- Твоим рабом, Орион, - поправил он. - Я рад сделаться им.
      Я покачал головой, не зная, что сказать и сделать. Наконец буркнул:
      - Ну что ж, хорошо, давай спать.
      - Да. Конечно. Пусть Фантастос пошлет тебе счастливые сны.
      Я не хотел закрывать глаза, не хотел снова видеть своего творца, который называл себя Аполлоном, если моя встреча с ним и правда произошла во сне. Я лежал на спине, смотрел в черноту неба, усеянного звездами, и гадал - к которой из них устремлялся наш корабль и появится ли когда-нибудь в ночных небесах Земли вспышка его взрыва. Я снова увидел ее неописуемо прекрасное лицо. Темные волосы блестели в звездном свете, в серых глазах искрилось желание.
      Он убил ее, он - я не сомневался в этом. Золотой бог Аполлон. Он убил, а обвинил меня. Ее убил, а меня сослал сюда. Сохранил мне жизнь, чтобы потешиться.
      - Орион? - прошептал кто-то рядом.
      Я сел и инстинктивно потянулся к мечу, лежавшему на земле подле меня.
      - Царь хочет видеть тебя. - Надо мной склонился Антилокос.
      Я поднялся на ноги, взял меч. Стояла черная ночь, и света от почти угасшего очага едва хватало на то, чтобы различить лицо воина.
      - Бери шлем, если он у тебя есть, - сказал Антилокос.
      Я нагнулся и прихватил бронзовый колпак. Глаза Политоса открылись.
      - Царь хочет говорить со мной, - сказал я старику. - Спи.
      Он блаженно улыбнулся и завернулся в свое одеяло.
      Я проследовал за Антилокосом к корме корабля Одиссея, мимо спящих воинов.
      Как я и предполагал, царь был намного ниже меня. Даже гребень на его шлеме едва достигал моего подбородка. Он кивнул, приветствуя меня, и сказал просто:
      - Следуй за мной, Орион.
      Втроем мы безмолвно прошли по спящему лагерю и поднялись на гребень вала, невдалеке от ворот, где я сегодня завоевал уважение ахейцев. Там на страже стояли воины, державшие длинные копья и нервно вглядывавшиеся в темноту. За чернильной тенью рва на равнине виднелись многочисленные костры троянцев.
      Одиссей вздохнул. Не подобало исторгать подобные звуки из столь могучей груди.
      - Ты видишь, царевич Гектор оставил за собой равнину. Завтра войско его бросится на штурм вала, чтобы прорваться в лагерь и сжечь наши корабли.
      - Можно ли воспрепятствовать этому? - спросил я.
      - Боги решат, когда взойдет солнце.
      Я молчал, сообразив, что Одиссей пытался что-нибудь придумать, дабы побудить богов помочь ему. Сильный высокий голос обратился к нам из темноты сверху:
      - Одиссей, сын Лаэрта, ты пересчитываешь костры троянцев?
      Одиссей мрачно улыбнулся:
      - Нет, Большой Аякс. Их чересчур много, чтобы имело смысл считать.
      Он махнул мне, и мы вернулись назад. Аякс действительно казался гигантом: он возвышался над всеми и был даже выше меня на дюйм или два... У него были громадные плечи и руки, как молодые деревья. С непокрытой головой стоял он под звездами, одетый только в тунику и кожаный жилет. На его широком лице с высокими скулами и крохотной пуговкой носа росла редкая борода, еще совсем жидкая, не то что густая курчавая поросль на лице Одиссея и прочих вождей. Невольно потрясенный, я понял, что Аякс очень молод, видимо, ему всего лет девятнадцать или двадцать.
      Возле него стоял человек, казавшийся старше, волосы и борода его побелели, он кутался в темный плащ.
      - Я взял с собой Феникса, - сказал Большой Аякс. - Может быть, ему удастся убедить Ахиллеса скорее, чем нам.
      Одиссей коротко кивнул в знак одобрения.
      - Я учил Ахиллеса, когда он был еще юношей, - сказал Феникс слегка подрагивающим голосом. - Он вел себя гордо и заносчиво уже тогда.
