Троянцы бросились врассыпную, я отошел в сторону. На первой колеснице стоял Агамемнон, кони его ударили копытами по мертвому телу Александра, колесница подскочила на трупе и прогромыхала дальше, преследуя бегущих врагов.
      Я отступил, поднятая колесницами пыль попадала мне в глаза, оседала на коже, одежде, окровавленном мече. Жажда крови угасла, я смотрел на дорожную пыль... На окровавленное тело Александра, попадавшее под копыта лошадей и колеса многочисленных колесниц. Ко мне подошел Лукка, на щеке и обеих руках которого виднелись свежие раны. Впрочем, они не были серьезными.
      - Битва закончилась, - подытожил он. - Теперь начинается бойня.
      Я кивнул, почувствовав внезапную усталость.
      - Ты ранен, - заметил он.
      - Это не опасно.
      Он поглядел на рану, качнул головой и пробормотал:
      - Она как будто уже наполовину зажила.
      - Я же сказал, что рана не тяжелая.
      Нас окружили воины, на их лицах читалась тревога... Не испуг, но явное беспокойство.
      - Наступило время воинам собирать свою дань, - произнес Лукка.
      "Пора грабить", - следовало бы сказать ему. Красть все, что сможешь унести, насиловать женщин, а потом предать город огню.
      - Ступайте, - вымолвил я, вспомнив, что первый пожар в городе разжег собственноручно. - Со мной все будет в порядке. До встречи в лагере.
      Лукка слегка прикоснулся кулаком к груди, а потом повернулся к остаткам своего отряда.
      - Следуйте за мной, - приказал он. - Помните: не рисковать. В городе полно вооруженных мужчин. К тому же некоторые женщины умеют пользоваться ножами.
      - Любая бабенка, которая попытается зарезать меня, пожалеет об этом, с угрозой вымолвил один из воинов.
      - Любая бабенка, которая увидит твою уродливую рожу, немедля кончит жизнь самоубийством!
      Они расхохотались и отправились прочь. Я насчитал тридцать пять человек. Семеро погибло.
      Некоторое время я стоял возле стены и следил за колесницами ахейцев и пехотой, вливавшейся теперь в распахнутые ворота. Дым становился гуще. Я взглянул на небо и заметил, что солнце едва поднялось над стеной. Стояло раннее утро.
      "Итак, дело сделано, - сказал я себе. - Твой город пал, Аполлон. Твои планы разрушены!"
      Но я не чувствовал никакой радости, никакого восторга. Я понял - это не месть: смерть тысячи мужчин и юношей, пожар и гибель города, который строился не один век, не приносят радости. Изнасиловать женщин, увести их в рабство - это не триумф.
      Я медленно побрел прочь. Площадь опустела, лишь изувеченное тело Александра и трупы других воинов оставались на ней. За первым рядом колонн храма к небу рванулось пламя, повалил дым.
      "Жертва богам", - с горечью подумал я.
      Подняв над головой окровавленный меч, я вскричал:
      - Мне нужна твоя кровь, Золотой! Не их, а твоя!
      Ответа не последовало.
      Я поглядел на останки Александра. "Все мы смертны, царевич Троянский; братья твои убиты, отец твой, наверное, сейчас умирает. Но некоторые из нас умирают неоднократно. И лишь те, кому повезет, - только раз".
      А потом мне в голову точно извне пришла мысль: "А где же Елена? Где златокудрая женщина - причина этой бойни? Где расчетливая красавица, пытавшаяся воспользоваться мною как вестником?"
      20
      С обнаженным мечом в руке шагал я по главной улице горевшей Трои, утро потемнело от дыма костров и пожарищ... Порожденных огнем, который разжег я. Причитания и рыдания женщин раздавались повсюду, мужчины разражались воплями и грубым хохотом.
      Рядом обрушилась кровля, взметнувшаяся туча искр заставила меня отступить на несколько шагов. Быть может, это тот самый дом, в котором я переночевал; впрочем, утверждать наверняка было сложно.
