- Следовало бы уничтожить тебя за неповиновение, - проговорил он невозмутимо.
      Руки мои тянулись к его горлу, но я не мог пошевелить ими. Я знал, что он во всем властен надо мной: стоит ему лишь повести бровью - биение моего сердца остановится, стоит ему пожелать - я опущусь на колени и припаду к его ногам. Ярость во мне вскипала и жгла сильнее, чем раскаленный солнцем камень, на котором я стоял босиком, сильнее, чем ослепительное небо над головой, сиявшее ярче расплавленной бронзы.
      Бессильно стиснув кулаки опущенных рук, я сумел сказать:
      - Ты не можешь погубить меня - не позволят другие творцы. Это они в Трое помешали тебе. Вини их в своей неудаче.
      - Это так, Орион. Я отомщу им, но с твоей помощью.
      - Никогда! Я и пальцем не шевельну, чтобы помочь тебе. Я буду противостоять тебе изо всех сил.
      Он скорбно вздохнул и шагнул ко мне:
      - Орион, мы не должны враждовать. Ты - мое создание, я - твой творец. Вместе мы сможем спасти континуум.
      - Ты убил ее и сделал меня своим врагом.
      Он закрыл глаза и слегка склонил голову:
      - Я знаю. Помню. - Он вновь требовательно взглянул на меня и негромко произнес: - Я тоже тоскую по ней.
      Я хотел расхохотаться ему в лицо, но только оскалил зубы.
      - Орион, я всесторонне изучил ситуацию. Возможно, - я говорю только "возможно", учти это, - возможно, я сумею вернуть ее к жизни.
      Невзирая на то, что он явно старался удержать меня на расстоянии, используя свои таинственные для меня возможности, я метнулся вперед и почти схватил его за плечи. Но руки мои замерли на полпути.
      - Не спеши, - попросил Золотой бог. - Это всего лишь предположение. Риск чудовищен, а опасность...
      - Мне все равно, - проговорил я, и сердце стучало у меня в ушах. Верни мне ее! Оживи!
      - Я не могу сделать этого в одиночку. А все остальные - те, кто мешал мне в Трое, - вновь воспротивятся. Еще бы - тогда в континууме произойдет огромная сознательно организованная перемена. На подобный риск даже я не шел еще никогда.
      Я слушал его, не вникая в смысл слов. Все же я не был уверен в том, что он говорит мне правду.
      - Я никогда не лгу, Орион, - заявил он, словно прочитав мои мысли. Чтобы вернуть ее к жизни, нужно воздействовать на пространственно-временной континуум с огромной силой, способной разорвать его, как случилось некогда с Ариманом.
      - Но ведь и ты, и остальные творцы уцелели, - отвечал я.
      - Некоторые из нас уцелели. Другие погибли. Я же говорил тебе - боги не всегда бессмертны.
      - И не всегда справедливы и добры, - добавил я.
      Он усмехнулся:
      - Именно так... Именно.
      - Так ты вернешь ее к жизни? - Я почти умолял.
      - Да, - сказал он и, прежде чем сердце мое забилось в порыве восторга, добавил: - Но только если ты, Орион, будешь повиноваться мне абсолютно. Ее спасение в твоих руках.
      Более мне было незачем сопротивляться ему или перечить.
      - И чего же ты от меня хочешь?
      Какое-то мгновение он молчал, словно начал строить планы только сейчас, а потом произнес:
      - Ты направляешься на юг, в Египет.
      - Да.
      - Скоро ты встретишься с бродягами, бежавшими оттуда. Сотни семейств, странствующих со стадами и шатрами. Они хотят занять эту землю и сделать ее своей...
      - Эту землю? - Я показал на голые скалы и мертвые кусты.
      - Даже эту, - ответил Золотой бог. - Но местные сельские жители и горожане будут сопротивляться им. Ты поможешь скитальцам силами своего отряда.
      - Почему?
      Он улыбнулся:
      - Потому что они поклоняются мне, Орион. Они верят, что я не просто самый могущественный бог из всех, но единственный сущий, и если ты поможешь мне, их вера станет абсолютно твердой.
