- Предлагаю выпить за верного спутника моей жизни, ни при каких условиях не заставлявшего жену "вертеться" и сумевшего сделать так, что за десять лет супружества я помолодела ровно на столько же.
      После этого тоста предметом любопытства всей компании стал Афанасий Ртищев, сделавший фантастический шаг от выпускника Загорской семинарии отца Афанасия к руководителю детективного агентства.
      - Боюсь утверждать, но, возможно, вина сокращения отца Афанасия лежит на мне. Мы встретились в Троице-Сергиевой лавре, где я была с группой туристов в шортах и маечке, как положено для жаркого августа. Довольно молодой и очень красивый священнослужитель отчитал меня перед всей компанией! "Не подобает во храм господний в таком виде входить". - "А как же блудница Мария-Магдалина? Ее-то Господь простил и раскаяние её принял", - не удержалась я. - Он посмотрел на меня так скорбно, так жалостливо и говорит: "А тебе и каятся-то не в чем. Грешишь по дурости, от жизненной радости. Только мы не на то должны обращать внимание, радуется ли человек, а на то, о добром ли радуется... Жить весело - дело "незваных на небо". Все притихли, проповедь эту прямо под шумящими кленами слушают. А я засмотрелась на "батюшку" - глазища иконописные, прямо в душу глядят, одеяние черное по ветру складками величественно полощется... Струхнула я. И в тот же момент влюбилась... Ах, это не интересно...
      - Как раз очень. Очень интересно и трогательно. Не то что с этим билдингом. - Возразил Толя. - Бывают же в жизни метаморфозы... За тебя, Ларик!
      - Честно говоря, сутана ему куда больше шла. Да и вообще... - Лара наморщила носик. - лучше быть поближе к Богу, чем к черту...
      Потом мы заявились на дискотеку. В темном зале, освещенном яркими вспышками светоустановки и фантастическими играми лазерных лучей, толклось человек восемь, принадлежавших, видимо, к одной компании. Присев у стойки бара, наши мужчины подначивали Ирочку потанцевать, а она, вцепившись в рукав Сергея, пыталась вытащить его на площадку.
      - Рад бы, детка, оставь. Мне самому не терпится. Но в таких прикидах здесь не топчутся.
      - Ой, можно снять пиджак! Владислава Георгиевна, уговорите мужа размяться, ему просто необходимо протрястись. - Капризничала Ира.
      - Серж, ты слышал? Иди трясись. А мне закажи шампанское. Кажется, Оскар Уайльд утверждал, что "только тот, у кого напрочь отсутствует фантазия, не найдет достаточной причины, чтобы выпить шампанского". Я пью за твои танцевальные успехи.
      - Ну, тогда я присоединяюсь к канцлеру Бисмарку. - Толя перекинулся с барменом мелодичными французскими фразами, в которых переливались знакомые названия различных марок. Пожилой господин умело открыл бутылку французского вина, украшенную впечатляющей этикеткой, и с изяществом наполнил бокалы. - "Мой патриотизм заканчивается перед бутылкой шампанского". - утверждал железный прусский вояка. Поддержим его, господа россияне! - Толик поднял бокал.
      - Надеюсь, это не "дон Периньон" и не "Вдова Клико"? - Я страшная жмотка, когда дело касается снобистских капризов. И ни за что не отличу "Вдову" от "Советского", то есть, бывшего "Советского". - Лара попробовала вино. - Могу утверждать лишь одно - это полусладкий сорт.
      - Ну, если уж здесь затеялась викторина на тему шампанского, то мы с Ирочкой процитируем мадам Помпадур. - Сергей обнял за плечи Иру. - Кем была эта прекрасная дама, а, детка?
      - Фаворитка какого-то Луи, французского короля. - Живо ответила Ира и ухмыльнулась. - Уж эти-то изречения я знаю - не цитаты из пленумов КПСС.
      Ника, то есть Вероника Ларионовна, моя бывшая начальница, всегда говорила: "Шампанское - это единственное вино, способное женщину сделать более красивой после того, как его выпьешь". И однажды один клиент из журналистов её опозорил, сказав, что шампанское в нашем баре - липовое, то есть поддельное, а высказывание принадлежит не ей, а фаворитке.
