...Группа слаломистов радостно приветствовала Лару и сразу же втянула её в разборку какого-то конфликта с дистанцией. Я не вникала, подставив лицо горячему, как на южном побережье, солнцу. Зато Сергей, активно перейдя на английский, кажется, чуть ли не притязал на миссию арбитра.
      К счастью, лыжникам не терпелось продолжить соревнования и скоро мы уже наблюдали за скатывающимися вниз среди кордона красных флажков фигурами. Костюм Лары, светящийся васильковыми и алыми люминесцентными красками, плотно облегал её крепкую, играющую мускулатурой фигурку. Исповедь лады о её занятиях бодибилдингом явно понравилась Сергею. У меня женщины-культуристки всегда вызывали ужас и некоторую неприязнь. Как всякое извращение, связанное с чрезмерным вниманием к своему телу. К тому же, я была убеждена, что все они - качки женского пола - активные или потенциальные лесбиянки.
      Но с Ларой я, видимо, просчиталась. Вот она уже готовится к старту, а Сергей, будто невзначай, похлопав её по спине, скользнул рукой по затянутому бедру и узкому крепкому заду. Я отвернулась.
      - Хорошо идет! - Дернул меня за локоть Сергей. - Сумасшедшая баба! Такая жадность к жизни и потрясающая тяга к риску. Почему люди, особо жадные к жизни, так легко играют ею, а, доктор?
      - Риск, как допинг, обостряет жажду жизни... А генетики считают, что у женщин подобного психофизического типа перебор с Y-хромосомой - переизбыток агрессивности и потребности к действию.
      - Нет! Ларка - настоящая женщина. Добрая, жертвенная. Но смелая - до чертиков. - Подняв на лоб очки и щурясь, Сергей следил за крошечной пестрой точкой внизу. - Лара, похоже, удачно прошла дистанцию.
      Теперь ей предстояло возвращение на канатной дороге.
      - Надеюсь, мы можем покинуть зрительскую трибуну? - Я потянула Сергея к фуникулеру. - Знаешь, милый, мне не хочется болтаться на этих скамейках. Я далеко не такая отчаянная, как твоя Ларочка, и ветерок продувает. Может, позагораем вон на той площадке?
      Он только грустно посмотрел на меня, улыбнулся криво - одним уголком губ и послушно поплелся за мной на специально оборудованный топчанами и зонтиками "пляж". Я выдержала на солнце не больше часа, демонстрируя снежно-белый купальник и спортивный костюм цвета фиалки. Сергей потягивал за столиком коктейль, терпеливо поджидая, пока иссякнет мой загарный энтузиазм.
      Спустившись на остановку в вагончике фуникулера, мы поджидали пока появится микроавтобус с эмблемой нашего отеля. Предстояло приятное двадцатиминутное путешествие по крутому серпантину в компании пятерых немцев, оживленно обсуждавших транслируемый по радио хоккейный матч.
      На деревянных перекрытиях под лимонным пластиковым козырьком автобусной станции возились, озабоченно курлыча, голуби. Серж отбросил недокуренную сигарету и попал в мазутное пятно, чернеющее на снегу. Мы оба смотрели, как теплился уголек сигареты, не решаясь воспламенить снег. Красный "аудио", круто развернувшись на автобусном пятачке, резко затормозил прямо перед нашим носом. Вид у Анатолия, выскочившего из чужого автомобиля, был, мягко сказать, озабоченный.
      - Слава Богу, успел! - Он сгреб нас с Сержем в охапку и затараторил. Взял тачку у Жюля, сказал - смотаюсь за вином в Лаакс, там какой-то особый сорт местного производства водится...
      Он кинулся к машине и выставил к нашим ногам сумки и чемоданы, в которых мы с удивлением узнали свой багаж.
      - Это все, кажется, Слав? Серж, можно тебя на тет-а-тет?
      Они отошли в сторону и через пару минут Толя, не попрощавшись со мной, умчал вниз на красном "аудио", а Сергей, подхватив сумки, поспешил к подошедшему автобусу. Мы уселись сзади, предоставив места впереди шумной компании немцев.
      - Ну вот, детка, мы едем домой. Ты этого хотела? - Он обнял меня за плечи и прижал к себе.
