Элен радостно подставила лицо солнцу и глубоко вдохнула душистый воздух. На деревьях подъездной аллеи расположилась стайка горлиц. Несколько секунд она прислушивалась к их нежному воркованию, потом повернулась и вошла в прохладу дома.
      В холле навстречу ей по лестнице стремительно сбежала Кэт, одетая для верховой езды - брюки и рубашка с открытым воротом. С локтя на резинке свисала шляпа.
      - Замечательный день, правда? - Она подбежала к Элен и порывисто ее поцеловала. - Я решила прокатиться сейчас. До жары.
      - Я бы могла поехать с тобой, Кэт. Только попозже...
      - Ничего. Я ненадолго. А потом поедем еще раз вечером вместе с папой. Я вернусь к завтраку... голодная-преголодная. Ну, пожалуйста!
      - Конечно. Как хочешь. Только далеко не забирайся. - Элен улыбнулась. - И не подходи к Хану, хорошо, Кэт? Папа специально просил напомнить тебе.
      - Само собой. Я поеду на Гермионе. Бедная старушка! Ей надо поразмяться, а то она толстеет. Я уже давно на ней не ездила. Где я оставила хлыст?
      - Там же, где всегда, - на полу. По-моему, Касси убрала его в шкаф с куртками и сапогами...
      - Ага!
      Кэт остановилась и с улыбкой оглянулась. Она откинула голову быстрым, нетерпеливым, очень для нее характерным движением, и Элен, глядя на ее тоненькую высокую фигурку, на загорелое жизнерадостное лицо, на волосы, которые уже отросли после свирепой стрижки и вновь мягкими волнами падали ей на плечи, внезапно подумала: "Как она красива, моя дочка!"
      Кэт выбежала из дома и свернула в сторону конюшни, а Элен следила за ней, испытывая почти болезненный прилив любви.
      Когда Кэт скрылась из вида, Элен отнесла вино Кристиану, который действительно уже заснул, и по тихому дому прошла в комнату, которая служила ей кабинетом.
      Окна выходили на запад, и в отдалении она различила фигурки Люсьена и Александра, семенящие по траве в сопровождении Касси и няни. Они несли для пикника множество всякой всячины - корзины, коврики, подушки, крикетную биту... Элен с улыбкой принялась раскладывать на столе эскизы новой коллекции Флориана и предварительный анализ возможной цены каждого украшения.
      Целый час она работала неторопливо и с удовольствием. А тогда в начале первого зазвонил телефон.
      Она взяла трубку, полагая, что это Эдуард. Он как раз должен был добраться до Лондона. Но это был не Эдуард. В трубке пожужжало. Потом наступила дышащая тишина. И вдруг без предупреждения раздался голос Тэда. Он звонил из аэропорта Хитроу.
      От удивления Элен онемела. Слова Тэда не доходили до ее сознания.
      - А потому я приеду сейчас же. Меня ждет машина. Буду минут через сорок пять. Твой муж там?
      - Нет, Тэд. Откуда ты узнал наш номер?
      - Кажется, мне его кто-то дал. И адрес тоже. Послушай, я должен увидеть тебя, мне необходимо поговорить с тобой.
      - Тэд, можешь все передать через моего адвоката.
      - Нет. Не люблю адвокатов. Только гадят. Мне нужно тебя увидеть. Не только из-за этого. Есть кое-что поважнее.
      - Тэд, подожди...
      - Ты всегда можешь захлопнуть передо мной дверь! Он хихикнул. Элен услышала знакомый ржавый звук на восходящей ноте, потом запищали гудки отбоя. Он повесил трубку. Элен с раздражением положила трубку и выдвинула ящик стола. Там лежал экземпляр сценария, присланного Тэдом. Один экземпляр. Второй экземпляр был у Смит-Кемпа. Париж и Лондон, любовная история - в своем роде: еще раз обработанные Тэдом эпизоды ее жизни. Но она твердо решила, что этот фильм снят не будет. Задвинув ящик, Элен вернулась к работе.
      Было время, когда назойливость Тэда так ее расстроила бы, что она не могла бы ни на чем сосредоточиться. Но не теперь. Теперь Эдуард поручил ей курировать эту коллекцию, возложил на нее ответственность за успехи всего ювелирного отдела де Шавиньи. Для нее это главное, даже Тэду не удастся ее отвлечь. Она наклонилась над эскизами и через четверть часа совсем забыла про него.