      Я поднимался по улице, грязной от пыли и сажи, забрызганной кровью троянцев. В канаве посреди улицы алела красная жидкость.
      Двое детей с криком бросились мимо меня. Трое пьяных ахейцев со смехом преследовали их. Я узнал одного из них: гиганта Аякса, не выпускавшего из рук огромного кувшина с вином.
      - Возвращайтесь! - вопил он пьяным голосом. - Мы не причиним вам вреда!
      Но дети исчезли в дыму, свернув в переулок.
      Я поднимался к дворцу, мимо базара, лавки теперь полыхали столь яростно, что у меня на руках даже потрескивали волоски... Мимо груды тел, возле которой немногие из троянцев еще пытались задержать нападавших. Наконец я достиг ступеней перед дворцом, которые тоже устилали поверженные тела. На верхней ступени, припав к одной из массивных каменных колонн, сидел Политос. Он рыдал.
      Я бросился к нему:
      - Ты ранен?
      - Да, - проговорил он, качая седой головой. - Ранена моя душа.
      Я облегченно вздохнул.
      - Взгляни: всюду смерть и огонь. Неужели для этого живут мужи? Чтобы уподобляться дикому зверью?
      - Да, - ответил я и, схватив старика за костлявое плечо, выкрикнул: Да, случается, что мужи ведут себя подобно животным. А иногда поступают, как велят им боги. Люди могут построить дивные города и сжечь их. Ну и что же с того? - говорят боги, такова наша воля, не пытайся понять нас, просто смирись с тем, каковы мы.
      Политос поднял на меня глаза, покрасневшие от слез и дыма.
      - Итак, мы должны смиренно принимать судьбу... Покоряться прихотям богов... И плясать под их дудку, когда они потянут за веревочку! Неужели это говоришь мне ты?
      - Богов нет, Политос. Есть только злые и жестокие создания, смеющиеся над нашей болью.
      - Нет богов? Этого не может быть. Наше существование должно иметь причину. Должен же быть порядок во вселенной!
      - Мы делаем то, что нам приходится делать, мудрец, - буркнул я мрачно. - Мы повинуемся богам, когда у нас не остается выбора.
      - Ты говоришь загадками, Орион.
      - Возвращайся в лагерь, старик. Здесь тебе не место. Того и гляди, какой-нибудь пьяный ахеец примет тебя за троянца.
      Но он не пошевелился, лишь прислонился к колонне.
      Я заметил, что некогда ярко-красная краска на ней потемнела и кто-то уже выцарапал острием меча имя - Терсит.
      - До встречи в лагере, - напомнил я.
      Он грустно кивнул:
      - Да, до встречи... В час, когда могучий Агамемнон будет делить добычу и решит, сколько женщин и сокровищ понадобится ему самому.
      - Ступай в лагерь, - сказал я еще решительнее. - Немедленно. Это не совет, Политос, а приказ.
      Он глубоко вздохнул и выдохнул воздух, а потом неторопливо поднялся на ноги.
      - Возьми этот знак. - Я передал ему браслет, который мне вручил Одиссей. - Будешь предъявлять его любому пьяному грубияну, который захочет снести твою голову с плеч.
      Он без слов принял вещицу, она оказалась велика для его худой руки, поэтому он нацепил браслет на тощую шею. Я расхохотался.
      - Ты смеешься в гибнущем городе, - проговорил Политос. - Господин мой, ты становишься настоящим ахейцем.
      Он неуверенно принялся спускаться по ступеням - похоже было, что этому человеку все равно, куда идти.
      Я вошел в зал, вдоль стен которого выстроились изваяния, ахейские воины уже отдавали распоряжения слугам, приказывая им брать богов и относить статуи к кораблям. А потом направился в тот открытый дворик, некогда бывший таким очаровательным. Теперь повсюду валялись сброшенные и разбитые горшки, затоптанные цветы; многочисленные трупы заливали кровью траву. Крохотная статуя Афины исчезла. Огромная фигура Аполлона валялась разбитая на куски. С мрачным удовольствием я ухмыльнулся, увидев обломки.
