Киэнна, Лето 5, 435 Д., 9-й час

Чтобы не путаться в летоисчислениях, буду впредь указывать даты, так сказать, по-людски. А не то надо бы и год писать не от пришествия Дайнера, а от таинственного Рассвета (как положено у многих ольтов). Надо выяснить, в конце концов, что же это за Рассвет такой.

Странное имя — Киэнна — для человеческого поселения. Ольтов здесь кот наплакал. А слово, без сомнения, ольтийское — что-то вроде «горячих камней» означает.

Первые три дела я благополучно провалил. Как бы это точнее сказать… не осознал, что там к чему. Хвала богам, Д. всякий раз брал инициативу в свои руки, когда становилось ясно, что я сделал всё, что мог.

— Ничего страшного в этом нет, — говорил он всякий раз, после того, как задание было выполнено. — Если это не войдёт в привычку.

— А у вас были нерешённые дела? — спросил я, не удержавшись.

— А как же, — ответил он. — Первые двенадцать раз я тоже ничего не мог понять. Но мне тогда было за сорок, а тебе гораздо меньше. Кроме того, раз нам дела передают после того, как все остальные отказались, сильно огорчаться не стоит.

Первое дело было о порче. Выяснилось, что торговец, на которого она обрушилась, использовал листки, выдранные из старой книги, в качестве обёртки для рыбы. Только Д. обратил внимание на книгу… в том смысле, что придирчиво изучил все её страницы. Само собой, отыскал вредоносные заклинания, большей частью неактивные.

— Хорошо ещё, что сам и пострадал, — прокомментировал Д. — Ищи потом покупателей по всему свету.

Я удивился, что властям мы почти ничего не рассказали. За подобную изобретательность полагался как минимум баснословный штраф. А нам положено либо сообщать всё, либо ничего.

— Покрывать преступника — это правильно? — удивился я.

— Это научит его, с чем стоит связываться, а с чем нет, — пояснил Д. — Если за ним хоть что-нибудь заметят в следующий раз, ответит сразу за всё. Возможно, это кажется не очень правильным, но зачем сразу же ломать человеку жизнь?

— Интересно получается, — отвечаю. — И сколько таких уже? Несколько тысяч?

— Не меньше десятка тысяч, — ответил Д. — А что?

— Что станем делать, когда их станет несколько миллионов?

— Многим из таких предупреждений больше не требуется, — Д. посмотрел на меня снисходительно. — Нашей службы опасаются больше всего, наши вердикты — окончательные. Понимаешь? Незачем сразу одевать камень на шею всем, кто споткнулся, по глупости или даже по умыслу. А что до миллиона… ты думаешь, мы сидим и за всеми смотрим? Делать больше нечего! Помнишь «просеивание»?

Ещё бы я не помнил! Самая нудная работа — сбор информации о человеке или месте. И кропотливая, и однообразная. Высокопоставленные инспектора этим не занимаются.

— Ну так вот, — продолжает Д. — Так и делается. Берём, образно выражаясь, наугад несколько имён и проверяем. Причём так, чтобы слухи об этом обязательно распространились. И непременно — чтобы все знали о вердикте. Чист — похвалим и громко скажем, что довольны. Во что-то впутался — даём вторую и последнюю возможность оправдаться. Ну а дальше… — он провёл ребром ладони по горлу.

— И что, власти не возражают против такого?

— Многие возражают. Однако услуги специалистов нашего уровня недёшевы, и лучше потерять часть полномочий, чем бороться с бедами самостоятельно.

— Удивляюсь, как Бюро до сих пор не стало попросту всеми управлять.

— За попытку использовать свои возможности и связи в частных интересах…

— Знаю, знаю. Пункт второй. Но кто следит за всем этим?

— Никто, — пожал плечами Д. — Или все. Подобные мысли сразу же выходят на поверхность, поверь мне.

— И всё-таки не могу поверить, — признался я совершенно искренне, — что столько лет никто не попытался воспользоваться такими полномочиями.

— Наблюдатели как всемирная организация существуют более двадцати веков, — ответил Д. — Ничто не мешало им подчинить всё и всех. Но — не стали. Наша служба во многом скопирована с них. Они, конечно же, работают не бескорыстно, но власти над миром им, я думаю, не нужно. Давно уже могли бы, с их талантами.

— Чего же тогда хотят Наблюдатели?

— Да, — Д. вновь вздохнул. — Быстро ты всё-таки растёшь. Не знаю, Клеммен. А хотел бы знать.

Он некоторое время смотрел в стену, после чего потянулся и взглянул на часы.

