Ведущие расследования лица высказывают версию причастности к акту вандализма обиженных коммерческим директором издательства авторов, а так же - супружеской ревности. Лишь находившееся в квартире лицо могло отгрызть гениталии Петра Куркина и уничтожить их, спустив, допустим, в туалет.
      Сам пострадавший решительно отрицает обе версии происшедшего: "- У меня крепкие семейные отношения и никаких отношений с авторами. Книг я вообще не читаю. Я их издаю. Издаю с коммерческим интересом. Десятки миллионов читателей имеют возможность ознакомиться с нашей поистине массовой продукцией. Случившееся со мной лишний раз подтверждает, что литература для широких масс стоит на правильном пути."
      В данном случае, скорее всего, можно говорить ещё об одном смоделированном по примеру литературного чтива преступлению. Достаточно ознакомиться с наиболее тиражируемой издательством детективной серией, что бы найти детали, вдохновившие преступника..."
      - Не понял... - полковник захлопнул папку. - Кто этого Курицина оприходовал?
      - Полагаю, Никита Сергеевич, чистая ДЕЗА. Кому - то шумок вокруг мистических происшествий, ой, как нужен. И нас подставить страшно хочется. Ведь подневольные мы люди, что нам не подкинут - все расхлебываем. Опять же таки - литератором пиар накручивается. - Василий хохотнул: - Однако, не малой ценой.
      - Вот именно! Понаписали пакостей, пусть за свою задницу поволнуютя. А ты копай.
      Плакатный фейс Пахайло принял задумчивое выражение:
      - Копаю, Никита Сергеевич, в разных направлениях. Никак нить не ухвачу: кто же нас так ловко в интригу затягивает?
      - Разные могут быть варианты, - Очин загрустил:
      Я хозяину города аккуратно докладываю про события с нашими жертвами гостями столицы, а он стихи читает! Глаза при этом у подлеца чистые-чистые! Похоже, знает он куда больше, чем нам хотелось бы думать.
      - Интересненько... - прищурился Пахайло. - Вы мне диктофончик с поэзией ещё раз прослушать дайте.
      21
      - Ну, понял, чем пахнет? - торжествовал Жетон, наблюдая за выражение лица ознакомившегося с сообщением о страданиях книгоиздателя Теофила. Брезгливое было выражение и отсутствующее. После болезни явился Теофил в полной задумчивости и в комиссарской повязке на раненой голове. Предчувствуя интереснейшие откровения ясновидящего, Жетон не унимался:
      - Искусство и жизнь взаимодополняются! Не известно, кто кого больше вдохновил. Только не сомневаюсь, что теперь господин Куркин будет испытывать особое пристрастие к историям, повествующим про откусанные гениталии и всяческие анально-фекалийные извращения. Вот где смычка авангарда с попсой! На унитазе они сошлись в обнимочку. Директору издательства такую подлянку устроить! Нет, ты вдумайся в сам процесс... Волнует! Жизнь дарит творцам такие волшебные сюжеты! Может, стоит анонимно поведать людям про изыски Арт Деко - для повышения потенциала ведущих детективистов?
      - Молчи лучше! - опасливо огляделся Теофил. - Больно митинговать любишь!
      - Да чего мне-то молчать? У меня все на месте. Не думаю, вообще, что бы женщина смогла... Хотя... - Жетон мучительно поморщился, смоделировав в воображении картину преступления. - Кто их знает, этих бизнесс - леди!
      - Я знаю. Они не могут... - Трошин машинально раскладывал в стопки новые поступления печатной продукции.
      Жетон не удержался, тряхнул его за ворот куртки:
      - Очнись, эзотерик, это ж из твоей серии! Все сходится - маньяк выдает свое истинное пристрастие - стремление к Уничелу. Мужика ведь уже прихватили за...Только не успели до конца обработать по схеме! А успели бы - то доставай из задницы издателя покетбук этой самой Волчиной, Марьиной или Зуляковой. Тут же аномальщиной вовсю благоухает!
