Глава 3. ПЕСНИ МОРЯ

Проснулась за полчаса до времени, когда привыкла вставать. Впервые за много ночей я ощущала, что мне хорошо.

От нечего делать ворочалась, пока в бок не уткнулось что-то твердое. Я не сразу извлекла предмет, запутавшийся внутри кармашка. А когда извлекла, едва не подпрыгнула.

Талисман. Морской конек.

Дядя!

Запустила руку под подушку, с ужасом ожидая, что там пусто. Нет, телефон и флакон на месте. Куда бы их деть? Я ходила по комнате туда и сюда, пытаясь придумать, куда бы их сунуть, пока вдруг не вспомнила. Держать при себе! Только при себе! Что с моей памятью?

Начала вспоминать события ночи. Не сразу, но вспомнила все. Не нравится мне это, не должна я так быстро забывать. А это еще что?

У входной двери, на полочке, стоял бокал. И лежала таблетка. Желтоватая. Я открыла свой медальон, высыпала все, что там есть — шесть таблеток — на ладонь.

Такие же. Странно, мне казалось, что они ослепительно-белые.

Никаких таблеток я не просила. Или просила? Я подошла вперед, рука сама собой потянулась к бокалу. Медальон выпал из руки, таблетки раскатились в разные стороны.

Остановись, Май. Не подчиняйся.

Помогло. Остановилась, ясность мышления вернулась. Пока стояла и смотрела, стало казаться, что накатывает дремота. Я открыла трясущимися руками флакон, что оставил мне дядя, вытряхнула таблетку из него. Такая же, как и те, что ночью принесла Миан. Когда он успел их подменить?

Подействовало минуты через три. Ну уж нет, эти я пить не стану. Собрала с пола оставшиеся таблетки и прогулялась в ванную — избавиться от них. Заодно и умоюсь.

Я ничего не слышала, но к моему возвращению бокала на полочке не было. Судя по тому, как привычно я к нему потянулась, по утрам я делаю именно это. Как это мило, тетушка. Что это? Наркотик?

В дверь поскреблись. Миан. Ее госпоже пора вставать, да спускаться к завтраку.

— Уже иду! — отозвалась я. Тоже как-то чересчур привычно.

Так. В медальон поместилось восемь «новых» таблеток, телефон очень удобно устроился на поясе. Настолько плоский, что почти не ощущается. Под верхним платьем его не заметно. Специально посмотрела на себя в зеркало — действительно, не заметно.

Таблетка действовала, настроение стало совсем радужным. Я едва не сбежала по лестнице — что, конечно, вовсе не подобает девице благородного происхождения.

Неизвестно когда выработавшийся автоматизм вновь помог мне. У поворота направо, в столовую, я отчего-то замедлила шаг, повернулась налево…

Прямо под лестницей — приоткрытая дверь. Туда?

— Заходи, заходи, — приветствовала меня тетушка Ройсан. Под лестницей оказалась крохотная комнатка, где едва удалось поставить два кресла. — Садись.

Я едва не вздрогнула, потому что одновременно с этим услышала еще одно слово. Голос, произнесший его, раздался у меня прямо в голове.

«Запоминай».

Губы тетушки при этом едва заметно шевельнулись.

Я подчиняюсь, вспомнила я. В страхе ожидая, что дремота охватит меня… и все, вместо меня проснется совсем другая Майтенаринн. Какое мерзкое ощущение, эта дремота!

— Да, тетушка, — услышала я свой голос. Совершенно не мой голос, деревянный.

Видимо, все шло, как и было положено, потому что тетушка улыбнулась (точь-в-точь злая ведьма-людоедка из сказок) и продолжила.

— Сегодня к полудню ты направишься на Северный рынок. По пути зайдешь…

Голос ее был неторопливым и ровным, сказанное запоминалось легко и сразу. И время от времени в голове звучал этот, «новый», голос. Я согласно кивала и подтверждала, что все поняла. Минут через десять эта пытка кончилась. Да, вот так все и происходит. Вопрос, как часто?