      - Что случилось? Серж, что там, в Москве? Я же вижу - у тебя губы синие... Что-то стряслось с Софкой? - вцепилась я в рукав пуховой синей куртки.
      Он смотрел в окно с видом. скорее опустошенным, чем встревоженным, и это пугало меня больше всего.
      - Не молчи, пожалуйста! Беда в Москве? - Я поперхнулась застрявшим в горле комом и машинально стерла меховой варежкой слезы. - Что стряслось?
      - В Москве благодать. Стряслось здесь... Толя рассчитался а отеле, забрал наши вещи и предупредил администрацию, что супруги Баташовы отбыли ещё утром. Поняла?
      Я согласно кивнула, ничего не понимая. Сергей отвернул рукав и посмотрел на циферблат своего любимого "Роллекса" - уже около часа в номере господина Кравцуна Анатолия Петровича лежит мертвая гражданка РФ по имени Ирочка.
      Глава 24
      Возвращение было мучительным. Сергей молчал и моя голова чуть не разрывалась от сотни невразумительных вопросов и версий. Роль безмозглой куклы в играх смелых, рисковых людей меня злила. Лара - вот достойный партнер и противник для настоящих мужчин.
      Я сидела дома одна - отпуск, взятый на работе, ещё не кончился, а Сергей пропадал в своей конторе - очевидно, им пришлось выбираться из скверной истории. Жуткая судьба Ирочки не вписывалась в мои представления о благородных сражениях "бойцов невидимого фронта". Маленькая дурочка - как наивно хвасталась она покровительством своего золотого крестика и как старательно рвалась в "приличные дамы"...
      Мне не хотелось ни с кем говорить, тем более, с Ассоль - я не знала, вправе ли разглашать информацию, и совершенно не собиралась обсуждать происшедшее в стиле светской сплетни.
      Аська рассказала мне все сама.
      - Ты давно дома? Отправилась погулять в Альпы, не предупредив меня! И до сих пор молчишь о случившемся! Ужас какой! - Атаковал меня её бодрый голос.
      - Мы собрались неожиданно, всего на неделю. А что у тебя произошло? Я устроилась с телефоном на диване, готовясь к долгому разговору.
      - У меня?! Это у твоего мужа произошло! Он что, тебя совсем за мебель держит?
      - Ты же знаешь, Ася, я в дела Сергея не лезу. Из него каленым железом информацию не вытащишь, да мне и не интересно.
      - Тебя совсем не удивило, что наша Ирка, то есть та малышка Игорька с "Зодиака", стала подружкой Толика? Ха! Я понимаю - Москва - город маленький, все время на кого-то натыкаешься. Но не до такой же степени...
      - Кравцун курировал стамбульское дело с взятием заложников. Увидел длинноногую бедняжку, оказавшуюся на панели, то есть на улице, совсем без работы и помог ей куда-то устроиться... Разумеется, девочка отблагодарила своего покровителя. И, думаю, не слишком пострадала - они остались в швейцарских Альпах. Ах, там такая красота! Жаль, что Сергея срочно вызвали в Москву. - Выдала я официальную версию.
      В трубке повисла тишина. Аська усиленно сопела, выбирая тон для следующей реплики.
      - Ну, я не знаю... - Наконец послышалось на другом конце провода. - Не знаю, кто кому лапшу на уши вешает - ты мне или муж тебе? Понимаю, нелегко быть супругой очень молчаливого и со всех сторон засекреченного господина. Поэтому прощаю подруге невинную ложь. Не могу же я предположить, что Толик ещё не сообщил Сергею о происшедшем!
      - Запомни: то, что известно господину Баташову, не всегда передают в средствах массовой информации. Да и я не любительница "бондианы" - покой дороже.