— Ну ладно. Продолжим в другой раз. В десять часов ты встречаешься с потерпевшими… увидимся у меня, после обеда.

— Скажите, Д, — спросил я… долго набирался смелости задать этот вопрос. — Вам что, действительно не полагается знать собственное имя?

Он долго смотрел на меня, на лице его возникло озадаченное выражение.

— Это одна из моих давних неприятностей, — он отвёл взгляд. — Я предпочёл бы о ней не вспоминать.

Мне стало так неловко, что, кажется, я даже покраснел. Д. ответил без обычного поучающего тона… так на него непохоже!

…Несмотря на то, что Киэнна — крохотный городок, затерявшийся в юго-восточных лесах, в нём есть гостиница. Трёхэтажная и с двенадцатью номерами. В двух из них мы и остановились.

— Слушаю, ненгор, — в сотый раз повторил усталый лекарь.

Клеммен следовал совету Д. настолько тщательно, насколько возможно. Случаи был действительно странный. Жертва — всеми уважаемый красильщик — жаловалась на сильный медный привкус во рту и на кошмарные сны. Четвёртую ночь не мог выспаться, как следует. Лекаря подмывало посоветовать новоявленному ненгору выяснить, не гонит ли «жертва», тайком, какой-нибудь немыслимый самогон. Пристрастие к наркотикам — вещь, опасная самим фактом своего существования. Узнав о волшебном способе становиться счастливым и довольным, многие экспериментировали со всякого рода субстанциями… в особенности те, кто по профессии имел необходимые познания в химии. Красильщики, например.

Клеммен, в свою очередь, уже поговорил с семьёй пострадавшего, сжимая в руке «глаз правды». Ложь таким образом чувствуется сразу, незаметно для собеседника. Маг заметит действие «глаза» без особого труда и «прикроется» от его слабенькой магии, но сам факт прикрытия не пройдёт незамеченным. А чтобы скрыть и его, необходимо быть не просто магом. Надо быть магом великим, не менее чем доктором в двух разных арканах. На кой великому магу связываться?

— Что вы ему прописали? — осведомился безусый ненгор, ознакомившись с пухлой тетрадью, в которой лекарю полагалось регистрировать всех своих пациентов. Так… а ведь здесь не все зарегистрированы… ну что ж, есть способ надавить на этого деятеля. Не всем по душе соблюдать неприятную обязанность всё и всегда регистрировать… и всегда у Наблюдателей или их коллег имеются способы давления. Клеммену это было не по душе, но, как доходчиво объяснил Д., преступники отличаются от работников спецслужб тем, что только первых власти объявляют вне закона.

Лекарь ответил.

— От отравления органикой, — произнёс ненгор, размышляя вслух, чем немало поразил видавшего виды лекаря. Интересно… этот молодой выскочка не такой уж и неуч.

— Благодарю вас, — Клеммен встал. — Прошу сообщать о любом изменении в состоянии пациента. Вот вам за хлопоты.

На стол лекаря лёг небольшой мешочек с чем-то соблазнительно звякающим внутри. Бюро не гнушалось стимулировать лояльность подобным образом, поскольку преступники отличаются… и так далее.

— Нашёл что-нибудь? — спросил Д. вечером.

Клеммен, у которого не было ни рук, ни ног, ни языка после чрезвычайно деятельного дня, отрицательно покачал головой. Всё впустую. Подобные случаи нигде не описаны. Остаётся несчастливая случайность… ведь подобное отравление должно было давно пройти.

Отравление, подумал Клеммен. Что-то в голове вертится… что-то беспокойное. Он сделал пометку в блокноте, не обращая внимания на Д.

— Есть кое-какие идеи, — добавил он вслух. — Посмотрим.

— Будет нужна помощь — скажешь, — кивнул его начальник.

На том и расстались.

Киэнна, Лето 6, 435 Д., 11-й час

Клеммен разговаривал с Партанном, владельцем ресторана (был в этом городишке и ресторан), в котором несчастный красильщик накануне отмечал выполнение крупного заказа. После явно враждебной реакции лекаря, невозможно было не обратить внимания на то, что Партанн чего-то отчаянно боится. Задавать прямые вопросы было бесполезно: время шло и состояние пострадавшего постепенно ухудшалось.

«Глаз правды» свидетельствовал только об одном: владелец говорит далеко не всю правду.

— Что он ел?

— Наши лучшие блюда, — было ответом. — Из морской рыбы. Вот, не угодно ли взглянуть…

Рыбу привозили из рыбацкого посёлка километрах в двадцати отсюда. Так-так, подумал Клеммен. Становится теплее. Рыбу и всё прочее, естественно, проверили в первую очередь — и ничего подозрительного не нашли.