Не помню, когда именно, но по пути к столу голос велел мне «проснуться». Выглядеть язвительной и оживленной труда не составило. Тем более что именно такой мне голос казаться и велел. На всякий случай я вновь вспомнила то, что случилось ночью… все помню, все! И на этом спасибо.

— Постарайся сегодня на вечере не увлекаться, — напомнила тетушка. — Помни, тебе противопоказано пить.

А также курить, вспомнила я, смотреть видео и «подставлять ушки». Если я спьяну нажуюсь табачных палочек и «расстегнусь» — тетушку, вероятно, хватит удар.

Должно быть, что-то на лице у меня проступило, потому что тетушка неожиданно смягчилась.

— Ну хорошо, хорошо. Но только вино. Не более одного бокала за вечер.

Никогда не пила вина. Честно. Или не помню. При мысли о том, что я могу не помнить очень многого, мне стало не по себе. Только не подавать виду…

— Спасибо, тетушка, — ответила я вполне искренне. По-своему, она, конечно, обо мне заботится. Вот только что это за таблетки?

Надо узнать.

Многие, наверное, подносили к уху витые морские раковины, слушали «шум моря». Сегодня я себя ощущала, наоборот, забравшейся в подобную раковину. Звуки и запахи окружающего мира отдавались эхом. Хорошо, что перед самой дверью, ведущей из дома, я успела проглотить еще одну «новую» таблетку. Потому что дремота вновь начала обволакивать меня.

Какой кошмар, неужели я так и жила?

Видимо, да. Как много красок вокруг, новых ощущений! Эх, тетя, тетя, за что это все? Что ты придумала для меня?

Люди старались попасться мне на глаза. Видимо, было что-то такое в моем облике. Мантии на мне уже нет, только шапочка магистра, выходное платье и все те же сапожки из змеиной кожи.

Сценарий, которому я должна была следовать, был нарушен почти сразу же. Правда, непреднамеренно. Тетушка велела мне зайти в аптеку, купить разных мелочей. Вот-де, аристократы не чужды того же, что и все прочие. Мне было отчего-то очень весело. Я улыбнулась аптекарю так, что тот едва не упал в обморок. С чего бы это?

Мать с дочерью я увидела, выходя из аптеки. Бросила краткий взгляд на почтительно склонившую голову женщину… и ощутила… наверное, запах. Не знаю, как это назвать— ощущение беды.

Я подошла поближе. Девочка смотрела куда-то сквозь меня. Улыбка застыла на ее лице. Что-то с ней очень неправильное. Я прикоснулась пальцем в перчатке к лицу малышки. Мать не осмеливалась поднять взгляд.

Девочка слепа!

По пальцам, ощутимая сквозь тонкую ткань перчатки, пробежала дрожь. Мне стало тошно. Что-то, черное заполняло силуэт трехлетней девочки, что-то колыхалось внутри ее головы… невидимое обычному взгляду, но несомненное. Я отпрянула — мне показалось, что чернота потянулась за моими пальцами, свиваясь в вязкие нити.

Я отступила на шаг, брезгливо стряхнула черноту под ноги. Тут же ощущение прошло. Никакой черноты. Никаких нитей. Все, как и прежде.

Только мать девочки побледнела; она смотрела — не на меня, в лицо дочери. Глаза той повернулись, сощурились… встретились с глазами матери…

Стало неестественно тихо. Я осмотрелась боковым зрением, стараясь не привлекать внимания. Вокруг нас троих собралось не менее десятка человек.

— Она… — всхлипнула женщина и упала бы навзничь, ноги ее подкосились. Но ее подхватили, удержали. Люди смотрели в мою сторону, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Губы у меня дрожали… Нет, это не я, не я! Я… я не умею!

Повернувшись, я сделала — больше, чтобы успокоиться — знак Всевидящего Ока — и направилась туда, где был заготовлен спектакль с исцелением.

