Зевс улыбнулся, кивнул, а потом шевельнул пальцами. И я снова оказался в полной тьме... В конце хода, под основанием главной стены Иерихона. Я стоял там трепеща, но недолго. Конец близился. Я знал это. Быть может, творцы и не могли обнаружить Аполлона, но до меня-то им добраться легко. И едва наши дороги пересекутся, они узнают об этом и схватят Золотого... И убьют мятежного бога прежде, чем он сумеет оживить богиню, которую я любил. Они не дадут мне возможности попытаться спасти ее. Я заставил себя успокоиться. Ситуация сложилась настолько дикая, что оставалось только смеяться. Я мечтал погубить Золотого, они тоже стремились уничтожить его. Но отныне я должен защищать его, во всяком случае, до тех пор, пока он не попробует оживить Афину.
      Едва ли мне удастся сделать это... И чем больше я думал, тем больше сомневался в том, что он способен вернуть мне любимую.
      И все же... Золотой бог мудр и могуществен, он знал, как избежать нападения сородичей. Они не сумели отыскать его, хотя знали, что он здесь - у Иерихона. Они боялись Аполлона. Быть может, он действительно сильнее остальных? И пока боги пытались обнаружить его и уничтожить, он в свой черед прикидывал, как расправиться с ними. А я попал между двух огней!
      Слабый звук привел меня в чувство - гнусавый вой коровьих рогов! Я увидел, что утренний свет уже протянул серые пальцы в подкоп. Иешуа вновь вывел свою процессию. Настало время нанести смертельный удар Иерихону. Я высек кресалом огонь, поджег факел, а потом сунул его под груду сухих веток у подножия стены. Голые сучья мгновенно вспыхнули. Я сразу понял, что медлить не следует, и нырнул под низкую кровлю туннеля. Жар обжигал мою спину, и я уже опасался, что огонь воспламенит бревна, поддерживавшие стены подкопа, и тогда кровля рухнет и погребет меня под обломками. Я полз на животе гораздо медленнее, чем мне бы хотелось, и невольно вспоминал предыдущие жизни и смерти. Где только я не погибал! И в лаве извергавшегося вулкана, и в ослепительном вихре вспышки ядерного реактора.
      Дым заставил меня закашляться. Я закрыл глаза и ужом скользил вперед, подгоняемый жгучим пламенем, к свежему воздуху.
      Вдруг сильные ладони схватили мои кулаки... Я ощутил, что меня волокут по каменистой почве. Открыв глаза, я увидел Лукку. Ругаясь, он вытаскивал меня к свету и спасению.
      Мы встали, окруженные воинами-хеттами, готовыми к битве.
      - Ну как, получается? - спросил я Лукку.
      Он мрачно улыбнулся:
      - Взгляни сам.
      Вместе мы вышли из шатра посмотреть на город. Тонкие струйки дыма поднимались от основания стены, темнея на глазах. Дым сгущался.
      - Должно быть, загорелись крепежные бревна, - предположил Лукка.
      Вдали за изгибом стены израильтяне дули в рога, били в барабаны, звенели кимвалами. Они возносили хвалу своему богу, а люди Иерихона стояли на стене, которой суждено было рухнуть, и наблюдали за представлением, отпуская насмешливые замечания и хохоча.
      Я взглянул на шатры израильтян. Там торопливо выстраивались воины, по-разному одетые и вооруженные. Редко на ком можно было увидеть панцирь, но каждый держал в руках нечто вроде щита и либо меч, либо копье. Они приготовились к битве.
      Когда процессия обогнула стену, Иешуа приказал своим людям выступать. Я увидел, что их несколько тысяч: в бой шли все - от юных до седобородых. Они следовали за священниками, но держались от стены намного дальше - на расстоянии, превышавшем полет стрелы.
      Жрецы дошли до того места, где от основания стены поднимался дым, и повернули назад в свой лагерь. Воины остались там, словно ожидая, что стена вот-вот падет к их ногам.
      Так и случилось.