      - Жень, у нас с тобой крыша поехала. Нет никакой серии, нет никаких Уничелов. И вообще, у меня сотрясение, я об печку в темноте ударился и ничего не помню. Цветущая амнезия, - Филя устало прикрыл глаза, демонстрируя отсутствие интереса к теме и крайнее утомление. Жетон понял, что откровений не будет.
      В тот вечер продавец киоска печати напоминал сонного филина - сидел нахохлившись и ни с кем не общался. Перевязанная голова давала ответы на вопросы, тревожившие покупателей. Бурно провел паренек время. Бывает.
      В ушибленной голове паренька творилось тем временем невообразимое. Он пытался сложить части шарады, а они разваливались на ещё более мелкие кусочки. И выводы колебались от плюса к минусу: забыть все сейчас же, выкинуть из головы к чертовой матери. Или: немедля бежать в какие-то инстанции, звонить, бить тревогу, требовать... К темному, слякотно-неоновому вечеру стало ясно - оставить это дело без прояснения нет никаких сил. Слишком уж распоясались глумливые сатанюки. И ведь что гнетет больше всего - Севан! Неужели единственный человек, которому он доверил свою тайну, оказался лживым подонком? Коляныч воробей стреляный, он ситуацию в "сферах" хорошо сечет и не зря мобильник подаренный "куратором" на проверку взял. Эх, веры в человека жалко! И за свою болтливость стыдно. Не известно, как этот смурной аномальщик с кликухой Севан использует информацию об Источнике жизни и згинувшей в нем Золотой девушке. Не простую, если вдуматься, информацию. И какого черта разоткровенничался, слюнтяй?
      "Бог мой, а если все это - озеро в лунном серебре, засасывающий русалку черный водоворот - тоже кто-то придумал, подстроил, внушил? Как внушил кошмары Арт Деко. Если я элементарный псих с манией мифотворчества? Шизой ведь пахнет! "- Филя сжал трещавшую голову. В ней, как в клетке, бились слова:
      Узколицые, страшные осы поют.
      Гуще злеет звенящая зелень.
      Дьявол ласковой кошкой мурлыкает тут!
      Я ему потакать не намерен...
      Через пять минут он подманил через стекло Жетона и мученически простонал в склонившееся к окошку озабоченное лицо:
      - Анальгинчику, трубу... Облужи, казак, инвалида, страдающего за правду.
      Получив желаемое, он вначале разжевал таблетку, запил прямо из чайника и выждав минуту набрал номер Севана.
      - Семен Осипович, второй день вас разыскиваю. Дело есть. Встретиться бы...
      - Ты не из моего телефона звонишь? А где подарок?
      - Уронил я ваш мобильник. Чинить отдал.
      - А... Слушай, если дело не шибко срочное, то встретимся завтра. Я в командировке был и тут кое что в Отделе завершить надо. До утра, наверно, засидеться придется.
      - Подожду. До завтра терпит.
      - О кей, тогда в пирожковой, как в прошлый раз. Отлеживайся пока, береги голову, она нам ещё понадобится.
      - "Нужна дыра и голова, - сказал палач, скрывая плач" - пробормотал Трошин цитату из Женькиных сочинений, отключив связь. Разговор не состоялся. А как хотелось, изображая прозрение, "проговориться" предателю, что ясна ему истинная подоплека дружбы и всей закрутившейся хренотени. Что скажет на это? Ведь он сразу догадался, что звонок с чужого телефона? Значит, прав Колька: начинил Вартанов аппаратик фискальными приборами... И теперь в какую-то свою игру играет - "до утра на работе!"
      - Жетон, сворачивай базар! - выбежал Теофил под липкую метель. Подгоняй свою тачку.
      Минут через десять они ехали в дряхлом, почти антикварном БМВ
      Ухова по направлению к Институту, в котором трудился Вартанов. НИИ Земли никакой не секретный, каждый лох его знает. Но вот имеется ли там названный Севаном отдел и руководит ли им некий господин Вартанов? Сомнительно, ох, как сомнительно. Филя молчал, жалея уже, что затеял поездку.
      Не дождавшись откровений от раненого, Жетон включил радио.