Я вся дрожала. Справиться с дрожью удалось не скоро.

Журналистов я заметила почти сразу. Те старались не попадаться на глаза, но им это плохо удавалось. Я не сразу осознала, что ощущаю теперь чужое внимание. И если по пути от аптеки вокруг меня словно бы колыхалось теплое облачко, то при входе на рынок (очень, очень странное место для Утренней Звезды) меня стало «укалывать». Источники «уколов» легко обнаруживались. Интересно, их созвала тетушка, или слухи о случившемся у аптеки уже распространились по городу? Кто-то говорил, помнится, что скорость распространения света существенно меньше скорости распространения слухов.

Ладно, пусть себе смотрят.

Я по-прежнему «сидела в раковине». Каждый звук отдавался эхом.

«Больной» сидел, среди прочих калек, настоящих и мнимых, у входа на мясные ряды. Меня уже начинало поташнивать от густой смеси запахов, человеческих и животных, приятных и омерзительных. Держись, Май…

Вот он. Лжебольной. Такой «перелом», как у тебя, опытный врач устроит и «исцелит» минут за пять. Внесем-ка исправления в план. Спектакля не будет, тетушка! Не позволю выставлять себя на посмешище!

«Калека» что-то пролепетал и упал лицом вниз — почти касаясь уличной грязи, умоляюще простирая руки.

Я присела перед ним, ощущая, как «уколы» становятся все неприятнее. Дядя, дядя, надо было предупредить…

— Ты хотел обмануть меня? — спросила я громко и нахмурилась. — Ямы с собаками еще никто не отменял.

Полная тишина вокруг. Абсолютно полная. Уколы превратились в жжение. От смрада и звона в ушах все вокруг плыло и умножалось перед глазами.

— Вон из города, — велела я тихо, но люди отшатнулись. «Калека» поднялся, насмерть перепуганный. Более он не притворялся. Его охватил такой ужас, что он лишился дара речи — падал, пытаясь подняться, размахивал ненужными костылями. Поскуливая, бросился наутек Люди расступались перед ним, словно то бежал зачумленный.

Еще несколько «калек» тут же «исцелились», вскочили на ноги и опустили взгляд; бледность проступала на их лицах — там, где грязи было не слишком много. Я качнула головой и стражи порядка, неведомо откуда взявшиеся, погнали всю эту отвратительную компанию в шею.

Трое осталось сидеть в грязи. Подлинные больные.

Я присела перед одним. Очень не хотелось прикасаться к нему… но выхода нет. Никто не мечтал бы оказаться на его месте. Немного оставалось от его легких. Я не знала, что именно — ощущала распад, как ощутила не так давно слепоту. Ну, Владычица Жизни, помогай.

Нищий, вероятно, вскрикнул бы. Но и у него, и у меня огненным обручем сдавило горло.

Я не знала, как надо по-настоящему лечить, хотела лишь одного — вытолкнуть, выплеснуть черноту, что доедала жизнь этого человека. Выплеснуть так, чтобы никого не задеть.

Со стороны показалось, что меня толкнули в спину. Я чудом не упала лицом в грязь; но удержалась сама и удержала своего неожиданного «пациента».

Он судорожно вдохнул. Еще раз. Взглянул мне в лицо с восхищением… упал ниц.

Но мне было все равно.

Очень сильно болело горло. Огнем горела ладонь — правая, которую я прижимала к его груди. Боль постепенно проходила.

Прошла целая вечность. И на этот раз тишина взорвалась криками. Если бы эти люди осмелились, они пронесли бы меня на руках. Но — только славили мое имя, избегая смотреть в лицо.

Правда, «уколы» еще ощущались. Вот вам сенсация, думала я. Подавитесь ей! Усталость обволокла меня, и не вполне осознавала, как брела дальше. Самым удивительным было, что обе перчатки остались безукоризненно чистыми.