      Когда армия израильтян приблизилась к городу, дым повалил чернее и гуще, я услышал стон, словно бы какое-то чудище заворочалось под землей и теперь пыталось вырваться наружу. Люди на стене жестикулировали. Я слышал их полные ужаса вопли. И вдруг со страшным грохотом часть стены осела и рассыпалась. Облако серо-красной пыли, поглотив дым, покатилось по равнине навстречу нам.
      Одинокая труба запела ясным голосом, заглушая утихающий грохот и крики в городе. С воплем, сотрясшим землю, войско израильтян не разбирая дороги ринулось в брешь в стене Иерихона.
      32
      Полдня я удерживал возле себя Лукку и его отряд, не желая рисковать ими в бою. Свою работу мы сделали, а битва - дело израильтян.
      Но когда солнце поднялось над головой, Иерихон уже пылал, и даже невозмутимый Лукка дрожал в предвкушении добычи.
      Я стоял возле шатра, из которого велся подкоп, и следил за уродливыми клочьями белого дыма, рвавшимися в безоблачное небо.
      Хетты сидели или стояли в тени шатра, то и дело бросая вопросительные взгляды в мою сторону. Наконец Лукка обернулся ко мне.
      Но прежде чем он открыл рот, я сказал:
      - К ночи возвращайтесь в лагерь.
      Лицо его расплылось в ухмылке, Лукка приказал своим людям следовать за собой. Волчьей стаей ринулись они в город за добычей.
      Я проводил их до пролома, чтобы взглянуть на дело своих рук. Стена оказалась толще девяти метров. Раскаленная груда кирпичей и обломков жгла ноги даже через подошвы. Огонь еще не погас и тлел глубоко внизу. Тонкий серый дымок вырывался из-под нижних поперечин стены на дальнем краю пролома. Пламя будет лизать их еще много часов, а может, и дней. Я понял: обрушится вся стена.
      Внутри города разыгрывались знакомые мне по войне в Трое сцены, израильтяне оказались не лучше ахейцев; они убивали, насиловали, грабили и жгли - как варвары Аргоса и Итаки на равнине Илиона. Жажда крови переполняла их. И не важно, какому богу они поклонялись, каким именем называли его... Там и тут люди вели себя словно звери.
      "Быть может, Елена права, - подумал я, - и только в Египте мы найдем хотя бы следы культуры, порядка и мира?"
      Я отвернулся от раскаленной осыпи и направился в свое жилище. К моему удивлению, царица Елена собрала при себе целый двор. Она сидела возле шатра, окруженная двумя дюжинами израильтянок. Я приблизился, чтобы услышать, о чем она говорила.
      - Вернутся они грязными, окровавленными и преисполненными похоти. Приготовьте им ванну, добавьте в воду ароматов, чтобы они омылись и успокоили бушующую кровь.
      - Каких ароматов? - переспросила одна женщина.
      - Как это - ванну? - удивилась другая.
      Елена ответила:
      - Да, и пусть ваши служанки искупают ваших мужей...
      - Служанки? - Тут все расхохотались.
      Елена сохраняла невозмутимость.
      - Лучше расскажи нам, как ты пользуешься краской для глаз. У тебя они кажутся такими огромными. А какими амулетами можно приворожить к себе мужчину?
      Я отошел, удивленно покачивая головой. Пока мужчины удовлетворяли свою жажду крови - убивали, жгли, грабили, - женщины, следуя мудрому инстинкту, выспрашивали у более мудрой милые женские секреты, чтобы приручить и покорить собственных мужей.
      Какое-то время я бесцельно слонялся среди шатров - в лагере оставались только дети и старики. Женщины держались вместе, сходились небольшими группками, такими же, как та, что собралась возле Елены, перешептывались и время от времени поглядывали на горящий город.
      - Орион! - окликнул меня кто-то звучным голосом.
      Я обернулся и заметил Иешуа, расположившегося в тени полосатого полога, растянутого над входом в его небольшой шатер. Ветерок слегка вздымал полотнище, надувая шерстяную ткань. Я ощущал прохладу, принесенную ветром, сладкое благоухание финиковых пальм. Пожар, бушевавший в городе, уже поглощал воздух из речной долины.