      Аякс пожал мощными плечами. Одиссей проговорил:
      - Ну что ж, попробуй убедить его присоединиться к войску.
      Мы направились в дальний конец лагеря, где на берегу лежали корабли Ахиллеса. С полдюжины вооруженных людей охраняли трех знатных воинов, я шел среди них. Дул ветер с моря, резкий и холодный, он пронзал словно нож. Я почти завидовал Политосу, закутавшемуся в одеяло, и уже жалел, что не выпросил у прижимистого старика еще пару одеял.
      Прежде чем попасть в стан войска Ахиллеса, пришлось миновать караульных в доспехах и при оружии, со шлемами на головах и копьями в руках, одетых в плащи. Ветер теребил ткань, и она волнами трепетала на бронзовых панцирях. Они узнали гиганта Аякса и приземистого могучего царя Итаки и пропустили всех беспрепятственно.
      Наконец нас остановила пара стражей, в блестящей броне которых отражались даже слабые звездные блики, в нескольких ярдах от большой хижины, сооруженной из досок.
      - Нас прислал великий царь, - проговорил Одиссей глубоким и серьезным голосом. - Мы хотим увидеть Ахиллеса, царевича мирмидонян.
      Страж отсалютовал, приветствуя нас, и ответил:
      - Царевич Ахиллес ожидает вас и просит войти.
      Он отступил в сторону и жестом пригласил нас внутрь.
      6
      Могучий воин Ахиллес наслаждался комфортом. Его жилище было украшено богатыми тканями, пол устилали ковры, в просторном помещении повсюду стояли ложа, лежали подушки. В углу мерцали красные угольки очага, изгонявшие холод и сырость. Ветер выл в проделанной в крыше дыре, а внутри было достаточно уютно и тепло.
      Возле очага сидели три женщины, стройные и молодые, в скромных серых платьях без рукавов и разглядывали нас большими темными глазами. На треножниках над очагом стояли железные и медные горшки, из которых тянулись тонкие струйки пара. Пахло мясом и чесноком.
      Сам Ахиллес восседал на широкой кушетке у дальней стены хижины, спиной к великолепному гобелену, на котором кто-то запечатлел кровавую битву. Ложе его стояло на возвышении подобно царскому трону. Увидев великого воина, я удивился. Передо мной сидел не гигант с мощным телом, подобный Аяксу. Не походил он и на могучего Одиссея. Ахиллес оказался невысоким юношей, почти мальчишкой, на его тонких обнаженных ногах и руках не было даже волос. Подбородок он выбривал дочиста, а серебряная цепочка на лбу удерживала колечки длинных черных волос. Великолепную тунику из белого шелка с пурпурным узором по подолу перехватывал пояс из сцепленных золотых полумесяцев.
      На первый взгляд казалось, что Ахиллес безоружен, однако возле него к ковру прислонили с полдюжины длинных копий таким образом, чтобы он легко мог дотянуться.
      Но более всего потрясало его лицо: уродливое почти до гротеска. Сверкали бусинки глаз, губы кривились в оскале, нос изгибался крючком, кожу изрыли оспины и прыщи. В правой руке Ахиллес держал усеянную самоцветами чашу с вином; скорее всего царевич уже успел как следует к ней приложиться.
      Возле ног его восседал молодой человек удивительной красоты, не смотревший ни на кого, кроме Ахиллеса. Патрокл - я понял это без слов. Крупные завитки его волос отливали рыжиной, что делало его непохожим на черноволосых греков. Я подумал даже, не красит ли он волосы. Подобно Ахиллесу, Патрокл не носил бороды. Впрочем, он явно был слишком молод и еще не имел потребности бриться. Возле него стоял золотой кубок с вином.
      Я вновь взглянул на Ахиллеса и понял, какие демоны сделали его величайшим воином своего времени. Маленький уродливый мальчик, рожденный, чтобы быть царем, чтобы править, и вместе с тем обреченный оставаться вечным объектом для шуток и слушать наглые смешки за спиной. Юноша научился внутренним огнем гасить смех, утихомиривать любых насмешников. Его тонкие руки и ноги были тверды как сталь, в глазах не мелькало ни искры смеха. На мой взгляд, этот юноша, без сомнения, способен одолеть Одиссея или могучего Аякса одной только силой воли.