Однако самое неприятное было еще впереди.

— …пытаясь воскресить миф о том, что Утренняя Звезда в состоянии даровать исцеление кому и когда угодно.

Ой, как много мигалок! Это еще что такое? Голос, несомненно, принадлежал корреспонденту. Я слышала чью-то еще скороговорку — тоже, конечно, из рыцарей камеры и микрофона. Язык был не тегарским.

Толпа расступилась. Причем простых людей здесь почти не было. А были непривычно нарядно одетые коренастые мужчины с короткими усиками, темнолицые, с длинными волосами, заплетенными в косичку. И вскоре я увидела причину всего этого.

Интересно, что занесло сюда Чрезвычайного Посла Федерации Никкамо? Нашего, кстати, недавнего врага, немало уничтожившего тегарцев во времена Гражданской войны. А, понятно. Потешиться над суевериями южных горцев, высмеять их нелепые попытки воскресить миф… и так далее.

Мне стало вначале стыдно, потом — обидно. Несколькими секундами позже я была разозлена до точки кипения… но продолжала улыбаться.

Словно во сне, не сводя взгляда с Ее Превосходительства, я двигалась к ней. Посол вежливо улыбалась. Впрочем, вежливость, как подсказывало чутье, была смешана с презрением и брезгливостью.

Я остановилась в трех шагах — заметив, как напряглись телохранители. Дюжина мускулистых головорезов — их не очень-то изменили изысканные костюмы.

А вы красивы, Ваше Превосходительство. Стройны, высоки, только слегка портят вас широкие скулы и глубоко посаженные глаза. Зато какая золотая диадема на тронутых сединой коротких волосах. Какая кожа… глубокого шоколадного оттенка.

Да, вы красивы. Признаться, я — обычная тегарская девушка, хоть и благородного происхождения.

Посол чуть наклонила голову и приятным голосом что-то сказала. Я уловила только имена.

— Тахе Майтенаринн Левватен эс Тонгвер, Ее Превосходительство тахе-те Кайстан эс ан Никкамо-Таэр рада приветствовать вас при столь необычных обстоятельствах, — учтиво послышалось справа от меня. Я кивнула, сохраняя молчание, вглядываясь в Ее Превосходительство.

Напряжение вокруг нарастало. Наверное, сочли меня онемевшей… или сумасшедшей. У нас в Университете тоже считают таких вот исцелителей людьми не вполне здоровыми. Я тоже так считала. Не очень давно.

Я чуть наклонила голову… и снова увидела. Ай-яй-яй, Ваше Превосходительство… Не бережете себя, подставляя Ваши Изысканные Ушки слишком многим… балуетесь наркотиками, да и с суставами у вас неладно.

— Не бойтесь, — произнесла я спокойно и шагнула вперед, снимая левую перчатку. Охрана сделала шаг в мою сторону, но Ее Превосходительство жестом остановила их. Улыбалась она уже откровенно издевательски. Я различила амулет на ее шее. И эти люди считают нас варварами.

Я не стала прикасаться к ней. Но чего мне это стоило! Черноты и мерзости в Ее Превосходительстве было столько, что предыдущий нищий показался бы идеалом здоровья. Я боялась, что меня стошнит прямо на ее роскошный мундир, но сумела удержаться. Улыбка на моем лице как потом было видно на видеозаписи, под конец стала откровенно злобной. Еще бы. Знали бы все вокруг, как мне было погано…

Я сняла вторую перчатку (многие инстинктивно закрыли лица ладонями), и, вслед за первой, бросила под ноги Ее Превосходительства. Та тяжело дышала, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

Только сейчас я заметила дула пистолетов, направленные в мою сторону. Плевать. Ничего я не боюсь… здесь и сейчас.

— Тысячелетия жизни Вам и Вашему достойному Правителю, — пожелала я, исполняя очередной знак Всевидящего Ока. Лишь я одна заметила, как испугалась госпожа посол, как дрожали ее губы… Никто более этого не заметил. Молодцы журналисты, умеют предотвратить скандал.