      - Ну, тогда пьем за правду? За честность и открытость в наших отношениях. - С нарочитым пафосом продекларировал Толик, а Серж непроизвольно переглянулся с Ларой.
      Боже, что со мной сделала Галина, внушив идею подозрительности! В этот вечер я начала копить досье на Сергея и сразу же собрала кучу фактов. Заявив накануне отъезда, что собирается реанимировать настрой медового месяца, он, однако, уже 48 часов и не попытался вспомнить свое обещание. Вот только перед выходом в ресторан измял платье и заявил о своих планах на страстную ночь. К тому же, Лара явно заставляла его неровно дышать.
      Вот к ней подскочил юнец из веселившейся компании, что-то прокартавил по-английски и увел в мерцающий круг.
      - И я с вами! - Кинулась вдогонку Ирочка, нырнув в грохочущий океан.
      Они лихо отплясывали, хотя разглядеть что-либо в мелькающих сполохах было трудно. Я видела задранные над головой руки Ирочки, размахивающие уже сброшенной сеткой, и её обнаженный живот, упруго двигающийся на восточный манер. Рядом с ней выросла высокая фигура юноши и я чуть не вскрикнула от неожиданности - длинные светлые пряди метались у впалых щек, угрюмо и страстно светились исподлобья темные глаза. Юл! Нет... Швед или американец. После двух или трех танцев он вернул наших дам, объяснив, что познакомился с Ларой ещё на лыжне и что она - классная слаломистка.
      - Я буду просить о твоем увольнении! - Толя сокрушенно раскачивал головой, закрыв лицо руками. - Нет, нет! Не отговаривайте меня - этой девочке не место в офисе. По ней стриптиз "Ап энд дауна" плачет...
      - Тогда берите и Лару. Если бы у неё был такой же обнаженный животик, как у нашей звезды, то я наклеил бы на него стодолларовую купюру. - Сергей обратился к Ире. - Так, кажется, полагается вести себя настоящему мужчине с соблазнительной красоткой в увеселительных заведениях?
      - Иногда и больше дают. - Согласилась Ира. - Зависит от клиента и категории заведения, конечно.
      - Ну, клиенты у нас высшего класса. А значит... - Лара лихо стащила через голову свитер, оставшись в крошечном топе. Это могла быть и комбинашка - кусочек белого трикотажа на тоненьких ленточках. Бюстгальтера она не носила, а грудь, как и положено спортсменке, крепко держалась на развитом торсе. Пританцовывая, Лара двинулась в толпу.
      - Да, с дефиницией и сепарацией у неё все нормально. Я просто больше не могу! - Сбросив мне на колени пиджак, Сергей кинулся следом. Он даже не попытался пригласить меня! Конечно, Баташову давно было известно, что я не стану биться в конвульсиях под этот бряцающий рэп, но ведь следовало попытаться настоять, хотя бы для формальности... Или остаться с женой.
      - Бросили нас с тобой, Славка... Давай, напьемся. - Предложил Толя, подзывая бармена.
      - Я пас. Проводи-ка меня лучше баиньки. Слишком много кислорода и благодатных впечатлений.
      Глава 22
      Три следующих дня могли бы стать сплошным удовольствием, но превратились в пытку. Помимо действующей мне на нервы неунывающе-спортивной Лары и неумело соблазняющей всех попадающих в её поле зрения самцов дурочки-Ирочки, на нашем горизонте появились новые люди.
      Как-то слегка запоздав к завтраку, я увидела за столом солидную благообразную пару из породы европейских пенсионеров-туристов. За выхоленностью и доброжелательностью Марты и Генри Фошеров ощущалась уверенность хорошо обеспеченных людей. Чета швейцарцев бойко общалась на английском языке и всячески старалась подружиться с нашей компанией.
      Два дня мы практически не расставались - поездка в горы на фуникулере, катание на санях, плавание в целебном бассейне, экскурсии в близлежащие курортные местечки и на побережье горного озера - превратились в совместные интернациональные мероприятия. Когда вдруг в вечерние тихие часы мы с Сергеем остались без Фошеров, я вздохнула с облегчением и поняла, что все эти дни кипела тайным раздражением. Растянуться в шезлонге на верхней террасе среди невероятной красоты на 360 градусов обозреваемого пейзажа, наслаждаться тишиной и молчанием оказалось настоящим блаженством.