      "...учеными зафиксирован ещё один случай преждевременного старения. Десятилетний Кизыл Аманов выглядит как дряхлый старик. Превращение произошло с ним за одну ночь - мальчик увидел в зеркале изборожденное глубокими морщинами лицо. Сейчас он находится под наблюдением медиков, высказавших версию мгновенного старения на почве генетических нарушений. Это новое доказательство несовпадения фактического возраста человека с паспортными данными..."
      - Шагреневая кожа какая-то... - мрачно заметил Филя. - Только почему возмездие настигло подростка из глухого казахского села. Он что, хуже всех?
      - Логику ищешь, материалист? Справедливостью интересуешься? Взгляни на вещи трезво: не нам вникать во вселенские тайны - кишка тонка. Это во-первых. Второе: сейчас почти десять. Полагаешь, твой куратор на рабочем месте засиделся? - без энтузиазма язвил Жетон, крайне поездкой недовольный. Не рассказал ему Филя откуда получил черепную травму и встретился ли с хозяином "Орхидеи". Замкнулся, секретничает, а это уже противно. Книги ему доставал, напрягался. А он рожу воротит - важный такой! Ни слова даже о том, как друг его писательскую карьеру устроил - передал стихи длинноногой девахе, весьма с виду представительной. И сказал нечто умное про советскую мифологию, Трошиным поэтически отраженную.
      - Спасибо, что позаботился подсунуть Кольке мою нетленку. Но ведь не в этом сейчас дело, старик! - угадал мысли Жетона ясновидец.
      - Так в чем, едреня-феня!? Что ты ещё задумал, травмированный? Излагай начистоту. Я ж тебе не таксист. Полноценный сообщник должен знать истинное положение вещей, что бы перед законом потом отчитываться, давать то есть верные показания. Ты меня зря отстранил. Я твои стихи дружку твоему школьному с положительными мыслями подсунул. Пусть твой кореш, если такой крутой, за казенные бабки издает, что ему на культурную благотворительность выделяют. Сеет разумное, доброе. Мне они вообще... понравились, дипломатично подъехал Жетон, весьма насчет интриги с Арт Деко любопытствующий.
      - Понравились? - встрепенулся наконец Филя.
      - Не так, что бы уж совсем. Если честно - говно. Но ядро уловил. Думаю, надо нашим ребятам концептуалистам почитать. Вот детектив твой доведем до балды и за творчество. Если гениталии не откусят. Я без них, клянусь, писать перестану. Не тот, знаешь ли, тембр голоса. Не та, старик, без удил музыка.
      Евгений резко загрустил, вспомнив о чем-то своем, интимном. Трошин уткнулся в воротник куртки, лишь сверкали в очках отражения вечерних огней и топорщились хохлом поэтические кудри. Ежик. Нет, скорее все же - филин.
      - Извини, Жень, что молчу. Запутано все так - сам не разберусь, кто меня морочит и зачем. Если сейчас куратора на месте застанем, я ему морду набью. Может, легче станет.
      - Вот этого не советую. Тебе в данном состоянии напрягаться нельзя, а он качок что надо. Лучше я вмажу, если необходимо. Фейс отделаю, в "травме" врачи не нарадуются, - Жетон показал кулачище и кивнул, притормаживая: Вон на заборе таблицу видишь? Институт Земли. Приехали.
      - А там ограда и КПП... Не пустят нас, - Филя враждебно покосился на неожиданное препятствие. За оградой и заснеженными деревьями виднелся большой бетонный корпус, некоторые окна которого ещё светились сквозь облепленные снегом ветки.
      - Ладно, попробую прорваться, - он взялся за ручку дверцы. Причаливай.
      - От винта! - Жетон виртуозно втиснул БМВ задом между стоящими машинами и уставился в боковое зеркальце. - Гляди внимательно! Во пруха! Он самый вроде шагает. В синей куртке, да?
      - Похоже... - вывернув шею, Филя проводил взглядом высокого брюнета, легко пробежавшего от КПП к парковке. - А сказал, что до утра работать будет...
      - Знаем мы эти ночные дежурства. В Жигуль дряхленький сел. Будем преследовать или здесь разберемся? - поинтересовался Жетон.