Слегка поклонившись, я продолжила путь. Не удостаивая собравшихся ни единым взглядом. Все, мне нужно где-нибудь отдохнуть. На узкой улочке, на почтительном расстоянии от посольских машин, ожидал кого-то изящный и красивый серый «буйвол» о двухстах лошадиных силах внутри. Я непроизвольно шагнула в его сторону.

— Не согласится ли Светлая воспользоваться моим скромным экипажем? — осведомился (не без иронии в голосе) стоящий у машины, одетый в старенький серый костюм человек, наблюдавший за происшествием с Ее Превосходительством. Вид у меня был измученный; удерживать улыбку было почти непереносимой пыткой. Болело все, что может болеть.

— Согласится, — соблаговолила я. Когда дверь за мной захлопнулась, и водитель уселся впереди, я тихо попросила. — Отвезите меня в какой-нибудь парк, подальше отсюда. А потом в Университет. В больничный городок.

Водитель кивнул, но не успел тронуться с места. В окно тихо постучали. Я увидела, что к «буйволу» успела подобраться почти вся свита Ее Превосходительства.

Дверцу машины открыли. Помогли мне выйти.

— Тахе-тари Майтенаринн Левватен эс Тонгвер эс ан Тегарон, Ее Превосходительство тахе-те Кайстан эс ан Никкамо-Таэр просит Вас принять в дар вот это, — прошелестел переводчик. Один из телохранителей, согнав с лица своего спесь, с поклоном вручил мне шкатулку красного дерева. Я едва не выронила ее, такая оказалась тяжелая. Отдельно — золотую коробочку — вероятно, ключ. Поблагодарила, поклонившись куда более глубоко, чем прежде.

Посол поклонилась мне в ответ. Когда я подняла взгляд, вся их процессия удалялась.

В парке было прохладно.

— Здорово сыграно, — признал мой новый знакомый, помогая (под локоть; запасных перчаток у меня не было) выбраться наружу. Шкатулку я оставила на сиденье. Честно говоря, мне было все равно, что там, внутри.

Какая у него светлая кожа! Нездешний? Подвижный, худощавый, но — совершенно седой.

— Сыграно? — под глазами у меня появились темные круги. Я тайком от водителя проглотила еще одну таблетку, и это оказалось очень кстати. Только не увлекаться, Май. У тебя еще выступление в Университете. — Хотите, я вылечу вам зуб? Или… — я опустила взгляд и с удовольствием заметила, как краснота тронула шею человека. Интересно, кто он? На вид — не тегарец. Говорит с легким акцентом.

— Какой именно зуб? — хрипло уточнил он, стараясь выглядеть ироничным.

— Да хоть все три.

Он замолчал. Я прислонилась лбом к стволу старой ели. Как хорошо… и мерзко быть исцелительницей. Как мне это удалось? Почему я не удивляюсь этому?

Я тут же удивилась. И испугалась. И сразу же «выскочила из раковины». Исчезло эхо, исчезла «вата в ушах».

— Не хочу.

Лжет

— Врете, — немедленно отозвалась я. Он опешил. От моей манеры говорить, конечно. А я хочу говорить именно таким языком.

— Вы меня пугаете, Светлая, — признался он. Мы встретились взглядами и улыбнулись. Я вздохнула.

— Я знаю, — подняла голову вверх. Незнакомец отвел взгляд. — Сегодня я сама себя боюсь.

Я долго стояла, запрокинув голову. Наконец, стало вполне приемлемо. Главное, исчез комок из горла.

— Поехали, — предложила я.

— Вам не интересно, кто я? — поинтересовался незнакомец, когда мы, после пятнадцати минут непрерывных поворотов, добрались до здания с вымпелом Красного Месяца. — Или уже знаете?

— Нет, не знаю, — ответила я честно. — Но вы мне очень помогли. Крайне признательна.

