- Спокойной ночи, Юл.
      Я чуть задержалась, держа ноги на педалях и смотря на уходящего парня. Под его ботинками не оставалось следов! Заметив то же самое, он обернулся, в один прыжок оказался у машины и прижал к ветровому стеклу распластанную пятерню. "Моментальное фото", но я запомнила рисунок линий на его ладони. Сложная топографическая карта с очень короткой бороздкой жизненного пути.
      У въезда во двор дежурил мужчина, издали салютуя мне руками.
      - Извините, я задержалась, Геннадий. - Протянула я руку новому знакомому. Проследив, как я ставлю "Вольво" в гараж, он подставил мне локоть, чтобы проводить оставшиеся до подъезда сто метров.
      - Напрасно вы здесь мерзли. - Улыбнулась я широкоплечему атлету в теплой куртке. Похожую одежонку я недавно приобрела Сергею - демократично и удобно.
      - Ничего, зато я теперь знаю всех гуляк в вашем подъезде. Да и спать буду после прогулки отлично. - Подхватив меня, Геннадий устремился к подъезду. Лифт, как всегда в такие часы, не работал.
      - Не надо меня провожать. пятый этаж - это не конец света. Сверху ещё шесть.
      - Да, к счастью, вы живете не под крышей, но я хочу убедиться, что вы хорошо закроете за собой дверью.
      После третьего этажа я сбавила темп, почувствовав, как устала за этот день.
      - Цепляйтесь! - Геннадий подставил локоть и как на буксире втащил меня на лестничную площадку.
      Я достала ключи из сумочки и даже не успела вскрикнуть - один за другим прогремели выстрелы... Вернее, совсем тихо - будто откупорили бутылку - пиф-паф! Геннадий согнулся и тут же я увидела в его руке пистолет. С нижнего этажа, загудев, тронулся лифт.
      - Вы не испугались? - Пытаясь улыбнуться, он сморщился от боли.
      - Что, что с вами?
      - Рука... Ерунда, чуть выше локтя. Жжет немного.
      - Надо вызвать "скорую". - Отворив дверь, я пригласила его войти.
      - Ни в коем случае. Сам перевяжу. Внизу у меня машина.
      - Я все-таки врач и не могу отпустить вас с таком состоянии. Давайте-ка осторожно освободим руку. Вот так. Слава Богу, не катастрофа. Я притащила аптечку и затянула жгут. В мышце предплечья левой руки чернели сквозные отверстия. Кровь капала на светлый ковер, пока я не обработала рану перекисью водорода и не наложила тугую повязку. Тутанхамон взирал на нас с полным безразличием, беспечно шелестел фонтан.
      - Может, все-таки останетесь? - Спросила я, помогая Геннадию натянуть испачканную кровью куртку.
      - Жаль, совсем новую вещь испортили... Спасибо, Владислава Георгиевна. Не беспокойтесь за меня и ничего не бойтесь. Сегодня уже ничего больше не случится. Если не сможете уснуть - звоните. Мой телефон вы знаете.
      Я ничего не успела возразить - Геннадий скрылся за дверью, шепнув "Не забудьте закрыть задвижку".
      Сергей появился в одиннадцать утра. Застав меня дремлющей в кресле с телефоном в обнимку, он опустился рядом и спрятал голову на моих коленях.
      - Прости, прости, девочка... Я все уже знаю. Но ничего нельзя было изменить... И так, считай, нам очень повезло.
      Я и не старалась сдержать накопившиеся эмоции - страх за мужа, обида на него, на себя - на всех, кто затевает кровавые игры, выплеснулась бурей слез и упреков. Сергей лишь крепче прижимал меня и колотящие его спину кулачки успокоились. Я гладила его плечи, обтянутые незнакомым свитером, вдыхала запах чужих сигарет и заклинала: пусть все будет так, но только не хуже, не хуже...
      За обедом мы обменивались многозначительными, извиняющими, преданными взглядами и молчали.
      - Мне ничего не спрашивать? - На всякий случай спросила я и Сергей отрицательно покачал головой.
      - Потом. Потом я, наверно, сумею тебе объяснить что-то. А пока просто прости и потерпи.