      - Ладно, - примирительно вздохнула Аська, - будем считать, что мне новость птичка на хвосте принесла. Слышу от Аркадия - Игорь Рустамович на похороны собирается. Стала потихоньку выведывать - оказывается, с Ирочкой Котельниковой несчастный случай произошел. Ведь Игорь с ней после круиза отношения поддерживал. нуи рассказали ему подружки плясуньи, что нашли её соседи в однокомнатной квартирке по месту прописки уже холодную. Передозировка наркотика... Жуть какая-то. Вот, что значит группа риска - со всех сторон с травкой, с порошочком да со шприцами подкатывают. Удержаться трудно, если мозгов, как у птички... Бедная девочка... Совсем молоденькая ещё был шанс поумнеть и в люди выйти... Красотка, что ни говори. А ты что-то квелая. Каникулы не удались? - Тон Аськи звучал провокационно. То ли она знала больше, чем рассказала, ожидая откровений с моей стороны, то ли затевала другую интригу.
      - Не очень-то удались. Я лыжница аховая. И снег не люблю. Здесь своего полно. да и компания, сама понимаешь, не самая веселая... Но ведь Толя с Ирой должны были на три дня позже нас приехать!
      - Видимо, сбежали пораньше. Вернулась девочка в расстроенных чувствах - то ли он ей в супружестве отказал, то ли здесь, в Москве, кто-то из её хахалей поездкой огорчился... Не знаю... Если честно, уверена, что не без криминала. Не похожа она на самоубийцу, да и на наркоманку - больно жизнью увлекалась.
      - А с новичками трагические ошибки чаще случаются. Но, скорее всего, действительно, не угодила кому-то девочка. Только не нашему "донжуану" сама догадываешься - Толя на африканские страсти не способен. - Я помолчала, вспомнив свою "любовную" эпопею в Альпах, и добавила. - Впрочем, не он один. Береги своего менеджера и охранника, а то придется за приключениями в турцию ездить.
      - Хорошо у тебя - все под рукой - и муж супермен, и юноша пылкий в ногах валяется. С романтической любовью и нерастраченным физическим потенциалом. - Завздыхала с тоской Аська.
      - Хватит подкалываться. С мальчиком я распрощалась.
      - Что, не порадовал в деле шизанутый Ромео? У них ведт, у ребятишек нынешних, тоже проблемы с женилкой. Только о валютном курсе и думают, на него и заводятся.
      - У этого как раз все наоборот. Никаких проблем, кроме неудавшейся любви. Он даже работу приличную найти не может, вернее, не хочет. И к чему мне такие приключения?Аська на секунду задумалась, успев хрустнуть крекером и проглотить кофе.
      - Дура ты, хоть и Слава. Интересно, в словацком языке нет имени Дура? А то можно было бы взять псевдоним... Ну, ладно, это я от ревности...
      Мы договорились посидеть в каком-нибудь баре, помянуть Иру и обсудить личные дела. Но только через неделю, поскольку Ассоль Колчанова отбывала в деловую поездку по странам Балтии. На прощание Аська не удержалась, чтобы не подлить масла в огонь.
      - А ты все же поинтересуйся у мужа, что с Толиной пассией на самом деле стряслось. Сдается мне, они оба здорово темнят, "суперагенты" фиговы.
      Очевидно, я находилась не в том состоянии, когда запутанные вопросы не решаются сами. Мыслительные усилия лишь усложняли ситуации. Поломав голову целый вечер, я так и не поняла, кто, что и зачем умалчивает в этой истории. И очень пожалела о том, что не имею возможности поговорить начистоту с кем-то из близких людей. Толковый, преданный и достаточно отстраненный от этих дел друг был решительно необходим. Конечно же, мой изворотливый ум просто нашел повод, чтобы позвонить Юлию. - "Почему обязательно вступать в любовную связь? Я ему почти в матери гожусь, этому красивому мальчишке. Неужели нельзя поддерживать нормальные человеческие отношения?" Гипнотизировала я себя, ожидая услышать в трубке его голос. Но телефон молчал. И в тот вечер, и на следующее утро... Я вспомнила, что жалуясь на безденежье, Юл высказал предположение уехать в Сибирь, где давно обосновался и удачно вел какие-то дела его школьный приятель. Значит, таким образом он решил разорвать круг московских проблем. Ну, что же, если без личных эмоций, то выход найден правильно. Дай ему Бог...
      Как только мне стало ясно, что все кончилось, едва начавшись, кончилось так быстро и бесповоротно, я сжалась от мучительной боли потерянное казалось сказочной ценностью. Этот странный мальчишка был единственным, необходимым мне сейчас человеком. А воспоминания о его глазах, руках, губах застилали сознание обморочной чернотой.