      - Фошеры приглашены на банкет в Лааксе. - Я вне себя от тоски. - Рядом со мной рухнул в шезлонг Толя. - Можно слегка "оттянуться". Не помешаю?
      Мы недолго наслаждались молчанием. Щебет появившейся Ирочки подействовал на нервы как звук электропилы.
      - А вон та вершина как называется, Сергей Алексеевич? Вот бы туда подняться... Ой. смотрите, наши уже тут! - Она разглядела меня, полулежащую в стеганом чехле кресла.
      - Ай-я-яй! Надо поаккуратней, Ира. Жена чуть нас не застукала. - Он поймал и слегка пожал мою руку в толстой варежке. - Минус шесть градусов. Полный штиль и стопроцентная прозрачность воздуха.
      - Я вижу Бельгию, Голландию, Люксембург, Лапландию, Кремль... - Сонно шептал, щурясь на заходящее солнце, Толя.
      - Нет, правда! Обалденная красота - просто как картинка! - Присела на деревянный парапет Ирочка. - Аж башка кругом идет - столько всего на свете! А камни, на которые солнце падает, словно раскалены изнутри, светятся, как угли... Елки зеленые, снег синий-синий, а вон там - лиловый! Вот рассказать кому-то - и не поверят... - Печально вздохнула она.
      Я прикрыла глаза от обиды. Мне до жути хотелось, чтобы рядом сидел Юл. У ног, положив русую голову на мои колени. И думали бы о том, что блаженные часы проходят, мучая непостижимой потребностью хоть как-нибудь и хоть что-нибудь сохранить, противопоставить нашу радость и скорбь "реке забвения", уносящей все прекрасное, невероятное, чудесное в бесконечную пустоту небытия.
      - А где-то вон на том склоне сейчас носится, как дух гор, наша Лара... Сумасшедшая!.. - Сказал Сергей, не стараясь даже скрыть грусти и озабоченности. Еще, как мне показалось, - восхищения.
      - Нет, нет, ребятки, Ирочка права, - мы - дети городских трущоб. Такая махина, такое богатство и великолепие не вмещается в душу, распирает её, что-то от меня требует... Ответственности перед чем-то... Или любви... Встав рядом с Ирой, Толя крутил лысой головой под нелепым капюшоном, пытаясь объять необъятное.
      Колоссальный небесный купол, накрывший угасающий, покойный, драгоценно-разнообразный мир. Солнце почти опустилось за снежные хребты, наполняя пространство отблесками расплавленного золота. Лиловые бархатные тени и алеющие в закатных лучах склоны, темная зелень еловых рощ и снежные, ледяным блеском лоснящиеся завалы - все требовало от нас какого-то ответа, участия... Но чем, чем ответить этой величественной и трогательной красоте?! Не аплодировать же, как солистке, взявшей невозможно-трудную ноту!..
      У меня невыразимая прелесть мира всегда вызывала бурную потребность любви. Только она одна могла стать вровень с небесными дарами, преподносимыми нам жизнью. И только любовью, переполняющей душу радостью и благодарностью, дано нам расплачиваться за право существовать на этом свете..
      Сергей, кажется, чувствовал нечто похожее. Его прищуренные глаза обшаривали величественную панораму с мрачной решительностью.
      - Вот это вот все (он кивком головы обозначил объявшую нас земную юдоль) - это, именно это и есть единственный аргумент "за".
      - Ты имеешь в виду преимущества времяпрепровождения в горах над сидением в московской конторе? - Лениво уточнил Толя, почему-то тоже погрустневший.
      - Я хотел сказать, что присутствие в этом мире могучей, мучительно-невыразимой красоты свидетельствует о существовании чего-то более сложного и загадочного, чем материалистическая теория эволюции белковых тел. - Скороговоркой, как для бестолковых студентов, отчитался Сергей. Похоже, он не был расположен к беседе. Но Толя не был молчуном.