      Вечером мы смотрели КВН, сидя в креслах, как добропорядочные обыватели. Я даже что-то вязала, а Сергей смеялся над шутками ребят. И несколько раз говорил из кабинета по телефону.
      Уже после подведения итогов и заключительной речи Маслякова Сергей спросил:
      - Ты вчера подвозила кого-то?
      - Да... коллегу. Он живет пососедству.
      - А где высадила?
      - У гастронома. Ему через дворы близко. - Я врала, совершенно не понимая, зачем делаю это. Не хотелось объяснять про Юла, про его настойчивое ожидание после работы. И, конечно, на мне "висел" этот странный поцелуй. Не какой-нибудь случайный, мимолетный, а очень и очень значительный. Разве объяснишь то, что не понимаешь сама?
      - Ты хорошо его знаешь, этого коллегу?
      - Ну. в общем... так... поверхностно. А почему ты спрашиваешь? С ним что-то произошло?
      - Произошло не с ним, а с Геннадием. Причем, уж это-то ты, конечно, заметила сама, - Генка был в моей куртке. А вот свитер на мне - его. Нам пришлось махнуться одежонкой. И понятно же - стреляли не в него. Кто-то хотел припугнуть меня. Милая шутка.
      - Шутка?! Стреляли дважды с глушителем - это совсем не смешно.
      - Вот именно. Такие ребята не промахиваются с двух шагов... Выкинь это из головы, Бубочка. Будем считать, что шутнику в подъезде просто изменило чувство юмора.
      - Ты уже знаешь, кто это был?
      - Знаю только, что его башмаки не оставили следов - к ним не прилип снег.
      Я окаменела, вспомнив удаляющегося от моего автомобиля Юла - "легкой поступью надвьюжной". Да и не зря Сергей у меня про коллегу выпытывал... Неужели?
      - Серж, я должна тебе кое-что рассказать... - Он молчал, не подталкивая меня к признанию. И я не смогла продолжить, - лучше разузнаю ситуацию получше сама, а сообщить мужу ещё успею. - ладно, в следующий раз. У меня что-то не клеится с этой работой. Иногда у меня не хватает сил помогать кому-то... Это эгоизм.
      Сергей выключил звук: на экране внимательный доктор объяснял про яйца и "Блендамед".
      - Уж лучше бы моя жена была стоматологом - вокруг свирепствует кариес... У тебя и впрямь, Бубка, непростая стезя. Когда-нибудь напишу труд: "Моя жизнь со спасателем".
      - Надеюсь свои мемуары я смогу назвать так же?
      - Я буду очень стараться оправдать твое доверие, детка. - Сергей тяжело вздохнул и я быстренько вспорхнула к плите: не могу и не должна видеть его уставшим или растерянным.
      Глава 19
      Оставшись дома одна, я тут же позвонила Юлу.
      - Привет, как добрались?
      В трубке молчание и совсем тихий голос:
      - Господи, никак не могу смириться с тем, что мне звонишь ты.
      - Мы опять перешли на дружескую ногу? А что бы ты сказал, если бы я сейчас стала выступать с таким, примерно, текстом: "Вы должны мне помочь, Юл. Я могу совершить нечто ужасное..."?
      - Упрек принят. Вот только исправиться мне, видимо, не удастся... Доктор, со мной опять приключилось нечто удручающее.
      - Уже? Мы расстались всего двадцать часов назад.
      - За это время я успел побывать в милиции. Меня сцапали прямо у твоего дома - вид, наверно, подозрительный. Отвели в участок, обыскали... Хорошо, что я как раз вчера пушку с собой не взял. Я иногда гуляю по ночам вооруженный... Но стрелять, если честно, не умею. Просто спокойнее... Меня ведь частенько припугивали. Когда долг "выколачивали".
      - И что? В чем они обвинили тебя, эти милиционеры?
      - Да ни в чем. Записали все данные, извинились и отпустили. Но на этом события не замедлили свой наступательный темп... Дома-то меня ждало главное потрясение - один на один с пустой комнатой и своей совестью. Я понял, что мы расстались с тобой навсегда, поставили точку. И это было, как говорят медики, несовместимо с жизнью.
      - Тебе необходимо выспаться.