      Сергей предполагал задержаться на работе. Чтобы не замирать от волнения у молчащего телефона (а вдруг Юл все же позвонит?), я вышла на морозную улицу.
      К зеркальцу промерзшего автомобиля прижался пушистый зверек с полосатым черно-белым хвостом. Я включила обогрев, вспоминая то, что происходило в этом домике на колесах неделю назад, а потом, выехав на Ленинградское шоссе, отправилсь по маршруту нашего вояжа. Исколесив дорожки вокруг Тимирязевского парка, я все же ьнашла тот въезд среди елок, где в прорезаемой фарами темноте мы испытали мгновения сумасшедшего счастья. Да, мы оба, это несомненно. Безумная жажда близости охватила нас двоих, отменив все сомнения и запреты. Юл сорвался, дал волю своим чувствам, которые старался спрятать от меня. Почему же он исчез? Понял, что может разрушить мою жизнь, или боялся обременить свое существование связью с легкодоступной и, вероятно, привязчивой женщиной? "Так ты выглядела, Владислава Георгиевна, - легкодоступной и привязчивой. Женщиной трудного возраста, жадно хватающейся за последние чувственные радости", - внушала я себе, предполагая отогнать лирическую тоску злостью и отвращением.
      Но тоска затопляла все волнами горячего отчаяния, балансирующего на грани истерики - между позывом к надрывному хохоту и дикими, неуемными рыданиями.
      С замирающим сердцем и готовностью сорваться на смех или слезы я прошлась у метро "Динамо", обходя киоски и вдыхая ставшим теперь дорогим воспоминанием запах гамбургеров.
      У закутанной в меха девушки купила красную распустившуюся розу на длинном стебле, прижала её к носу и почему-то почувствовала себя юной и сильной, полной желания властвовать и восхищать. В рукав моего жакета с обычными речами уличного приставалы вцепился живописный кавказец. Я легко отшила его, несясь на волнах своей любовной тоски.
      Увидев в витрине понравившийся мне тогда мужской шарф, я тут же приобрела его и нацепила на шею, замирая от нежности, будто этот кусок шерстяной ткани был соучастником моего короткого счастья.
      Уже совсем стемнело - над проспектом светился коридор оранжевого неона, а на липах зажглась пестрыми огоньками паутина крошечных лампочек. Я не могла проехать мимо, резко затормозив у поворота к Академии имени жуковского. Темная громада каменного генерала выглядела совсем одинокой на заснеженном пятачке скверика. Перебравшись через наваленный у обочины бурый сугроб, я подошла к памятнику и возложила на черный гранит свою алую розу: ведь и этот символ российского воздухоплавания был живым мужчиной, любившим, должно быть, и потерявшим кого-то. Так уж устроено на этом свете: рождение чревато смертью, встреча - прощанием, любовь - разлукой... как иногда спасительно действуют на раненную душу стопудовые банальности типа "Любовь, рифмуется с кровь", "чем дольше разлука, тем радостней встреча"... Я с улыбкой кивнула генералу: "Любовь смертна, а научный прогресс - вечен. Посему успешно процветает начатое вами, уважаемый... (я не могла разобрать выбитое на камне имя) дело".
      И не успела вскрикнуть - человек, подкравшийся сзади, сильным рывком развернул и прижал меня к себе, закрыв поцелуем рот. Я сразу узнала губы Юла. Мне не надо было открывать зажмурившихся от неожиданности глаз, задавать себе вопросы, думать, сомневаться - все встало на свои места. Счастье, наверно, таким и должно быть - самодостаточным, когда ни добавить, ни убавить уже ничего нельзя.
      мы молчали и в машине. Юлий за рулем, я в полуобмороке блаженства рядом. Молча поднялись по лестнице на третий этаж старого кирпичного дома в переулке за Боткинской больницей. Ничего не спрашивая, я шагнула за порог его квартиры, сняв с себя, набросила на его шею шарф и, притянув этим арканом безропотную жертву, впилась в его губы. С какой-то дикой страстью, удивившей меня. Я превратилась в другого человека - в чувственную и сильную чертовку, которая восхищала и пугала меня. Но именно такую женщину желал мой страстный любовник, готовый к бою "до последней капли крови" - до тех манящих и опасных высот экстаза, которых может достичь физическая близость...