      И прежде чем я смог задать новый вопрос, прежде чем я успел даже подумать, о чем его еще спросить, Золотой бог бесследно исчез вместе с дымным столбом.
      27
      Мы продвигались на юг вдоль реки. На ее берегах то и дело попадались деревни, окруженные стенами из сырцовых кирпичей. Среди голых низин и серых скал ярко зеленели поля, орошаемые с помощью ирригационных каналов. Здешние люди боялись чужаков: слишком много грабителей шло этим путем, чтобы захватить плодородные земли, а если не выйдет - ограбить селения и двинуться дальше.
      С нами торговали, но неохотно - явно стараясь побыстрей отделаться от пришельцев. Я прятал Елену от любопытных глаз в закрытой повозке и внимательно следил, чтобы не прозевать появления ахейцев.
      Наконец жарким днем, когда над сухой каменистой долиной воздух плясал от зноя, я увидел передовой отряд тех людей, о которых рассказал мне Золотой бог. Среди двадцати пеших воинов не нашлось бы даже двоих одинаково одетых и вооруженных.
      На первый взгляд сброд, невысокие, прокаленные солнцем, как и мы сами.
      Они остановились, перекрывая нам путь в горловине ущелья. Мы ехали на лошадях и ослах и при необходимости могли легко прорвать эту тонкую цепь.
      Однако Лукка, опытным взглядом оценив ситуацию, произнес:
      - Перед нами оборванцы, но не дураки.
      - Ты узнал их?
      Он покачал головой, - трудно было передать отрицание более скупым жестом.
      - Возможно, это и есть ябиру [вид аистов, распространен по берегам Нила; вероятно, предполагается, что местные жители дали такое прозвище кочевым племенам, приходившим со стороны Египта], о которых нас предупреждали селяне два дня назад.
      Я повернул коня в их сторону:
      - Надо переговорить с их вождем.
      Он подъехал ко мне:
      - Я могу переводить, если они разговаривают на каком-нибудь языке из тех, что распространены в здешних местах.
      - Я пойму их и так, - отвечал я.
      Лукка странно поглядел на меня.
      Пришлось объяснить:
      - Это божий дар; я понимаю все языки.
      Проехав немного вперед, я приподнял руку в знак мира. Не выпуская копья из правой руки, один из воинов направился в мою сторону. Пока он приближался ко мне, я спешился и ступил на пыльную землю. Раскалившая небо жара отражалась от огнедышащих скал, мы словно бы очутились в печи, крохотную тень давал лишь левый склон ущелья. Но молодого воина жара не смущала.
      Звали его Бенджамин; он был старшим сыном вождя племени. Как он сообщил мне, его народ называет себя детьми Израиля. Бенджамин был молод, строен и мускулист. Борода его едва начала пробиваться. Зоркий взгляд не пропустил ничего, пока он обозревал две дюжины моих людей, их коней и ослов, каждую повозку. Он держался напряженно и подозрительно и крепко сжимал копье, чтобы пустить его в ход при малейшей опасности.
      Когда я сказал, что перед ним воины-хетты, он как будто слегка расслабился, чуть улыбаясь.
      - Кому же ты теперь служишь? - спросил он.
      - Никому. Мы явились с великой войны, что свирепствовала в северных краях, мы были среди тех, кто разрушил великий город Трою.
      Его лицо не изменилось: Бенджамин никогда не слышал этого названия.
      - Возможно, ты знаешь город под именем Илион или же слыхал о Геллеспонте - проливе, ведущем в море Черных вод.
      Он опять не проявил интереса. Я сдался.
      - Там шла война, эти люди помогли ахейцам взять город после долгой осады.
      Тут глаза юноши засветились.
      - Почему же тогда вы явились сюда, в землю Ханаанскую?
      - Мы направляемся на юг, в Египет, хотим поступить на службу к великому царю этой страны.
      Он яростно поглядел на меня, откашлялся и плюнул на иссохшую землю:
      - Вот твоему фараону! На протяжении жизни четырех поколений мой народ тщетно пытался бежать из египетского рабства.
