Агла терпеливо выслушала меня до конца, но боюсь, что это было единственным достижением, которым я мог похвастаться. Она добросовестно старалась понять меня. И хотя Агла сама жила в двадцатом столетии, возможно, и в других временах, она восприняла очень немногое из моих объяснений. В данной инкарнации она была не более чем простодушной дочерью тринадцатого столетия.
      - Ариман - черный колдун, - высказала она свою точку зрения, - и в его власти показать тебе прошлое и будущее.
      - Но он показал мне, что произошло только сегодня, - запротестовал я, и не просто показал. Мы действительно были там, в тысячах миль отсюда.
      - Ты ни на секунду не покидал меня, - возразила она со слабой улыбкой.
      - Говорю тебе, все это произошло на самом деле. Просто время текло для нас с разной скоростью. Для тебя прошло одно мгновение, а я прожил почти двадцать часов на равнинах Венгрии.
      - Тебе это только показалось. Он великий волшебник, и в его власти заставить тебя поверить во все, что угодно.
      Мне не оставалось ничего другого, как согласиться с ней и прекратить бесполезный разговор.
      Этой ночью мы особенно увлеченно занимались любовью, так как оба опасались, что больше нам никогда не представится такой возможности. Я уснул только под утро.
      Мне приснился Ормузд, облаченный в золотые доспехи, верхом на золотом коне. Он ехал по тропинке по весеннему лесу. Ярко сияло солнце, и на голубом небе не было видно ни облачка. Но постепенно лес становился все гуще, а небо заволокли тяжелые тучи, закрывавшие солнце. Я уже знал, что должно произойти, и хотел крикнуть, чтобы предупредить Ормузда, но не мог издать ни звука. Мое тело и язык были парализованы, и я мог только наблюдать, как маленькие злобные рептилии выползли на тропинку перед конем Ормузда и, мгновенно преобразившись в монгольских воинов, набросились на него. Стащив бога Света и Истины с коня, они начали рубить его кривыми саблями.
      - Орион, помоги мне, - прозвучал в моих ушах далекий голос истекавшего кровью Ормузда. - Где ты, Орион? Спаси меня!
      Внезапно свет померк и могильный холод охватил мое тело. Я очутился в безжизненной и пугающей пустоте. И хотя я не мог этого видеть, я понимал, что в то же самое мгновение Земля и вместе с нею человечество прекратили свое существование.
      Я проснулся в холодном поту и присел на своей подстилке. Агла мирно спала рядом, безразличная ко всем катаклизмам мироздания.
      "Думай, Орион, думай, - приказал я себе. - Как ты можешь победить Аримана, если даже не понимаешь его замыслов?"
      Я закрыл глаза и попытался проанализировать известные мне факты.
      Ариман намеревался уничтожить связь времени и пространства, нарушить его континуум и тем самым потрясти основы вселенной. По его словам, некогда люди уничтожили его народ, и теперь он был готов сокрушить человечество, а тем самым победить и Ормузда, которого называл нашим создателем. Многого я не знал, а еще больше не понимал. Я раздраженно потряс головой, пытаясь сообразить, каким образом я могу добраться до Ормузда и попросить его сообщить мне дополнительную информацию. Впрочем, я подсознательно понимал, что любая подобная попытка заранее обречена на провал. Очевидно, Ормузд полагал, что я уже знаю достаточно для успешного осуществления своей миссии. Он направил меня в эту точку времени и пространства, не только воссоздав все мои прежние способности, но и позаботившись о том, чтобы я узнал монгольский язык. Более того, он послал со мной Аглу в образе простосердечной туземной девушки, очевидно, для того, чтобы она служила мне проводником в чуждом мне мире, посредником между мною и людьми тринадцатого столетия. Это и было ее истинным предназначением, точно так же, как назначение Ареты было пробудить мои воспоминания и направить меня на поиски Аримана.