      Потом с другой стороны дома донесся стук копыт. Кэт отправилась на прогулку. Элен подняла голову, улыбнулась и опять вернулась к коллекции Выспянского.
      ...Кэт сама не знала, когда у нее возникло это решение. Еще в доме? Или когда она вошла в конюшню и посмотрела на кроткую Гермиону - как скучно было ездить на ней! Или когда, колеблясь, не взять ли другую лошадь, она подошла к стойлу Хана, а он заржал, увидев ее поднятую руку. Тогда она слегка его погладила, зная, что он непредсказуем, но Хан ласково фыркнул и ткнул ее бархатистым носом - Хан, вороной жеребец шестнадцати ладоней в холке, самый красивый конь, какого она когда-либо видела... и садиться на которого ей было строжайше запрещено.
      Даже тогда она не сознавала, что приняла решение. Просто через секунду она уже принесла седло и сбрую. Он смирно позволил себя оседлать. А когда она вывела его из стойла, шел послушно, как ягненок. Кэт посмотрела на него с сомнением: еще не поздно было передумать. Но день был такой чудесный, и он был такой чудесный, а она знала, что ездит верхом хорошо. Ей представилось, как позже днем она скажет: "Да, кстати, папа, я ездила на Хане..."
      Он, наверное, рассердится, но и почувствует к ней уважение. Искушение было слишком велико. Она взобралась в седло, и Хан ей это позволил и даже ухом не повел. Едва Кэт оказалась у него на спине, как ее охватила пьянящая уверенность. Она прижала колени к его бокам и дернула уздечку. Хан послушно прошел шагом через двор, по задней аллее, по проселку и свернул на верховую тропу, уводившую далеко в холмы.
      Вокруг не было ни души. В голубом небе - ни облачка, солнечные лучи припекали ей плечи. Хан чутко отзывался на каждое прикосновение. В упоении она перевела его на рысцу, и, как всегда, когда она сидела на лошади, все заботы и тревоги исчезли. Ничто не казалось ужасным - даже то, что наговорила Мари-Терез. Недели, проведенные в этом месте, которое она любила, отодвинули их в прошлое. Да и какое ей дело до Мари-Терез? Мелкая пакостница. И просто повторяла мерзкие сплетни. И в любом случае Мари-Терез она никогда больше не увидит.
      Впереди вспорхнул жаворонок и взлетел высоко в небо. Кэт наклонилась и погладила могучую шею Хана, а потом начала вполголоса декламировать поэму Колриджа, откуда было взято его имя.
      - "Чертог прекрасный Кубла-Хан велел воздвигнуть в Ксанаду..."
      Она очень любила эти стихи, и Хану они как будто нравились. Он насторожил уши и плавно пошел размашистой рысью. Это было так волшебно, что Кэт захотелось кричать во весь голос. Она наклонялась, приподнималась и опускалась в такт его движениям. Хан пошел быстрее.
      Ах, если бы отец увидел ее сейчас! Но мысль эта, мелькнув, исчезла: Кэт вдруг уколол страх - впервые за все это время. Хан сменил рысь на галоп и несся быстрее... быстрее... Кэт еще никогда не скакала так стремительно. Сначала она дала ему полную волю, но затем устала и дернула поводья. Это ничего не дало. Наоборот: чем сильнее натягивала она поводья, тем стремительнее несся Хан. Вот тут она испугалась, почувствовала себя до ужаса беззащитной. И Хан уловил ее страх - лошади всегда его чуют.
      Она увидела, как он повел глазами и прижал уши, она ощутила дрожь, волной пробежавшую по его телу, и вся подобралась. А он пошел карьером. Они уже были не меньше чем в трех милях от дома.
      * * *
      - Поразительно, - сказал Чарлз Смит-Кемп с томным энтузиазмом. Просто поразительно, чего только не умеют нынешние пишущие машинки. - Он наклонился над столом секретарши и заглянул в ее машинку, словно гадатель, прорицающий будущее по внутренностям жертвенного животного. Потом выпрямился, и молоденькая секретарша ответила ему стандартной улыбкой.