      - Да кто о ней всерьез вспоминает? О теории белковых тел? Даже в школе вовсю критиковали Дарвина и догмы "исторического материализма".
      - И штудируют Библию... - Без энтузиазма уточнил Сергей.
      - А ты знаешь, Славочка, что твой муж - воинственный атеист? Оживился Толя, почуяв возможность горячей дискуссии.
      - Я не атеист, а безбожник. Это совсем разные вещи. - Вдруг завелся Сергей. Он, казалось, размышлял вслух. - Я не отрицаю какого-то верховного начала над земным бытием - небесного, Вселенского, - не знаю... Не знаю, что это - первичный атом, породивший мир и неведомый излом времени, вселенский разум или некий глобальный компьютер, просчитывающий варианты миров и цивилизаций - не знаю. Да не очень интересуюсь. Однако порой, как и каждый из живущих, ощущаю это могучее Нечто - не умом, нет, не умом. И, увы, не душой... Поскольку в бессмертную душу не верю...
      - Нормальная интеллигентская установка. - Успокоил Сергея Толя. - Ты веришь сердцем своим в высшую мудрость, а не в бородатого дяденьку на небесах, правящего людскими судьбами, карающего и вознаграждающего... Даже матерые религиозные философы сегодня уже признают, что идея ада порождение фантазии садиста-маньяка, и никакого отношения к идее божественного возмездия не имеет.
      - Не о дяденьке, то есть Боге-отце или сыне или святом духе речь... Ты правильно заметил, Толя, дело в высшей мудрости, справедливости. Некоем глобальном замысле существования человечества. Вот их-то я и не вижу - ни мудрости, ни справедливости, ни возмездия. Как ты помнишь, Иван Карамазов не мог принять идею справедливого Бога из-за страдания ни в чем не повинных людей. - Массивная фигура Сергея вырисовывалась на фоне меркнущего заката. - Он не мог объяснить с позиций веры в Бога-отца и заступника ни одной слезиночки замученного ребенка. А мы благополучно существуем в мире, где истязание человека - невинного ребенка или пусть даже изрядно погрешившего на своем веку старика - норма. Достаточно посмотреть один выпуск теленовостей, чтобы умом тронуться: войны, эпидемии, болезни, катастрофы куски мяса, обломки жилищ, истерзанные останки того, что было рождено для жизни, добра, радости... А мы спокойно ужинаем и при этом - с крестом на шее и с верой в свою бессмертную душу и некую высшую справедливость!
      - Ошибаешься, дорогуша моя, человек является в этот мир не для удовольствий, а для страдания. И поэтому-то вся эта красота лишь намекает на возможность совершенного бытия... А мы превратили замысел Божий в сплошную кару и ад. - Толя инстинктивно коснулся груди в том месте, где висел нательный крестик.
      Сергей подсел к нему и крепко сжал плечо в дутой изумрудной куртке.
      - Кто сделал земной ад, кто? - Я, ты, она? Или миллионы других, рожденных с изначальной жаждой жизни, радости, милосердия, и обреченных на мучения и смерть.
      ...Мне было лет четырнадцать и я уже знал о конфликте Бога и Сатаны, а также о принципах возмездия за прегрешения, искупления грехов страданием. Моя мать не была очень набожной, но иконку дома держала и тихонько на ночь, думая, что я сплю, шептала что-то горячо и просительно. Может, прибавку к зарплате, а может для меня праведный путь вымаливала...
      По голосу Сергея я чувствовала, что он попал на больную тему.
      - И вот результат! Твоя мама и мечтать не смела - сынок уважаемый человек, прекрасный специалист, богатей, счастливый семьянин! Ты бы хоть свечку на Пасху или рождество ставил, безбожник... Ну, хотя бы на всякий случай. - Серьезно посоветовал Толя.
      - А у Лары на шее синенький брелок с каким-то золотым божеством висит. Она говорит, что никогда с ним не расстается. Это кто - святой дух? Обратилась к нам Ирочка.
      - Это Будда, детка. - Нехотя объяснил Толя. - У Лары надежный защитник.