      Несколько жрецов постарше отдыхали возле Иешуа на скамейках или на земле. Они казались усталыми и чуть пристыженными.
      - Ты получил Иерихон, - сказал я Иешуа.
      - Благодаря воле нашего бога, - ответил он, а затем добавил: - Спасибо тебе.
      Я слегка склонил голову.
      - Ты сослужил великую службу богу Израилеву и его народу, - сказал Иешуа. - И получишь награду.
      - Мне приятна благодарность твоих людей. - Язык не поворачивался сказать, что я был рад им помочь. - Через день, но не дольше, я и мои люди продолжим свой путь... На юг.
      Он знал, что я говорю про Египет.
      - А ты уверен, что тебе нужно идти в ту сторону?
      - Вполне.
      - Значит, это ее желание, не так ли?
      - Да.
      - Орион, зачем тебе жизнь подкаблучника? Оставайся со мной! Будь моей десницей. Есть и другие города. Филистимляне, окопавшиеся на побережье, могущественные враги.
      В его запавших сверкавших глазах пылал тот же огонь, что струился из глаз Золотого бога. Огонь безумия? Или величия? И того и другого, решил я, - они не существуют порознь.
      - У меня нет вражды к филистимлянам или к кому-то еще в этих краях, отвечал я. - Но у меня есть личная причина стремиться в Египет.
      - Ты привязан к юбке женщины, - сказал он.
      Я, стремясь задеть его самолюбие, заявил:
      - В Египте я хочу отыскать бога.
      - Лживого бога, - отрезал Иешуа. - Есть только один истинный Господь...
      - Я знаю, как ты веруешь, - сказал я, прежде чем он успел продолжить. И быть может, ты прав. Но что, если ты поклоняешься тому богу, которого я ищу в Египте?
      - Зачем же тебе искать его в стране рабства и тирании?
      - Египет - цивилизованная страна, - возразил я.
      Иешуа плюнул на землю передо мной. Один из слушавших нашу беседу белобородых старцев священников с трудом поднялся на ноги и, опираясь на посох, ткнул в меня костлявым пальцем:
      - Это Египет - цивилизованная страна? Та земля, царь которой может повелеть своим воинам поразить всех новорожденных девочек израильских, просто услышав от своих слуг, что наш народ слишком умножился! В чем здесь цивилизация? В том, что он справедливо решил, что избиением мальчиков ничего не добьется? - В старческом голосе звенел гнев. - Египет - это земля, где весь наш народ в неволе возводил истуканов для тирана, убивавшего наших детей.
      Моргая я глядел на него, не зная, как ответить.
      - Мы бежали из Египта, - продолжил Иешуа, - прихватив с собой лишь одежду и скромный скарб, который могли унести на плечах своих, но царь послал войско, чтобы вернуть нас назад; только чудо, которое сотворил Господь наш, спасло нас, позволило ускользнуть от преследователей. Долгие годы мы скитались по пустыне Синайской, предпочитая страдать от голода и жажды, чем возвращаться в рабство. Нет, Орион, не думай, - в Египте нет культуры.
      - Но мне нужно туда, - настаивал я.
      - Чтобы найти бога, на самом деле пребывающего среди нас? Оставайся с нами, и Господь благословит тебя.
      - Богу, которого я ищу, поклоняются многие люди и разными способами. Некоторые считают его богом Солнца...
      - Есть только один истинный бог, - вмешался старый священник. - Все прочие лживы.
      - Именно он и велел мне искать себя в Египте, - с отчаянием возразил я.
      Старец отшатнулся от меня. Лицо Иешуа побелело.
      - Господь говорил с тобой?
      - Да.
      - Во сне?
      Я указал на далекий берег:
      - Там, возле реки, несколько дней назад.
      - Богохульство! - прошипел старый священник, перебирая длинную белую бороду.
      Иешуа покачал головой с гримасой презрительного понимания:
      - Орион, ты видел не бога Израилева, а человека или призрак.