      - Мне необходимо узнать, что точки нет... - "Я знаю, мой удел измерен, но чтоб продлилась жизнь моя, сегодня должен быть уверен, что завтра вас увижу я". Конечно, эти строки каждая мало-мальски привлекательная женщина слышит от настырных поклонников на каждом шагу.
      - Мне все равно приятно. Завтра в 12 у метро "Динамо". Я остановлюсь у ларька с самыми большими игрушками.
      ...Итак, я назначила свидание. Разумеется, чтобы получше присмотреться к парню, который так неожиданно вошел в мою жизнь. И, возможно, совсем не случайно. После разговора с ним я ни на минуту не верила, что Юлий убийца, сложным маневром вошедший в доверие женщины, чтобы расправиться с её мужем.
      Ведь я сама уговорила его встретиться и принять участие в передаче. Если бы не это - пребывал бы мальчик и сейчас в полном неведении о привлекательности "спасавшей" его докторицы. А ведь я не преминула ещё и пококетничать - так уж устроен мой организм. Потребность нравиться сильнее всяких доводов рассудка.
      И теперь, собираясь встретиться с Юлием, я тщательно и придирчиво сочиняла свой имидж. Мне не хотелось выглядеть "барынькой", унижая достоинство малоимущего кавалера, и вовсе ни к чему было изображать солидную даму - я и так не забывала, что старше его на тринадцать лет. Кажется, впервые мой возраст показался мне устрашающим. дело не в едва заметных морщинках, седом волосе на виске или скорее изображаемом, чем реальном отяжелении фигуры. Я никогда не была худышкой, но с институтских лет мой вес не изменился.
      Разглядывая как-то старые фотографии, я вообще пришла к выводу, что явно похорошела с годами. Задорную студенточку с "каре" блестящих темных волос и челкой до бровей можно было назвать славненькой, и только. А вот молодая леди в леопардовой короткой шубке с ярко очерченным чувственным ртом и разметанной по плечам гривой жестких пышных волос выглядела чрезвычайно привлекательно.
      Я достала из гардероба забытое синтетическое манто силуэта "свингер" коротенькое и сильно расклешенное, с огромным воротником-шалькой, превращающимся в капюшон. "Леопарда" облюбовала Софка и уже пару раз показалась в нем "в обществе" во время рождественского визита. С узкими фланелевыми брюками пальтишко и на мне смотрелось неплохо. Я почти отказалась от косметики, но не смогла проигнорировать духи. И взглянув на прощание в зеркало, криво усмехнулась себе: "Кого ты пытаешься обмануть, крошка? Ведь тебе уже и так ясно, что Юлий непричастен к стрельбе. Что же тогда выяснять? - Насколько пылки и правдивы его чувства?" - "Нет. Ответил кто-то ехидно и безжалостно. - Ты хочешь узнать, насколько серьезно влюблена сама. И даже, более того, - ты мечтаешь о том, чтобы вчерашний поцелуй оказался не пустой игрой воображения..."
      ..."Пусть, пусть, пусть!" - Я ходила вдоль ларьков на торговой площадке возле метро. Припарковаться у магазинчика, торгующего гигантскими медведями, крокодилами, гориллами не удалось. Делая вид, что рассматриваю витрины, поджидала Юла. Мое внимание привлек теплый мужской шарф с приятным серо-бежевым рисунком. Я даже потрогала его, представляя, как наброшу пуховую мягкую ткань на открытую шею Юла. И отошла - делать ему подарки я не имела никаких оснований. Вот если бы день рождения или Новый год...
      Вокруг торговали и покупали. сквозь чистенькие витрины глядели в февральскую муть подсвеченные изнутри штабели разнокалиберных бутылок с неведомыми ранее напитками, сверкала бижутерия, манили своих будущих хозяев меховые зверушки, отчаянно красовались завезенные неведомо откуда в эту стужу живые цветы.
      Кто-то сжал меня сзади за плечи, не давая возможности двинуться, Я удивилась, как крепко держали меня его руки и как высоко над моими глазами сияли его глаза, когда я все же вырвалась и обернулась. Губы Юла тут же коснулись моего виска - но не мимолетно-дружески, а очень интимно - горячие и жаждущие.