      - А я в православной церкви недавно окрестилась. На Октябрьской площади, за худсалоном. У нас в ансамбле все девчонки там крестились. Я даже крестной у Таськи была. И теперь всегда крестик ношу. - Она вытащила из-под свитера и показала золотой крестик. - Очень даже помогает. И там, в Стамбуле, и вообще... в личной жизни... А ничего, что он католический?
      - Ничего, ничего, детка. - Успокоил подружку Толя. - Это уж все равно. Как говорят, "из одной бочки разливают" - что религии, что богов.
      - Я не досказал. - Спокойно продолжил Сергей, не обратив внимания на треп Толика. - Тогда, в четырнадцать, я понял ужасную вещь. От моей догадки мне стало не по себе и я стал приглядываться к жизни очень внимательно, ожидая, что меня переубедят... Жду до сих пор. Только, видно, зря.
      - Так что же все-таки произошло? Что ты тогда понял, муж? И почему я об этом узнаю только сейчас?.. Эх, жены всегда узнают все самое главное в последнюю очередь... Давай, выкладывай начистоту. Я все пойму и прощу. Честно. Присягаю на последних лучах солнца!.
      - В нашей компании дворовой шпаны был один гаденыш. Лживый, жестокий, завистливый... Маленький и визгливый... В общем, что называется - ублюдок. Так мы его и звали. Отобрать у старухи кошелек или авоську, которую та волокла из магазина, было для Ублюдка особым удовольствием. Как и мучительство кошек. Да не каких-нибудь, бесхозных, а любимых, бабулькиных. Вот такую отраду одинокой жизни он старался изловить и с отрубленными лапами или размозженной головой под дверь хозяйки подбросить.
      - Ой, Сережа, ну к чему это нам сейчас? Каждый уже повидал в своей жизни достаточно жути. Если я начну про больницу рассказывать или Толя про Афган... - Содрогнулась я от пробежавшей по спине дрожи.
      - Я объясняю, как стал безбожником. - Упрямо продолжил Сергей. Ни балагурить, ни благодушничать он почему-то сегодня не хотел. - Короче, Ублюдок попал под грузовик. И с развороченным брюхом был доставлен в Склиф. День лежит, два, неделю. Врачи удивляются - на редкость живучий паренек попался. Маманя его, работавшая в чистопрудной "стекляшке" уборщицей, явилась в наше чердачное логово и, заливаясь слезами, прямо посреди битого стекла на колени бухнулась. "Сходите, говорит, к сыну, ребята, Христом Богом молю. Он вас кличет". А тетка была никудышная - алкашка и скандалистка первая на весь переулок. С мужем, таким же подонком, чуть не каждый день дралась. Участковый мент к ним чаще деда родного заходил... Не знаю, что нас пробрало - пошли мы в больницу, с апельсинами и книжкой "Петровка 38". Все честь-честью. Вроде даже цветочки прихватили - смех! Дежурный врач нас подозрительно осмотрел и сказал: "Посещения строго запрещены". А потом уже вслед окликнул: "Эй, братва! Давайте живее, пока главный на операции".
      И увидели мы его - трубочки, иголочки, бинты... Лицо крохотное, остроносое, как у белки, а в глазах - страх... Такого страха я ещё ни у кого не видел. Хочет что-то сказать, а губы синие-присиние, еле шевелятся. Я нагнулся к нему: "Не дрейфь, скоро будешь мячи гонять". Он посмотрел мне в глаза так, словно узнал разгадку всех загадок и стал самым взрослым и умным. Ему даже удалось оторвать голову от подушки, чтобы приблизить к моему уху пересохшие губы. - "Кошкам очень больно. Я знаю".
      Дома я поведал матери о посещении Ублюдка.
      - А здесь уже весь двор вздохнул с облегчением: наконец-то, говорят, этого мерзавца Бог покарал. - Сказала мать и почему-то заплакала. - Ведь он этих кошек от зависти мучил... Сам знаешь, какая у Лавкиных семья - что ни ночь - настоящая бойня. Леха старух ненавидел за то, что они кошек любили. По нему-то самому, убогому, пока под колеса не попал, никто слезиночки не обронил, никто добрым словом не пожаловал.
      - Так почему же тогда его Бог покарал-то? Почему не тех, кто виноват? - Спрашиваю я маму.