      Очевидно также, что Угэдэй был ключом к разрешению всей проблемы. Когда монгольские воины схватили меня, я по какому-то наитию объявил им, что являюсь послом к Великому хану. Кто, кроме Ормузда, мог вложить мне в голову эту мысль? Так или иначе, но я был совершенно убежден, что теперь все зависело от моей личной встречи с Великим ханом.
      Когда лучи солнца пробились сквозь узкое оконце и осветили наше скромное жилище, я уже принял твердое решение немедленно встретиться с Елю Чуцаем и испросить для меня аудиенции у Великого хана. Агла отправилась вместе со мной. Одетая в традиционную одежду монгольской женщины, чувствительная к малейшим нюансам поведения своих соплеменников, она должна была послужить мне своеобразным компасом в этом мире, который без ее помощи я вряд ли мог бы понять. Но помимо этого, она была еще женщиной, которую я любил и не желал оставлять одну, чтобы в случае необходимости оградить ее от козней Аримана и других возможных опасностей.
      Нам потребовалась большая часть утра, чтобы убедить суровых стражей и приторно сладкоречивого китайского чиновника в необходимости моей срочной встречи с Главным советником Великого хана. В конце концов мы были допущены в маленький шатер, стоявший рядом с роскошным жилищем Угэдэя. Обстановка внутри шатра оказалась куда более роскошной, чем можно было предположить, глядя на него снаружи. Пол был сплошь покрыт великолепным персидским ковром, а вдоль стен стояли предметы традиционной китайской мебели, богато инкрустированные золотом и слоновой костью. Елю Чуцай появился из-за ширмы черного дерева, двигаясь, по обыкновению, грациозно и беззвучно, и уселся на мягкий стул у длинного стола, заваленного рукописями и картами. Улыбнувшись, он предложил нам присесть на два небольших стула, стоявших поблизости от его собственного. После обмена несколькими вежливыми, но ничего не значащими фразами он поинтересовался целью моего визита.
      - Чтобы просить вас помочь мне получить аудиенцию у Великого хана, отвечал я. - Уверяю вас, это крайне важно.
      Несколько мгновений он молча играл волосами своей белой жидкой бородки. Опасаясь получить отказ, я решился на отчаянный шаг. Мобилизовав все свои гипнотические способности, я попытался внушить старому мандарину мысль о необходимости подобной встречи. Кажется, мои усилия увенчались успехом. Его тело слегка напряглось, и, подняв голову, он посмотрел мне прямо в глаза. На лице китайца мелькнуло легкое замешательство, которое постепенно сменилось пониманием моих намерений.
      - Я пытался защитить вас от ненужной опасности, - произнес он извиняющимся тоном. - Если вы встретитесь с Угэдэем и не сумеете убедить его в своей правоте, это будет означать для вас неминуемую смерть.
      - Опасность слишком велика, чтобы думать о сохранении собственной жизни, - возразил я. - Мне нужно увидеть его немедленно.
      Он послушно поднялся со своего места и снова исчез за ширмой.
      Я повернулся к Агле и улыбнулся.
      - Ты заставил его исполнить свою волю, - произнесла она с неодобрением.
      - Я убедил его в необходимости этой встречи, - возразил я.
      Агла подняла руку, чтобы убрать прядь волос, упавшую ей на лоб, и в то же мгновение электрическая искра проскочила у нее между пальцами.
      - Ты тоже волшебник, - прошептала она с благоговейным страхом. - Почему же ты сразу не сказал мне об этом?
      - Я уже говорил тебе, что это не так.
      - Это неправда. Ты такой же, как Ариман, и обладаешь огромной силой. Мне следовало догадаться об этом раньше, когда я увидела, как быстро зарубцевались твои раны.
      - Моя сила велика, но я использую ее только ради добра, - возразил я. И она не имеет ничего общего с колдовством.
      - Ты даже не понимаешь, насколько велика твоя сила, - вздохнула она. Страшно подумать, что ты сделал с господином Чуцаем. Не надо больше меня обманывать... это бесполезно... теперь я знаю всю меру твоей власти над людьми.