      Одно из крыльев дворца уже полыхало. Я видел, как огонь вырывается из окон, потом закрыл ненадолго глаза, пытаясь припомнить, где находятся покои, в которых Елена беседовала со мной... Но как раз там теперь бушевало пламя.
      На балконе над моей головой послышались крики и проклятия. Зазвенел металл о металл. Битва все еще продолжалась.
      - Женщины царской семьи заперлись в храме Афродиты, - услышал я за спиной голос ахейца. - Живей!
      Воин говорил так, словно его пригласили на вечеринку, а он опоздал; или же просто спешил вернуться на свое место в театре, прежде чем занавес откроется и начнется последний акт трагедии.
      Я выхватил меч из ножен и бросился к ближайшей лестнице. Горстка троянцев стояла насмерть в конце коридора. Они преграждали путь к царским покоям, отражая натиск толпы крикливых ахейцев. Там, за дверями, которые защищали обреченные, находился старик Приам вместе с женой Гекубой, их дочери и внуки.
      Значит, Елена тоже должна там находиться. Я увидел Менелая, Диомеда и Агамемнона, они угрожали копьями нескольким отчаянно оборонявшимся троянцам. Ахейцы хохотали и издевались над ними.
      - Зачем вам отдавать свои жизни? - прокричал Диомед. - Сдавайтесь, и мы позволим вам жить.
      - Рабами сделаю, - ревел Агамемнон.
      Троянцы бились упорно, но их осталось очень мало, они были обречены. Храбрых воинов уже прижали к дверям, которые они столь мужественно защищали, и все больше и больше ахейцев присоединялись ко всеобщей потехе. Я побежал по коридору через комнаты, где победители рылись в ящиках с великолепными одеяниями, хватали драгоценности из выложенных золотом ларцов, рвали шелковые ткани со стен.
      Скоро вспыхнет и это крыло дворца - слишком скоро.
      Я увидел балкон, перепрыгнул через его ограду и, с трудом дотянувшись, уперся рукой в край окна в ровной стене храма. Перескочил... Раздвинув занавес из шнуров, унизанных бусинами, я заглянул в маленькое, едва освещенное святилище и увидел голые стены, давно истершиеся плитки пола, вдоль стен небольшие статуи-вотивы [предметы, приносимые в древности в святилища или храм и посвященные божеству], на которых еще оставались венки из пожухлых цветов. Пахло благовониями и свечами... А возле двери спиной ко мне, - в страхе стиснув ладони, стояла Елена.
      Из-за двери до меня доносились звуки битвы. Легко ступая, я тихо направился к ней.
      - Елена, - промолвил я.
      Прикрыв рот рукой, она резко обернулась ко мне, напрягшись от ужаса. Узнав меня, Елена немного расслабилась.
      - ...посол, - прошептала она.
      - Орион, - напомнил я.
      Она стояла в смятении, облаченная в платье, расшитое золотом и драгоценностями; куда более прекрасная, чем положено смертной женщине. А потом подбежала ко мне, сделав три крошечных шажка, и прижалась златокудрой головкой к моей перепачканной кровью груди. От волос ее пахло благоуханными цветами.
      - Не убивай меня, Орион! Умоляю! Ахейцы обезумели... Они жаждут моей крови, даже Менелай. Он снесет мне голову и принесет ее в жертву Аресу. Защити меня!
      - Поэтому-то я и пришел, - сказал я.
      И только услышав свой голос, я понял, что пришел сюда именно за тем, чтобы спасти ее. Я убил мужчину, который соблазнил эту женщину, и теперь должен вернуть ее законному мужу.
      - Приам умер, - глухо проговорила она сквозь рыдания. - Сердце его разорвалось, когда он увидел ахейцев на западной стене.
      - А царица? - спросил я.
      - Вместе с женщинами царского происхождения она находится в главном храме по другую сторону этой двери. Стража поклялась защищать их до последнего и погибнуть, если Агамемнону и его чудовищам суждено прорваться сюда.
      Я обнял ее за плечи и прислушался к шуму схватки... Она не затянулась надолго. Бой завершился, раздались вопли, полные злобной радости, и дверь загрохотала, сотрясаясь под ударами... Я услышал оглушительный треск, потом наступила тишина.