      - А нету, сынок виновных. Либо, наоборот, все мы кругом виноваты. Уж и не знаю. Видать, жизнь так придумана...
      Сергей смял и отшвырнул сигаретный коробок. Интересно - пустой или едва початый - ведь он уже третий раз бросал и продержался почти год до этих самых швейцарских дней. И вдруг снова - "Мальборо"!
      - Так вот. Умер Ублюдок. Но ещё недели две продержался - удаляли у него то почку, то ногу, в которой началась гангрена, - то ещё чего-то... Я тогда просто озверел - понял: нет такого ни у кого права, чтобы человека мучать. Особенно у того, что считается Отцом нашим, заступником, защитников, справедливым и мудрым. Зачем же ты, мудрейший и добрейший, человека зверем делаешь, а потом к нему счет предъявляешь? Это по-нашему называется подставить. И занимаются такими делами самые презренные и никудышные. - Он достал новую пачку и с удовольствием закурил.
      Все это мне очень не понравилось. Словно не отдыхаем, а прямо на передовой перед боем в окопе философствуем.
      - Говорят, кого Господь полюбит, тому и посылает испытания. Как бы душу его тренирует, совершенствует... Мне один знакомый кандидат наук объяснил. - Солидно вставила Ирочка.
      - А я думаю, моей мамке и так можно было путевку в рай выписывать женщина кроткая и сердобольная, мухи не обидела, сына-хулигана без мужа на ноги поднимала, интернатских голодных босяков своим харчем подкармливала... И за то ей - опухоль, внутренности пожирающая... Разве мало для каждого из нас просто смерти?!
      - Это вот таким безбожникам, как ты, в бессмертие души не верующим, тело свое грешное, бренное в страхе оплакивать предназначается. А человек верующий идет навстречу концу светло и смиренно, чтобы очистившись от скверны, к вечной жизни возродиться. - Елейным голосом проворковал Толик, чтобы мы не заподозрили его в серьезном отношении к своим декларациям.
      - Если кому-то вера облегчает существование в этом мире и уход приветствую и поддерживаю. Только это лекарство - не для меня. - Не поддержал гаерского тона приятеля Сергей. - Еще тогда, после Лехиной смерти, я понял - нету Отца всевышнего - заступника и благодетеля. Миром правит Сатана... А потом, становясь более взрослым и требовательным, собрал огромное досье злодеяний, преступлений против всего сущего, объяснить которые не могу ничем. Только торжеством хаоса, чистого зла.
      Сергей встал у балюстрады, и подняв лицо к гаснущему небу, на котором уже светлела россыпь бледных звезд, произнес:
      - Если и присутствует в существовании рода человеческого некий высший замысел, сценарий, то сочинен он не доброй силой...
      Глава 23
      После этого разговора никому не хотелось спускаться в бар и мы разбрелись по номерам. Лара так и не объявилась, Сергей не повеселел и не вспоминал о своих намерениях приласкать жену. Угрюмый и злой, он курил на балконе, а когда вернулся в комнату, тут же включил телевизор. Но программ переключать не стал - просто сидел перед мелькающим вопящим экраном, глядя перед собой невидящими глазами.
      В начале одиннадцатого раздался телефонный звонок. Наскоро перебросившись с кем-то короткими фразами, Сергей стал одеваться.
      - Лара нашлась. Мне необходимо прогуляться. Скоро не жди, постарайся уснуть, Бубочка. - Наклонившись, он чмокнул меня в лоб и исчез.
      Я не успела даже подняться с кресла, в котором то ли дремала. то ли листала журнал. Но как только за Сергеем захлопнулась дверь, расслабленная сонливость прошла, в голове зажужжал рой вопросов. - Почему так поспешно занесло нас в эти края? Что за странная компания подобралась для спортивного отдыха? Почему Толик из всех бесхозных длинноногих девчонок выбрал в подруги Иру? Кто эти симпатяги Фошеры - секретные агенты, мафиози, случайные знакомые? И главное - какие чувства или дела связывают моего мужа с этой бойкой культуристкой?