      Я попытался отвлечь ее внимание от моей уловки с гипнозом, но Аглу было невозможно обмануть.
      - Ты не должен позволить Угэдэю или его советникам догадаться о своем могуществе. Все они суеверные люди и из страха убьют тебя.
      - Но они не стали убивать Аримана, - запротестовал я.
      - Только потому, что он предсказал им победу. Я слышала, что женщины в Каракоруме говорят об Аримане. Все боятся его темной силы, но еще больше боятся вызвать его недовольство. Монголы опасаются, что в таком случае он может предсказать поражение их армии. Эти глупцы искренне верят, что пророчества Аримана могут привести их к победе или поражению.
      - Разве подобная убежденность не грозила ему еще большей опасностью? Не лучше ли монголам просто перерезать ему горло и навсегда избавиться от него?
      Она отрицательно покачала головой, в результате чего прядь волос снова упала ей на лоб. Агла вернула ее на прежнее место, но на этот раз без всяких дополнительных эффектов.
      - Ариман очень умен, - пояснила она. - Я слышала, он появился в Каракоруме как проповедник новой религии. Религии воинов. Монголы не убивают священников. Они с одинаковой терпимостью относятся ко всем верованиям. Поэтому, хотя все они и боялись Аримана, Великий хан приказал не причинять ему вреда, пока сбываются его пророчества о победах монголов.
      "Да, он умен, - подумал я, - куда умнее меня, и прекрасно разбирается в психологии монголов".
      - Кроме того, - продолжала Агла уже более спокойно, - монголы не проливают кровь важных людей.
      - Что? Как тогда понять...
      - Ясса запрещает проливать кровь, хотя и не отрицает необходимости убийства.
      Я сидел на жестком деревянном стуле, пытаясь переварить то, что рассказала мне Агла. Против моей воли передо мной встало улыбающееся лицо Аримана.
      Лично я не возлагал особых надежд на справедливость Яссы, да и не питал особых иллюзий относительно важности моей персоны.
      Мои размышления прервало возвращение Елю Чуцая.
      - Все устроено, - произнес он устало. - Великий хан примет вас сегодня вечером, сразу после ужина, но вам придется прийти одному.
      Я бросил вопросительный взгляд на Аглу.
      - Великий хан, - объяснил Елю Чуцай, - не станет уважать мужчину, если тот появится перед ним в сопровождении женщины. Таковы обычаи монголов, и в этом нет ничего оскорбительного ни для кого из вас.
      - Я нисколько не оскорблена, - возразила Агла, - просто я опасаюсь, что Орион может оказаться в затруднительном положении, плохо зная традиции и образ мыслей монголов.
      - Я буду рядом с ним, чтобы направлять его, - пообещал Елю Чуцай. - Ваш друг и без того находится в сложном положении. Так что не стоит вызывать неудовольствие Великого хана, появившись перед ним рядом с женщиной, имеющей репутацию лекарки и, более того, колдуньи...
      Он замолчал, давая мне возможность обдумать его слова.
      - Я понимаю, - сказал я, - но тут же, вспомнив судьбу Ареты, поспешил добавить: - Я прошу вас приставить к ней охрану на время моего отсутствия. Ариман или кто-то другой может попытаться заставить меня отказаться от моих планов, угрожая причинить вред Агле.
      Елю Чуцай слегка наклонил голову в знак согласия.
      - Это будет сделано. Вы оба находитесь под моей защитой, пока не замышляете ничего дурного. Кроме того, что касается вас, Орион, Великому хану известно о письме Субудая, рекомендовавшего вас.
      - Я высоко ценю великодушие Субудая, - сказал я, улыбаясь, - но еще более я благодарен вам, мой господин Чуцай.
      Мои слова польстили ему.
      - Запомните, любой щит хорош ровно настолько, насколько сильна рука, держащая его, - предостерег он. - У вас есть могущественный враг здесь, в Каракоруме. Так что будьте осторожны.