      - Тебе лучше выйти туда, чтобы, вломившись, они не захватили тебя силой, - предложил я.
      Елена отодвинулась от меня, пытаясь собраться с духом, и, приподняв свой точеный подбородок, как подобает царице, которой она надеялась стать, сказала:
      - Хорошо, я готова предстать перед ними.
      Я подошел к соседней двери, снял засов и выглянул в щелку. В храме находились Агамемнон, его брат Менелай и еще дюжина ахейцев. Вдоль стен выстроились покрытые золотом статуи выше человеческого роста. За мраморным алтарем башней возвышалась огромная статуя Афродиты, вызолоченная, раскрашенная, убранная цветами и драгоценностями, принесенными в жертву. Возле ее подножия горели сотни свечей, бросавших пляшущие отблески на золото и сверкавшие камни. Но ахейцы не обращали внимания на сокровища храма - они смотрели на богато украшенный алтарь и распростертую на нем старую женщину.
      Мне не довелось увидеть Гекубу. Морщинистая старуха лежала на алтарном камне, сложив руки на груди и закрыв глаза. Царица была в золотом одеянии, руки ее украшали бирюза, янтарь, рубины и сердолики. Шею обвивало тяжелое золотое ожерелье, голову венчала сверкающая корона. Возле алтаря стояли семь женщин, разного возраста, с трепетом они взирали на пропотевших, запятнанных кровью ахейцев, разглядывавших мертвую царицу Трои.
      Одна из тех, что постарше, негромко сказала Агамемнону:
      - Царица приняла яд, когда умер царь. Она знала, что Троя не переживет сегодняшнего дня и мое пророчество наконец свершится.
      - Это Кассандра, - шепнула мне Елена. - Старшая дочь Гекубы.
      Агамемнон медленно отвернулся от трупа седовласой царицы. В маленьких глазках его горели гнев и разочарование.
      Кассандра проговорила:
      - Увы, могучий Агамемнон, ты не сможешь привезти царицу Трои в Микены на своем черном корабле, она никогда не станет твоей рабыней.
      Мерзкая усмешка искривила губы Агамемнона:
      - Мне хватит и тебя, царевна. Ты станешь моей рабыней вместо своей матери.
      - Да, - согласилась Кассандра. - А потом мы с тобой умрем от руки твоей неверной жены.
      - Троянская сука! - И резким ударом тыльной стороны ладони царь ахейцев сбил царевну на мраморный пол.
      Чтобы предотвратить волну нового насилия, я широко распахнул двери убежища.
      Ахейцы повернулись, руки их потянулись к мечам. Елена вступила в храм с царственной грацией, ее невероятно прекрасное лицо хранило абсолютно невозмутимое выражение. Словно ожило немыслимо чарующее изваяние.
      Не говоря ни слова, Елена подошла к Кассандре и помогла ей встать. Из разбитой губы царевны струилась кровь.
      Я встал возле алтаря, опустив левую руку на рукоять меча. Агамемнон и все ахейцы уже узнали меня. Лица их были суровы, руки обагрены кровью... Даже издали от них разило потом.
      Менелай, на какой-то миг словно окаменевший, шагнул вперед и схватил жену за плечи.
      - Елена! - Губы его дрогнули, должно быть, он хотел еще что-то сказать, но слова не шли с языка.
      Она ответила ему пристальным и внимательным взглядом. Остальные ахейцы молча наблюдали за ними.
      На лице Менелая отразились почти все человеческие эмоции. А Елена просто замерла в его руках, ожидая, как он решит ее судьбу - убьет или сохранит ей жизнь.
      Молчание нарушил Агамемнон:
      - Вот, брат, мы вернули ее, как я и обещал тебе! Теперь она снова принадлежит тебе... Можешь поступать с ней по своему усмотрению.
      Менелай с трудом сглотнул и наконец обрел голос.