      Он знал все заранее и ни капли не сомневался в своей правоте. Я понял, что спорить бесполезно. Если бы они только узнали, что их бог, которому они поклоняются, и есть тот самый творец, которого я поклялся убить, меня бы разорвали на куски, не дав сойти с места...
      - Возможно, ты прав, - согласился я. - Однако мой путь лежит в Египет.
      Иешуа не терял надежды отговорить меня:
      - Напрасно, Орион. Лучше бы ты остался с нами.
      - Я не могу, - сказал я.
      Иешуа не смог ничего ответить и просто развел руками, отпуская меня. И я вышел, но по дороге к своему шатру меня не оставляла уверенность - так просто он нас не отпустит.
      Когда ночь раскинула свой черный плащ над руинами Иерихона, израильтяне вернулись в лагерь; запятнанные кровью мужчины несли в свой стан богатства самого старого города мира. Небольшими группками возвращались они к своим шатрам и к ожидавшим их женщинам... Были они молчаливы и мрачны, ибо память о жестоких злодеяниях уже начинала жечь их совесть. Женщины тоже молчали, понимая, что вопросов лучше не задавать.
      Лукка привел две дюжины своих воинов; каждый из них сгибался под грудами шелков, одеял, оружия, доспехов, украшений, драгоценной резной кости.
      - В Египте мы будем богачами, - гордо заявил он, когда награбленное сложили к моим ногам возле костра.
      Я негромко сказал ему:
      - Если нам и суждено оказаться в Египте, то лишь вопреки желанию Иешуа и его народа.
      Лукка взглянул на меня, и даже в неверном свете пляшущих отблесков костра я увидел, как изменилось его лицо.
      - Пусть люди держатся вместе; будьте готовы выступить по моему приказу, - сказал я ему.
      Он коротко кивнул, и немедленно воины принялись собирать добычу и укладывать ее на повозки.
      Сегодня Елена еще сильнее, чем обычно, стремилась оставить израильтян, а когда я рассказал ей о своих предчувствиях, решила:
      - Нужно бежать немедленно, этой же ночью, пока они опьянены победой и уснут, не выставив часовых.
      - А что будет завтра утром, когда они обнаружат наше отсутствие? Разве они не сумеют догнать нас и силой вернуть обратно?
      - Тогда пусть их сдерживает Лукка со своим отрядом, а мы с тобой убежим, - предложила она.
      - Пусть они умрут, дав нам возможность опередить погоню на несколько часов? - Я покачал головой. - Мы уйдем отсюда, но сначала я уговорю Иешуа отпустить нас по-хорошему.
      Она рассердилась, но поняла, что другого пути нет.
      Той ночью я спал без сновидений и не посещал творцов. А утром меня осенило. План оказался донельзя прост, но я надеялся, что он сработает.
      Целый день ушел на церемонии, на благодарение и восхваление бога... Звучали скорбные и меланхоличные мелодии. Израильтяне облачались в одеяния, недавно захваченные в Иерихоне, и, выстроившись рядами, воспевали победу.
      И хотя слова гимнов посвящались невидимому богу, я видел, что глаза иудеев смотрели на Иешуа и хвалу они возносили ему. Иешуа в длинных многоцветных одеяниях молча стоял перед ними и принимал поклонение.
      К закату люди разделились на семьи, собрались возле своих очагов, песни их повеселели. Повсюду начинались пляски. Хороводы женщин и мужчин кружили отдельно, и все смеялись, огибая костры и вздымая пыль.
      Бенджамин прислал мальчика, чтобы пригласить меня к шатру своего семейства, но я вежливо отклонил предложение, поскольку не мог взять с собой Елену.
      У израильтян мужчины и женщины не только ели порознь, но и танцевали.
      Я ждал приглашения от Иешуа, и когда мы отобедали, молодой человек в новоприобретенном бронзовом панцире подошел к нашему очагу и сказал мне, что их предводитель хочет поговорить со мной. Я приказал Елене и Лукке готовиться в дорогу, а сам отправился за молодым израильтянином. Шатер Иешуа был полон трофеев, захваченных в Иерихоне: прекрасных кипарисовых ларцов, украшенных слоновой костью, до краев набитых тонкими одеяниями, тканей, вышитых покрывал, одеял... Столы прогибались под тяжестью золоченых кубков и блюд, искусно украшенных кинжалов, мечей, кувшинов с вином, россыпей драгоценных камней.