      - Приветствую тебя, хитроумный Одиссей, - сказал он ровным чистым тенором, в котором слышалась легкая насмешка. - И тебя, могучий Аякс, царь Саламина и вождь ахейского войска. - Затем голос его смягчился. - И тебя, Феникс, мой любимый учитель.
      Я взглянул на старика. Тот склонился перед Ахиллесом, но взор свой обратил к прекрасному Патроклу.
      - Мы принесли тебе приветствие, царевич Ахиллес, - сказал Одиссей, - от Агамемнона, великого царя.
      - От нарушителя своего слова, хотите сказать, - отрезал Ахиллес. - От Агамемнона - похитителя собственных даров.
      - Он наш великий царь, - сказал Одиссей. По тону его можно было понять, что все по горло сыты Агамемноном, но, увы, с ним приходится ладить.
      - Да, это так, - согласился Ахиллес. - Его любит и отец наш Зевс, я уверен.
      Итак, становилось ясно, что переговоры предстоят нелегкие.
      - Возможно, наши гости голодны, - негромко предположил Патрокл.
      Ахиллес взлохматил его кудрявые волосы:
      - Заботливый ты наш...
      Он предложил нам сесть и приказал служанкам накормить гостей и принести чаши с вином. Одиссей, Аякс и Феникс сели на ложа, расположенные возле возвышения, на котором разместился Ахиллес. Патрокл наполнил чаши из золотого кувшина, мы смиренно уселись на полу у входа. Женщины передавали нам блюда с вареной ягнятиной, перемешанной с луком, и наполняли чаши вином, подслащенным медом и приправленным пряностями.
      После того как чаши завершили круг и все вежливо похвалили вино, Ахиллес проговорил:
      - Дошло до меня, что могучий Агамемнон рыдал сегодня как женщина. Не правда ли, он слезлив?
      Одиссей чуть нахмурился:
      - Великого царя сегодня ранили. Трусливый троянский лучник поразил его в правое плечо.
      - Плохо, - проговорил Ахиллес. - Вижу, что и ты сегодня не избежал раны. Однако неужели она заставила тебя рыдать?
      Аякс взорвался:
      - Ахиллес, если Агамемнон плачет, то не от боли и не от страха. От позора! Потому что троянцы сумели осадить наш лагерь. Потому что наш лучший воин сидит на мягком ложе, пока Гектор со своими воинами убивает его друзей.
      - В позоре этом виноват сам Агамемнон! - закричал в ответ Ахиллес. - Он ограбил меня! Он обошелся со мной как с рабом или того хуже. Он зовет себя великим царем, но ведет себя как вор и содержатель притона!
      Разговор оказался долгим. Ахиллеса разъярило то, что Агамемнон отобрал у него доставшуюся при разделе добычи пленницу. И уверял всех, что, пока он воевал, царь трусливо отсиживался в тылу, но после битвы забрал себе самые лучшие трофеи и даже отнял у него, Ахиллеса, то, что принадлежало ему по праву.
      - Я взял штурмом больше городов и доставил ахейцам больше пленников и добычи, чем любой из мужей, здесь сидящих, и никто из вас не может этого опровергнуть, - горячо утверждал он. - Но толстозадый Агамемнон захотел отобрать честно заслуженную мною награду, а все вы позволяете ему так поступить. Неужели никто не мог защитить меня на совете? Или вы думаете, что я в долгу перед кем-нибудь из вас? Почему должен я проливать за вас кровь, если вы не хотите защитить меня даже словом?
      Патрокл попытался утихомирить его, но безуспешно:
      - Ахиллес, эти мужи не враги тебе. Они пришли сюда мириться. Хозяин не должен кричать на гостей.
      - Я знаю, - отвечал Ахиллес, чуть улыбаясь молодому человеку. - Это не ваша вина, - сказал он Одиссею и остальным. - Но я клянусь, что скорее попаду в Аид, чем вновь помогу Агамемнону. Он недостоин доверия. Надо подумать о том, чтобы избрать нового предводителя.