      - Кофе, мистер Смит-Кемп?
      - Минут через двадцать, Камилла. - Он умолк и посмотрел на Эдуарда. Или, может быть, рюмочку хереса?
      - Ни то ни другое, благодарю вас. Я тороплюсь вернуться...
      Эдуард сдержал улыбку. Рюмки хереса явно отошли в прошлое с кабинетами в дубовых панелях, почтенной мебелью, потертыми кожаными креслами и атмосферой старинного клуба. Возможно, кофе лучше сочетается с зеркальными стеклами и фикусами, с сияющим хромом и стеклянными перегородками, подумал он почему-то.
      Потом он проследовал за Чарлзом Смит-Кемпом во внутреннее святилище, откуда открывался великолепный вид на непотребности, чинимые в Сити новым поколением архитекторов. Он сел в не слишком удобное кресло по одну сторону стола, Смит-Кемп сел в кресло по другую его сторону. Кресло это тоже было новым, из чего-то вроде черной матовой кожи, и оно вращалось. Смит-Кемп как будто наслаждался этой новинкой, потому что немножко повращался, точно ребенок, набрасывающийся на новую игрушку, прежде чем перейти к делу. Воспитывался Смит-Кемп в Винчестере и обладал надменностью, которую эта старинная аристократическая школа прививает своим питомцам. Хотя и тщательно прятал ее под привычной томностью манер. Обычно лицо его хранило сонное выражение. И теперь он оперся о стол, словно опасаясь уснуть без этой поддержки. Однако говорил он всегда кратко и исчерпывающе.
      На этот раз он разрешил себе легкую улыбку.
      - Мы выиграли дело, - начал он без предисловий. - Во всяком случае, по существу. Вот письмо от кинокомпании Ангелини. Оно пришло сегодня утром. Переслано его адвокатом с нарочным. - Он коснулся пальцем названия адвокатской конторы на конверте. - Фирма не из самых солидных.
      Эдуард взял протянутое ему письмо и быстро его прочел.
      - Они собираются отступить, - сказал он. - Мне уже приходилось читать подобные письма.
      - О, без сомнения! - Смит-Кемп словно подавил зевок. - В любом случае, насколько я понял, у него не очень получалось с финансовой поддержкой. Этот свой товар он предлагал в Лондоне всем, а зачем бы ему это делать, если у него уже есть спонсор в Штатах? Эта кинокомпания договора еще не подписывала, а теперь и не подпишет. Я знал, что они уступят при первом намеке на судебный иск. Теперь остается изъять все экземпляры сценария, а это никаких затруднений составить не должно. Очевидная клевета. Адвокат убежден в этом категорически, и я тоже. - Он помолчал. - Но наглость этого человека превосходит всякое вероятие. Одного сценария уже совершенно достаточно, но считать, что ему удастся убедить Элен сняться в этой роли, нет, он просто сумасшедший.
      - Уравновешенным человеком я его не назвал бы.
      - Вы можете полностью успокоить Элен. Этот фильм снят не будет.
      - Вы уверены, что никакой лазейки не найдется?
      - Лазейки? Мой дорогой Эдуард! Разумеется, нет.
      - Отлично. - Эдуард наклонился вперед и посмотрел на свои часы. - Вы упомянули еще какие-то дела?
      - Пустячные, Эдуард. Собственно, нужна ваша подпись...
      Смит-Кемп продолжал говорить, но Эдуард слушал его рассеянно. Мысли его перенеслись в прошлое, в тот старый обшитый дубовыми панелями кабинет, в тот день десятки лет назад, когда он сидел в потертом кожаном кресле и пытался объяснить отцу Чарлза Смит-Кемпа, что он считал бы нужным сделать касательно мадам Селестины Бьяншон и дома на Мейда-Вейл, где она проживает.
      Он тогда заикался и краснел; пытался говорить небрежно; пытался говорить, как Жан-Поль. А Генри Смит-Кемп, несомненно подготовленный Жан-Полем, был сама тактичность...
      "Не будете ли вы так добры проверить, правильно ли я написал фамилию. Бьяншон. Селестина. Прелестно. Прелестно. Полагаю, через три-четыре недели. Если вы напомните Жан-Полю, что мне потребуется его подпись..."