      Мы чуть ли не бегом ринулись к машине, расталкивая людей, жующих у киоска гамбургеры. В морозном воздухе запах жареного мяса казался очень аппетитным. И почему-то от этой пестрой людской толчеи, от роскошных цветов, обреченных замерзнуть в своих хрустальных целлофановых колпаках, от спортивного марша, грянувшего из стадионных репродукторов, меня охватило несказанное веселье.
      Захлопнув дверцы, мы почувствовали себя защищенными от внешнего мира. Крошечный домик с запотевшими стеклами - необитаемый остров. Я увидела в зеркальце свои раскрасневшиеся щеки, блестящие глаза, а затем - глаза Юла, виноватые и печальные. Он сжал пятерней лоб, поморщившись, как от боли. Затем откинул назад длинные пряди и попросил, глядя прямо перед собой:
      - Поехали куда-нибудь.
      Мы тронулись куда глаза глядят.
      - Почему ты не носишь шапку? - Кажется, я направилась в район Марьиной рощи.
      - Не люблю.
      - А шарф?
      - Нету... У меня вообще многого нет. - Зло добавил он. - Например, возможности покормить тебя хорошим обедом. Я заметил, как ты смотрела на гамбургеры.
      - Работа, которую ты нашел, не ладится?
      - Наверно, я не умею приспосабливаться. Не научился быть "шестеркой".
      - О, ещё вся жизнь впереди! Только надо твердо усвоить, чему стоит учиться, а чему нет. "Шестеркой" тебе, видимо, уже не стать. А вот приспосабливаться жизнь заставит. Выбиться в "генералы" - ведь это и значит - приспособиться, подмять обстоятельства под себя. А ты сильный. - Я усмехнулась, имея ввиду его любовный натиск. Так использовать меня способен далеко не каждый. - Неужели я стала бы катать по Москве с заурядной личностью?
      - Спасибо, доктор. Вы умеете вселить оптимизм.
      Заметив вывеску нового кафе "Посиделки", я притормозила.
      - Скажи, если мы перехватим блинчик за мой счет, ты оставишь попытки соблазнять меня? - Ведь это уже будет квалифицироваться как альфонсизм. Да и мне не хочется покупать твою привязанность. - Я с вызовом посмотрела на него. - Как быть?
      Юлий нахмурился и опустил глаза.
      - У меня были деньги. Я специально взял. Но потратил.
      Он настолько сейчас напоминал провинившегося мальчишку, что я потрепала его затылок и задержала руку - волосы у шеи были мягкими, густыми, теплыми. Юл поймал мою поспешившую сбежать руку и прижал к губам ладонь. У меня захватило дух. Странным образом сочетались в моем спутнике мальчишество и мужественность. Гремучая, убийственная смесь.
      - Предупреждаю, я съем очень много. На нервной почве у меня с детства проявляется страшный аппетит. - Сказал Юл, когда мы вошли в кафе.
      Гардеробщик любезно принял моего "леопарда" и хиленькую куртку Юла. Я увидела его без верхней одежды и улыбнулась: точно такой свитер, как я одевала на работе! Но изрядно поношенный, со светящимися на локтях проплешинами. Воротничок белой рубашки, выглядывающий из-под круглого выреза, намекал на некую торжественность костюма. Вся его вытянутая, худощавая фигура навевала образы белогвардейской эмиграции, каких-то голубокровных Галицыных и Оболенских, сгинувших в константинопольских трущобах.
      В маленьком уютном зальчике, оформленном под сельскую харчевню, было пустынно и тепло. Празднично пахло пирогами, а на деревянной стене висели ходики с кукушкой.
      Я заказала бульон и кучу всяких блинчиков - с картошкой и грибами, с кислой капустой, с мясом, ватрушки и пряники.
      - Может быть, что-нибудь выпьешь, согреешься? - Предложила я, почувствовав неловкость. - Мое настроение стремительно менялось - из огня да в полымя. От жара оголтелой, дурашливой радости меня бросило в озноб сомнений. Я словно неслась в пропасть, не умея и не желая замедлить падение.
      Нам принесли графинчик с "рябиновкой". Юлий налил мне, но я со вздохом остановила рюмку:
      - Было бы весьма кстати. Но я за рулем. И не смейся, пожалуйста, - я не из породы лихачей. Никогда не нарушаю и не подкупаю гаишников.