      - Благодарю вас, мой господин. Я запомню ваши слова.
      Во второй половине того же дня, когда Агла нервно металась по нашей хижине, а я пытался сконцентрировать свои мысли на том, что сказать Угэдэю, слуга принес мне новую одежду, в которой я должен был появиться перед лицом Великого хана. Подарок от Елю Чуцая.
      Агла была восхищена.
      - Ты выглядишь в ней как хан. Прекрасный, могучий хан.
      Я улыбнулся ей, хотя движение лицевых мускулов и причинило ощутимую боль моему свежевыбритому лицу. Бритье при помощи каменного ножа и без горячей воды серьезное испытание для кого угодно.
      От удовольствия Агла раскраснелась, как маленькая девочка, но все-таки не могла скрыть от меня все усиливавшегося беспокойства. Мы оба хорошо знали, что посетители шатра Великого хана иногда возвращались домой, отягощенные золотом, рабами и даже лошадьми, но не менее часто их уносили оттуда мертвыми, после того как расплавленное серебро заливалось им в уши.
      - Ты должен быть очень осторожным, - в который раз предупреждала меня Агла, глядя на меня грустными, испуганными глазами.
      - Обещаю, что в точности выполню все твои наставления.
      - Прислушивайся к словам Елю Чуцая. И ни в коем случае не показывай им свою силу, иначе ты просто испугаешь их.
      - Как ты думаешь, Ариман тоже будет присутствовать?
      Ее огромные серые глаза еще больше расширились от страха.
      - Не знаю. Может быть.
      Раздался повелительный стук в дверь.
      - В независимости от того, будет он там или нет, мне пора идти, сказал я, - пришли охранники, чтобы отвести меня в шатер Великого хана.
      - Как бы я хотела пойти с тобой, - прошептала Агла, обнимая меня.
      - Все будет хорошо, - пообещал я.
      Поцеловав ее на прощание, я открыл дверь. Четверо воинов из личной охраны Великого хана стояли на пороге.
      Еще раз улыбнувшись Агле, я последовал за стражниками. Когда я в последний раз оглянулся назад, она еще стояла на пороге, наблюдая, как мы медленно пересекали площадь.
      Я прошел между двумя кострами и терпеливо постоял перед входом в шатер, пока воины обыскивали меня. Надо сказать, свое дело они знали. От их взгляда, наверное, не ускользнула бы и булавка, окажись таковая при мне. Наконец мне было разрешено войти в шатер. Четверо воинов, двое впереди, двое сзади, сопровождали меня. Так встречали либо почетных гостей, либо особо опасных пленников. Очевидно, Угэдэй и его советники так окончательно и не решили, к какому сорту людей меня следует отнести.
      Шатер был огромен. Такого мне еще не приходилось видеть. Персидские и китайские ковры устилали пол. Гобелены и шелковые ткани закрывали войлочные стены. Сбоку от входа находился длинный серебряный стол, заставленный сосудами с кобыльим молоком, блюдами с фруктами, мясом и солью - символ гостеприимства у кочевников. По всему периметру шатра, на расстоянии примерно шага один от другого, стояли личные телохранители Великого хана. В глубине на невысоком помосте под балдахином сидел сам Угэдэй, Великий хан монголов. Слева от него разместились шесть молодых, блиставших красотой любимых жен Кагана, а справа человек двенадцать высших военачальников и чиновников империи, среди которых находился и Елю Чуцай. Одетый в роскошный голубой халат, расшитый золотом, он стоял рядом с троном Угэдэя, чуть позади него. Аримана среди них не было. Это показалось мне хорошим знаком.
      Все сидели тесным полукругом на коврах и шелковых подушках. Один Угэдэй сидел выше других на золотом троне, вывезенном еще его отцом из дворца китайского императора. Это был плотный, коренастый человек лет пятидесяти, с открытым круглым лицом. В правой руке он держал золотой кубок, инкрустированный драгоценными камнями. За его спиной стоял мальчик-китаец с золотым кувшином, полным вина.