      Одиссей попытался тактично уговорить Ахиллеса, превознося его храбрость в битве и подчеркивая ошибки и недостатки Агамемнона. Аякс, тупой и прямолинейный, все твердил Ахиллесу, что тот просто помогает троянцам. Старик Феникс взывал к совести своего бывшего ученика и напоминал эпизоды из его детства.
      Ахиллес не проявлял раскаяния.
      - Честь? - возмутился он, обращаясь к Фениксу. - Разве я не буду обесчещен, если встану в ряды войска человека, который ограбил меня?
      Одиссей спокойно предложил:
      - Если ты хочешь именно эту девушку, мы вернем тебе ее.
      Ахиллес вскочил на ноги, Патрокл поднялся рядом. Я не ошибся: герой был маловат ростом, хотя невероятно мускулист и жилист. Даже худощавый Патрокл оказался выше его на несколько дюймов.
      - Я буду защищать свои корабли, когда Гектор ворвется в лагерь, - в ярости ответил Ахиллес. - Но до тех пор, пока Агамемнон не придет ко мне, пока не принесет извинений, пока не попросит меня вернуться на поле брани, я останусь здесь.
      Одиссей поднялся, понимая, что разговор окончен. Феникс встал, и Аякс сообразил, что пора уходить.
      - Что же воспевать поэтам будущих поколений? - обернулся у выхода Одиссей, выпуская последнюю стрелу, еще надеясь растревожить гордого воина. - То, как Ахиллес отсиживался в шатре, пока троянцы убивали его друзей?
      Стрела отскочила от укрывшегося панцирем безразличия Ахиллеса, не возымев действия.
      - Пусть поют... Зато скажут, что я не забыл о собственной чести и не стал служить человеку, который унизил меня.
      Мы направились к двери, на ходу прощаясь. Феникс держался сзади, и я слышал, как Ахиллес пригласил старого наставника переночевать у него в шатре.
      Выйдя на воздух, Аякс устало покачал головой:
      - Мы ничего не смогли сделать, он просто не стал нас слушать.
      Одиссей хлопнул по его широкому плечу:
      - Мы старались как могли, друг мой. А теперь пора готовиться к завтрашней битве, учитывая, что Ахиллес не примет в ней участия.
      Аякс побрел в темноту, следом шли его люди. Одиссей обернулся ко мне и задумчиво произнес:
      - У меня есть к тебе дело. Ты можешь закончить эту войну, если тебе будет сопутствовать удача.
      - А если нет?
      Одиссей улыбнулся и положил руку на мое плечо:
      - Орион, никому не суждено жить вечно.
      7
      Словом, менее чем через час я оказался во рву, который огибал наши укрепления. Я направлялся в лагерь троянцев; белая тряпка, повязанная над левым локтем, свидетельствовала о том, что я являюсь парламентером. Тонкая ивовая ветвь в правой руке заменяла жезл вестника.
      - С ними ты сможешь пройти мимо часовых троянцев, не рискуя собственным горлом, - сказал мне Одиссей без улыбки, без ободрения в голосе. - Ступай прямо к царевичу Гектору и ни с кем больше не разговаривай, - приказал он мне. - Скажи ему, что Агамемнон предлагает так закончить эту войну: троянцы возвратят Елену законному мужу, а удовлетворенные ахейцы отправятся в родные края.
      - Разве этого еще не предлагали? - спросил я.
      Одиссей улыбнулся моей наивности:
      - Предлагали, но при этом требовали огромный выкуп, и кроме того, желали забрать все, что прихватила с собой Елена. Тогда мы бились прямо под стенами Трои. Приам и его сыновья так и не поверили, что мы прекратим осаду, не попытавшись ворваться в город. Но сейчас все переменилось, нас осаждает Гектор, и, быть может, они поверят, что мы готовы отправиться восвояси и нуждаемся лишь в том, чтобы сохранить лицо.
      - Разве для того, чтобы сохранить лицо, нам нужно обязательно вернуть Менелаю Елену? - недоумевал я.
      Он взглянул на меня с любопытством:
      - Безусловно, она только женщина, Орион. Или ты думаешь, что Менелай проводил ночи в одиночестве с той поры, как эта сучонка сбежала с Александром?