      - ты всегда поступаешь, как следует, соблюдаешь правила уличного движения и вообще - Правила. - Значительно добавил Юл, глядя мне в глаза. Ведь что-то происходит, правда? Что-то происходит с нами. И это ты считаешь сплошным нарушением. Нарушением твоих принципов, незыблемых жизненных правил. Испуганная, как затравленный зверек... Пей, товарищ пассажир. Машину поведу я. - Он положил на стол водительские права.
      Я одним махом осушила рюмку - "Со свиданьицем, шофер!"
      - Вот и молодец. - Юлий покрутил свою нетронутую рюмку. - Я бы, конечно, тоже махнул. Но уважаю твои водительские принципы и чту правило "чужой тачки". Даже если это очень старое "вольво" - рисковать чужой машиной не стоит.
      - А рисковать чужой жизнью? - Я снова проглотила обжигающую настойку, торопясь подавить нарастающее беспокойство.
      - Мы только этим и занимаемся. Рискуем чужой жизнью фактом самого рождения... И мне сейчас ужасно стыдно, что я - рискую твоей. - Юлий взял меня за руку. - Благополучная, преданная, немного рискованная, но очень сердобольная женщина... - Он рассмотрел мою ладонь. - Теперь она вынуждена нанести рану вот этой самой рукой. Ранить, а может даже - убить. Ведь ты любишь своего мужа - долго и верно. И ты не можешь прогнать меня. Потому что лучше всех знаешь - мне будет очень трудно выжить без тебя... Уж так получилось... Прости, доктор...
      - Почему, почему так получилось? - Взмолилась я с пьяненькой слезой. Я никому не хочу причинить боль.
      - Не знаю. Есть сюжеты, которые сочиняют какие-то небесные Шекспиры. И мы невольны менять свою роль. - Юлий поднялся и протянул мне руку. - Пошли. Я покатаю тебя по моему маршруту.
      Я отдала ему ключи от "Вольво" и сев на правое сиденье, закрыла глаза: будь что будет!
      Движение машины казалось стремительным полетом. Юл выехал на Дмитровское шоссе и мы помчались прочь от центра. Стемнело. Сквозь опущенные ресницы огни летящих навстречу машин казались метеоритным дождем, сквозь который пробивался наш маленький корабль... Краем глаза я замечала вынырнувший из темноты грузовик, несущуюся наперерез ему светящуюся громаду автобуса и в одно мгновение "увидела" все последующее: жуткий удар врезавшегося в грузовик "Вольво", усыпанную стекольной крошкой окровавленную голову Юла и свое улыбающееся мертвое лицо... От жуткого видения я вздрогнула и приподнялась в кресле. В ушах ещё звучал лязг и скрежет разрываемого металла, завывали сирены спешащих к месту аварии патрульных машин... Я вцепилась в рукав Юла. Мы ловко разминулись с грузовиком, оставив сбоку недовольно гуднувший автобус.
      - Не дергайся. Я вожу с тринадцати лет. Как только ноги достали до педалей, отец давал мне покрутить руль. У нас был старый, ещё дедовский "Москвич". Права получил два года назад. И с тех пор перепробовал, наверное, все марки. Можно включить магнитолу? - Одной рукой Юл перебирал кассеты, разглядывая надписи. - Вот это, думаю, пойдет. - Он нажал кнопку и в теплый салон ворвался голос Хулио Иглесиаса.
      Сжав зубы, я закрыла глаза. Под эти испанские стенания мы начинали с Сергеем нашу семейную жизнь в дощатом домике крымской турбазы. Тогда этот певец был совсем неизвестен у нас, кассету привезли из Мехико и подарили к свадьбе друзья мамы.