      - Лучше проследить, - вздохнул Филя, ещё не сообразивший, зачем затевает слежку. Ну, допустим, узнает адресок Вартанова... Так в гости навязываться не имеет смысла. Сказал же Севан - дел у него по горло. А вот каких таких, любопытно? Если даже срочной информацией экстрасенса пренебрег.
      - Надо контакты засечь. Он на стрелку, полагаю, выехал. Хотелось бы знать с кем, - тоном бывалого опера прогундосил Филя.
      - Хотелось бы еще, что бы не в московской области состоялось сие событие. И предупреждаю - пушку я на камине оставил. Так что, если там разборки случаться, будем в кустах отсиживаться.
      - В окопе, - подсказал Трошин, поправляя свою боевую повязку.
      22
      Крутили по темным улочкам пролетарского пригорода так долго, словно Севан отделывался от хвоста и нарочно заметал следы. Потеряли "жигуленка" в районе Речного порта: мелькнул габаритами - и нет, как сквозь землю провалился! Местечко глухое - фабричные заборы, свалки, курганы шлака развороченные, яма заброшенного фундамента с лесом торчащих балок и над всем - черный носатый силуэт подъемного крана в красных лампочках на макушке. А темнотища, а ветер, а кладбищенский снег! И ни души.
      - Ну что - по домам? Впечатляющая была прогулка. Посильнее туристического маршрута "Елисейские поля - Трафальгарская площадь", - Жетон показательно зевнул.
      - Погоди, дай чуток оглядеться, - Филя вышел, вдыхая экологически вредный, гарью и ядовитыми промышленными выбросами насыщенный воздух, и вдруг увидел след - будто махал некий старательный дворник по снегу метлой прямо перед прибытием Фили. А по выметенной дорожке аккуратно шли отпечатки рифленой подошвы мужского ботинка, указывающие на то, что совсем недавно кто-то проделал этот путь через траншею к полуразрушенной бетонной будке! Сердце заколотилось, отдавая пульсирующей болью в затылке. Во рту пересохло. Филя обернулся к сидящему в автомобиле Женьке и сделал отмашку жди!
      Как завороженный шел он по следу прямо в дверной проем. Среди обломков строительных плит, в сырой темноте, сразу увидел слабо светящееся очко открытого люка. Заглянул - металлические ступени-скобы ведут вниз - в черноту отвесной шахты. Прислушался - снизу доносился легкий металлический гул - тот, кто пришел раньше, спустился с лестницы. Вдохновленный азартом погони, Филя нырнул в дыру и начал осторожно сползать вниз, жалея, что забыл в машине перчатки - ледяные скобы жгли ладони. Снизу дохнуло подземельной сыростью, стало светлеть и показалась узкая платформа тоннеля, какие мелькают за стеклом мчащегося вагона метро. Увидел Филя забранные в сетку фонари, тусклый отблеск на рельсах, ожидающий отбытия состав цвета армейского кителя. Странный поезд состоял из двух миниатюрных, как кабинки канатной дороги, вагонов. Только с наглухо закрытыми окнами. Угрожающе загудел пущенный по кабелю ток, стал различим свет в щелях вагона и темная тень метнулась внутри, подобно пойманной птице. Когда состав дрогнул, готовясь к старту, Филя покинул наблюдательную площадку в шахте, перемахнул платформу и вспрыгнул на ступеньку последнего вагона! Таким ловким и отважным он бывал только во сне.
      Чернота понеслась навстречу, прорезаемая частыми фонарями - состав мчал в узкий ход тоннеля, похожий на лилипутское метро. Поезд затормозил против ярко освещенного проема в бетонной стене. С его площадки, как с гондолы на ступени дворцовой лестницы, шагнул прибывший пассажир прямо в распахнутую дверь. За дверью уходил в глубину недр коридор с темными деревянными панелями и ковровой дорожкой на паркетном полу. По сторонам привычно-министерского коридора строго светились бра в матовых плафонах. Филя видел спину человека, удалявшуюся в полумрак дальнего перекрестка в сопровождении собственной суетливой тени. Когда спина скрылась за поворотом, Филя спрыгнул с подножки и двинулся вперед по ковровой мягкости, не слыша ничего кроме ударов собственного сердца. Испугаться он пока ещё не успел, загипнотизированный ох, и назойливым же вопросом: Что это? Что это? Да что же это, в конце концов?