      Я окинул сокровища одним быстрым взглядом, потом посмотрел на Иешуа.
      Он восседал на груде подушек в дальнем конце шатра, утопая в великолепном наряде, как и подобает восточному владыке. Движением руки он отпустил служанок, которые босиком пробежали мимо меня, оставив нас в шатре с глазу на глаз.
      - Бери свою долю, - предложил Иешуа, показывая на добычу. - Бери все, что хочешь, и не забудь прихватить какие-нибудь украшения для своей прекрасной спутницы.
      Я прошел мимо сокровищ и опустился на ковер у его ног.
      - Иешуа, я не хочу никаких трофеев. Только выполни свое обещание и с миром отпусти нас - ведь это мы отдали Иерихон в твои руки.
      Вина в шатре не было, но Иешуа казался опьяненным... Наверное, победой. А может быть, предвкушением будущих завоеваний.
      - Сам бог послал мне тебя, Орион, - отвечал он. - И он прогневается, если я отпущу тебя.
      - Ты говоришь от лица своего бога?
      Иешуа гневно прищурился, однако ответил достаточно кратко:
      - Теперь мы нападем на амалекитян. Они угрожают нашему флангу, их следует полностью уничтожить.
      - Нет, - отрезал я.
      - Ты и твои хетты слишком большая сила, чтобы я согласился так просто отказаться от вашей помощи, - заметил Иешуа. - Тем более сейчас, когда вокруг столько врагов.
      - Мы должны уйти.
      Он поднял руку, останавливая меня:
      - Уйдешь, когда в этих землях настанет мир и дети Израиля смогут жить здесь, не боясь нападения соседей.
      - Но на это уйдет много лет, - возразил я.
      Он пожал плечами:
      - На все воля Божья.
      Я заставил себя улыбнуться:
      - Иешуа, кому, как не тебе, понять стремление человека к свободе? Я не хочу быть рабом, не хочу служить тебе и твоему богу.
      - Рабом? - Он вновь указал на добычу. - Разве раба так награждают?
      - Раб тот, кто не может отправиться, куда хочет, и не важно, сколько побрякушек навесил на него хозяин.
      Он разгладил кудрявую бороду.
      - Боюсь, что тебе придется побыть какое-то время рабом, Орион. А заодно и твоим хеттам.
      - Это невозможно, - настаивал я.
      - Если ты будешь возражать, - пригрозил Иешуа кротко, словно бы мы разговаривали о погоде, - за твое упрямство заплатят твои люди... И твоя красавица.
      Я ожидал именно такого разговора и нисколько не удивился подобному повороту событий. Встав, я посмотрел на него.
      - Бенджамин сказал мне, - ответил я, - что твой бог поразил египтян многими казнями, чтобы их царь отпустил вас в землю обетованную. Казней не обещаю, но если вы силой заставите нас остаться, то пожалеете об этом.
      Лицо Иешуа побагровело... От гнева или стыда, я так и не понял. И я вышел, оставив его одного в шатре, и направился к себе.
      Лукка и Елена принялись расспрашивать меня, когда мы наконец выступаем.
      - Завтра, с зарей, - отвечал я. - А теперь - спать. Нас ждет трудный день.
      33
      Елена оказалась права: в эту ночь израильтяне забыли про бдительность. Мужчины иерихонские были убиты, женщины и дети, оставшиеся в городе, прятались в обугленных руинах ограбленных домов. Некого бояться, незачем выставлять стражу и часовых. После дневных церемоний и праздничного пиршества израильтяне спали крепко.
      Безмолвно пробрался я в темноте к жилищу Иешуа. Вокруг рдели черные угли костров, а над головой во всем великолепии горело звездное небо. Млечный Путь пересекал небеса; взглянув вверх, я вновь принялся отыскивать звезды, к которым вместе с моей любимой мы направлялись перед смертью.