      - Кажется, невозможно найти человека, у которого под эти мелодии не происходило бы нечто весьма лирическое. - Зло сказал Юл. - Лайза предпочитала заниматься любовью в романтическом звуковом оформлении, а на трезвую голову выбирала что-нибудь "покруче"... И тебя, вижу, достало. - Юл остановил мою руку, тянущуюся к клавише выключателя. - Я знаю, что больно. Но хочу, чтобы и для тебя, и для меня этот голос и эта музыка были связаны только с этим зимним вечером и с предощущением чуда, которое ждет нас... Я отрекаюсь от прошлого... Слушай: "Любовь, только любовь, одна любовь живет в наших сердцах. И никогда не будет ничего другого, потому она бессмертна", - перевел Юлий и смущенно признался: я учил испанский в институте два года. А слово "аморе" запомнил в первую очередь.
      - Достаточно. Лучше помолчим. - Я выключила магнитофон. - Мы обречены топтаться по уже хоженным тропам, попадая на чьи-то следы...
      - Но у нас будут общие воспоминания. Обязательно будут. Посмотри на меня. Эй. посмотри, Слава!
      Сидящий за рулем мужчина был незнаком мне. Уверенную осанку, азартный блеск в глазах и даже гордо вздернутый подбородок я видела впервые. Он был старше и сильнее меня. И он был прекрасен.
      - Голова кружится. - Почувствовав внезапную слабость, я откинулась в кресле. - Я запомню это дерзкое выражение лица и буду хранить его в копилке общих воспоминаний... Кстати, там уже не так мало трофеев... Я помню нашу первую беседу, и вторую, и встречу в Останкино...
      - И ещё ты запомнишь это. - Круто свернув с шоссе на узкую дорожку среди елок, Юлий остановился. Меня поразила внезапная тишина и темнота, пересекаемая пунктирами проносившихся по шоссе автомобилей. Их фары на мгновение пронизывали сумрак салона, как свет привокзальных фонарей купе проносящегося поезда. Юлий нажал рычаги - спинки сидений упали, открывая нам путь друг к другу.
      Мы целовались бешено, страстно, нежно. Как изголодавшие любовники и как верные супруги. Мы теряли голову, шепча слова признаний и выныривали на свет скепсиса и горечи, когда хотелось обижать и мучать. За то, что полного счастья и полной близости не было и не могло быть. Я металась в жару на сброшенном "леопарде" в расстегнутой блузке, с обнаженной грудью, отдаваясь в самозабвении его рукам и губам. Я стискивала его виски, покрывая поцелуями горячее, худое лицо, нежную, колкую у подбородка шею с пульсирующей в выемке жилкой.
      - Поедем ко мне. - Он резко встряхнулся, вернул кресла на место и включил мотор. Все это, не глядя на меня, с какой-то деловитой обреченностью.
      Резко развернувшись, мы помчались в город. У въезда на Ленинградский проспект, я придержала руку, лежащую на руле:
      - Пожалуйста, не надо.
      Машина послушно остановилась у обочины. Пошарив за пазухой, Юл извлек что-то маленькое и пушистое.
      - Чуть не забыл. Поймал у метро "Динамо", пока ждал тебя. Кажется, это бурундук. На более крупного зверя меня не хватило. Пусть слушается свою хозяйку. - Он прикрепил игрушку за тесемочку к зеркальцу ветрового стекла. Затем, не глядя на меня, вышел, аккуратно захлопнув дверцу.
      - Постой! - Крикнула я вслед удалявшемуся Юлу и, выскочив из машины, догнала его. Все, что угодно, только не смотреть на удаляющуюся от меня спину. - Давай, посидим минуту. Смотри, как торжественно!
      В маленьком сквере перед въездом в Академию имени Жуковского было пусто, тихо, бело, как на краю света. Юл перешагнул через грязный сугроб и, склонив голову, остановился у памятника. Генерал из черного мрамора грозно смотрел вдаль, пытаясь разглядеть, наверно, здание аэровокзала по ту сторону проспекта и перспективы российского воздухоплавания в целом.
      - Никогда у меня не получалось поверить в то, что изваяние представляет жившего когда-то человека. - Сказал Юл. - Даже памятник Пушкину. Наверно, это лучший способ убить живую память об умершем превратить его в бронзовый или гранитный символ, монумент... Непонятно, почему это все мечтают о памятниках...
      Я рассмеялась:
      - Кто это - все? Брежневские "видные деятели", попадавшие под статью "и установить бюст на родине героя"?.. Мы-то, видевшие сваленных колоссов у ЦДХ - всех этих лениных и свердловых, дзержинских, знаем, как коротка земная слава.