      - Елена, ты - моя жена, - проговорил он, как мне показалось, больше для Агамемнона и прочих, чем для нее. - Ты неповинна в том, что произошло... Ведь Александр похитил тебя. Пленница не отвечает за то, что могло случиться с ней в неволе.
      Я едва сдержал улыбку.
      Менелай настолько хотел вернуть ее, что готов был забыть о происшедшем... Хотя бы на время.
      Агамемнон радостно похлопал брата по плечу:
      - Жаль только, что Александру не хватило мужества выйти против меня один на один. Я бы охотно насадил его на копье.
      - А где он? - вдруг поинтересовался Менелай.
      - Мертв, - ответил я. - Тело его валяется где-то у Скейских ворот.
      Женщины тихо всхлипывали возле смертного одра царицы... Все, кроме Кассандры, в глазах которой бушевала нескрываемая ярость.
      - Одиссей ищет по городу остальных царевичей и знать, - проговорил Агамемнон. - Живые пойдут в жертву богам - благородные будут жертвы. - Он расхохотался в восторге от собственного остроумия.
      Я навсегда оставил догоравшую Трою, двигаясь в рядах победителей-ахейцев, следуя за Агамемноном, уводившим в свой лагерь семь троянских царевен, которых ждала участь рабынь, а Менелай выступал рядом с Еленой, вновь объявив ее своей женой. Сбоку, грозя копьями почерневшему небу, вышагивали знатные ахейцы. Вокруг раздавались стоны и рыдания, воздух наполнял запах крови и гари.
      Я держался позади и заметил, что Елена ни разу не протянула руку Менелаю. Я вспомнил ее слова: "Участь жены ахейца, даже если ты царица, не намного лучше рабской".
      Она так и не прикоснулась к мужу... Даже не взглянула на него после их встречи, которая произошла в храме Афродиты возле смертного ложа Гекубы.
      Но Елена все время оглядывалась, стараясь убедиться в том, что я рядом.
      21
      Все в лагере ахейцев пустились в разгул. Пьянство продолжалось целый день и затянулось за полночь. Вокруг царил полнейший хаос... Никто и не пытался что-либо делать; воины бражничали, насиловали пленниц... Словом, праздновали победу. Пошатываясь, ахейцы бродили по лагерю в драгоценных шелках, награбленных в горящем городе. Женщины в испуге прятались.
      Время от времени возникали драки. Ссорились из-за какого-нибудь кубка, кольца, а чаще всего из-за женщин. Проливалась и кровь: несколько ахейцев, полагавших, что пережили войну, встретили смерть в самый разгар триумфа.
      - Завтра будет торжественное жертвоприношение, ахейцы вознесут хвалу богам, - сообщил Политос возле нашего вечернего очага. - Убьют множество пленников и животных, а дым костров, на которых сожгут их плоть, вознесется к небесам. После жертвоприношения Агамемнон разделит добычу.
      Я взглянул сначала в его скорбное, продубленное непогодой лицо, потом посмотрел на затухавший пожар в городе, который еще рдел на фоне темного вечернего неба.
      - Завтра ты станешь богатым, господин мой Орион, - проговорил старый сказитель. - Агамемнон обязан выделить Одиссею огромную долю добычи. А Одиссей будет щедр к тебе... Он обойдется с тобой благороднее, чем сделал бы это сам Агамемнон.
      Я устало покачал головой:
      - Мне все безразлично, Политос, такие радости не для меня.
      Он улыбнулся, словно бы желая сказать: ну что ж, подождем, что ты скажешь, когда Одиссей вывалит перед тобой груду золота и бронзы, железные треножники и котлы. Тогда ты будешь думать иначе.
      Я встал и отправился искать Лукку и моих воинов-хеттов среди разгулявшихся ахейцев. Долго блуждать мне не пришлось. Они сидели возле костра, завалив все вокруг своей добычей: прекрасными одеялами, обувью, дивными луками из кости; друг к другу жались две дюжины пленниц, смотревших круглыми испуганными глазами на своих новых господ.
      Лукка встал от костра, заметив меня в непроглядной тьме.
      - И все это вы взяли в городе? - поинтересовался я.