— Постойте, — вспомнил он, — ведь пострадавший утверждает, что рыба была свежей. Точнее, живой. Что он сам выбрал ту, которая ему приглянулась… верно?

— Совершенно верно, — ответствовал Партанн. Тут-то ненгор и заметил слабую искорку, мелькнувшую в глазах собеседника. Ага, подумал он, он что-то скрывает. Не иначе, рыба была несвежая. Вот только как теперь это доказать… или хотя бы проверить?

— Как же вам удалось привезти её живой?

— Некоторые секреты я не раскрою никому, — ответил владелец важно. И вновь мелькнула в глазах его предательская искорка.

— Благодарю вас, — Клеммен убрал блокнот и откланялся. Отравление… отравление… симптомы походят на отравление трупным ядом. Но ведь рыба-то была не солёная, а жареная! Да и не он один отравился бы…

В гостинице он встретил недовольного Д.

— Ещё трое, — сообщил он. — Те же симптомы. Двое здесь, один в соседнем городе. Что выяснил?

Клеммен рассказал своему начальнику о рыбе.

— А это идея, — произнёс тот задумчиво. — Ну-ка, ну-ка…

Спустя полчаса Д. Появился, жизнерадостнее прежнего.

— Точно, они тоже ели рыбу. Накануне. Правда, рыба поймана в разных местах. Пойду, сообщу кому следует, пусть разбираются дальше.

Клеммен остался наедине с «походной» библиотекой Д. От нечего делать юноша сел читать про отравления… но ничего подходящего не обнаружил. Лекарь добросовестно лечил именно от тех видов яда, симптомы поражения которыми налицо, но… пролистав несколько страниц, Клеммен неожиданно ощутил, что догадка никак не может пробиться на поверхность. Что-то очень простое, но вот что?

Он пошёл в дом красильщика.

Тот был совсем плох. Почернел, едва узнавал окружающих. Тяжёлый запах висел вокруг него — или же нечто, что создавало иллюзию запаха: ни сам красильщик, за которым тщательно ухаживало перепуганное насмерть семейство, ни комната не могли быть источником такого смрада. И всё же…

Клеммен осторожно поднёс руку ко лбу больного. Странное ощущение… словно он и не живой вовсе. Словно не ко лбу прикасаешься, а к куску дерева. Что происходит?

— У вас в городе есть целители?

— Л-лекарь ушёл десять минут назад, — ответила, едва шевеля непослушными губами, супруга пострадавшего.

— Нет, — звучало это очень резко, но церемониться некогда. — Не лекарь. Храмовый целитель. Есть такие поблизости?

— Есть, — призналась она. — Только он к нам не пойдёт, господин. Мы не в состоянии заплатить столько. Уж и так…

— Где он живёт?

— Она, — поправила супруга и назвала адрес. Клеммен стрелой вылетел из дома, где явственно пахло смертью, и помчался к целительнице.

Та встретила его настороженно. Но то ли аванс, который Клеммен первым делом положил на её стол, то ли состояние посетитея побудили Хентис — так её звали — немедленно отправиться к больному. Точно, нашего брата нигде не любят, подумал Клеммен, шествуя рядом с ней. Мчаться бегом казалось столь же неуместным, как торопливо проглатывать изысканные кушанья. Но добрались они неожиданно быстро… чудеса! Возле самого дома Хентис схватилась за голову.

— О Небеса! Что тут происходит?

Она мельком взглянула на красильщика и велела домочадцам:

— Всем немедленно выйти. Заберите с собой домашних животных, всё ценное, ждите нас снаружи.

Те, помедлив, кинулись исполнять приказание.

— Держи, — целительница вручила Клеммену несколько священных символов. — Повесь на каждую стену. В лечебнице работал? Крови, грязи боишься?

— Не знаю, — пожал юноша плечами.

— Придётся терпеть. Давай, не медли!

Сама она торопливо начертила под постелью и на соседних с кроватью стенах какие-то формулы. Красильщик пошевелился и застонал.

— Очень быстро, — шепнула Хентис сквозь зубы, жестом указывая Клеммену встать за её спиной.

— Может быть, мне… — начал было тот, но целительница молча схватила его за руку, оттащила от кровати.

— Это может стоить ему жизни, — пояснила она на словах. — Вопросы потом.

Что произошло, когда целительница сосредоточилась и произнесла долгую и красиво звучащую фразу, Клеммен помнил ещё очень долго. Лицо больного чудовищно перекосилось, стало совсем чёрным; он неожиданно уселся в кровати. Изо рта, носа, ушей — отовсюду хлынула чёрная отвратительная жидкость. При этом красильщик умудрялся выть на несколько голосов, да так громко, что впору было затыкать уши. Целительница продолжала читать формулу и Клеммен, едва не задыхавшийся от зловония, подумал, что до конца лечения не доживёт.