      Эдуард закрыл глаза. За зеркальными стеклами окон слышался ровный шум уличного движения. На мгновение прошлое почти вернулось: он мог протянуть руку, мог прикоснуться к нему.
      Он открыл глаза. Чарлз Смит-Кемп пододвинул к нему через стол какие-то документы. Эдуард быстро их прочел, вынул ручку с платиновым пером и расписался. Он покосился на свои часы. Половина первого.
      - Вы говорили еще о чем-то, касающемся моего брата.
      - А, да! Ну, конечно.
      К удивлению Эдуарда, томности в Смит-Кемпе поубыло. Он выглядел смущенным, насколько это было для него возможно. Обернувшись, он отпер шкаф у себя за спиной и извлек черный металлический ящик с замком - старомодный сейф для хранения документов. Смит-Кемп поставил ящик на стол перед собой. Каллиграфическая надпись на передней стенке гласила: "Барон де Шавиньи".
      - Его обнаружили во время переезда. - Чарлз Смит-Кемп вздохнул. Именно такие неожиданности убеждают меня, что нам следовало переехать давным-давно. Старая контора была просто невозможной. Негде было хранить архив. Крайне беспорядочная система. Мы полагались на старейших клерков, а когда они один за другим удалились на покой, боюсь, началась путаница. Что-то пропало. - Он помолчал. - Вы должны были получить это вместе с остальными бумагами вашего покойного брата сразу после его кончины. С нашей стороны это был непростительный недосмотр. Я прошу у вас извинения, Эдуард.
      Эдуард посмотрел на ящик - приплюснутый и какой-то зловещий.
      - Что-нибудь важное?
      - Я его, естественно, не открывал. - Даже косвенное предположение, казалось, оскорбило Смит-Кемпа. - Вы же видите, он помечен с обратной стороны "конфиденциально". - Смит-Кемп повернул ящик, и действительно, на задней стенке столь же каллиграфически было начертано: "Лично-конфиденциальные".
      Эдуард улыбнулся.
      - Даже не помню, когда я в последний раз видел такой. Мне казалось, они давно вымерли.
      - Полагаю, в свое время они были полезны. - Смит-Кемп брезгливо оглядел ящик. - Теперь, разумеется, мы их не употребляем. Я намерен в ближайшее время компьютеризировать все наши документы. Тогда нам даже картотека будет не нужна. - У него загорелись глаза. - Кассеты, Эдуард. Пленки. Эффективно, и обеспечивает полную тайну. Я только на днях наводил справки. Оказывается, можно применять код. Очень изящно. Естественно, предварительные расходы очень велики и...
      - А ключ от него есть? - перебил Эдуард, которому не хотелось слушать лекцию о последних достижениях современной техники.
      Лицо Смит-Кемпа приняло слегка обиженное выражение.
      - О да. Он хранился в соответствующей ячейке. Когда был обнаружен ящик, искать ключ не пришлось.
      Он положил ключ на стол. Эдуард встал.
      - Вряд ли тут может быть что-то хоть сколько-нибудь важное, - сказал он. - Не огорчайтесь. Любого нужного документа я бы хватился много лет назад.
      - Возьмете его с собой? - Смит-Кемп посмотрел на ящик с отвращением.
      - Пожалуй. Раз уж я здесь, то почему бы и нет?
      Смит-Кемп проводил его до лифта. На улице Эдуард направился к своей машине, помахивая ящиком, который держал за металлическую ручку. Солнце сияло, и у него поднялось настроение - по Бери-Корт через Сент-Мэри-Экс и по Хаундсдитчу - старинные названия улиц Сити ему всегда нравились.
      Он взглянул на часы и взвесил, заезжать ли на Итон-сквер за справочниками - их можно выписать без всякого труда, но крюк был невелик, и он решил, что заедет.
      По Лондону ему пришлось ехать медленно - заторы были везде, куда бы он ни сворачивал, и в нем нарастала досада. Раза два он скашивал глаза на ящик, жалея, что тот отыскался. Из-за него он вспомнил о Жан-Поле, из-за него он вспомнил Алжир.