      ...Первыми словами, произнесенными в этот вечер, была просьба Юла:
      - Укройся, пожалуйста, здесь очень холодно.
      Сняв с вешалки, он набросил поверх пледа свою куртку и быстро шмыгнул мне под бок. Его худое сильное тело дрожало. Тогда, прошлепав босиком в коридор, я принесла свой песцовый жакет и мы зарылись в теплый мех. Я специально отвернулась от часов, стоявших на книжной полке - мне не нужны были сейчас напоминания о времени. Потому что с тех пор, как мы упали на низкий диван с неубранной, смятой постелью, прошла вечность. Вечность - это именно то, что нельзя измерить и описать. Не следовало даже пытаться подобрать человеческие слова для объяснения необъяснимого.
      - Я не отпущу тебя. - Пробормотал мой мальчик, прижавшись к моему боку и устроив свою лохматую голову на моем плече.
      И потом сразу уснул, не разжимая обнимавших рук и ног. Впервые на моем плечсе, по-детски посапывая, спал мужчина, который только что любил меня. Был ненасытным, неутомимым, дерзким, нежным.
      Оставаясь возлюбленным, он превратился в дитя, всколыхнув во мне бездны материнской нежности. Я осторожно перебирала мягкие длинные пряди, упавшие на широкий лоб, подняла их с висков, открыв обтянутую молодой гладкой кожей скулу, и тихонько коснулась кончиками пальцев шершавого подбородка, уже покрывшегося отросшей щетиной. В комнате было темно и холодно. Рядом тикали невидимые часы, сквозь незашторенную часть окна пробивался со двора тусклый свет фонарей, за стеной знакомые позывные возвестили о начале российских "Вестей". Боясь повернуться, я осторожно натянула на плечи Юла мягкий мех, пахнущий талым снегом и с нарастающим аппетитолм принюхалась - где-то наверху или внизу жарили картошку с луком. Мой рот наполнился слюной - я вспомнила, что утром смогла проглотить лишь чашку кофе. Он тоже был голоден, этот чувственный младенец, утомленный и усыпленный любовью. Я решила, что смогла бы встретить его пробуждение вкусным ужином, если бы мне удалось отыскать хоть что-нибудь - завалявшуюся картошку или стакан риса. Но едва мое плечо шевельнулось, стараясь незаметно высвободиться, он сильнее прижался ко мне, стиснув в объятиях.
      - Не отпущу, - пробормотал тихо, но грозно. А потом добавил. - Ты. наверно, совсем голодная.
      Сел, кутаясь в плед, щелкнул кнопкой настольной лампы и присмотрелся ко мне, щурясь от света.
      - Опусти абажур. - Попросила я, испугавшись внезапного перехода от блаженного безумия к убогой реальности.
      Я лежала в чужой комнате - тесной и неопрятной. Окно, едва задернутой обвислой шторой - синие букеты на серо-коричневом фоне, заваленный бумагами и книгами подоконник, несколько книжных полок, поставленных друг на друга, и гора перевязанных веревками картонных коробок. Со спинки единственного стула свисало банное полотенце, футболка и раскинувшая беспомощные рукава одеванная рубашка. На вытертом щербатом паркете валялись сброшенные нами вещи - в такой же тесной неразберихе, как провели эти часы их хозяева.
      - Мне нечем тебя покормить. - Он говорил так, будто страдал от зубной боли - едва разжимая чуть вспухшие губы.
      - Пойди-ка ко мне! Ниже, ниже! - Я притянула к себе его голову и удивленно присвистнула.
      Вот это да! На нижней губе моего мальчика начинало синеть удлиненное пятно - след моего поцелуя. Обычно такие "сувениры" получает женщина. Но разве в этой встрече было хоть что-то обычное? Разве обнаженная ведьма со спутанными волосами и животной страстью в глазах - это я?
      Юл быстро разгреб кучу одежд на полу, натянул свитер и джинсы, и бросил мне мое имущество.