      Вскоре он оказался у входа в комнату, задернутого тяжелой портьерой. Но являться внутрь не стал. Затаился в бордовом, пропитанном пылью бархате, прильнул к прорехе любопытным глазом и застыл, парализованный увиденным.
      Он словно попал в кадры кинохроники тридцатых годов, смутные, но цветные. Изображался кабинет Сталина в Кремле, только уменьшенный в размере и совсем без окон. Стены скрывали стеллажи с рядами книг, имелся ковер с развешанным именным оружием времен Чапаевско-Колчаковских битв, на письменном столе горела лампа на мраморной ноге под зеленым колпаком. Возле неё сидел сам вождь народов в защитном френче, за ним выстроились, как для группового фото несколько военных и гражданских лиц, а в кресле перед столом сидел брюнет с чеканным профилем. Зеленый ли свет лампы был тому виной, или естественное в такой ситуации помутнение восприятия, но Филе показалось, что профиль Севана необычайно бледен, а лица присутствующих похожи на маски в музее восковых фигур или восставших из могил мертвецов.
      - Кхе... Мы решили пригласить вас, товарищ Вартанов для установления делового контакта, - проговорил Иосиф Виссарионович со своей известной всему миру ласкающе-изуверской интонацией. - Вижу, что надо кое-что прояснить. Или может быть вы, как начальник специального отдела странных явлений, сами объясните нам - мне и моим коллегам, что происходит? - Хитро улыбнулся рябой усач, щуря зоркие глаза.
      - Я полагаю, что нахожусь в подземном бункере, выстроенном для руководителя СССР перед войной. Проделанный мною долгий путь в подземелье имел целью запутать следы - мы находимся, думаю, в районе Манежной площади?
      - Но очень глубоко, - сказал худой офицер в мундире НКВД и маршальскими звездами на погонах. - Зовите меня Гелиус.
      - Мы пользуемся здесь, в подполье партийные кличками или дружескими прозвищами, - объяснил вождь. - Товарищ маршал доложит основные пункты. Садись, Гелиус, зачем стоять, не на съезде. У нас дружеская встреча. - Он кивнул на свободное кресло в торце стола. Стриженный под бокс НКВдешник выполнил рекомендацию и обратил к Севану, казалось, грубо загримированное лицо. Его голос был похож на запись старого магнитофона, а глаза отражали свет лампы, как стеклянные. Устремлены они были прямо на сидевшего в центре комнаты человека.
      - С тридцатых годов двадцатого века секретные службы Третьего рейха проводили работы в разных направлениях по выведению породы сверхчеловека высшей расы, которой предназначалось заселить землю, - размеренно проскрипел Гелиус. - Мы - род Алярмуса - единственное звено, выжившее в эксперименте. Сейчас воспроизводится четвертое или пятое поколение. Не стану приводить цифры, свидетельствующие о масштабах популяции и границах расселения. Беспокоюсь за ваш рассудок, коллега. Могу сообщить, что новые программы выживания, основанные на достижениях научно-технического прогресса и развращающем воздействии общественных институтов помогли нам в сокращенные сроки справиться с проблемам увеличения рода различными путями.
      - Прости, что прерываю тебя, Гелиус, - вмешался генералиссимус. Думаю, будет разумно передать слово нашему историку, идеологу, для внесения некоторых уточнений. Иначе гость может понять не правильно, что происходит на планете, принадлежащей, как он полагает, роду "человека мыслящего". Прошу тебя, Лаврик.
      От группы у стеллажа отделился мужчина в темном бостоновом костюме и круглых очках на полном белом лице. Он не стал садиться, а привычно занял место за спинкой кресла, как на кафедре, вдумчиво поправил дужку очков. Запах "Тройного" одеколона ударил в ноздри.
      - Я не могу согласиться с Гелиусом относительно гносеологических корней армии Алярмуса. Мы здесь со времен сотворения мира. На правах наблюдателей и руководителей процесса цивилизации.