      Воины остановились, не доходя трех шагов до помоста. Следуя избранной мной роли посла, я не собирался падать ниц перед Угэдэем и ограничился лишь низким поклоном.
      - Великий хан, - произнес Елю Чуцай, - этот человек и есть Орион, посол из страны, лежащей далеко на западе, от которой нас отделяют горы, равнины и Великое море.
      Угэдэй махнул рукой, и мальчик с кувшином торопливо наполнил его кубок. Великий хан сделал большой глоток, облизал губы и бросил на меня любопытный взгляд. Осмотрев меня с ног до головы, он неожиданно оглушительно рассмеялся.
      - Вы только посмотрите, - воскликнул он, указывая на меня пальцем, - да на нем нет сапог.
      17
      Немедленно все монголы, находившиеся в шатре, присоединились к смеху своего повелителя. Не смеялся один Елю Чуцай, чье обычно невозмутимое лицо выглядело на этот раз смущенным и расстроенным.
      На мне все еще оставались мои старые, изношенные сандалии, выглядевшие в глазах монголов совершенно нелепыми в сочетании с роскошной экипировкой, которую прислал мне старый мандарин. Разумеется, его подарок включал и кожаные сапоги, но они, по обыкновению, оказались слишком малы для меня. Правда, и вся остальная одежда была мне маловата, но путем различных ухищрений мне удалось кое-как напялить ее на себя. С сапогами этот номер не прошел.
      Угэдэй едва не зашелся от смеха. Остальные придворные, в меру своих способностей, старались не отстать от своего властелина. У меня закралась крамольная мысль, что Великий хан был уже достаточно пьян еще до того, как я появился на пороге шатра, этот факт и послужил единственной причиной столь неудержимого приступа веселья. Со своей стороны я не видел ничего смешного в том, что произошло.
      - Никогда мне еще не приходилось видеть колдуна в столь странной обуви, - все еще давясь от смеха, смог наконец произнести Угэдэй.
      Это замечание Великого хана вызвало новый взрыв общего смеха, который затянулся на несколько минут.
      Несмотря на смущение, я почувствовал и известное облегчение. По-видимому, Великий хан был не склонен серьезно воспринимать возводимые против меня обвинения. Люди редко смеются до упаду, глядя на возможного убийцу или злого демона. Наконец Угэдэй более или менее успокоился, и в шатре вновь воцарился относительный порядок. Телохранители, веселившиеся вместе с придворными, снова замерли. Елю Чуцай продолжал бесстрастно смотреть в пространство мимо меня.
      - Бейбарс, - крикнул Угэдэй после того, как в очередной раз приложился к кубку с вином.
      Молодой человек поднялся с ковра и почтительно поклонился Великому хану.
      - Бейбарс, найди хорошего сапожника и распорядись, чтобы он сделал приличные сапоги для нашего гостя.
      - Слушаюсь, дядя.
      - Ну а теперь, человек с запада, подойди поближе и раздели со мной кубок доброго вина. Твой народ пьет вино, не так ли?
      Мгновенно несколько рабов выскочили из-за спинки трона. Меня усадили справа от Великого хана, и в моей руке оказался драгоценный кубок, наполненный густым красным вином.
      - Ширазское вино, - пояснил Угэдэй. - Привозится из страны, лежащей неподалеку от того места, где ты встретил моего племянника Хулагу.
      - Редкий букет, - заметил я, поднимая кубок за здоровье Великого хана. - Даже в моей далекой стране вино Шира ценится очень высоко.
      Я счел излишним уточнять, что был знаком с этим благородным напитком исключительно по книге стихов "Рубай" Омара Хайяма.
      - Меня предупреждали, что я должен опасаться тебя, - лениво, почти безразлично произнес Угэдэй. - Мне говорили, что ты могучий волшебник и к тому же еще и ассасин.