      Я недоуменно заморгал, не находя ответа. И подумал: "Неужели Одиссей так же думает о собственной жене, ожидающей его дома в Итаке?"
      Он заставил меня повторить все наставления и затем, удовлетворившись, проводил к вершине вала, почти к тому самому месту, где сегодня произошла схватка, принесшая мне славу. Я вглядывался во тьму: в серебристом лунном свете сгущался туман, равнину затянула призрачная дрожащая дымка, медленно вздымавшаяся и опадавшая, словно от дыхания какого-то живого существа. Тут и там виднелись отблески троянских костров; подобные далеким звездам, они мерцали в тумане.
      - Помни, - произнес Одиссей, - ты будешь говорить лишь с царевичем Гектором, и ни с кем другим.
      - Ясно, - ответил я.
      По склону я спустился в чернильную темень, скрывавшую ров, и через щупальца тумана, протянувшиеся по равнине, направился к лагерю троянцев, держа путь к кострам, мерцавшим и пламеневшим в тумане, и холодея от неприятных предчувствий. Вглядываясь в посеребренную луной дымку, я заметил костер, который казался ярче и выше, чем все остальные.
      "Наверное, возле него шатер Гектора", - подумал я и направился вперед, ожидая в любой момент услышать окрик стража. Оставалось только надеяться, что меня окликнут прежде, чем бросят мне в спину копье. Чувства мои обострились; я мог бы услышать шорох кинжала, выскальзывающего из ножен, казалось, я увидел бы затылком крадущегося за мной... Но я ничего не видел и не слышал: лагерь словно утонул в тумане, приглушившем все звуки, и никого не было между кострами, кроме меня самого.
      Огонь впереди разгорался, в него словно бы подкладывали дрова, и вот из скромного походного костерка превратился в огромный манящий маяк. Он уже мерцал, как подобает огню, пылал яростно и ярко, с каждым шагом делаясь все более ослепительным. Скоро он стал настолько ярким, что мне пришлось прикрыть глаза рукой, чтобы защитить их от жгучего света. Жара я не ощущал, но в яркости заключалась иная сила. Ослепительный свет придавливал меня к земле и наконец заставил опуститься на колени перед всесильным золотым сиянием.
      Тут я услышал смех и сразу понял, кто передо мной.
      - Встань на ноги, Орион! - сказал Золотой бог. - Или тебе нравится ползать подобно червю?
      Я медленно поднялся на ноги. Золотой бог стоял, купаясь в теплом сиянии, которое словно отделяло нас от погруженной в туман и мрак равнины. Миром правила ночь. Никто в лагере не шевелился. Троянцы не видели нас и не слышали.
      - Орион, - сказал он насмешливо. - Вечно тебе удается прогневать меня. Вот и опять - ты спас лагерь ахейцев.
      - И тем вновь не угодил тебе? - спросил я.
      Вполне человеческим жестом, странным для богоподобной персоны, он почесал подбородок.
      - Здесь я зовусь Аполлоном, богом Солнца, несущим свет и красоту людям. Я добиваюсь победы троянцев над варварами из Ахеи.
      - А остальные... - я подыскивал подходящее слово, - боги? Неужели все они поддерживают Трою? Едва ли...
      Улыбка его исчезла.
      - Ведь ты же не один, наверное, есть и другие?.. - продолжал я. Богоподобные существа вроде тебя?
      - Есть, - признался он.
      - Они сильнее тебя? Например, Зевс, Посейдон?
      - Существ, подобных мне, несколько, Орион, - сказал Золотой бог, помахивая рукой. - Но имена, которыми их называют эти примитивные люди, не имеют абсолютно никакого значения.
      - Но разве они не более могущественны, чем ты? Ведь среди них Зевс!.. Ваш царь?!
      Он рассмеялся:
      - Ты пытаешься найти способ перехитрить меня!
      - Я пытаюсь понять, кто ты и что из себя представляешь, - ответил я. Так оно и было на самом деле.
      Золотой бог внимательно разглядывал меня - едва ли не с опаской.
      - Ну, хорошо, - проговорил он наконец, - если ты хочешь увидеть других...