      Верховный Архитектор, сотворив мир, позаботился о том, что бы в нем было не скучно - в застывшей благодати Эдема обитал наш прародитель. Именно он - ЗМЕЙ ИСКУСИТЕЛЬ - двинул маятник с мертвой точки, завел часы, отмечающие время противостояния Добра и Зла. Порода сверх существ всегда обитала на Земле в разных трансформациях как род, скрывающийся от людей. Нас назвали оборотнями, упырями, лярвами, вурдалаками, чертями, пришельцами - велико невежество человеческое. Ведь мы всегда были рядом, мы внедрились в плоть и кровь, мы наступали медленно и верно. Многие отпрыски людского племени несли в своих жилах частицы нашей крови. Вам хорошо известны имена двух лучших плодов скрещения последнего века - грузина Джугашвили и немца Шикльгрубера. На этом примере хорошо видно, как повлияли на ход земной истории малые дозы наследственного кода, дошедшие от Алярмуса.
      Не спроста со времен тайной, так сказать - родственной, дружбы Сталина и Гитлера существовала при Анненербе секретная лаборатория, занимающаяся опытами по выведению породы с полным отсутствием врожденных качеств так называемой человечности. Ученые Сталина и Гитлера добились огромных успехов, но их труд не был теоретически осмыслен и экспериментально закреплен. Мало кто знал, что остался после уничтожения Третьего рейха глубоко засекреченный бункер, где выводилось племя вывезенных с Тибета подземных жителей. Это были потомки Змея и тех карликов, что ушли под землю в результате победы великанов. Великаны сгинули, а мы - мы набирали силу и опыт выживания. О, не простой путь был уготован нашему роду. Путь освящает цель. Наша цель - абсолютная, безраздельная власть. В чем же преимущество твари действующей над популяцией человека мыслящего? - Мы те, кто полностью отрицает всякие проявления мистической субстанции, так любимой людьми, так много занимающей места в их лицемерном словоблудии и насквозь лицемерных деяниях. Я говорю о душе, дорогой товарищ. О внушенном хомо сапиенсу Высшим разумом фантоме, являющемся причиной нежизнеспособности рода. Радеющий о душе уязвим и смертен. Мы лишены этой ахиллесовой пяты и следовательно - достойны выживания. Живому мы предпочитаем неодушевленное, созиданию - разрушение. Нашим малышам особое удовольствие доставляет созерцание смерти, разрушения, расчленения - любых видов деструкции. И они забавляются, дурашки, пугая ваших мозгляков неожиданным вылазками. Мы - армия Хаоса, не ищущая Смысла и не подверженная эрозии фальшивого придатка под названием "нравственность", не страшащаяся смерти, боли. Смотрите... - Ученый снял со стены шашку, ловко обнажил клинок и в одну секунду произвел цирковую манипуляцию - отсек на весу кисть левой руки. Кисть, подобно дохлой рыбе, мягко шмякнулась на стол, но кровь не брызнула и страдание не исказило застывшие черты.
      - Вот, - ученый протянул Севану анатомически реальную и совершенно обескровленную плоть. - Поэтому мы непобедимы.
      - Мы хотим, что бы вы верили нам, товарищ, - улыбнулся вождь.
      Севан хладнокровно пренебрег трюком отсекновения длани, словно отказался от предложенного чая. Его голос был спокоен.
      - Речь идет о вытеснении рода хомо сапиенс племенем Алярмуса? И, полагаю, кое кто из нашего рода сильно мешает вам одержать победу. Иначе зачем вы сейчас читаете лекции, вместо того, что бы уничтожить меня?
      Сталин обаятельно расхохотался:
      - Да, мешают! Но не вы, дорогой, не вы. Вы, как существо образованное, достаточно осведомлены в законах мироздания, что бы знать нет действия без противодействия, а как бывший офицер убеждены - патриот не сдается без сопротивления.
      - А как человек отчасти русский, могу утверждать: и на старуху бывает проруха. Это народная поговорка, говорящая о том, что даже претендующие на абсолютную власть жулики и громилы, обязательно уязвимы. У вас есть, чего бояться!