      Эдуард вставил кассету в стереомагнитофон на передней панели. Бетховенские пьесы для фортепьяно "Семь багателей". Эта музыка, которую он так часто слушал прежде, когда был далеко не таким счастливым, как сейчас, успокоила его, как всегда. Он забыл о ящике и слушал рассыпающиеся звуки, плавный переход к каденции.
      Он проехал Мэлл и сворачивал на Конститьюшн-хилл, так что Грин-парк был от него справа, когда внезапно увидел ее. Сзади никого не было, и он затормозил так резко, что машина пошла юзом, но он, не отрываясь, следил за темной фигурой на противоположном тротуаре - за женщиной, которая как раз вошла в парк. Полина Симонеску - он был почти уверен: маленькая старушка, вся в черном... и что-то в ее походке, во властном повороте головы... Он выскочил из машины и побежал через улицу, лавируя между автомобилями. Не может быть! Но почему не может? Из Парижа она уехала. Так почему бы не сюда? И живет здесь. Нет никаких причин считать, что она умерла.
      Он вбежал в парк, нетерпеливо выглядывая фигурку в черном. Ему хотелось рассказать ей, что произошло с ним, каким оказалось будущее, которое, по ее словам, она увидела в раскинутых картах. Ему хотелось поговорить с ней, удостовериться, что она жива, что у нее все хорошо...
      Он остановился. В нескольких шагах от входа аллея разветвлялась. Он никого не увидел и побежал к месту разветвления, поглядел налево, посмотрел направо. С этого места обе дорожки просматривались далеко. Старушки - была ли она Полиной Симонеску или нет - нигде видно не было.
      Эдуард в недоумении нахмурился - как он мог упустить ее? Потом, разочарованно пожав плечами, пошел обратно. Пока он перебегал улицу - вот тогда он ее и потерял.
      У ворот парка он остановился и обернулся в последний раз. Солнце жгло ему голову, древесные листья шептались и трепетали. Городской шум на мгновение словно замер, и по воздуху, насыщенному выхлопными газами, разлилась тишина.
      Эдуард заехал на Итон-сквер и забрал справочники. Когда он уже повернулся, чтобы уйти, его взгляд скользнул по черному ящику, который он оставил на письменном столе. Эдуард нащупал в кармане маленький ключ.
      Подчиняясь внезапному порыву, он закрыл дверь, вернулся к столу, взял ящик и открыл его.
      Внутри лежал единственный пухлый конверт. Он был обвязан шнурком и запечатан сургучом. На конверте тем же каллиграфическим почерком было написано чернилами, побуревшими от времени: "Миссис Вайолет Крейг, до брака Фортескью".
      Под конвертом лежала фотография, которой содержимое ящика исчерпывалось. Кабинетный портрет. С фотографии на Эдуарда смотрело лицо молодой женщины - давно им забытое лицо, которого он не видел, о котором он не вспоминал более тридцати лет. Лицо прирожденной жертвы. На ней была кокетливая шляпка. Ее лицо улыбалось...
      - Спрятать ничего нельзя. В конце концов все выплывает на поверхность.
      Тэд, казалось, черпал из этого факта большое удовлетворение. Откинувшись на чехол с узором из цветов, он улыбался и выжидающе посматривал на Элен.
      - Он тебе не рассказывал, верно? - негромко сказал Тэд. - Ничего не говорил тебе про "Партекс" и "Сферу", про деньги, финансировавшие наши картины, про Саймона Шера? Да, ничего. Я так и знал.
      Элен в нерешительности молчала. У нее было большое искушение солгать, сказать, что, разумеется, Эдуард ей все рассказал. Давным-давно. Однако вряд ли у нее хватит выдержки, и Тэд сразу поймет, что она говорит неправду. И Элен отвела глаза.
      - Нет, - сказала она, наконец. - Нет. Эдуард мне не говорил.
      Тэд промолчал и продолжал смотреть на нее так, словно считал, что в этот момент никакие его слова не повредят Эдуарду так сильно, как ее собственные чувства. Элен ощущала его злорадство, его торжество и напряжение его воли. Воля эта точно засасывала ее через разделяющее их пространство - засасывала куда-то, где властвовал Тэд. Ей нужны были силы, чтобы сопротивляться, а в эту минуту она ощущала себя совсем слабой, потому что его разоблачения ошеломили ее. Все эти годы - и Эдуард ничего не сказал! Молчание это казалось ей необъяснимым. Так долго хранить в секрете от нее то, что так близко касалось их обоих... Он ей не доверял? Как он мог так лгать?