      Закутавшись в меховой полушубок, я вышла на балкон. Отель, дремавший после обеда, пробуждался для ночных увеселений. Издалека доносилась музыка, в номерах загорелся свет, отбрасывая на снег разноцветные блики. Внизу галдела и смеялась развеселая компания. Молодежь развлекалась, катая друг друга в больших санях с колокольчиками под высокими дугами. Я пригляделась - в сугробе барахталось несколько человек, затеяв шутливую потасовку. Взвизгнул девичий голос и тут я увидела его - того самого блондина, похожего на Юла. Он силой выволок из саней упирающуюся подружку и, схватив её в охапку, бросил в снег. Они катались среди елок, то ли смеясь то ли ссорясь, а с потревоженных снежных лап сыпалась сверкающая метель. Потом парочка притихла, тихо перебраниваясь, и я увидела высокий силуэт в раме светящегося подъезда - парень пронес мимо распахнувшего дверь швейцара свою драгоценную ношу. Держась за его шею, девушка прильнула к плечу, пряча лицо в разметанных волосах возлюбленного.
      Я непроизвольно вздохнула - сквозь обиду и тоску прорвалась зависть. Через пару минут на соседнем балконе вспыхнул свет, послышались возбужденные голоса, смех. Не было сомнения, что это вернулись к себе юные счастливчики. Они говорили по-французски, но мне было ясно, что шутливая перебранка стремительно движется к бурному примирению. Внезапная пауза могла означать только поцелуй, а включенный затем магнитофон и звякнувшие кольца задергиваемых штор - переход к интиму.
      Как ни странно, я не услышала ни рэпа, ни тяжелого рока. В комнате моих соседей пела Эдит Пиаф, и это казалось особенно обидным. Вот так проходила мимо жизнь - с чужими радостями, чужой музыкой и чужой любовью. Внушая себе, что и я здесь - далеко не одинока, а с любящим мужем, я забралась в ванну. Включила музыку и пышно взбила пену с привкусом пихты и талого снега. Двери я оставила открытыми, чтобы слышать поставленный в музыкальную установку диск Джо Дассена. В этом году на него здесь была ностальгическая мода и почти все наше путешествие озвучивал задушевный голос давно ушедшего обаятельного блондина.
      Я не слышала, как вошел Сергей, и вздрогнула, увидев его рядом - он присел на край овальной ванны и поправил шпильку, сколовшую волосы на моем затылке.
      - Потереть спину, Бубка?
      Я сунула ему в ладонь пропитанную шампунем лохматую варежку. Губы Сергея прильнули к моей шее, а рука соскользнула к груди. От него пахло коньяком, сигаретами и незнакомыми духами. Я закрыла глаза, предоставив "банщику" полную свободу. Он явно терял голову от возбуждения и я побоялась, что эта ванна не выдержит двоих, если Сергей рухнет в воду. Как-никак - вес 90 кг и рост 187, да и я не Дюймовочка-Ассоль. Он тоже вовремя спохватился.
      - Жду тебя в спальне, только, пожалуйста, побыстрее. - Шепнул он мне на ухо, тихонько прикусывая мочку.
      Ну уж нет! Я ждала целых три дня. И весь сегодняшний вечер - одинокий и печальный. Пусть потомится в мечтах, а я постараюсь оказаться на уровне.
      Я долго возилась, втирая в кожу миндальный лосьон, расчесывая волосы и, наконец, облачившись в самую соблазнительную ночную рубашку и прыснув любимые духи, явилась к ждущему меня мужчине.
      В терракотовом свете прикроватной лампы торс спящего Сергея казался богатырским. Он даже не успел раздеться, рухнув поперек постели. Я присела рядом, откинув с его лба влажные пряди - лицо казалось спокойным и вполне счастливым. Я попыталась снять с него рубашку, рассчитывая, конечно, ненароком разбудить мужа. Он резко поднялся, сел, мотая головой, и тревожно уставился на меня:
      - Я долго спал?
      - Минут двадцать, не больше.
      - Фу! Прости. - Он протянул ко мне руку и медленно спустил с плеча бретельку. - Потрясающе соблазнительная женщина.