      Впрочем, не время вспоминать и горевать. Я вошел в шатер Иешуа, переступив через уснувших возле входа слуг.
      Я направился в том направлении, откуда шло улавливаемое мной тепло, которое излучало тело Иешуа...
      "Как гадюка", - усмехнулся я про себя. Впрочем, моя способность чувствовать тепло уступала острому зрению гремучей змеи, способной видеть в темноте.
      Иешуа лежал ко мне спиной на подушках, тех же самых подушках, на которых он восседал несколько часов назад... И в той же великолепной одежде.
      Он спал один. Неплохо.
      Я нагнулся и зажал левой рукой его рот. Иешуа мгновенно проснулся и принялся колотить воздух руками и ногами. Тогда я сдавил его горло и шепнул:
      - Неужели ты хочешь, чтобы ангел смерти посетил твой шатер?
      Глаза его расширились. Иешуа узнал меня и умолк.
      Не отрывая руки от его рта, я поднял его на ноги и проговорил:
      - А теперь мы с тобой совершим небольшое путешествие.
      Я устремился мысленно к миру творцов, - на какой-то момент зажмурил глаза и ощутил мгновенный укол леденящего холода, а потом нас вновь охватило тепло. Иешуа находился в моих руках, левой я по-прежнему зажимал его рот, а правой держал за плечо.
      Мы стояли над огромным городом. Все вокруг окутывало золотое сияние. И тут я понял, что впервые вижу здесь все достаточно отчетливо.
      Под нами распростерся изумительный город. Дивные башни и шпили вздымались к прозрачному куполу.
      Глаза Иешуа вылезли из орбит. Я освободил его рот, но израильтянин не мог вымолвить даже слова.
      - Орион! Это уж слишком!
      Передо мной стоял худощавый Гермес.
      - Мало нам тебя, так ты еще вздумал таскать сюда кого попало, усмехнулся он. - Если увидят остальные...
      - Ты намекаешь, что никому не скажешь? - поддел я его.
      Он ухмыльнулся:
      - Сказать не скажу, но у нас нет секретов друг от друга, мы обмениваемся информацией независимо от того, нравится нам это или нет. Однако если бы я был на твоем месте, то постарался бы убраться отсюда раньше, чем остальные решат, что ты чрезмерно обнаглел.
      - Спасибо, я так и поступлю.
      - Ну смотри. - И он исчез.
      Ноги Иешуа подкосились, и мне пришлось поддержать его. Оглядевшись вокруг, чтобы запомнить все в подробностях, я вновь закрыл глаза и вернулся усилием воли туда, откуда мы прибыли. Я открыл глаза в темном шатре. Иешуа лежал на моих руках, его тело сотрясала дрожь.
      - Когда настанет рассвет, - сказал я, - мой отряд выйдет из лагеря. Мы служили тебе верно, и я надеюсь, что ты не станешь нарушать договор; но если ты любым способом посмеешь воспротивиться нам, я приду к тебе ночью и вновь перенесу тебя в ту золотую землю, но оставлю там навсегда.
      Я опустил Иешуа на подушки и вышел из шатра. Больше я никогда не видел его.
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЕГИПЕТ
      34
      И вновь Елена не ошиблась: в Египте процветала культура. Увиденное потрясло даже Лукку.
      - У здешних городов нет стен, - удивился он.
      Мы пересекли скалистый дикий Синай через горные ущелья, по пескам, пламеневшим под безжалостным солнцем, стремясь в Египет. Редкие племена, населявшие Синай, подозрительно относились к пришельцам, однако законы гостеприимства пересиливали страхи. Не сказать, чтобы пастухи-номады радовались нам - нас кормили, поили и от всей души желали счастливого пути, лишь бы мы поскорее убирались с глаз долой.
      Я всегда оставлял хозяевам что-нибудь ценное, то янтарную камею из Трои, то тонкую, с почти прозрачными, как молодая листва, стенками, каменную чашу из Иерихона.