      Она так неколебимо верила Эдуарду, так твердо знала, что между ними нет и не может быть лжи, что такое открытие больно ее ранило, И испугало. Пока ее мысли метались, ища объяснения, стараясь понять, распахнулись десятки дверей других подозрений. Если он обманул ее тут, где еще была ложь?
      Отгоняя эти мысли, презирая себя за них, она медленно повернулась к Тэду и пристально посмотрела на него. Какие у нее основания доверять ему?
      - Как ты узнал? - спросила она холодно.
      - А, это было просто! - Он улыбнулся, и она услышала, как его голос преисполняется самодовольства. - В первый раз я услышал об этом очень давно. Познакомился с бывшей секретаршей Саймона Шера. Он ее выгнал, и, естественно, девица к нему особой любви не питала. Ну, и рассказала мне. Но она была глупа, истерична и могла все это сочинить. Я попробовал проверить через Льюиса, но, по-моему, он ничего не знал. Это было примерно за месяц до его смерти. И даже пробовать не стоило. Безнадежно. Льюис даже не помнил, какое нынче число.
      Он помолчал. В тоне его не было ни тени сочувствия или жалости. Он говорил о Льюисе так, словно был с ним едва знаком.
      - Потом я про это позабыл. У меня хватало дела. А потом я встретил тебя в Париже, после "Геттисберга", помнишь? Я всматривался в него тогда, в твоего мужа. У него был вид, словно он воображал, будто ты его собственность. Мне это не понравилось. Мне не понравилось то, что он сказал о моем фильме. Это была неправда. И я решил выяснить. Я знал, что Шера спрашивать бессмысленно. Да он тогда уже вернулся в Париж. А потому я отправился на самый верх. Поговорил с типом в "Партексе". С Джонсоном. Он мне и рассказал.
      - Ты говорил с Дрю Джонсоном?
      - Ага. - Тэд хихикнул. - Это было нетрудно. Я же знаменитость. Твой муж как раз вышел из "Пар-текса". Джонсон купил его акции, а они сразу упали. "Партекс" тогда просто барахтался. Ну да сейчас у них все нормально. Как бы то ни было, я спросил, и Джонсон ответил. Конечно, он не знал, зачем это понадобилось твоему мужу, зато я знал.
      Элен отвернулась к окну. Ее мысли пришли в порядок. Два года назад. Это все произошло более двух лет назад. Почему Тэд так долго выжидал, прежде чем сообщил ей эти сведения? Ответ был ясен: он лежал в синей папке в ящике ее стола.
      К ней сразу вернулось спокойствие. Из окна ей было видно, как Люсьен и Александр взбираются по веревочной лестнице в свой древесный домик, а Касси подает им туда принадлежности для пикника. Элен потрогала бриллиант в своем обручальном кольце. Она вспомнила бесчисленные подарки Эдуарда и главный из них - его любовь. Ей стало ясно, почему он это сделал, и на сердце у нее полегчало.
      За спиной у нее Тэд издал задумчивый жужжащий звук и сказал:
      - Он сделал это мне назло, чтобы помешать. Он меня ненавидит. И это давало косвенную возможность погубить Льюиса - дать ему веревку, чтобы он повесился. Но не это было главной причиной. Главной причиной был я.
      Элен обернулась к нему.
      - Какой-то странный способ помешать тебе, Тэд. Это финансирование помогло тебе снять твои лучшие фильмы.
      - Своих лучших фильмов я еще не снял. - Тэд бросил на нее раздраженный взгляд. - Он хотел стать моим владельцем, только и всего. Купить меня. Внушить, будто я свободен, хотя на самом деле он все время дергал ниточки. Манипулировать мной. Игра во власть. У меня были прозрения. У меня был гений. А у него были деньги. И все это время он играл со мной. Он позволил мне снять первую часть "Эллис", а потом, когда подошла пора второй части, когда он увидел, как она хороша, то отменил, вышел из игры...
      Он почти кричал и в возбуждении вскочил с кресла, переминался с ноги на ногу.