      Ночной туман словно начал медленно испаряться под лучами утреннего солнца, и я увидел вокруг себя еще нечеткие силуэты.
      Медленно возникали они, обретая плоть, цвет и материальность. Окружившие меня живые осязаемые мужчины и женщины смотрели на меня, как ученый разглядывал бы какую-нибудь букашку или бактерию.
      - Опрометчивый поступок, - сказал один из них глубоким сильным голосом.
      - Он - мое творение, - ответил Золотой бог. - Я с ним справлюсь.
      "Да, - подумал я. - Ты можешь справиться со мной. Но до поры до времени".
      Ко мне было обращено множество лиц: на меня смотрели прекрасные женщины с безупречной кожей, глаза которых сверкали как яркие самоцветы; в словах молодых на вид мужчин слышалась мудрость тысячелетий... и строгость самой вечности.
      Я казался себе мальчишкой, ребенком в окружении взрослых, карликом среди гигантов.
      - Я доставил его с равнины Илиона, - сказал Золотой бог, словно оправдываясь.
      - Ты храбришься, - сказал заговоривший первым. Темноволосый и темноглазый, он потрясал своей скрытой мощью, словно могучая гора посреди равнины. Я понял, что вижу Зевса, хотя никаких молний в его кулаке не было, а аккуратно подстриженная борода оказалась лишь чуть тронутой сединой.
      Золотой бог беззаботно рассмеялся. Я пытался разглядеть среди величавых и строгих ликов знакомое лицо... лицо богини, которую я любил, или хотя бы черного Аримана, с которым когда-то боролся и которого победил. Но не отыскал их.
      Заговорила одна из женщин:
      - Ты все еще хочешь, чтобы троянцы выиграли?
      Золотой бог улыбнулся:
      - Да, пусть даже тебе это не по вкусу.
      - Грекам есть что противопоставить твоим любимцам, - продолжала она.
      - Тьфу! Варвары.
      - Они не всегда останутся такими. Настанет время, и они создадут прекрасную цивилизацию, если ты им не помешаешь.
      Тряхнув дивными золотыми волосами, он возразил:
      - Обещаю тебе, цивилизация Трои окажется еще прекраснее.
      - Я изучал пути времени, - сказал один из мужчин. - Победу следует отдать грекам.
      - Нет! - выкрикнул Золотой бог. - Проклятые пути времени! Я создаю новый путь; он всем нам доставит радость, если вы перестанете мне мешать.
      - Но мы тоже имеем право манипулировать этими созданиями... как и ты, сказала женщина. - И я слабо верю в разумность твоих планов.
      - Потому что ты их не понимаешь, - настаивал Золотой бог. - Я хочу, чтобы Троя победила. Тогда этот город сделается самым важным центром на данной стадии истории человечества. Вокруг города образуется могучая империя, которая объединит Азию и Европу. Подумай об этом! Энергия и доблесть европейцев сольются с мудростью и терпением людей Востока! Богатства обоих миров сольются воедино, возникнет единая Илионская империя, которая протянется от Британских островов до Индии!
      - И что хорошего получится из этого? - спросил один из мужчин, который подобно прочим был идеально прекрасен. Черты его лица казались настолько безупречными, насколько это вообще возможно для человека. - Когда твои любимцы вздумают делить свою империю, единство среди них может принести гораздо больше вреда, чем здоровое соперничество.
      - Да, - согласилась женщина. - Вспомни тот путь, где доминировали неандертальцы. Ты разрушил его руками вот этого своего создания. Все едва не кончилось нашей гибелью.
      Золотой бог бросил на меня яростный взгляд:
      - Подобная ошибка не повторится.
      - Нет, дело не в Аримане и его соплеменниках, которые пребывают ныне в собственном континууме. Кризис мы пережили, - проговорил тот, которого я назвал Зевсом. - Вопрос в том, что делать с Троей.
      - Троя должна победить, - настаивал Золотой бог.
      - Нет, победят греки...
      - Победят троянцы, - перебил его Золотой бог. - Они победят, потому что я заставлю их победить.
      - Чтобы ты мог создать Илионскую империю, которая так дорога твоему сердцу? - проговорил Зевс - Так?