      - Одевайся быстрей, здесь жуткий холод... Я не буду провожать тебя.
      Я долго копалась в белье, не справляясь с охватившей меня дрожью. Он выгонял меня. Полностью одетая, в жакете и сапогах, я стояла в прихожей, глядя на спину Юла, сгорбившегося на стуле. Я звякнула дверной цепочкой, пытаясь открыть замок. Он вскочил и захлопнув дверь, прижал меня к себе. Темные глаза горячечно сверкали под нахмуренными густыми бровями.
      - ты все знаешь, скажи, - к этому можно привыкнуть?
      Я поняла, о чем спрашивал Юл - о разрывающей душу боли - боли разъединения. Она пронизывала сразу же. как только тело, нашедшее покой и блаженство в единстве со своей половиной, отрывалось, становясь потерянным, одиноким, беспомощным.
      - С этим нельзя смириться. Но привыкнуть... Мы ведь знаем, что проходит все. - Я долго смотрела в его глаза. пока он не понял то, что не хотел понимать.
      Когда он понял - расхохотался. Это был смех бунтаря, презирающего смирение. "Поверщенный Демон" Рубенса за мгновение до того, как распасться в хаосе тревожных цветовых пятен, изломанных беспомощных линий. Хохотал на цветущей Земле, которой возменчтал обладать.
      Глава 25
      В ту ночь, я, кажется, не спала. Наверно, у меня был жар - мертвящий озноб сменялся душным банным жаром, полным страхов и желаний.
      Я крепко уснула утром, не заметив, как ушел Сергей... Половина второго! Вскочила на ноги и тут же села от поплывшего в глазах черного тумана. На градуснике оказалось около 38. Плохо соображая, что делаю, я проглотила растворимый аспирин и позвонила Юлу. Трубку не подняли. Наверно, он тоже ещё спал. Я стремительно оделась, сунула в пакет из холодильника что-то съестное и выбежала во двор. Во всяком случае, мне так казалось. Юл, дежуривший у гаража, увидел нетвердо ступающую, словно пьяную женщину, сильно качнувшуюся на ступеньках подъезда. Он не посмел наброситься на меня у самого дома, кивком головы показав, что будет ждать меня за углом. Но мне удалось сделать лишь несколько шагов.
      ...Ах, как чудесно болела я на диване Юла, укутанная в его футболки и свитера! Уложив меня, он поцеловал в лоб, вернее. коснулся его губами (так делала всегда мама, чтобы определить жар), и попросил:
      - Вздремни минут десять, девочка...
      Я не дремала - я играла звуками жтого слова: "девочка"... Девочка, девочка, девочка... Это я - девочка моего Юла!
      Вернувшись, он торжественно распаковал большую коробку и включил в сеть новенький решетчатый обогреватель. На лбу умного прибора зажглась красная лампа, а вскоре раскалились докрасна спрятанные под сеткой спирали. Повеяло горелым маслом. теплом, уютом, домом. Я пила чай с лимоном вприкуску с таблетками "колдрекс", а потом на кухне запахло изумительным пиршеством, зашкворчало, зашипело... Я почувствовала, как растворяюсь в особом блаженстве заботы. исходящей от моего мальчика. Он появился с подносом, уставленном тарелками и чашками. Повязанный по узким бедрам цветным полотенцем, с волосами, схваченными сзади резинкой, и в очках с круглыми, как на портретах Белинского, стеклами. а потом на столике, пододвинутом к дивану, расположилась сковорода с ломтями поджаренного бородинского хлеба. У нас было роскошное пиршество - сыр, паштет из утиной печенки, вкуснейшее молоко. подогретое с медом, и даже вино - горячий, благоухающий лимонными ломтиками кагор.
      - Ты разбогател. Как все быстро вышло... Или я давно болею?
      - Ты уже выздоравливаешь. Сегодня утром, прогуливаясь в твоем дворе, я хотел убить обвешанную бриллиантами старушку, заимствовав идею у Раскольникова. Но потом прогулял трех её собачек и заработал деньги. твой телефон не отвечал, но я видел. как вышел из подъезда твой муж - у него было спокойное лицо.
      - Откуда ты знаешь Сергея?