      Номады с удовольствием принимали подобные безделушки. Они знали им цену... Более того, наши дары говорили им, что мы выполняем долг гостя, так же как они сами не пренебрегают обязанностями хозяев. И все же жара и пустынный пейзаж угнетали нас. Трое наших людей умерли от лихорадки. Быки, что тащили наши повозки, падали один за другим, не выдерживали дороги и кони. Мы заменяли их выносливыми и рослыми ослами и своенравными вонючими верблюдами, которых выменивали у номадов на драгоценные камни и хорошее оружие. Мы оставили грохотавшие повозки и перегрузили нашу поклажу на ослов и мулов.
      Елена лучше переносила дорогу, чем многие мужчины. Теперь она ехала верхом на крикливом, едва прирученном верблюде, в раскачивавшемся паланкине под шелком, прятавшим ее от солнца. Все мы исхудали, безжалостное светило вытопило жир и влагу из наших тел. И все же Елена оставалась прекрасной. Она не нуждалась ни в косметике, ни в изящной одежде. Эта женщина никогда не жаловалась на тяготы пути, прекрасно зная, что каждый шаг приближает наш отряд к Египту.
      Я тоже не роптал... Зачем? Ведь и я стремился в Египет, на встречу с Золотым богом.
      Наконец настало утро того дня, когда наш крошечный отряд увидел на горизонте пальму. Она манила нас, словно говоря, что наше путешествие заканчивается. Мы поторопили наших животных и вскоре увидели, что прямо на глазах меняется местность. Вокруг становилось все больше и больше зелени.
      Нас приветствовали деревья и возделанные поля. Полуобнаженные мужчины и женщины сгибались, возделывая поля, трудились среди паутины ирригационных каналов. Вдалеке я увидел реку.
      - Это Нил, - произнесла Елена, сидевшая на верблюде. Его вел кто-то из хеттов, и она приказала воину подвести животное ближе ко мне. Я повернулся в самодельном седле из нескольких сложенных покрывал и взглянул на нее. Во всяком случае, его рукав. Должно быть, перед нами дельта.
      Крестьяне не обратили внимания на очередной вооруженный отряд - слишком маленький, чтобы представлять для них серьезную опасность, но слишком большой, чтобы кто-то захотел пускаться в расспросы. Скоро мы набрели на дорогу, уходившую в город Тахпанхес в дельте Нила.
      Лукку потрясало отсутствие оборонительных стен, меня же удивили размеры города. Если Троя и Иерихон умещались на нескольких акрах, Тахпанхес раскинулся почти на милю. Едва ли в нем больше жителей, чем в Иерихоне, но они селились в просторных домах, выстроившихся вдоль широких прямых улиц.
      На окраине мы обнаружили постоялый двор. Несколько строений из сырцового кирпича окружали центральный дворик; величественные пальмы и ивы защищали его от вездесущего солнца. Часть двора занимал виноградник. На другой стороне реки рос сад, напротив располагались стойла. В зависимости от того, с какой стороны дул ветер, воздух пах лимонами и гранатами или конской мочой либо же приносил с собой докучливых мух.
      Хозяин постоялого двора был рад принять на постой две дюжины усталых путников. Этот невысокий, округлый и лысый, весьма бодрый человек средних лет постоянно складывал ладони на круглом брюшке.
      Кожа его была темна, как плащ Лукки, но глаза поблескивали огоньками, особенно когда он занимался любимым делом - вычислял, сколько взять за услуги.
      Помогала ему семья: жена, столь же темнокожая, как и ее кругленький муж, - она казалась еще толще его - и дюжина темнокожих ребятишек, самому младшему из которых исполнилось шесть лет. Еще там жили кошки. Я насчитал десяток только во дворе. Прищурив глаза, они следили за нами, медленно пробираясь по балконам или по глинобитному полу. Дети хозяина, худые и шустрые, помогли нам разгрузиться, приглядели за животными, показали нам комнаты.
      Я понял, что могу свободно изъясняться с египтянами.
      Если Лукка и удивлялся моим лингвистическим способностям, он никогда не проявлял своего удивления. Елена воспринимала это как должное, хотя сама владела только родным языком и тем его диалектом, на котором говорили в Трое.