      - Пока, дорогой, пока... Дело вот в чем... - Сталин раскурил трубку, не реагируя на оскорбительные формулировки гостя. - Конечно же, Генеральный архитектор хоть и проморгал явление Алярмуса в райские кущи, но предусмотрел механизм враждебный нашему бытию. Иначе род не имел бы возможности совершенствоваться. Условия постоянной борьбы - залог развития цивилизации разумных существ. Да, нам мешает некая сила. - Он насмешливо взглянул на сидящего в кресле Севана.
      - Радиация? Это от неё вы прячетесь под землей?
      - Ошибка! Мы не только под землей. Нам не страшна ни радиация, ни большинство химических веществ, смертельных для человека, ни излучение жесткого спектра, ни жалость, ни сострадание, ни ваша ирония и злость. Пустое... - голубой дым кольцами поднялся к тускло светящейся тяжелой люстре. - Но есть нечто, способное противостоять нашему растущему могуществу. И существует некто, способный пробудить эту силу. Увы, имена наших врагов зашифрованы в утерянном Послании. Они не известны даже нам. Будь мы лучше осведомлены в этом вопросе, уверяю вас, с противниками давно было бы покончено.
      - Вы полагаете, что я скорее доберусь до необходимого вам документа и хотите иметь в моем лице союзника. Или вы подозреваете, что я уже владею тайной? Отсюда такое гостеприимство, попытки запугать, подкупить. Ведь вы полагаете, что я клюну на "власть и бессмертие"?
      - Вам больше ничего не остается, товарищ. Скоро вы поймете, что я имею в виду. Поймете, какой выбор должны сделать.
      - Нет силы, способной заставить меня перейти к вам. Просто потому, что я - другой.
      Вождь снова расхохотался, приближенные захрюкали хором, как политбюро на выступлении Петросяна.
      - Ты уже давно с нами, - ласково проговорил Сталин, когда веселье стихло. - Ты не другой. Ты один из нас. Дай левую руку. Ты видел это?
      - Обычное родимое пятно. Я родился с ним. Во всяком случае, помню с детства, - Севан растопырил пальцы левой руки.
      - С детства в Гудермесском приюте? Да, мы осведомлены о твоем происхождении лучше, чем безумный пастух, у которого ты пытался выяснить обстоятельства собственного рождения. Твоя мать не зря пела печальные песни и качала младенца над пропастью. Она хотела убить тебя.
      - Что вам известно? Мне необходимо знать это... - Севан напрягся, это было заметно даже по его спине.
      - Не сейчас. Ты должен завоевать права на свою кровь делом. Вам все подробно объяснят, Вартанов. После того, как будет заключено соглашение.
      Гость решительно поднялся:
      - Я ухожу.
      - Ты никогда не уйдешь от нас. Ведь ты догадываешься, кто ты и кем станешь. Что бы не оставалось сомнений в правоте моих слов, что бы ты смог узнать свое подлинное лицо, смотри сам! Я прошу присутствующих снять маски, - рука Генералиссимуса двинулись к шее, прихватила край тягучего латекса. Пластиковые губы и усы поползли вверх, открывая нечто такое, отчего у Фили почернело в глазах и вопль ужаса застрял в складках пыльного бархата.
      23
      - И вот скажи на милость, нужен мне такой мужик? - Валя сменила компресс на лбу метавшегося в горячке сожителя. В кухне пахло Валокардином - его пили все - Валентина, её парализованная бывшая свекровь, безмолвным предметом лежавшая в комнате, и совсем занемогший Филя, разметавшийся на кухонном топчане. К травме головы прибавились царапины, большой синяк на запястье и растяжение связок ступни. В добавок, его постоянно рвало и трясло, как отравленного.
      - Манеру взял - водяру квасить! Мне такие отношения кажутся бесперспективными. Одного уже пристукнули и ты катишься по наклонной плоскости. А потом окажется, что у тебя мамаша больная и после твоей смерти на мою жилплощадь по состоянию здоровья через суд претендовать будет. Ой, горишь весь. - Валентина высморкалась и скользнула ладонью за ворот влажной футболки.