      - Почему это настолько важно? - спросила женщина.
      - Она объединит всю Европу и большую часть Азии, - проговорил Золотой бог. - Не будет разделения между Востоком и Западом, не будет раздвоения человеческого духа. Не будет Александра Македонского с его полуварварскими стремлениями, не будет Римской империи, не будет Константинополя, разделившего Азию и Европу, не будет христианства и ислама, не будет их долгой двухтысячелетней вражды.
      Они слушали и кивали. Все, за исключением скептически настроенной женщины и Зевса.
      "Для них это игра, - понял я. - Они манипулируют человеческими судьбами, словно шахматист, двигающий фигурки по доске. Пусть гибнет цивилизация, для них она словно пешка или ладья, сброшенная с доски".
      - Неужели разница настолько велика? - спросил один из темноволосых мужчин.
      - Конечно же! - отвечал Золотой бог. - Я хочу объединить человечество, соединить многочисленные положительные качества своих созданий в гармонии и единстве...
      - Чтобы они помогли нам встретить кризис пространственно-временного континуума, - едва ли не шепотом пробормотал Зевс.
      Золотой бог кивнул:
      - Такова моя цель. Нам потребуется любая помощь, которой мы сумеем заручиться.
      - Не уверен, что ты предлагаешь наилучший вариант, - продолжил Зевс.
      - А я уверена - вариант, безусловно, не лучший, - добавила женщина.
      - Я буду действовать, что бы вы ни говорили, - возразил Золотой бог. Люди - мои творения, и я должен изменить их так, чтобы они действительно смогли помочь нам.
      Тут заговорили все разом, кто-то одобрял его решение, кто-то не соглашался с ним. Среди них не было единства. И на моих глазах силуэты начали тускнеть, расплываться, растворяться... Наконец остался лишь Золотой бог и с ним - я, со всех сторон окруженный золотым светом, там, где не было ни пространства, ни времени... в мире ином, отличавшемся от тех, которые я знал.
      - Вот, Орион, ты увидел других творцов. Во всяком случае, некоторых.
      - Ты сказал, что мы твои творения, - сказал я. - А у остальных тоже есть собственные, как у тебя?
      - У некоторых - есть. А другим, похоже, интереснее возиться с моими, чем создавать свои.
      - Выходит... это ты сотворил... мужчин и женщин Земли?
      - Ты был одним из первых, Орион, - отвечал он. - А потом в известном смысле сотворил нас.
      - Что? Я не понимаю.
      - Ты и не сможешь.
      - Ты создал человечество для того, чтобы мы могли помочь тебе, повторил я услышанное, - когда настанет конец. Пусть остальные творцы думают, что люди помогут им. На самом деле ты собираешься повести их против богов. - Я вдруг отчетливо осознал это.
      Он молча смотрел на меня.
      - И тогда ты станешь самым могущественным среди богов, не так ли?
      Он немного помедлил, прежде чем ответить:
      - Я и так самый могущественный из всех творцов, Орион. Остальные, возможно, не согласятся с этим, но тем не менее...
      Я чувствовал, как мои губы изогнулись в сардонической ухмылке. Он все понял.
      - Ты решил, что я страдаю манией величия. И мечтаю, чтобы мне поклонялись существа, которые я сам же и создал? - Он печально покачал головой. - Плохо же ты нас понимаешь. Разве тебе хочется, чтобы твои сандалии поклонялись тебе, Орион? Разве для счастья твоего нужно, чтобы твой меч или нож, спрятанный под короткой юбкой, провозгласил тебя самым великим из всех, кого они знали когда бы то ни было?
      - Не понимаю...
      - И не поймешь... Разве ты сможешь представить себе, даже во сне, все, с чем нам приходится иметь дело? Орион, я создал человечество, да, но по необходимости, а не для того, чтобы мне поклонялись! Вселенная огромна и таит в себе множество опасностей. Я хочу защитить этот континуум, сохранить его, защитить от сил, сущности которых ты даже не можешь себе представить. Остальные трясутся и ссорятся, а я действую. Я создаю. Я повелеваю!
      - И для того, чтобы ты достиг своей цели, необходимо, чтобы Троя победила в этой войне?