      Мы помолчали. А поскольку заявление Сергея не повлекло за собой дальнейших действий. я поправила кружева и набросила на плечи пеньюар. В комнате было довольно прохладно.
      - Сережа, что-то не так? Что-то случилось с Ларой? Мне показалось, ты вернулся с прогулки умиротворенный.
      - Да, все обошлось. Мы посидели с Фошерами в баре.
      - Милый, я привыкла ни о чем не спрашивать, но здесь я рядом с тобой и чувствую какое-то напряжение... Ты ведь не зря сегодня вспоминал Сатану.
      Сергей обнял меня, но не как женщину, дающую утоление плотскому зову, а как близкое и дорогое существо. Существо - среднего рода. Нечто хрупкое, жалкое, требующее заботы и внимания. Я чувствовала, как он сдерживается, чтобы не выложить мне свои тревоги, не поделиться своими опасениями. Но я не имела права настаивать, - таковы условия игры. "Моя жена никогда, ни к чему не будет причастна. Запомни. Это важно". - Сказал он три года назад, получив назначение на загадочный пост руководителя неведомой мне службы. И я старалась не нарушать договоренность, часто сомневаясь: не значит ли это, что я оставляю его одного, без поддержки и возможности поделиться проблемами с самым близким человеком, человеком, который никогда не предаст.
      - Может, ты хоть чуть-чуть объяснишь мне, что происходит? - Рискнула я задать вопрос.
      - Происходит нечто важное. - Сергей смотрел в сторону.
      - Это не обычный отдых?
      - Это даже не обычная работа.
      - Супруги Фошер не случайные знакомые?
      Сергей обернулся и пристально посмотрел мне в глаза:
      - Если совсем честно - я не знаю кто они. Не могу понять! - Он с силой постучал кулаком по лбу.
      - А Лара? Что она для тебя значит?
      - Я беспокоюсь за нее.
      - Ладно... Допрос с пристрастием закончен. Давай спать, дружище... Только, пожалуйста, не вскакивай ночью курить.
      День выдался солнечным и ярким. Даже сквозь темные очки снежные отроги под кабинкой фуникулера сверкали ослепительным блеском. Там, внизу, по накатанной лыжне скользили яркие фигурки лыжников. На пологом склоне дети и взрослые катались на санях, а чуть повыше, на трассе слалома, собралась высшая спортивная элита. Именно туда и спешила попасть Лара, которую мы с Сергеем взялись сопровождать. Нам хотелось полюбоваться горами с высоты и прокатиться на канатной дороге, где вместо вагончиков двигались над пропастью легенькие красно-желтые скамейки. Лыж мы брать не стали. Когда-то мы с Сергеем совершали обязательные воскресные вылазки в Серебряный Бор и с удовольствием пробегали по дюжине километров, нагуливая волчий аппетит. А на обед я заранее держала в морозилке собственного изготовления пельмени. Это был своеобразный ритуал: лыжи - пельмени - любовь.
      Но теперь мы просто сопровождали Лару, чувствуя себя в кабинке фуникулера среди спортсменов в великолепной горнолыжной экипировке людьми второго сорта.
      - Но вы хоть глянете, как я слечу вниз? - Кокетливо улыбалась Лара, заглядывая в глаза Сергею.
      - Боюсь, от нас будет мало толку, если ты вздумаешь свалиться. Заметил он.
      - Ни за что на свете не сделаю этого, если за мной будут наблюдать такие люди. На миру и смерть красна, а на глазах любимых друзей - вдвойне. Но победа все же слаще.
      Почему-то мне не нравилась вполне невинная болтовня Сергея и Лары. даже раздражала. Не смешно, не остроумно и слишком игривый подтекст. Коллеги они или нет, но эта энергетически одаренная особа со всей очевидностью "положила глаз" на Сергея. А он и не пытался пресечь её заигрывания.
      Я прильнула к стеклу, делая вид, что увлечена пейзажем, и с горечью вспоминала прошедшую ночь. После нашего разговора Сережа уснул (совсем как в рассказах Галины), а я ещё долго наслаждалась музыкой, игравшей за стеной, и представляла себе гибкое юношеское тело, слившееся с женским среди смятых, пропахших еловой смолой и любовью простыней.