      Я пожал плечами:
      - Перед тобой опытные наемники, а я слышал, что египетскому царю нужны воины.
      Он подозрительно посмотрел на меня:
      - Так, значит, сейчас вы не служите никому?
      - Нет, царство рухнуло...
      - Бог Израилев сокрушил хеттов, - пробормотал он и на этот раз действительно улыбнулся.
      Я взглянул на Лукку, сидевшего поодаль на коне, и ощутил радость оттого, что он, похоже, не понял язык иудея.
      - А теперь он сокрушит злых поклонников Ваала, запершихся в их городе.
      Бенджамин окинул оценивающим взглядом моих людей, потом снова повернулся ко мне. Глаза его засветились по-новому.
      - Ты будешь служить нашему богу и нашему народу. Ты поможешь нам взять город Иерихон, как взял ты северный город, о котором рассказывал.
      - Но мы не хотим здесь служить, - возразил я. - Наша цель - Египет.
      - Ты будешь служить богу Израилеву, - настаивал Бенджамин. А потом, чуть смягчившись, добавил: - Во всяком случае, эту ночь ты проведешь в нашем лагере и встретишься с нашим великим предводителем Иешуа.
      Я помедлил, усматривая ловушку в его словах.
      Молодой человек застенчиво улыбнулся:
      - Иешуа не простит мне, если я просто отпущу тебя. Он опозорит меня перед собственным отцом.
      С этим было трудно спорить.
      - К тому же, - добавил он, и улыбка его стала лукавой, - ты не сможешь продвинуться к югу, не столкнувшись с каким-нибудь из колен израилевых. Нас много.
      Я покорился неизбежности и смирился с навязанным гостеприимством столь кротко, как только мог.
      Израильтян оказалось очень много, сотни семейств заняли широкую равнину между рекой, которая называлась Иорданом, и голыми, обожженными солнцем невысокими горами. Их шатры виднелись повсюду, да еще клубы пыли, когда скот загоняли на ночь за небрежно сколоченные ограды.
      Когда заходившее солнце окрасило кровью небосклон и горячий ветер подул вниз, охлаждая раскаленные горы, вонь стала нестерпимой. Но ее здесь словно никто не замечал - кроме нас, пришельцев. Перед шатрами собирались семьи, люди разводили очаги, чтобы приготовить ужин, переговаривались на своем гортанном языке... Играли дети, мальчики перекликались, вызывая друг друга на бой, вооружившись деревянными мечами и щитами. Девочки визжали тонкими голосами.
      Но наши взгляды - мой и Лукки - приковал к себе город за высокими стенами, что поднимался на холме посреди равнины. Он возвышался над нею, как Троя над равниной Илиона.
      - Вот и Иерихон, - сказал я Лукке.
      - Говорят, что это самый старый город в мире, - проговорил он.
      - Неужели? Смотри, какие высокие и толстые стены. Они прочнее, чем в Трое. Израильтяне хотят, чтобы мы помогли им взять эту твердыню.
      Он недовольно хмыкнул.
      - Это можно сделать?
      Лукка поскреб подбородок:
      - Господин мой Орион, можно взять любой город. Все решает время и число жизней, которые можно отдать ради этого.
      Мы встали лагерем подальше от загонов со скотом. Пока люди разбивали шатры, я помог Елене выйти из крытой повозки. Ей теперь незачем было прятаться.
      - Люди хотят подыскать себе женщин, - сказал мне Лукка.
      Я кивнул, но предупредил:
      - Только скажи им, чтобы держались поосторожней и не забывались. Едва ли здешние женщины обрадуются чужеземцам.
      Лукка слегка улыбнулся.
      - Да, мужчины надежно защищают их, - согласился он. - Но пусть завяжется их дружба, в этом не будет вреда.
      - Прикажи им вести себя дружелюбно, - это будет поздно делать, когда им перережут глотки.
      Бенджамин возвратился к нам на закате солнца, когда длинные фиолетовые тени поползли по равнине. Он казался взволнованным и обрадованным.