— Помоги, — Хентис стащила упавшего на спину красильщика на пол, — нужно вынести его отсюда, немедленно. Но сначала…

Она извлекла из складок своей одежды крохотную бутылочку и вылила её содержимое на пострадавшего. Тот судорожно дёрнулся, от немногой оставшейся на нём одежды повалил чёрный дым. Клеммен увидел, что пропитанные чёрной массой простыни шевелятся, издают омерзительные чавкающие звуки.

— Быстро отсюда! — скомандовала целительница. Вдвоём они вынесли лёгкого, как пушинка, красильщика во двор. Хентис бегом вернулась в дом. Ненадолго.

Вскоре послышался треск пламени.

— Зачем это? — изумился Клеммен. Родственники красильщика собрались вокруг едва живого хозяина дома.

— Огонь, — пояснила целительница устало. — Необходимо сжечь заразу, пока она весь город не погубила. — Вы, — она указала на супругу пострадавшего, — оставайтесь пока здесь. Я сейчас вернусь.

Она отвела Клеммена в сторонку и попросила листок бумаги.

— Передай это своему начальнику, сынок, — вручила она короткую записку. — Я придумаю что-нибудь для этих людей. Скажи, надо поднимать тревогу. Такого не было уже лет двадцать.

Клеммен кивнул, и принялся пробираться сквозь собравшуюся вокруг горящего дома толпу зевак. Стоило это немалых усилий.

— Нежить! — удивился Д. — Поразительно! Где он мог заразиться? Все ближайшие логовища давно уничтожены. По ночам он из дому не выходил. Уму непостижимо.

И потянулся к амулету — «привратнику», при помощи которого мог молниеносно перемещаться в некоторые места на континенте.

— Постойте, — Клеммен потянул его за рукав. — Когда вернётесь?

— Через час, не раньше, — Д. протянул ученику ключ. — Запрёшь дверь. Я вернусь прямо в комнату…

И исчез.

Клеммен лихорадочно думал. Догадка почти совсем оформилась… не хватает некоторых деталей. Рыба… как рыба может быть связана с этим? И тут его осенило.

Через десять минут он вновь был в ресторане. Там уже знали о жутком излечении. Владелец заведения не горел желанием продолжать разговор, но выбора у него не было.

Ещё через десять минут Клеммен материализовался в комнате у Кинисс (таково оказалось полное имя рептилии, принимавшей памятные экзамены). Там, кроме Д., было полным-полно народа.

— Сайан (Достопочтенная), — обратился юноша к рептилии. Прерывать её было, мягко говоря, невежливо, но если догадка верна…

— Слушаю, — немедленно отозвалась та, выжидательно глядя на возбуждённого юношу. Все остальные замолчали, с удивлением глядя на свалившегося из ниоткуда ненгора.

— Вы умеете… — он замялся. — Как бы это сказать… оживлять мёртвых?

Кто-то присвистнул.

— Если требуют обстоятельства, — ответила Кинисс, не задумываясь. — С кем-то случилось несчастье?

— Нет, — и Клеммен поставил перед ней банку с водой, в которой брюхом кверху плавала купленная им у Партанна рыба. — Можете вы оживить вот её?

Кинисс прищурила глаза, а Д. сделал шаг вперёд.

— Нашёл время для глупых шуток, — начал он сердито. Клеммен сложил ладони перед грудью и чуть поклонился. — Прошу вас, сайан .

Рептилия молча поставила банку перед собой и положила ладони на её бока. Прикрыла глаза… и рыба, весело всплеснув, принялась энергично кружить по банке.

— Ну и что? — Д. по-прежнему был рассержен.

— Великие боги, — проговорила Кинисс ошеломлённо, отнимая руки так, словно сосуд был обжигающе горяч. — Взгляните.

Она поднесла небольшой серебристый шарик к банке. Шарик почернел.

— Нежить, — пояснила она на словах. — Он прав.

Коротко кивнув Клеммену на прощание, первой выбежала из кабинета.

Остальные последовали за ней.

Д. задержался, подмигнул своему коллеге.

— Я был не прав, — произнёс он, прикасаясь к «привратнику». — Поздравляю!

Юноша остался один. В банке вновь плавала дохлая рыба… выглядевшая так, словно неделю лежала под палящим солнцем. Задержав дыхание, Клеммен нашарил собственный «привратник» (он же «ключ») и был таков.

Надо было попросить к банке и крышку.