Он помог мне выйти и смотрел вслед, пока за спиной моей не затворилась массивная дубовая дверь приемного покоя.

Глава 4. ДИАГНОСТИКА

Меня осматривал лично Саванти Маэр-Тиро эс Гатто, редкий для наших мест уроженец южного континента, Тераны. Одно из прозвищ — Хлыст. Два года назад окончил Университет и остался здесь. Успел дорасти до заместителя главного врача. Всего на четыре года старше меня…

Хлыст являл собой неизменно комическое зрелище. Вечно надменным выражением лица. Привычкой стричься почти наголо. Постоянно изящной походкой и оскорбительно вежливым тоном.

Увидев меня, он широко открыл глаза. Очки-невидимки, главная гордость Хлыста, восприняли это движение своеобразно: «стекла» несколько раз взмахнули вверх-вниз и растворились в воздухе. Я поджала губы, чтобы не рассмеяться.

— Май? Неплохо начинаешь первый день, неплохо… Ну, не обижайся, если что. Эй, верные слуги, на стол ее, в «пасть».

Диагност — вероятно, самая сложная машина на территории графства — действительно походил на пасть. Веселые ребята, эти медики.

Верные слуги — три девицы в белых с зеленой каймой халатах практикантов — выполнили приказание, сохраняя каменную серьезность на лицах. Сам Хлыст улыбается, только когда хочет изречь какую-нибудь редкостную гадость.

— Решила идти в ногу со временем? — осведомился, помогая мне снять верхнее платье. Телефон! Вот же напасть. Флакон и шкатулку я успела оставить в сейфе, в приемном покое, а вот телефон…

— Хотела назначить тебе свидание, — язык мой действовал независимо от разума. — Теперь придется назначить кому-нибудь еще, раз сюрприза не выйдет.

— А я чем плох? — Хлыст убедился, что девицы покинули комнату, собрались у пульта управления диагностом. — Запиши, если не передумаешь — Яттан сто три. Так… дай-ка пока его сюда. Штука нежная, сгореть может.

Мне стало зябко. И почему во всех медицинских учреждениях такой холод?

— Закрой глаза, Королева, — если вспомнил прозвище, значит, шутки в сторону. — Не шевелись. Интересно, интересно… Поехали, — махнул он рукой. — Во втором режиме, два… э-э-э… ладно, три прохода.

Что-то лязгнуло и «пасть» закрылась.

Вспыхнул белый свет — яркий, было неприятно даже сквозь сомкнутые веки. Тут же я ощутила вибрацию. Похожую на ту, что сопровождала сегодняшние исцеления. Я непроизвольно дернулась (Хлыст что-то проворчал) и, видимо, застонала… очень уж было неприятно.

И еще раз. Тон гудения диагноста сменился. И вновь меня режет невидимая звенящая нить. Ой, как противно. В этот раз я сумела не пошевелиться, не издать ни звука. Третий проход. Гул сменился едва слышным писком. Заломило в ушах, иголочки вонзались где-то возле висков. Затылок немилосердно пекло. О, Хлыст, любишь ты наслаждаться таким «удовольствием»…

Пасть распахнулась. Новая волна прохладного воздуха, от которого застучали зубы и мурашки пошли по коже.

— Давайте, расшифровывайте, — махнул Хлыст рукой. — Пусть потрудятся. — Это он уже мне. — Скучно им. Ничего, сегодня вечером у них дежурство — мало не покажется.

Я едва не уронила телефон в попытках пристегнуть его. Потом все же уронила — хорошо, пол мягкий — и чуть не наступила сверху.

— Как тебя ведет… — нахмурился Хлыст. — Слушай, подруга, ты знаешь, что тебе чуть больше дня осталось?

Люблю врачей за непосредственность.

— 3-з-знаю, — кивнула я.

— Лежать бы тебе дома, пить минералку и читать книги. Ане развлекаться. Ну-ка, давай помогу.