      - Я всего лишь человек, мой повелитель. Посол из отдаленной страны. Не волшебник и не ассасин. Я не ношу оружия...
      - Такому, как ты, оно и ни к чему, - прервал меня Угэдэй. - Ты убиваешь вооруженных воинов голыми руками и ловишь стрелы зубами. - Он неожиданно улыбнулся. - Во всяком случае, так мне рассказывали.
      - Я защищаюсь, как умею, великий повелитель. Но поверь мне, если воин выпустит в меня стрелу, шансов остаться в живых у меня ничуть не больше, чем у любого другого человека.
      - Мне говорили иное...
      Я перевел дыхание, мысленно прикидывая, насколько мне можно доверять чувству юмора Угэдэя.
      - Мой повелитель, - произнес я, тщательно взвешивая слова. - За свою жизнь вы наверняка слышали больше необычайных историй, чем все остальные, здесь присутствующие, вместе взятые. Кому, как не вам, знать, как мало остается от истины, когда она пересказывается много раз.
      Я угадал. Он рассмеялся.
      - Еще бы! Моя собственная доблесть в битвах растет день ото дня с тех пор, как я сижу на этом троне. Армии, которые я разбил, возрастают в численности столь же быстро, не говоря уже о врагах, которых якобы я поразил собственной рукой. Им уже вообще нет числа.
      - Мой повелитель, - сказал один из монголов, сидевший через несколько человек от меня, - не следует полагаться лишь на слова чужеземца. Позволь нам испытать его.
      У говорившего был недоверчивый взгляд, характерный для людей определенной профессии. Не знаю, существовала ли у Угэдэя собственная служба безопасности, но, если она существовала, этот человек вполне мог быть ее шефом.
      - Что ты предлагаешь, Кассар? - лениво поинтересовался Угэдэй.
      - Пусть чужеземец станет там, - монгол взмахом руки указал на открытое место посредине шатра, - а твои телохранители выпустят в него несколько стрел. Только тогда мы доподлинно узнаем, что к чему.
      Прежде чем ответить, Угэдэй пару минут задумчиво изучал пальцы собственных рук.
      - Но если все эти истории сплошной вздор, мы убьем посла, Кассар.
      - Мертвый посол лучше, чем живой колдун, - проворчал монгол.
      - Дадим ему саблю, и пусть он сразится с Чамукой, - предложил другой монгол. - Это будет и справедливо, и интересно.
      - Пусть поборется с кем-нибудь, - подал голос третий придворный.
      Угэдэй выслушал все три предложения, продолжая медленно прихлебывать вино.
      Елю Чуцай, серьезный и безучастный ко всему, не сказал ни слова.
      Я понимал, что, если будут выбраны первые два испытания, мне придется защищаться. Тогда монголы поймут, что в историях, ходивших обо мне, было не так уж много преувеличений. В этом отношении третье предложение представлялось мне более предпочтительным, хотя я узнал, что даже товарищеские поединки монголов нередко заканчивались смертью. Я заметил, что, поднеся кубок к губам, Угэдэй бросил на меня внимательный взгляд. Вероятно, тогда я впервые задумался над тем, что его показное пьянство являлось своеобразным приемом, которым он пользовался, чтобы оценить ситуацию и выиграть время для принятия правильного решения.
      Опустив кубок на ковер, Угэдэй поднял правую руку. В шатре мгновенно наступила тишина.
      - Ясса учит нас быть гостеприимными с чужестранцами, которые приходят к нам в лагерь, - произнес Угэдэй голосом, вдруг ставшим необыкновенно звучным и твердым. - Этот человек - посол из далекой страны. Он не может быть подвергнут испытанию, словно жеребенок-однолеток или только что выкованная сабля.
      - Но Ариман предупреждал нас... - начал было Кассар, даже не пытаясь скрыть недовольство.
      - Я сказал свое слово, - произнес Угэдэй голосом, не допускавшим возражений.