      - Да.
      - Именно для этого тебе потребовалось уничтожить звездолет, на котором мы летели? Понадобилось убить женщину, любимую и любящую?
      На миг он показался мне почти смущенным.
      - Ты помнишь это?
      - Помню звездолет, взрыв. Как она умерла у меня на руках, как мы умерли оба.
      - Я оживил тебя, вдохнул в тебя жизнь.
      - А ее?!
      - Орион, она была богиней. Я могу оживлять лишь тех, кого создал сам.
      - Если она была богиней, почему же она умерла?
      - Боги и богини смертны, Орион. Россказни о нашем бессмертии несколько преувеличены. Так же как и благочестивые хвалы нашей доброте и милосердию.
      Я услышал, как сердце заколотилось в моей груди, как зазвенело в ушах, и почувствовал, как закипела кровь в жилах. Голова кружилась, я задыхался от ненависти к нему - Золотому богу, самоуверенному богу-убийце. Ненавидел его каждой клеточкой своего существа.
      "Он утверждает, что сотворил меня, - сказал я себе, - пусть так. Но погублю его я".
      - Я не хотел убивать ее, Орион, - сказал он, и голос его звучал, пожалуй, искренне. - Но не мог ничего изменить. Она знала, чем рискует, и ради тебя пошла на все.
      - И погибла. - Убийственная ярость пылала в моей душе. Но когда я попытался шагнуть в его сторону, то понял, что не могу даже шевельнуться. Я застыл на месте, неподвижный, неспособный даже стиснуть в кулаки бессильно повисшие руки.
      - Орион, - сказал ненавистный бог, - ты не можешь винить меня в том, что она сделала сама.
      "Как он лжет!"
      - Ты обязан служить мне, хочешь ты этого или нет, - настаивал он. Тебе не избежать своей участи. - И добавил негромким голосом, почти обращаясь к самому себе: - Нам обоим не уйти от собственной судьбы.
      - Я могу перестать служить тебе, - сказал я упрямо.
      Он приподнял одну золотистую бровь и посмотрел на меня. Высокомерие и насмешка вновь зазвучали в его голосе:
      - Пока ты жив, мое гневное создание, ты будешь играть ту роль, которую я отвел тебе в своих планах. Ты не сможешь отказаться, потому что не знаешь, какими поступками послужишь мне, а какими нет. Ты слепо бредешь вперед в своем линейном времени, проживая один день за другим, я же воспринимаю пространство и время в объеме всего континуума.
      - Слова. - Я плюнул. - Ты велеречив, как старый Нестор.
      Глаза его сузились.
      - Но я говорю правду, Орион. Ты воспринимаешь время в виде прошлого, настоящего и будущего. А я создаю время и манипулирую им, чтобы сохранить континуум. И пока ты жив, ты будешь мне помогать в этом великом деле.
      "Пока я жив", - отметил я.
      - Это угроза?
      Он улыбнулся снова:
      - Я не угрожаю, Орион, мне это просто ни к чему. Я создал тебя и могу уничтожить. Ты даже не помнишь, сколько раз погибал, не так ли? И все же раз за разом я оживлял тебя, чтобы снова и снова ты мог служить мне. Такова твоя судьба, Орион: быть Охотником.
      - Я хочу быть свободным! - закричал я. - Не хочу оставаться марионеткой!
      - Я понапрасну трачу время, пытаясь объясниться с тобой. Свободных людей нет, Орион. Ни одно создание не может быть свободным. По крайней мере, пока мы живы.
      Он скрестил руки на груди и внезапно исчез, словно пламя свечи, задутой порывом ветра. Неожиданно я очутился один, на окутанной тьмой и туманом равнине, перед стенами Трои.
      "Покуда живу, - думал я, - я буду бороться, буду стремиться схватить тебя за горло. Ты совершил ошибку, сказав мне, что не бессмертен. Я Охотник и теперь знаю, кто моя жертва. Я убью тебя, золотой Аполлон, мой творец, каково бы ни было твое истинное имя и обличив. И покуда живу, я буду стремиться только к одному - убить тебя... Я убью тебя за то, что ты убил ее".