      - Иешуа приглашает вас отобедать вместе с ним в его шатре.
      И тогда из моего шатра вышла Елена, только что умытая водой, принесенной с далекой реки, в длинном пурпурном платье, с золотым ожерельем на шее и браслетами на руках.
      Бенджамин, раскрыв рот, уставился на красавицу.
      - Перед тобой Елена, царица погибшей Трои, - проговорил я, решив не упоминать о том, что прежде она царила в Спарте. - Она согласилась разделить нашу трапезу.
      Молодой человек закрыл рот не сразу и еще долго не мог отвести глаз от Елены. Наконец он повернулся ко мне и сказал:
      - У нас не принято, чтобы женщины трапезовали вместе с мужчинами.
      - Твой вождь может сделать исключение для нее.
      Онемевший Бенджамин кивнул и отправился извещать Иешуа о неожиданном повороте событий.
      Елена подошла поближе:
      - Я могу остаться здесь, Орион. Не стоит затевать ссору из-за меня.
      - Мне нужно, чтобы ты пошла со мной. Я хочу, чтобы этот самый Иешуа не знаю, кто он у них, - понял, что он не будет распоряжаться мной, как слугой.
      - Понимаю. - Она улыбнулась. - А я-то решила, что ты не захотел ужинать без меня.
      Я улыбнулся в ответ:
      - Об этом я тоже подумал.
      Бенджамин вернулся с почетной охраной, которую составляли шестеро мужей в чистых одеждах с короткими мечами в ножнах у поясов. Они проводили нас к широкой низкой палатке из козьих шкур. Мне пришлось нагнуться, чтобы войти внутрь.
      Шатер оказался просторным, пол его покрывали потертые ковры. Низкий стол был заставлен чашами с мясом, над которым вился парок, и блюдами, полными оливок, лука и зелени, названия которой я не знал. Вокруг стола на ярко расшитых подушках сидела дюжина старцев. Трапезу возглавлял человек помоложе - его длинные волосы и бороду еще не посеребрила седина, а в глазах горел огонь.
      Именно глаза Иешуа предупредили меня о том, что он опасен, как бы прикоснувшись прямо к моим нервам. В них светился фанатизм, не знавший пределов. Он не ведал сомнений в том, что их дело - правое. Этот решительный и отрешенный сорокалетний, должно быть, мужчина был прям, словно меч, и даже бремя ответственности за племя, которое ищет себе отчизну, не могло согнуть его спину.
      Бенджамин представил нас. Израильтяне остались сидеть, и, услышав наши имена, Иешуа пригласил нас занять свободные места за столом. Я сел напротив Иешуа, Елена - слева, Бенджамин - справа. Мужчины подчеркнуто не замечали ее, и я всей кожей ощущал, насколько возмутило их присутствие женщины.
      За столом не было вина, лишь слабое перебродившее козье молоко настолько кислое, что я предпочел ему воду. Еды, впрочем, хватало. У этих кочевников, оказавшихся на чужбине, еды было вдоволь - во всяком случае, у вождей.
      Пока мы ели, Иешуа молчал, внимательно разглядывая меня в упор. Старики засыпали меня сотней вопросов: кто я, откуда, действительно ли мои воины-хетты и в самом ли деле бог Израилев уже погубил царство хеттов? Я отвечал по возможности подробно; обед завершился финиками и дыней, и я похвалил угощение.
      - Да, - согласился Иешуа. - Мы воистину вступили в землю, истекающую млеком и медом, как наш бог обещал нам.
      - Расскажи о своем боге, - попросил я. - На кого он похож? Как вы зовете его?
      За столом охнули. Некоторые из стариков отодвинулись - словно бы от заразы. Их примеру последовал даже Бенджамин.
      - Имя его никогда не произносится, - торопливо отвечал Иешуа, чуть гнусавя в явном раздражении. - Он - бог Израилев, он - Господь и Отец наш.
      - Он - самый могущественный бог из всех, - сказал один из стариков.
      - Он - единственный истинный бог, - твердо поправил его Иешуа. - А все прочие боги лживы.