      - Да, господин. Обычай велит, чтобы ты забрал себе половину, а мы разделили остальное. Ты хочешь сделать это немедленно?
      Я покачал головой:
      - Нет, разделите все между собой.
      Лукка озадаченно нахмурился:
      - Все?
      - Да. Хорошо, что вы держитесь вместе. Завтра Агамемнон будет делить добычу, и ахейцы могут потребовать долю и от вас.
      - Но мы уже отложили царскую долю, - проговорил он. - Речь идет о твоей собственной...
      - Возьми ее себе, Лукка. Мне ничего не нужно.
      - Даже женщины-пленницы?
      Я улыбнулся:
      - На моей родине женщины не бывают рабынями. Они приходят к мужчине по своей воле... Или же не приходят.
      И впервые после нашего знакомства крепыш хетт удивился. Я расхохотался и пожелал ему спокойной ночи.
      Устроившись на ночлег в своем шатре, я подумал, что вопли и крики в лагере не дадут мне заснуть. Но глаза мои закрылись, едва я распростерся на ложе, и я погрузился в сон.
      И вновь оказался в золотой пустоте, в мире творцов. Я вглядывался в струившееся отовсюду сияние и различал в нем неясные силуэты и контуры, отдаленно похожие на башни и дома далекого города, залитого ослепительным блеском невероятно яркого солнца.
      Я не искал творцов. Должно быть, Золотой Аполлон пожелал видеть меня.
      - Нет, Орион, он не призывал тебя. Это сделал я.
      Ярдах в двадцати от меня медленно обретали плоть контуры человеческой фигуры. Передо мной возник один из творцов - темноволосый, с аккуратно подстриженной бородой; тот, которого я считал Зевсом. Вместо золоченых одеяний на нем был простой комбинезон, застегнутый наглухо. Небесного цвета ткань странным образом переливалась, пока Зевс приближался ко мне.
      - Радуйся, что призвал тебя я, а не наш Аполлон, - проговорил он со странной смесью любопытства и серьезной озабоченности в голосе. - Он в гневе и винит тебя в падении Трои.
      - Ну и хорошо, - проговорил я.
      Зевс качнул головой:
      - Наоборот, Орион. В ярости он может окончательно погубить тебя. И я хочу защитить тебя от него.
      - Почему?
      Он поднял бровь:
      - Орион, тебе подобает поблагодарить богов за милость, оказанную тебе.
      Я слегка наклонил голову:
      - Благодарю тебя, каково бы ни было твое настоящее имя...
      - Можешь звать меня Зевсом, - позволил он. - Какое-то время.
      - Благодарю тебя, Зевс.
      Он широко улыбнулся:
      - Столь пылкой благодарности богу мне еще не доводилось слышать.
      Я пожал плечами.
      - Тем не менее ты действительно разрушил планы Аполлона... Но ненадолго.
      - Едва ли я смог бы сделать это самостоятельно - без помощи других творцов, - признал я. - Ведь кое-кто из вас не одобрял его планов.
      Зевс вздохнул:
      - Увы, в наших рядах нет единства...
      - А та, которую здесь зовут Герой, в самом деле твоя жена? поинтересовался я.
      Он удивился:
      - Жена? Конечно нет. Она не жена и не сестра. Подобных отношений среди нас нет.
      - Никаких жен?
      - И сестер, - добавил он. - Но сейчас речь о другом. Как нам теперь продолжить свой труд, когда Аполлон в гневе? Он взбешен. А ведь среди нас не может быть настоящего раскола: это приведет к катастрофе.
      - И чем же вы заняты? - спросил я.
      - Едва ли ты способен понять это, - сказал Зевс, строго взглянув на меня. - Подобными способностями ты не наделен от рождения.
      - Попробуй объяснить, быть может, я способен учиться...
      Он покачал головой, на этот раз энергичней.
      - Орион, ты не способен представить себе истинный облик вселенной. Когда ты освободил Аримана и позволил ему разорвать прежний континуум, ты не мог даже заподозрить, что из высвободившейся энергии сам собой образуется новый континуум, не так ли?