      - Sic transit gloria mund... По-латыни тебя зовут Глория... Жаль, что так называть тебя будет другой...
      Мы сели на покрытую снегом скамейку, будто припадшая к могиле усопшего родня. Сидели молча, глядя вперед, на усыпанные мелким снежком липы, идущие вдоль проспекта.
      "Как на Елисейских полях", - подумала я, вспомнив, как потрясло меня первое посещение Парижа. Трехцветное мороженое в узеньком рожке, которое я тогда лизала, глазея на витрины и ночную толпу, было моим первым заграничным мороженым. - "Смотри, здесь настоящая клубника!" - восхищенно протянула я свой рожок Сергею. - "Ну и что? Ведь уже конец января - самый клубничный сезон". Тогда мы не знали еще, что и в Москве круглый год будет красоваться в корзиночках свежая клубника, а липовую аллею, ведущую от белорусской площади в наши края, украсят мириады цветных огоньков. Мы были молоды и не предполагали, что разбогатеем настолько, что сможем путешествовать по всему миру без ущерба повседневному бюджету, долгов и унизительных походов с золотым колечком в ломбард.
      И никто, ни за что на свете не сумел бы убедить меня, что я смогу полюбить другого...
      - Как на Елисейских полях. - Пробормотал Юлий и посмотрел на меня. Я смущенно опустила глаза. Он грустно улыбнулся. - Понятно. Я снова попал в чужие следы.
      Затем, не сказав больше ни слова, встал, засунув руки в карманы, побрел туда, где среди офранцуженных аллей катил сверкающий поток автомобилей. Не оглядываясь, втянув разлохмаченную ветром голову в зябко согнутые плечи.
      Глава 20
      Мне срочно надо было отвлечься. Что-то делать - бурно и безалаберно, спасаясь от пытки самоанализа с бесконечными, мучительными, как отравленные стрелы вопросами. Что, почему, зачем? Как я могла дойти до такого и что теперь будет?
      Я очень обрадовалась, когда Сергей виноватым голосом сообщил:
      - Прости, Бубка, некстати получилось. Вижу, ты вся вымотанная, но просто необходимо организовать маленькую вечеринку. Толька хочет представить нам новую пассию, вероятно, из породы фотомоделей. Аллочка твоя, увы, не прошла со всеми своими добродетелями... И ещё должна прийти одна пара - мои первые коллеги, вернее - товарищи по оружию. Неплохо было бы подружиться. Только, прошу тебя, ничего серьезного. Чисто по-домашнему. Можно заказать джентльменский набор в ресторане... Но, детка, извини, я уже всем расхвалил твои пирожки. Придется покрутиться. - Он с мольбой заглянул мне в глаза.
      - Постараюсь оправдать доверие, товарищ генерал. - Я "отдала честь" и спросила. - А новые знакомые тоже противные?
      - Разве не ты была без ума от Толика?
      - Не я. Видимо, твой зав. отделом кадров.
      - Не одобряешь увлечений Анатолия Петровича. Ревнуешь к двадцатилетним, старушка. Что поделаешь, это его возрастной предел. Женщин более почтенных лет он просто не замечает. Или они его.
      - Плевать мне на его предел. Не люблю, когда на шею вешают крестик, а под юбку блудливым взглядом шныряют. Стилевое несоответствие.
      - Ну, чего ж теперь, всем, кто с крестом ходит, сутаны надеть? Ринулся Сергей на защиту "новых верующих". Сам он к таковым не относился, но нападок не любил.
      К вечеру я старательно приготовилась, включив в ассортимент обычных закусок обязательные пирожки. суетилась много, переделывая почти все по два раза - и тесто пришлось дважды замешивать, и фарш, взбитый миксером, оказался без лука и приправ. душа не лежала готовить обжираловку для благополучных, пресыщенных деликатесами людей. И не хотелось думать, что в холодной комнате сидит одинокий, голодный парень, презирающий пресыщенную, перезрелую дамочку. Еще в кафе "Посиделки" я с удовольствием смотрела на поглощавшего блинчики Юла и даже похвасталась, что у меня получается лучше. "Рад за твоего мужа и друзей", - официально констатировал он.