      - Вы видите его золотым и светящимся? - спросил я.
      - Его не видел никто и никогда, - сказал Иешуа. - А делать изображения его запрещено.
      - А как он общается с вами?
      - Он говорил с Моисеем, - ответил старик, сидевший справа от Иешуа. Он вывел нас из пустыни и дал Моисею Скрижали Завета...
      - По божьей воле мы пересекли реку Иордан - он провел Моисея и наш народ посуху через Красное море. Он обещал нам, что земля Ханаанская будет нашей. Но сперва мы должны покорить Иерихон, иначе нам придется остаться скитальцами... Бродягами, чужаками в этой стране.
      - Конечно, Иерихон царит над этой равниной...
      - Иерихон господствует над всем краем. Тот, кто владеет Иерихоном, владеет Ханааном, - наставительно заметил он. - Вот почему мы хотим захватить город, а ты должен помочь нам.
      - Но нас всего две дюжины.
      - Вас две дюжины солдат-хеттов, - отвечал Иешуа. - Тех самых хеттов, что сокрушили Угарит. Твои воины знают осадное дело.
      - Но их так мало...
      Глаза Иешуа вспыхнули.
      - Господь послал тебя, чтобы помочь нам. Отказывая нам, ты отказываешь богу Израилеву. Глуп тот, кто отваживается на подобный поступок.
      Я отвечал улыбкой:
      - После оказанного нам гостеприимства будет невежливо отказать в вашей просьбе.
      - Итак, ты поможешь нам? - От волнения, которое ему не удавалось скрыть, он подался вперед.
      - Мои люди и я сделаем все, что возможно, - проговорил я, понимая, что передо мной фанатик, от которого просто так не избавишься.
      Тут все заулыбались, принялись качать головами и забормотали о воле божьей.
      Я добавил:
      - Но когда Иерихон падет, мы отправимся своим путем в Египет.
      - Египет! - Это крамольное слово повторили шепотом практически все сидевшие за столом.
      - Нам надо в Египет, - невозмутимо продолжал я. - Я помогу вам взять Иерихон, но потом уйду в эту землю.
      Иешуа слегка улыбнулся:
      - Когда Иерихон падет, можешь отправляться в свой Египет или куда угодно...
      Мне показалось, что даже против нашего путешествия в преисподнюю после удачного штурма Иерихона он бы не возражал.
      28
      - Это безумие, - проговорил Лукка.
      Выйдя из лагеря израильтян, мы изучали тройные стены Иерихона. Жара становилась невыносимой. На закате мы объехали весь осажденный город, держась на расстоянии полета пущенной из лука стрелы. Стены здесь были громадными, куда выше, чем в Трое, и, вне сомнения, толще. Еще более затруднял приступ глубокий ров, выбитый в скалах перед стенами. Через него перекидывали подъемный мост, теперь поднятый и прикрывавший городские ворота. Отчасти ров заполнял всякий мусор и хлам, но стенки его были круты, и он представлял собой непреодолимое препятствие.
      - Мы никогда не сумеем подвести осадные башни к этим стенам, - сказал мне Лукка.
      Я согласился с ним. Иерихон стоял на невысоком холме, от вершины которого основная стена опускалась к скалистым краям долины. Там, где она выходила на равнину, ее защищал ров. На гребне перед ней соорудили дополнительные укрепления, создававшие тройной барьер. Таким образом осадные башни нельзя было придвинуть к стенам, усиленным крепкими округлыми башнями, с которых пращники и стрелки могли разить нападавших стрелами и камнями.
      - Не удивительно, что Иешуа потребовалась помощь, - проворчал я.
      Лукка сощурился, глядя против солнца.
      - Сотни поколений жителей Иерихона усовершенствовали свою оборону, никакая банда номадов [скотоводы-кочевники] не сумеет обрушить эти стены.
      Я ухмыльнулся в ответ:
      - Вот почему Иешуа столь рьяно проявил гостеприимство - ведь мы должны оставаться с израильтянами, пока город не падет.
      - Тогда нам придется надолго застрять здесь.