      Слова его затронули какую-то струну в моей памяти.
      - Да, это я освободил Аримана, - медленно проговорил я. - Но сначала выследил его - еще до ледникового периода.
      - До или после, разница не велика, - нетерпеливо сказал Зевс. - И народ Аримана теперь мирно живет в своем собственном континууме, благополучно выпав из потока, который мы пытаемся защитить. Но ты...
      - А Золотой бог - действительно создал меня?
      Зевс кивнул:
      - И все человечество. Первоначально вас было пять сотен.
      Слабые призраки воспоминаний затрепетали в моем мозгу, размытые и нечеткие, почти неузнаваемые.
      - Нас послали, чтобы погубить народ Аримана и приготовить Землю для вашего прихода.
      Он нетерпеливо отмахнулся:
      - Теперь это уже не имеет значения. Все случилось давным-давно. - Зевс не хотел вспоминать об истреблении целого народа, осуществленном нашими руками по воле творцов. Он не сожалел о содеянном, просто не хотел, чтобы ему напоминали об этом.
      - Мы должны были погибнуть. Но все-таки кое-кто из нас уцелел, мы породили на Земле людей.
      - Так, - согласился Зевс.
      - Мы развивались целую вечность, чтобы наконец породить... - Теперь я вспомнил. - Чтобы наконец породить в будущем вас, совершенных людей, настолько превосходящих нас... что людям вы кажетесь богами.
      - А мы во главе с Аполлоном создали тебя, - продолжил Зевс. - Потом послали назад во времени, чтобы ты сделал Землю пригодной для нас.
      - То есть убил тех, кто населял ее, - расу Аримана.
      - Теперь они в безопасности, - сказал он не без раздражения. Благодаря твоим стараниям.
      - Значит, теперь Ариман столь же могуществен, как и ты?
      - Можно сказать так.
      Теперь я почти все понял.
      - Но какое отношение ко всему этому имеет Троя? - спросил я.
      Зевс тонко улыбнулся - свысока, словно гордость не позволяла ему, наделенному высшим знанием, снизойти до меня, однако ответил:
      - Орион, когда мы воздействуем на континуум, возникают побочные эффекты. Их следует либо тщательно контролировать... либо не допускать развития, пока последствия не улягутся сами собой. Аполлон пытается управлять событиями, вносить изменения в континуум, - когда они позволяют изменить ситуацию в нашу пользу. Есть среди нас и такие, кто полагает, что такая методика ошибочна... Что каждое вносимое нами изменение будет создавать все новые и новые побочные эффекты, мешая нам сохранять континуум.
      Я догадался:
      - Получается, он послал меня в Трою, чтобы я помог троянцам победить.
      - Да. Большинством голосов мы решили, что война должна закончиться естественным образом - без нашего вмешательства. Но против нашей воли Аполлон послал тебя в это место континуума. Я полагаю, что в соответствии с его замыслами ты должен был перебить вождей ахейцев в их лагере.
      Я едва не расхохотался. Впрочем, смутное воспоминание заставило меня осечься.
      - Он говорил что-то об опасностях, грозящих Земле извне... Ты сам упоминал о множестве вселенных.
      Зевс попытался скрыть удивление... страх, который в нем вызвали мои слова. Лицо его сделалось почти непроницаемым, - но недостаточно быстро, чтобы я ничего не заметил.
      - Итак, где-то вовне существуют другие вселенные? - проговорил я.
      - На это мы не рассчитывали, - признался он. - Наш континуум взаимодействует с остальными. И когда мы вносим изменения в собственное пространство-время, они влияют и на другие вселенные. В свой черед, то, что они делают у себя, воздействует на нашу вселенную.
      - Что это значит?
      Он глубоко вздохнул:
      - Значит, нам приходится бороться не только за целостность этого континуума, но и защищать его от пришельцев извне, желающих воспользоваться им в своих собственных целях.
      - А при чем тут я?
