-ленинизма и материалы последнего Съезда КПСС. Хорошо еще, что твердых знаний тут не требовали, а только наличие необходимого объема страниц конспектов.
      Мы - операторы-наводчики - проходили теоретическую подготовку в учебном классе, где находилась учебная башня от БМД. Здесь шло изучение огневой мощи БМД: тренировались как правильно подготовить и установить ПТУРС (противотанковый управляемый реактивный снаряд), как заряжать орудие и наводить на цель, как пользоваться различными приборами.
      Как-то офицер, ведущий занятия, откровенно поделился своими соображениями:
      - Если доведется воевать, то все вы - смертники! В современном бою БМД живет не больше двадцати минут. БМД абсолютно беспомощна: броня защищает только от пуль и осколков, даже крупнокалиберный пулемет прошивает ее насквозь. Она сделана из такого материала, что сгорает за какие-то минуты полностью. Короче - консервная банка или алюминиевый гроб на семерых!.. А у буржуев?! - офицер аж скривил лицо. - Там, бля-я! Танки с лазерным прицелом и автоматической системой наведения - бьет без промаха! Если по танку промахнулся, то максимум что успеешь перезарядить и пальнуть второй раз. Потом открывай люк, выскакивай, бегом десять-пятнадцать шагов, падай на землю и прикрывай голову руками! Успел - значит спасся! А вашей БМДшке к тому времени - уже конец!
      Для отработки навыков управления ПТУРСом операторынаводчики ходили в специально оборудованный класс, единственный на всю часть. Там на столе был установлен тренажер, похожий на большой осциллограф. Операторы по очереди садились за пульт тренажера - ручку управления ПТУРСом - и, управляя движением точки на экране, пытались попасть в вытянутый горизонтально кругляшек, условно имитирующий танк. Рядом сидел сержант-наставник с большущей отверткой в руке. Тому, кто упорно не попадал в "танк", сержант по-деловому бил рукояткой отвертки по лысой голове:
      - Меться лучше, ...тебя в рот! Стреляй еще!
      Поскольку тренажер был один, а курков - сотни, то каждый тренировался в общей сложности не более часа. Соответственно, никакой уверенности в том, что настоящий боевой снаряд попадет в цель, у меня не было.
      Раза три в неделю проводились стрельбы на полигоне. Ночью по тревоге подъем. Берем с собой курсовые пулеметы, муляжи-снаряды, какие-то ящики. Загрузившись, идем колонной по лесной дороге на полигон, до которого пилить километров семь. Временами сержанты устраивали пробежки. Когда сержант почувствует, что немного запыхался, то переходит на шаг и командует:
      - Гусиным шагом, марш! - мы закладываем руки за голову и пока сержант переводит дух продвигаемся на корточках. Восстановив дыхание, он командует:
      - Бегом, марш! - взвод побежал. По правой стороне дороги приближается полоса грязи. Мы уже наперед, по опыту знаем, что стоит взводу поравняться с ней, как прозвучит команда:
      - Вспышка слева! - мы бросаемся в эту грязь, прикрывая руками голову от воображаемого ядерного взрыва. Кто неправильно выполнил команду - сделал лишний шаг, чтобы перескочить грязь, того сержант пинком направит вернуться назад - в то место, где он еще успел бы спастись от "взрыва". После чего командует:
      - Отставить! Бегом, марш!
      Колонна, подгоняемая сержантом, бежит дальше по грунтовой дороге.
      - Не растягиваться! Шевелите яйцами!
      В тот самый момент, когда колонна, продолжая движение, спустилась в низину с лужей, сержант кричит:
      - Воздух! - все как подкошенные валятся на землю. Ктото попал в эту лужу и обдал грязью других. Снова подается команда:
      - Отставить! Бегом, марш!
      В своем пути колонна пересекает песчаную пустыньку. Она была шириной километра два и изматывает основательно. Сапоги, не находя твердой опоры, утопают в песке, оставляя в нем последние силы. Потом путь пролегает через две взлетно-посадочные полосы, и ноги после песка просто отдыхают. Вконец измотанные, добираемся до полигона. Рота повзводно выстраивается фронтом к стрельбищу. Начинаются стрельбы.
      Поочередно экипажи из двух человек - оператор и другой оператор за командира - выходят из строя и, получив в пункте боепитания ленту с патронами и два снаряда-выстрела, подходят к огневому рубежу.
      - По машинам! - экипажи занимают места в БМДшках.
      Получив по рации из диспетчерского пункта команду: "К бою!", операторы закладывают ленту с патронами в пулемет, опускают ствол орудия и докладывают:
      - Первый к бою готов!
      - Второй к бою готов!
      - Третий к бою готов!
      Приняв от всех экипажей рапорта готовности, диспетчер командует:
      - Огонь!
      Из разных мест появляются фанерные мишени с лампочками, имитирующими стрельбу автоматчиков. Операторы поливают мишени огнем из пулеметов. Потом появляются большие мишени танков. Грохают залпы. Главное - надо успеть выполнить норму - произвести два выстрела.
      Отстрелявшись, экипажи покидают свои боевые машины, уступая их следующим, и бегут сдавать пустые пулеметные ленты и гильзы от выстрелов в пункт боепитания.