      - Я давно обхаживаю твой дом, девочка.
      На этот раз "девочка" прозвучало с блатной бравадой - Юл разыгрывал авантюриста.
      - А у меня в машине целый пакет с едой. Даже не знаю, что там. Ну-ка. тащи его!
      - Разве тебе чего-то не хватает? Не надо, Слава, сегодня я - твой мужчина. Поверь.я действительно никого не грабил, чтобы накормить и согреть тебя. У меня была от отца одна книга, которую очень хотел получить мой сосед. Вот и все. Что-то совсем не интересное про Юлия Цезаря. А у него кобель - мой тезка.
      - Мне не хватает только тебя. Скорее сядь рядом! Нельзя же уходить так далеко - этот стол - как океан!
      Юл сел рядом на диван и я прижалась к нему, слыша, как учащает удары его сердце. Юл отстранился:
      - Не соблазняй, ты сегодня больна.
      - Да, очень серьезно больна. И мне срочно требуется операция. С общим наркозом твоих поцелуев...
      ...Мы провели под сбившимися пледами и одеялами неведомое время. Бескрайнее море поцелуев, бездна ласк поглотили нас. И в этой вселенной нашей любви, казалось, не было ничего, что могло бы хоть когда-нибудь надоесть, пресытить, утолить...
      Странно, но и у бесконечности есть предел. мы отпустили друг друга, отдав себя на растерзание холоду и сомнениям.
      "Боже, что я делаю, что?.. У меня есть дом, муж... Сережа" Господи... что это? Что?" - Я сидела, раскачиваясь, сжав руками голову, и тихонько поскуливая. как человек, сраженный обстинентным синдромом. Власть наркотика иссякла - обессиленный организм подмяла под себя "ломка".
      Юл поставил передо мной телефон:
      - Звони подружке, предупреди, что остаешься у нее.
      В моем взгляде. наверно, вспыхнуло разочарование. Мне хотелось, чтобы он молил мен о вечности, настаивая на разрыве с мужем.
      - Ты же обещал, что не отпустишь меня... Правда, это было вчера. Уже немного привык к разлукам?
      - Хм... Ты ничего не поняла. Я целиком заполучу тебя, но лишь тогда, когда буду иметь на это права. Я очень гордый, Слава. Это у меня от царственного тезки. Я должден сделать так, чтобы ты никогда не пожалела о том. что стала моей... Поверь, я постараюсь повзрослеть очеь быстро. Чтобы ты не успела завязнуть во лжи, презирая мое бессилие... - Он взял мою руку, поцеловал ладонь и вложил в неё телефонную трубку. - Сегодня ты не можешь вернуться домой потому, что больна и способна натворить глупостей. Все очень серьезно, Слава. Нельзя допускать ошибок.
      Со мной беседовал мудрый, опытный "старший товарищ", которого я не могла ослушаться Мне пришло в голову лишь одно - попросить Ассоль о "прикрытии". Допустим, мы что-то отмечали и я, не рискуя сесть за руль после рюмки вина, остаюсь переночевать у подруги. Обычный случай, но в моей семейной жизни, кажется, первый. К счастью, Аська оказалась дома. Услышав мой голос, она сразу же накинулась с информацией:
      - Сергей тебя с собаками ищет. Три раза звонил, где ты? Ну, теперь это не важно. Он улетел куда-то по срочным делам. До понедельника. Поздравляю!
      - Ты все правильно поняла, Ася. Мне жизненно необходимы эти три дня! Даже не представляешь, как я тебе благодарна! - Чуть не завизжала я от радости. - Три свободных дня - это и есть целая вечность.
      - Только не забудь, он же будет звонить домой, тебя разыскивать... Скажешь, что был отключен телефон. А если позвонит мне, я доложу. что у тебя грипп и ты валяешься в горячке... - Аська понимающе усмехнулась. - Я не слишком ошибаюсь, правда?
      - Ты попала в точку. У меня было днем около 38 градусов. Естественно, добраться до дому трудно... Спасибо, Ась. Ты очень меня выручила.
      Последние слова я еле выдавила, стиснутая Юлом.
      - Невероятно - три дня! Это в три раза огромнее вечности!