      Утром мы несколько раз вновь объехали Иерихон, пытаясь отыскать уязвимые места в укреплениях, но тщетно. Впрочем, некоторые участки стены оказались древнее других, и кирпичи, из которых они были сложены, посерели и расшатались.
      - Нам нужно землетрясение, - сказал Лукка. - Эти стены сложены из сырцовых кирпичей. Высыхая, они твердеют, как камень. Только землетрясение может нам помочь.
      - Землетрясение... - У меня забрезжила идея.
      - Видишь, стена состоит из отдельных частей, между которыми проложены бревна, - показал Лукка - Вот почему, даже когда землетрясение повреждает один участок стены, другие остаются целыми.
      Я кивал, блуждая мыслями далеко.
      Той ночью, когда мы лежали в моем шатре, Елена спросила:
      - Как долго мы будем оставаться среди этих жутких людей?
      - Пока они не возьмут город, - отвечал я.
      - Но они никогда...
      Поцелуем я заставил ее замолчать. Мы занялись любовью... Потом она заснула. Я тоже закрыл глаза и пожелал оказаться в тех далеких пределах, где обитали так называемые боги. Сконцентрировав устремления каждой клеткой своего тела, я пересек пространство и время, разделявшее наши миры.
      И вновь меня окутало золотистое сияние. Но на этот раз я хорошо видел их город за ослепительной дымкой - его башни и шпили проступили как никогда четко.
      - Ариман, - я позвал его одновременно вслух и мысленно. - Ариман, мой прежний враг, где ты?
      - Его нет здесь, смертный.
      Я обернулся и увидел ту неприятную богиню, которую назвал Герой. Золотой плащ, открывавший одно плечо, на груди прихватывала сверкавшая драгоценностями брошь. Темные волосы кольцами ниспадали на ее плечи, карие глаза внимательно разглядывали меня. С грозной улыбкой она заметила:
      - Что ж, теперь ты одет получше, чем во время нашей последней встречи.
      Я слегка поклонился. Самодельная туника и кожаный жилет были все же лучше тех лохмотьев, которые мне пришлось носить в Илионе.
      - Ты опять жаждешь моей крови? - спросил я.
      Ее улыбка сделалась шире.
      - Наоборот. Быть может, я смогу спасти тебя. Наш Золотой Аполлон обезумел, как ты знаешь.
      - Он больше не называет себя так.
      Она пожала плечами:
      - Имена не имеют значения. Я говорю лишь то, что может понять твой прискорбно ограниченный ум.
      - Спасибо за доброту, - поблагодарил я. - Он отыскал племя, которое поклоняется ему и видит в нем единственного бога.
      - Да. И он хочет устранить всех нас. Но кроме того, - добавила она, подняв брови, - он хочет, чтобы ты помог ему.
      Я молча обдумывал услышанные новости.
      - Разве не так? - потребовала она ответа.
      - Я помогаю израильтянам захватить Иерихон, - признался я. - Во всяком случае, пытаюсь...
      - Это часть его замысла, не сомневаюсь.
      - Но я не знал, что он стремится, - я попытался припомнить ее словцо, устранить остальных.
      - Теперь знаешь.
      - Значит ли это, что он намеревается убить тебя?
      Она злобно усмехнулась:
      - Он охотно бы пошел на это, если б только сумел, но я не доставлю ему подобного удовольствия. Мы сокрушим его - и тебя тоже, если ты осмелишься помогать ему каким-либо способом.
      - Но...
      - Нейтралитета не может быть, Орион. Или ты перестанешь помогать ему, или ты - наш враг. Понятно?
      - Да, - ответил я.
      - Тебе придется хорошенько поразмыслить над последствиями своих поступков.
      - Ты помнишь богиню, которую вы звали Афиной? Он обещал мне, что...
      - Не следует верить его обещаниям. Ты и сам это знаешь.
      - Я хочу, чтобы она ожила, - отвечал я.
      - Значит, он предложил тебе ее жизнь в обмен на покорность. - Гера гневно тряхнула головой. - Оставь свою мертвую богиню нам, Орион: она тебе не ровня.