      Сержант, выдающий патроны и выстрелы, не скрывал своей радости, когда ему обратно приносили неотстреленные боеприпасы. Hеотстреленную ленту он складывает пополам:
      - В позу десантника, становись! - и с маху резанет этой лентой по задней части воина. А если кто возвращался с целым выстрелом (каждый почти метр в длину и довольно увесистый), то немедленно получал этим же выстрелом вдоль e`%!b .
      Как-то раз все стреляют, а одна машина молчит. Лейтенант Жарков по рации раздраженно спрашивает:
      - Второй! В чем дело? Почему не стреляешь?
      - Я второй. У меня сетки нет. (Для ночной стрельбы надо тумблером включить подсветку сетки прицела.)
      Жарков выбегает из командного пункта, чтобы помочь курсанту быстрее разобраться с оборудованием. Он с ходу заскакивает на башню БМД и, откинув люк, сверху несколько раз долбит наводчика сапогом по голове. Тот сразу перебирает все тумблеры.
      - Ну, как? Есть сетка?
      - Все! Все! Есть!
      - Давай стреляй! - Жарков спрыгивает с башни и направляется к Сакенову:
      - Разбирайся с отделением. Нихрена не знают. Даже сетку включить не могут.
      - Есть!
      Тут же строят все отделение. Дело было осенью, ночью подмораживало.
      - К бою! - отделение упало на землю. - По-пластунски, вперед марш! Искать сетку! - курки поползли по грязной земле, по рытвинам, прямо по лужам, разгоняя в них льдинки. Время от времени сержант интересовался:
      - Нашли сетку?
      - Никак нет! Не нашли!
      - Искать дальше! Должна быть. Вон, посмотрите вокруг БМД, - курки поползли к БМД. Обшарили под ней все вокруг гусениц.
      - Ну, как? Нашли?
      - Никак нет, не нашли.
      - Смотреть внимательней! Будете искать, пока не найдете!
      Так провинившееся отделение гоняли больше часа, пока стрельбы ни закончились, и рота отправилась в казарму.
      
      НАРЯДЫ
      Помимо военной подготовки солдат еще обязан выполнять множество различных работ по поддержанию внутреннего порядка в части, или, выражаясь армейским термином заступать в наряд. Уж чего-чего, а нарядов не любили все курсанты без исключения и особенно наряд по роте.
      В наряд по роте заступают трое дневальных и дежурный. Дневальные - из числа курсантов, чья подошла очередь или провинившиеся внеочередники, а дежурный - сержант, обычно из числа молодых. В нашем взводе это был Стрепко вчерашний курок. Иногда дежурил Шлапаков, а Сакенов, как дед, в наряд заступал всего несколько раз - свое он уже отходил.
      Работы в расположении роты хватало всегда, и заступившие в наряд дневальные трудятся целые сутки напролет: моют в казарме пол, прибирают в хозяйственной комнате, до блеска драят умывальники и конечно же - сортир (если до того с ними не разобрались провинившиеся), и еще многое, многое другое. Как наряд принимают, так и вертятся все двадцать четыре часа как белка в колесе. Поспать дневальным удавалось обычно меньше часа. Однажды даже делили сорок минут на троих. Ложишься, крепко поспишь десять-двенадцать минут - и снова за работу. Глаза от недосыпа режет, голова раскалывается.
      Как-то раз дневалил курсант из нашего взвода Шура Бойченко. Ему "было доверено" привести в порядок ротный туалет. Шура спокойно и обстоятельно приступил к выполнению. Дело для него было не хитрое, да и не новое главное не лодырничать. В опытных руках десантника, к тому же вооруженных палкой, на конце которой крепилась тряпка, работа спорилась. Ловко орудуя этой палкой, словно шомполом при чистке орудия, с той лишь разницей, что не в горизонтальном направлении, а в вертикальном, он быстро расправлялся кабинка за кабинкой. Но в одной злополучной кабинке все дело неожиданно застопорилось: сколько он ни пытался пробить забитое "очко" - бесполезно. Пихает палку, пихает - весь вспотел от усердия, а там только хлюпает, брызжется, но упорно не уходит. А уже поджимает время докладывать о выполнении задания. Надо торопиться! Тут Шура окончательно вышел из себя. Слетал вниз в подвал и через минуту вернулся уже с ломом наперевес. Долбанул несколько раз - и удача! С хорошим всасывающим звуком все куда-то втянулось и ушло. Шура быстро смыл остатки водой и уже было завершил работу, как к нам в расположение ворвался возбужденный сержант - дежурный по пятой роте (она располагалась как раз под нами, этажом ниже):
      - Вы что тут, совсем охренели? Пробили дыру в потолке и все говном залили! Идите к нам и все убирайте!
      Однако дежуривший по нашей роте сержант был призывом старше того сержанта, и он коротко, но мудро рассудил:
      - Пошел ты нах..! Говно у вас - вот вам и убирать!
      Дежурный по пятой спорить с ним не стал и поспешил обратно вниз, разряжать эмоции на своих дневальных.
      Даже в этой сложной ситуации Шура не растерялся - взял и заколотил проклятую кабинку гвоздями и таким образом наряд благополучно сдал.
      Кроме наряда по роте девять рот полка и рота разведки поочередно заступали в наряд по полку: кухня, уборка в учебных классах, в штабе полка, спортивном зале и еще караул по охране различных объектов, короче - работа везде в хозяйстве части.