      Да. он был прав, мой мудрый, сентиментальный мальчик. Я не сильна в современных физических теориях, но знаю, что время способно сжиматься и растягиваться. Теперь я ощутила это на собственной щкуре. Часы на полке тикали с усердной точностью, но как несоизмеримы были отмеренные ими мгновения! Всем известно, что в кабинете дантиста и, допустим, у кромки лазурного моря время течет по-разному. Секунды под бормашиной кажутся бесконечными, а день в пальмовой тени - мимолетной улыбкой счастья. Время, проходя сквозь нас, умеет растягиваться и сжиматься, меняет вкус, цвет, энергетический тонус, эмоциональную, информационную "плотность".
      За часы, проведенные вместе, мы узнали друг о друге все, хотя чаще всего просто молчали. Даже ькогда прерывали любовь "беседой", состоящей из взглядов, коротких реплик, прикосновений.
      Осматривая приютившее нас жилище, я увидела на книжной полке большую коробку из светлого дерева. На крышечке, в рамке резного орнамента наивно написанный южный пейзаж - пляж, прибой, одинокая пальма и надпись "Привет из Сочи! 1950 год".
      - Это семейная реликвия, подарена моей бабушке во время медового месяца. В это лето был зачат мой отец... - Юл взял из моих рук шкатулку, но я успела заметить торчащий из-под крышки кусочек бирюзового пуха.
      - А ну, покажи! - Я вытащила за кончик пальца свою утерянную перчатку.
      Юл равнодушно пожал плечами.
      - Совершенно безобидная клептомания... Ты бросила её, а я совершенно машинально сунул в карман... И, к тому же, как видишь, постоянно ношу твой шарф.
      Он действительно не расставался с приобретенным мною подарком.
      - Можешь не снимать. Я закрываю глаза на это невинное хищение.
      Зная щепетильность Юла, я смолчала о желании делать ему сюрпризы. Я хотела бы увидеть его в новом костюме и куртке, которые сама выберу, в новом доме и собственном автомобиле. Только все это он должен был заполучить от жизни сам и продемонстрировать мне, как боевой трофей. Я вздохнула, подумав о том, что слишком размечталась, и, увы, как ни восторженно воспринимаю данную нам в виде комнаты Юла материальную реальность, я все же мечтаю о её усовершенствовании. - Чертовски приятно совершенствовать свой мирок - содрать эти застойного времени обои и шторы, поставить вместо торшера с прогоревшим пластиковым колпачком нечто стильное и уютное, заливающее комнату теплым золотистым светом...
      - А это - она. - Юл открыл вытертый дерматиновый футляр и я увидела в продолговатом гнезде тускло и равнодушно блеснувшую бритву, лезвие которой тронули пятна ржавчины.
      - Убери. - Я отдернула руку. - Нет, лучше дай её мне, я выкину этого монстра. Захороню.
      - Она теперь безопасна, Слава, как пистолет Каплан, хранящийся в музее Ленина. - Юл захлопнул и убрал футляр.
      - А, кстати, где твоя пушка?
      - Надежно спрятана. Такие вещи не держат в дамских шкатулках.
      - Там держат, насколько я помню, заколку изменившей дамы сердца и её окурок, "окровавленный" помадой... - Не удержалась я от укола.
      - Теперь начала подбираться новая экспозиция - перчатка, вот это меню из кафе "Посиделки" и, увы, Слава, я намерен конфисковать твой бюстгальтер!
      - О, нет! Лучше возьми "Вольво". Автомобиль, по крайней мере, меньше. - Вцепилась я в прелестный кружевной бюстгальтер размера 4С.
      - Это мой любимый размер. Из него получатся две тюбетейки.
      мы подрались, катаясь в обнимку по дивану, до тех пор, пока наши воинственные действия не стали похожи на нечто другое. Теперь схватка продолжалась на полном серьезе и сквозь мутный свет догоравшего мартовского дня в моем сознании вспыхивали с поразительной яркостью зарисовки раннего стамбульского утра. - Шершавый теплый камень, вдавливающийся в спину, матово-сизое небо, охватившие все - от колючего татарника у моих поднятых колен до смуглых узких бедер, бешено двигающихся между ними...