      Его слова положили конец дискуссии. Великий хан откинулся на спинку трона. Он бросил взгляд на кубок, стоявший на ковре, но не прикоснулся к нему. Легким кивком головы указав в сторону женщин, сидевших слева от него, он снова обратился ко мне:
      - Я слышал, с тобой живет женщина, лекарка. Доволен ли ты ею? Может быть, хочешь иметь другую? Достаточно ли у тебя слуг, чтобы удовлетворить твои нужды?
      - Я вполне доволен своим положением, о мой великодушный повелитель, поспешно ответил я.
      Он на секунду прикрыл глаза, словно волна боли внезапно прокатилась по его телу.
      - Ты посол из западных земель, - продолжал он, вновь открывая глаза. В послании Субудая говорится, что ты многое знаешь о странах, лежащих позади черноземных равнин. Какова цель твоего прибытия ко мне?
      Неплохой вопрос, особенно если знать, как на него ответить.
      Я понимал, что с моей стороны было бы весьма неосторожно попытаться настроить Угэдэя против Аримана, не имея весомых доказательств своей правоты. Елю Чуцай не зря предупреждал меня, что в тех случаях, когда монголы не могли или не хотели докопаться до истины, они обычно выбирали простейший способ решения проблемы - казнили обоих спорщиков.
      Пришла моя очередь изучать глаза Угэдэя. Я нашел в них боль, понимание и, наконец, то, что меньше всего ожидал увидеть, - доброжелательность. Этот человек без колебаний мог приказать сжечь города целой страны и поголовно вырезать их население, интуитивно или из чувства противоречия, не желая прислушиваться к мнению своих советников, решил, что я не представляю для него угрозы. Опять же, по той или иной причине, он доверял или, по крайней мере, хотел доверять мне. Но даже если я ошибался в своих оценках, он, во всяком случае, не был тем пьяным глупцом, каким обрисовал мне его Елю Чуцай.
      - Мой повелитель, Великий хан, - произнес я, понижая голос. - Не могли бы мы поговорить так, чтобы другие нас не услышали? То, что я хочу вам сказать, не предназначено для посторонних ушей.
      Несколько секунд он обдумывал мои слова, затем кивнул в знак согласия.
      - Позднее. Я пошлю за тобой.
      Затем, повысив голос, чтобы все присутствующие могли его слышать, он задал мне следующий вопрос:
      - Как тебе удалось пересечь Тянь-Шань в этих сандалиях?
      Этот вопрос вызвал новый взрыв веселья у монголов, за которым последовало еще несколько, по мере того как я в деталях описывал мои злоключения на пути от Персии до Каракорума. Наступила уже ночь, но они продолжали задавать мне вопросы о моей стране и о море, которое отделяло ее от Европы. Я описал им Атлантический океан как бурное, опасное для плавания море, бездну, непреодолимую для монгольской конницы, что, кстати, вполне соответствовало действительности.
      - Тогда как ты сам пересек его? С помощью колдовства?
      Наступила абсолютная тишина. Даже во взгляде Великого хана я заметил неожиданную настороженность. Я позволил им завлечь себя в ловушку.
      - Конечно нет, - возразил я, лихорадочно пытаясь найти удовлетворительный ответ. - Вы видели китайский флот, не так ли? - спросил я.
      Некоторые из присутствующих утвердительно кивнули. Как я успел заметить, Кассар не входил в их число.
      - Подобные суда могут пересечь океан, если им повезет и они не попадут в полосу штормов.
      Про себя я подумал о викингах, сумевших достичь Исландии, Гренландии и даже Лабрадора в открытых драккарах, но предпочел не развивать эту тему.
      - Тогда почему мы не можем пересечь океан? - крикнул Кассар.
      - Небольшое количество воинов, вероятно, сможет, - согласился я. - Но чтобы переправить целую армию, потребуются сотни судов. Многие из них погибнут, другие будут поглощены водоворотами или чудовищами, поднимающимися из морских глубин.