      - Теперь я ненавижу те наши фильмы. Я не могу их видеть. Он изгадил их...
      - Тэд, тут нет ни слова правды. - Элен холодно посмотрела на него. Или ты забыл, что забрал "Эллис II" к Джо Стайну? Ради лишних денег.
      - Он забрал тебя... - Тэд, казалось, ее не слышал, лицо у него сосредоточенно напряглось, он зачастил словами: - Он вернулся и забрал тебя. Нарочно, чтобы не дать мне кончить трилогию! Он знал, что ты мне необходима. И он купил тебя, чтобы уничтожить мое творчество. Купил и увез во Францию, похоронил тебя под деньгами, домами, детьми. Я знаю, на что он рассчитывал! Что ты никогда не вырвешься на свободу, если он это сделает.
      - Тэд! Прекрати. - Элен гневно повернулась к нему. - Твой эгоизм чудовищен, пойми же наконец. Я не допущу, чтобы ты стоял здесь и говорил подобное. Я просила тебя не приезжать. И не хочу, чтобы ты был тут. Будь добр, уезжай.
      - Мы еще не поговорили о сценарии. Мне необходимо поговорить о нем. Теперь ты знаешь, теперь ты видишь, какой он - как лжет, как манипулирует не только мной, но и тобой. И твой взгляд не может не измениться, он должен измениться.
      Тэд пришел в страшное возбуждение. Розовые ручки описывали круги, изо рта на бороду сыпались брызги слюны. Он машинально вытирал их, а глаза за очками блестели и мигали, впиваясь в ее лицо.
      - Я не могу ждать дольше. Ты скоро станешь старой для роли. Тебе уже тридцать. - Он шагнул к ней. - Но если снять этот фильм немедленно, то в будущем году мы сделаем "Эллис". Со съемками придется повозиться, но я сумею, Элен. У меня получится, я знаю. - Он близоруко прищурился на ее лицо. - Есть морщинки... но я сумею их скрыть, Элен. Не волнуйся. Ну а в третьей части Лиза уже старше, так что беспокоиться незачем. А потом... У нас есть еще пять лет. По меньшей мере пять. Или даже больше. Подобрать освещение, грим... Возможно, косметическая операция. Небольшая... Не исключено, что мы будем снимать и через десять лет, когда тебе будет сорок. Подумай об этом, Элен...
      Наступило молчание. Она смотрела на Тэда, упоенно провозглашавшего сумасшедшую бессмыслицу. Потом быстро и решительно выдвинула ящик и достала сценарий.
      - Тэд, уезжай и забери его с собой. - Она всунула сценарий ему в руку. - Я не буду сниматься в этом фильме. И в "Эллис" не буду. И ни в каком другом. Я никогда больше не буду работать с тобой.
      Опять наступило молчание. Тэд смотрел то на сценарий в своих руках, то на нее.
      - Я написал его для тебя...
      - Тебе не надо было его писать. Ты не имел права...
      - Я написал его для тебя. Я послал его тебе. А ты даже не ответила. Ты обратилась к своему адвокату. Или это он обратился? - Голос Тэда слегка дрогнул. - Ты возьмешь назад свой иск?
      - Нет. Этого фильма ты не снимешь. Ты перестанешь писать сценарии обо мне и о моей жизни. Один раз ты это сделал, второго раза я не допущу. А если ты приехал сюда в надежде переубедить меня, рассказав про Эдуарда и "Сферу", то ошибся. Это ничего не меняет. А теперь, может быть, ты все-таки уедешь?
      Тэд не пошевельнулся. Он стоял неподвижно, слегка расставив ноги, и прерывисто дышал. Элен увидела, как от шеи вверх по его лицу разлилась тускло-багровая краска.
      - Ты мне нужна, - заявил он с тупым упрямством. - Нужна для моего творчества. Ты говоришь ерунду. Ты не можешь так думать всерьез. Ты должна вернуться. Я с самого начала знал, что ты вернешься. - Он продолжал после паузы: - Я почти кончил все комнаты, ты это знаешь? Осталась всего одна. Он сглотнул. - Будь ты там все это время, возможно, я остановился бы. Мне не были бы нужны фотографии. Может быть.
      - Тэд, они тебе и сейчас не нужны. И я тебе не нужна.