      - Можно ее оживить?
      - Это не...
      - Можно ли ее оживить? - вскричал я.
      Глаза ее расширились от страха, гнева или от чего-то еще.
      - Я не знаю. - Гера глубоко вздохнула, а потом ответила спокойно: Подобное возможно, но сопряжено с огромными трудностями. И не тебе мечтать об этом.
      - А я мечтаю и не могу мечтать ни о чем другом.
      - Орион, жалкий червяк... Даже если ее действительно можно оживить, она не захочет иметь с тобой ничего общего. Она богиня и настолько выше тебя, что...
      - Я люблю ее, - отвечал я. - Другого преимущества перед тобой и подобными тебе у меня нет. Я умею любить. И она тоже умела, а вам неведомо, что это такое. И ты, и Золотой... да и любой другой бог. Она умела и потому любила меня. И умерла из-за этого.
      - Ты безнадежен, - отрезала Гера. Сверкнув золотыми одеждами, она отвернулась и исчезла в светившейся дымке.
      Я не сразу вспомнил, зачем явился сюда. Я должен найти Аримана. Того самого, которого ахейцы называли Посейдоном, сотрясателем Земли.
      Закрыв глаза, я вызвал в памяти его громадный темный силуэт, тяжелое серое лицо, горящие красным огнем глаза. Я позвал его разумом, понимая, что, если он сам не сможет или не захочет явиться ко мне, мне придется искать его и найти.
      Я смутно помнил заросли гигантских деревьев, в которых обитал Ариман со своим народом; лес этот остался в континууме, теперь не существовавшем. Как мне отыскать своего бывшего врага?
      Темная тень опустилась на меня. Я ощутил ее даже с зажмуренными глазами. А когда открыл их, оказался в густом и мрачном лесу. Ни одного солнечного луча не проникало сквозь полог черных листьев. Серые стволы исполинских деревьев вздымались вокруг меня мраморными колоннами и исчезали в бесконечности над головой. Почву между стволами устилала ровная трава, короткая, как в английском саду.
      - Что тебе здесь надо?
      Из тьмы передо мной возник Ариман - крепкий, могучий, облаченный в цвета своего леса... Лишь глаза его светились красными угольками.
      - Я искал тебя, - ответил я.
      Он шагнул ко мне и отрывисто, с усилием прошептал:
      - Почему же ты ищешь меня?
      - Мне нужна твоя помощь.
      Он, казалось, напоминал вулкан, готовый извергнуть потоки лавы.
      - Я не буду сотрясать стены Иерихона ради тебя, Орион. Я не хочу помогать золотоволосому безумцу.
      - Это не для него, - с трудом вымолвил я.
      - Все равно. С меня довольно своих соплеменников и своего континуума. Я не хочу участвовать в сварах самонадеянных творцов. Меня-то никто из них не создавал, и моих людей тоже. Я ничего им не должен.
      - Золотой бог обещал мне оживить Афину, если я помогу ему, - отвечал я, не обращая внимания на его слова. - Он ждет меня в великой пирамиде в Египте.
      - Он ждет тебя там, чтобы уничтожить, как только перестанет в тебе нуждаться.
      - Нет, - возразил я, - я сам уничтожу его - еще не знаю как.
      - А как же твоя мертвая богиня? - спросил он.
      Я не знал, что ему ответить.
      Ариман неторопливо покачал головой:
      - Орион, если тебе нужно землетрясение, устрой его сам.
      Я начал спрашивать, что он хотел сказать, но лес и темный силуэт Аримана начали медленно таять. Наконец я обнаружил, что сижу в темном шатре на соломенном матрасе возле Елены, в глазах которой застыл ужас.
      - Ты исчез... - прошептала она дрожа. - Исчез, а потом снова появился рядом со мной.
      Я обнял ее и попытался успокоить:
      - Это так...
      - Это же колдовство! Магия! - Она была страшно напугана.
      Притянув женщину к себе, я ответил:
      - Елена, когда-то давно я говорил тебе, что служу богу. Я не лгал. Иногда я отправляюсь к богам, советуюсь с ними, прошу о помощи.