      - Ты? - Зевс взглянул на меня с откровенным удивлением, словно какая-нибудь вещь - меч, компьютер или звездный корабль - принялась интересоваться его намерениями. - Ты - наше орудие, Орион; мы собираемся использовать тебя там, где это необходимо. Но ты своенравное орудие; ты презрел повеление Аполлона, и теперь он хочет тебя погубить.
      - Он убил женщину, которую я любил. Она была одной из вас... Греки называют ее Афиной.
      - Орион, не обвиняй его в этом.
      - Нет, он виноват.
      Зевс покачал головой:
      - Жаль, что в своих бедах ты обвиняешь богов, считаешь нас причиной твоих несчастий. Учти, ты страдаешь из-за собственных поступков... В наши планы это не входило.
      - Но ведь ты защищаешь меня от гнева Аполлона.
      - Потому что ты, Орион, еще можешь послужить нам. Расточительство уничтожать орудие, которое может еще пригодиться.
      Я ощущал, как во мне закипает гнев. Холодное сухое пренебрежение и безразличие якобы расположенного ко мне творца начинали раздражать меня... Быть может, я злился лишь оттого, что понимал: Зевс действительно высшее существо, куда более могущественное, чем суждено быть мне самому.
      - Тогда передай Золотому богу, - проговорил я, - что я учусь. Память возвращается ко мне. И настанет время, когда я узнаю все, что знает он сам. И все, что умеет он, смогу сделать и я. И тогда я уничтожу его.
      Зевс снисходительно улыбнулся, как отец улыбается капризному ребенку:
      - Гораздо раньше он уничтожит тебя, Орион. А пока считай, что живешь взаймы.
      Я хотел возразить, но он исчез, словно растворившись в воздухе. А с ним исчез и далекий город, и золотое свечение... Все испарилось как роса, как струйка дыма, поднимавшаяся над свечой. Я вновь оказался в своем шатре, занималось утро того дня, когда ахейцы разделят добычу, захваченную в Трое, а боги получат жертвы - скот и пленных.
      Жертвы, которые принесут по обету.
      22
      День выдался серым и хмурым. Изнуренные ночными излишествами ахейцы держались спокойно и торжественно. Солнце за облаками медленно ползло вверх. Ветер с моря сулил дождь, нес холодок приближавшейся осени.
      Ни я, ни мои хетты не участвовали в жертвоприношениях. Политос казался озадаченным.
      - Но ты же служишь богине? - укоризненно заметил он.
      - Она мертва. И не сможет принять жертву.
      Бормоча себе под нос что-то о святотатцах, Политос побрел к высоким кострам, которые рабы и феты складывали в центре лагеря из плавника и дров. Я оставался возле собственного костра у корабля Одиссея и наблюдал.
      Следом за Нестором процессия жрецов обошла вокруг лагеря, за ними шествовали Агамемнон и прочие вожди ахейцев - все в самых дорогих доспехах, с длинными сверкающими копьями, куда более нарядными, чем подобает боевому оружию.
      Вознося гимны Зевсу и прочим бессмертным, они торжественно обходили лагерь, тем временем к кострам сгоняли священные жертвы. Стадо козлов, овец и быков подняло столько пыли, что потемневшие руины Трои скрылись из глаз. Блеяние и мычание странным образом гармонировало с хором ахейцев, то распевавших, то выкрикивавших гимны. Сбоку стояли мужчины, назначенные в жертву: богам надлежало отдать каждого, кто был старше двенадцати. Даже со своего места я мог узнать старого придворного, провожавшего меня по дворцу. Молчаливые и мрачные, они прекрасно знали, что их ожидает, но не просили пощады и не оплакивали судьбу - ничто не могло изменить их участь.
      День прошел в ритуальных убийствах. Начали с нескольких голубей. Наконец дошли до разъяренных быков, сопротивлявшихся даже со связанными ногами... даже с запрокинутыми головами... До тех пор, пока каменный топор жреца не рассекал им горло, откуда немедленно вырывался поток горячей крови. Последними принесли в жертву коней - целую дюжину.
      Потом пришла очередь пленников. По одному их подводили к залитому кровью алтарю, бросали на колени и пригибали головы.