      - Нет, нужна.
      - Тебе нужна не я. Тебе нужно твое представление обо мне, и все. Так было с самого начала. - Ее голос стал спокойнее. - И с Льюисом было так же. Теперь я понимаю.
      Она подошла к двери и распахнула ее. Несколько секунд Тэд стоял неподвижно, потом медленно направился к ней. Сравнение с Льюисом его уязвило, это она поняла сразу. Она ощущала его злость, хотя на его лице не было никакого выражения. Он остановился прямо перед ней и посмотрел на нее.
      - Ты изменилась. - Это прозвучало обвинением, словно она совершила тягчайшее преступление. - Ты изменилась. Или тебя изменил он. - Тэд странно пошевелил пальцами. - Я тебя сделал. Я сделал из тебя женщину, о которой грезят мужчины. Это сделал я, не ты. Когда мы встретились, ты была ничто. Незрелая девчонка, каких тысячи. Да, фотогеничная. Но и только. Я дал тебе внешность. Я дал тебе голос. Я дал тебе личность. Я даже дал тебе Льюиса. А ты все отшвырнула. Ради вот этого.
      Он обвел рукой комнату, потом снова взглянул на Элен, и в голосе у него зазвучала умоляющая нота:
      - Как ты могла быть такой дурой? Зачем тебе все это... весь этот хлам?
      - Тэд... Это мой дом...
      - У тебя он не один. Сколько их тебе нужно? Гнусность и гнусность. Весь этот хлам...
      - Мне дорог этот дом. Я люблю моего мужа. Я люблю детей. Я счастлива! Неужели это так трудно понять?
      - Да, трудно. - К Тэду вернулась агрессивность. - Ведь это все преходяще. Брак конечен. То, что люди именуют любовью, конечно. Ни в чем таком нельзя быть уверенным. Твой муж тебя любит?
      - Тэд! Прекрати...
      - Так любит? Или он и про это лжет, как лгал Льюис? Льюис только и твердил, до чего он тебя любит. Но это не помешало ему переспать с половиной Голливуда. Это не помешало ему бить тебя, а? - Он помолчал и хихикнул. - Где сейчас твой муж?
      - В Лондоне. Тэд, тебя это не касается...
      - В Лондоне? А где в Лондоне? С кем? - Он впился в нее взглядом. - Ты думаешь, будто знаешь, ну а если ты ошибаешься? Сколько времени он лгал тебе про "Сферу"? Сколько лет? И о чем еще он лгал, Элен, как ты думаешь? В эту самую минуту он, возможно, с другой женщиной, откуда тебе знать? Прежде ведь у него было много женщин, я про это читал. И может быть, он и сейчас ни одной не пропускает. Подобно большинству мужчин. Секс с одной женщиной приедается - они все так говорят. И Льюис всегда говорил, что в постели ты никуда не годишься. Я, естественно, не верил. У Льюиса просто не вставал. Но говорил-то он это...
      Внезапно бешеная злоба вырвалась наружу. На миг в начале его тирады Элен почувствовала, как ей в душу заползают подозрения. Она ненавидела себя за них. Презирала. Но тут он зашел слишком далеко, он пережал, и она поняла, что не верит ему. Ей стало почти жаль его, и сомнения бесследно исчезли.
      Но выдать Тэду это мимолетное сочувствие было бы ошибкой. Это ей было известно давно. Он бы не замедлил этим воспользоваться. И потому она сказала по-прежнему холодно:
      - Тэд, ты не понимаешь, что такое любовь. И не понимаешь, что такое доверие. В этом одна из слабостей твоих фильмов. Я не собираюсь спорить с тобой и предпочла бы запомнить тебя другим. Так уезжай же, пожалуйста...
      - До чего ты скучна! - Глаза Тэда вновь впились в ее лицо. Он испустил свистящий вздох и задумчиво погладил бороду. - Как я этого раньше не заметил? Знаешь, что ты такое теперь? Серость. Заурядность. Замужняя женщина. Мать. Пустышка. Вот что он сделал с тобой, и ты ему позволила. Я сам не стану теперь работать с тобой. Когда всмотрелся в тебя. Возьми! - Он протянул ей сценарий. - Если не желаешь в нем сниматься, то выброси его.