      Она взглянула на меня. Даже предрассветные тени не могли скрыть страх и удивление, застывшее на ее лице.
      - Ты действительно переносишься на Олимп?
      - Не знаю, как называется это место, но... Я посещаю живущих там богов.
      Елена умолкла, не находя слов, чтобы выразить потрясение, которое испытала.
      - Они не боги, - сказал я ей. - Во всяком случае, не такие, какими ты их себе представляешь. И уж тем более это не бог Иешуа и его народа. Наши судьбы им безразличны, они используют нас только в собственных интересах. Они даже не бессмертны. Ту богиню, которую я некогда любил, убил бог... Ее родственник.
      - Ты любил богиню?
      - Я любил женщину, но подобных ей ты называешь богами и богинями. Теперь она мертва, и я хочу отомстить безумцу, убившему мою любовь.
      Женщина качнула очаровательной головкой:
      - Это как сон. И все же... Иногда сны посылают нам боги.
      - Елена, это не сон.
      - Я все же попытаюсь понять смысл его, - промолвила она, не обращая внимания на мои слова. - Боги послали нам еще неясную весть.
      Она погрузилась в раздумья... Я решил не мешать ей. И, откинувшись на ложе, обнимал ее до тех пор, пока Елена не уснула. Тогда мой разум вновь обратился к Ариману и его совету.
      Я как будто понял, что он хотел сказать, и, улыбнувшись, уснул.
      29
      - Пробить ход под стеной? - Лукка, похоже, заинтересовался моим предложением и спорить со мной не собирался.
      Мы смотрели на западную стену Иерихона - там, где главная городская стена поднималась на невысокий холм. Перед ней располагались две вспомогательные стены пониже, отделенные несколькими локтями друг от друга. И перед ними не было рва.
      - Сумеешь? - спросил я.
      Он поскреб бороду. Холм, на котором высился Иерихон, поднялся на руинах более ранних поселений, на многочисленных стенах земляных хижин, что веками сменяли друг друга, рушась под натиском времени, зимних дождей, огня или от рук врагов. Подобно всем городам в этой части мира, Иерихон отстраивался на собственных развалинах и медленно поднимался над равниной.
      - Потребуется много времени и работников, - наконец проговорил Лукка.
      - У нас хватит и того и другого.
      Но он все же казался недовольным:
      - Подземные ходы могут оказаться ловушками. Как только в Иерихоне поймут, что мы роем подкоп, они спустятся со стены и перебьют нас или поведут контрход, чтобы захватить врасплох.
      - Тогда придется проявлять особую осторожность, - пожал плечами я.
      Впрочем, особого энтузиазма Лукка не выказал. Но глаза Иешуа вспыхнули, когда я объяснил ему свой план.
      - Мы подведем ход под основание главной стены и разведем в нем огонь. Деревянные балки сгорят, и она рухнет.
      Он расхаживал взад-вперед по своему шатру, слегка сгорбившись и сунув за спину руки. Иешуа оказался на удивление невысок ростом, но вполне возмещал этот недостаток расторопностью.
      И хотя израильтянами управлял совет из двенадцати вождей, возглавлявших каждое из племен, только Иешуа единолично командовал войском.
      Наконец он повернулся ко мне и столь резко закивал, что его волосы и борода затряслись.
      - Вот наш бог и надоумил нас! Да обрушатся с громом стены иерихонские. Пусть все увидят, что бог Израилев может уничтожить любую стену, возведенную людьми.
      Какая ирония прозвучала для меня в этой фразе. Иешуа каждой клеткой своего существа полагал, что я посланец бога. Что в общем-то соответствовало действительности. Но я знал, все мои попытки объяснить ему, что бог, которому он поклоняется, не бог, а всего лишь человек из далекого будущего, обладающий мощью, которая и отличает его от смертных, бесполезны. Иешуа немедленно возмутился бы и обвинил меня в богохульстве. А уж если я скажу, что этот бог - убийца, безумец, изгой и тот, кого я мечтаю убить... Иешуа прикажет немедленно уничтожить меня!