      Про себя я вознес молитву Господу, чтобы эти мои слова случайно не достигли Испании и не помешали Колумбу совершить его историческое открытие.
      - В результате армия потеряет столько людей, что окажется совершенно небоеспособной при первом же столкновении с противником.
      - Мой племянник Кубилай мечтает направить армию для покорения Японии, сказал Угэдэй, нахмурившись. - Можешь ли ты предсказать, чем закончится его затея?
      Я заколебался, не желая попасть в новую ловушку.
      - Я не предсказываю будущее, Великий хан. Я посол, а не пророк.
      Угэдэй недовольно нахмурился. Вероятно, ему хотелось бы получить более определенный ответ, но у меня не было желания оказаться замешанным в дворцовые интриги.
      Наша беседа затянулась почти до рассвета. Лишь тогда, когда даже не принимавший в ней участия Елю Чуцай начал выказывать признаки утомления, Угэдэй хлопнул в ладоши и объявил, что отправляется спать. Придворные вместе со мной поднялись со своих мест и, поклонившись Великому хану, двинулись в выходу. Я заметил, что трое из присутствовавших женщин последовали за Угэдэем в его личные апартаменты.
      Так или иначе, но мне не удалось пройти и половины пути между шатром Угэдэя и нашей хижиной, когда посланный мне вдогонку воин объявил, что Великий хан требует меня к себе. Я и сопровождавшие меня стражники сделали поворот кругом и последовали за посланником в личные покои Угэдэя.
      Он сидел на лежанке настолько высокой, что его ноги не доставали до пола. Шатер освещался всего несколькими свечами. Никаких женщин не было и в помине. Посыльный остановился при входе и низко поклонился. Я последовал его примеру.
      - Человек с запада, - сказал Угэдэй, - я хочу, чтобы ты знал, что шесть вооруженных воинов моей личной гвардии находятся в шатре. Все они мои личные телохранители и готовы без колебаний отдать за меня свою жизнь. Кроме того, они глухи и немы, так что никто не узнает о нашей встрече. Но при первых признаках угрозы они убьют тебя, не раздумывая ни секунды.
      - Великий хан, ваша мудрость столь же высока, как и ваше положение среди людей.
      - Ты говоришь, как настоящий посол, - усмехнулся Угэдэй.
      Отпустив гонца, он указал мне нас стул, стоявший рядом с его ложем.
      - Садись, посол, - предложил он. - Теперь расскажи мне о послании, которое ты принес лично для меня, человек с запада.
      - Мой повелитель, истина в том, что я послан сюда, чтобы убить человека, известного тебе под именем Ариман.
      - Значит, ты не посол.
      - Я все-таки посол, Великий хан. Я принес послание из далекой страны, послание, которое объяснит вам мою цель. Оно содержит ключ к будущему великой империи, созданной Великим Потрясателем Вселенной и вами.
      - Были еще и мои братья, - проворчал он. - Они тоже неплохо потрудились. Куда лучше, чем я, если говорить правду.
      - Великий хан, - продолжал я, - я не только пришел из страны, лежащей невообразимо далеко отсюда. Мне пришлось преодолеть семь столетий, чтобы увидеть вас. Я человек из будущего. Должен сказать, что и семь столетий спустя имя твоего священного отца будет пользоваться огромным уважением среди людей. Монгольская империя так и останется самым большим государством, когда-либо существовавшим на Земле.
      Он даже не моргнул глазом, услышав мои слова о возможности путешествия во времени.
      - А будет ли еще существовать наша империя в те далекие времена?
      - В определенном смысле да. Благодаря вашей империи возникнут новые нации. Китай станет могучим государством, поскольку именно усилия монголов помогли объединить ранее раздробленные домены севера и юга. На западе возникнет великая Российская империя, в состав которой войдут земли русских княжеств, Сибири и даже Хорезма [в оригинале: Московия, земли казаков, черноземные степи и Хорезм].