      Ну, почему, почему я не могла сегодня пригласить и его? Вот тогда бы все кипело в руках и не пришлось бы два раза проворачивать фарш. И одела бы я не скромное деловое платьице цвета хаки с вырезом под горлышко, а белый ангоровый пуловер - такой тонкий, пушистый и нежный, будто паришь в снежном облаке. А оттенки кожи и волос приобретают светящуюся насыщенность, как края облаков, сквозящих солнцем.
      Только сейчас это ни к чему и никто, не считая дежурных комплиментов, не обласкает мою персону вниманием, не обомрет от восторга, бросив неосторожный взгляд. Нелегко, оказывается, сдавать завоеванные позиции, тем более ретироваться в панике с поля боя. Я прогнала Юла, сохранив свою независимость, и теперь с тоской начинала осознавать, что полностью завоевана им.
      ...Первыми пришли Афанасий и Лара. Сережа представил мне новых знакомых как "коллег-смежников". Они руководили неким недавно образовавшимся агентством, входящим в Ассоциацию детективных служб.
      - Как в телесериале "Агентство лунный свет". Работаем рука об руку. Только меньше ссоримся. - Сказала Лара - стройная. спортивная блондинка, удивительно похожая на рекламную картинку сыра "Виола". Только вместо наивности финской сельской красотки в глазах Лары светились воля и уверенность в своих силах.
      - Это потому, что мы давно женаты. И, кроме того, рабочие ситуации у нас намного смешнее. Вот, например, вчера... - Начал Афанасий - бородатый добряк богатырского вида.
      - Ой, Фоня, умоляю, потом! - остановила мужа Лара. - Вы скоро убедитесь, Славочка, что все "случаи" моего мужа почерпнуты из репертуара "Смехопанорамы" или клуба "Белый попугай".
      - Я же не виноват, что искусство и жизнь так тесно соприкасаются. Вот, например, интерьер жилища господ Баташовых сильно напоминает апартаменты миллионерши Алексис Колби из известного телесериала.
      - Обманщик! Он и не подходит к телевизору, когда я смотрю "Династию". - Возразила Лара.
      - Естественно. Я делаю вид, что не смотрю. А раненько утром, пока ты ещё в ванне, просматриваю серию в записи. Но это, Слава, профессиональная тайна! Сразу же раскололся под вашим невинным взглядом. И добавлю ещё страшный секрет - Лара и сама телесериалы не смотрит.
      - Моя жена давно знает, что главное правило разведчика - морочить голову. Распространяется оно на частную и даже интимную жизнь. Если, допустим, ты не выносишь сладкий кофе, то даже наедине с собой не забудь положить три кусочка сахару. Я ночью, например, усердно храплю, хотя, на самом деле совершенно не любитель этого занятия. Долго тренировался и, наконец, постиг. - Сергей явно находился в хорошем расположении духа. После инцидента со стрельбой в подъезде это показалось мне несколько странным.
      - Могу подтвердить - виртуозный храп. Причем, не мешает ему читать и даже говорить по телефону. - Подхватила нить непринужденного трепа я.
      - И вот, смотрите! - Сергей рванулся к двери на раздавшийся мелодичный звонок. - Мне иногда удается встречать гостей, не прерывая сеанс спортивного храпа. - Он выдал заливистую руладу и распахнул дверь.
      - На пороге с огромным букетом экзотических цветов в зеркальном целлофане появился Толя, подталкивая вперед высокую девушку в шикарной длинной шубе. Я приняла цветы, мужчины помогли даме раздеться, явив взору персиковое замшевое платьице - узкое, короткое, с массой разрезов, карманчиков, петель, все в шнуровках, молниях и застежках. Она нагнулась застегнуть принесенные с собой золотые туфельки и длинные темно-рыжие волосы упали почти до полу. Мужчины переглянулись. Сергей подмигнул, Толя смущенно опустил глаза. Я вздохнула - мало ему приключений с Валей. Уж думала, - обжегся, будет юных леди подобного типа за полверсты обходить. Так нет! "Козел плешивый", - так и вертелось у меня на языке. Но вместо этого вырвалось изумленное: Ира?!