      - Брр, рука холодная, шершавая... - вздрогнул больной.
      - Рабочая рука. Сколько она горшков вынесла, сколько полов перемыла, сумок перетаскала, картошки перечистила - одному Богу известно.
      - Только ему и забот, что подвиги домохозяек отмечать, - механически опротестовал тезис Филя.
      - Да, подвиги! - вспыхнула женщина. - Подвиги! Вот у вас, поэтов "душа, совесть", чувства возвышенные... А я вот скажу - совесть совестью, а все в этом мире - и хорошее и дурное - руки делают. Рукой крестятся, рукой убивают... - Валя кинулась к плите, увернуть огонь под "сбежавшим" бульоном: - Мой отец на огороде умер, когда картошку копал. Не на поле боя, не заради денег перенапрягся. Знал ведь, что сердце больное, а не делать не мог. Фронтовик, ветеран... Не мог сидеть сложа руки. Вот и у многих так. Возьми наших жековских баб. Ты их про смысл жизни спроси, они и не поймут. Помыть, протереть, дома убраться, обед приготовить, копейку для детей сэкономить по рынкам копаясь - вот он, их смысл. В него вся жизнь и уходит.
      - Валь, тошнит чего-то... - Филя бурно задышал открытым ртом над подсунутым ему торопливой рукой тазом.
      - Нехороший симптом. На опасный путь встал. Ты ж мужчина интеллигентный. Стихи о морской волне писал... О платье моем голубом... Валентина убрала таз, присела в ногах больного и припала к ним, причитая: Теперь что не день - новости в виде травм. Убьют ведь, Филечка... Люди-то какие сейчас пошли - сплошные киллеры!
      - Как я тут оказался?.. - открыв мутные глаза, поинтересовался пострадавший.
      - Как, как! Дружок твой притащил, между прочим, совершенно трезвый.
      - Колька?
      - Нет, огромный, с усищами, жгучий такой. И очень просил меня за тобой присматривать из дома не выпускать. Опасается за последствия.
      - Ой, Валь, опять... - скорчился с рвотным спазмами Филя и, повисев лохматой головой над явившимся вновь тазом, откинулся на подушку. - Сон такой мерзкий приснился... анальгинчику бы... Анальгин, Жетон! Жетон!
      - Какой тебе жетон?
      - Телефон тащи, Валечка... Не пьяный я, ведь не пахнет... - Он дохнул широко разинутым ртом.
      - Мало что вы сейчас там принимаете... Вчера несло "тройным", - она поставила на грудь больного черный старомодный аппарат, подклеенный изоляционной лентой. Тот набрал номер Севана и услышал сообщение "Абонент отключен". Тут же перезвонил Женьке.
      - Спасибо, старик, что до койки доставил. Плохой я, - повинился слабым голосом.
      - Это точно! Такие финты закручиваешь. Завез меня к чертям на кулички и бросил. Как козел чуть не до ура у карьера торчал. В милицию уже хотел заявлять. Сто раз трущобы обшарил - так темнотища же! Вдруг слышу стенания. Рядом в грязюке Филя вдугаря пьяный балдеет. Раскинулся - как на сочинском пляже. Ты мне весь салон, козел, заблевал и звал Сталина. Лучше бы я вместо этой прогулки Гальку лишний раз трахнул... Отойдите, господа. Нет у меня такой книги. Это вообще не художественный текст, это частная жизнь... Тут читатели моей высокохудожественной речью интересуются.
      - Не пил я, - упрямо пробубнил больной. - Честное слово, Жень...
      - Ага - на диспуте о путях постмодернизма до полночи в овраге сидел и одеколончика вместо чая хлебнул. Нет, мне такая любовь не нужна. Я по другому её представляю... Да при чем здесь Петрушевская? С другом поговорить нельзя? Проходите, господа и гости столицы, закрываюсь. - В трубке зачастили гудки.
      - Ладно, ладно, друзья... Разберемся... - Филя стиснул зубы и с остервенением закрутил диск. Хорошо, что память на цифры особая. Отозвалась секретарша Оксана и вскоре раздался утомленный голос Николая.