      Как только мы разгрузили поклажу и устроились в комнатах, я разыскал хозяина в кухне, расположенной снаружи дома. Он покрикивал на двух девушек, выпекавших круглые и плоские лепешки в печи, похожей на улей. Их одежда состояла только из набедренных повязок, молодые груди чаровали упругостью, а гибкие темные тела увлажнял пот.
      Если хозяину и не понравилось, что я увидел его дочерей полураздетыми, он ничем этого не показал. Напротив, когда я появился, он улыбнулся мне и кивнул на дочерей.
      - Жена заставляет девочек готовить, - сказал он без всяких предисловий. - Она говорит им, что иначе не получат хорошего мужа. А по-моему, одного этого умения мало, нужно уметь и другое. - Он многозначительно усмехнулся.
      Хозяин явно намекал, что он не против того, чтобы гости позабавились с его дочерьми. Лукка будет доволен. Но я не отреагировал на его намек и произнес:
      - Я привел своих людей в вашу землю, чтобы предложить их услуги вашему царю.
      - Великому Мернепта? [тринадцатый сын фараона Рамсеса II, правил с 1225 г. по 1215 г. до н.э.] Он в Уасете, это вверх по реке.
      - Мои солдаты - хетты. Они хотят поступить на службу к твоему царю.
      Улыбка исчезла с лица хозяина.
      - Хетты? Мы враждовали с ними.
      - Хеттского царства более не существует. Эти люди остались без работы. Может быть, в городе есть представитель царской власти... Чиновник или полководец, с которым можно переговорить?
      Он закивал так, что затряслись щеки:
      - Царский чиновник уже здесь, во дворе, и хочет видеть тебя.
      Ничего не сказав, я последовал за хозяином.
      Представитель власти уже прибыл, чтобы встретить гостей.
      Должно быть, хозяин постоялого двора отправил к нему одного из своих сыновей с вестью, как только мы переступили его порог.
      Несколько кошек врассыпную бросились из-под наших ног, когда жирный хозяин повел меня между колонн коридора к боковому входу во двор. Там, в тени виноградника, восседал седовласый мужчина с худым лицом и впалыми щеками, чисто выбритый, как и положено египтянину. Он поднялся на ноги, когда я приблизился к нему, и оказался не выше хозяина постоялого двора. Его макушка едва доходила до моего плеча. Впрочем, кожа его казалась светлее, и он был гибок, словно клинок меча. Чиновник был безоружен; лишь золотой медальон на цепочке - символ власти - свисал с шеи.
      Взглянув на его легкие белоснежные одежды, я вдруг осознал, что грязен и немыт... И одет в кожаную юбку с жилетом, которые не снимал много месяцев.
      По давней привычке я носил под юбкой на бедре кинжал. Одежда моя сильно истерлась после долгого странствия, мне следовало вымыться и побриться, я даже подумал, что лучше не вставать так, чтобы ветер мог донести запах моего тела до этого цивилизованного человека.
      - Перед тобой Неферту, слуга царя Мернепта, Повелителя Обеих Земель, представился он, держа руки вдоль тела.
      - Меня зовут Орион, - ответил я.
      Под виноградником стояли две деревянные скамьи. Неферту пригласил меня сесть.
      "Вежлив, - подумал я, - или же просто не хочет запрокидывать голову, чтобы поглядеть на меня".
      Наш премудрый хозяин появился из кухни с подносом, на котором стоял каменный запотевший кувшин, две симпатичных каменных чаши и маленькое блюдо с морщинистыми черными маслинами. Он поставил блюдо на небольшой деревянный стол, так чтобы Неферту мог до него легко дотянуться, потом поклонился и, улыбаясь, исчез в кухне.
      Чиновник разлил вино, и мы выпили вместе. Вино оказалось слабым и кислым, но прохладным, и это было приятно.
      - Ты не хетт, - спокойно произнес он, опуская чашу, голосом негромким и ровным, как подобает человеку, привыкшему говорить и с теми, кто ниже его рангом, и с теми, кто выше.