Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Любовники и лжецы. Книга 2

ModernLib.Net / Зарубежная проза и поэзия / Боумен Салли / Любовники и лжецы. Книга 2 - Чтение (стр. 16)
Автор: Боумен Салли
Жанр: Зарубежная проза и поэзия

 

 


      Она поспешно замолкла. Это признание вырвалось помимо ее воли. У нее не было возможности обдумать свои слова. Джини полностью сконцентрировала внимание на Хоторне, стоявшем вплотную к ней, и жестком крае письменного стола, подпиравшем ее сзади. В глазах Хоторна блеснула искорка понимания, едва она упомянула о своей поездке. Джини густо покраснела. Хоторн легко вздохнул. Джини буквально кожей почувствовала, как он полностью расслабился.
      – Джини, Джини, – проговорил Хоторн низким голосом, в котором звучали одновременно горечь и легкая насмешка. – Да знаю я, что вы туда ездили. И знаю, зачем. Все. Это не имеет никакого значения. Лучше доверьтесь мне. Дайте мне хотя бы несколько дней. Если бы вы вняли этому совету, то я… – Он неожиданно оборвал фразу на полуслове. – Не всякая ложь заслуживает веры. Боже праведный…
      Подняв руку, он коснулся ее волос.
      – У вас удивительные волосы, Джини, они просто великолепны… Знаете, Джини, когда я смотрю на вас…
      – Не надо. – Она уперлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть. Однако он наваливался все сильнее, взяв ее за затылок так, чтобы ее лицо оставалось повернутым к нему.
      – Вы это всерьез говорите? – допытывался он. – Вы уверены, что именно этого хотите? Посмотрите на меня, Джини. Нет, только не отворачивайтесь. Да. Вот так.
      Джини полностью оцепенела. Она стояла и смотрела ему в лицо. Его дыхание участилось, было видно, что им овладело возбуждение. Это пугало. В глубине его глаз пряталось отчаяние, крепкая хватка его пальцев выдавала растущее волнение. Он заговорил, но тут же остановился. Потом, понизив голос и взяв ее за руку, заговорил вновь.
      – Вот что ты со мною делаешь… Ты должна знать. Это случилось, как только я впервые увидел тебя. Меня тогда словно молния пронзила. И все повторилось на вечеринке у Мэри. О чем мы тогда говорили? Даже не помню. Я доподлинно знал, зачем ты явилась туда, но даже это не имело для меня никакого значения. В комнате было полно людей, но мне было наплевать. И сегодня, когда твой отец приблизился, чтобы ударить тебя… Мы так похожи. Мы – родственные души. Я знаю: то же самое чувствуешь и ты. Я вижу это по твоим глазам – они не лгут. И вот что еще они говорят мне…
      Он крепко стиснул и прижал к своей груди ее руку. Кончиками пальцев она ощутила, как бьется его сердце. Хоторн сжал ее ладонь еще сильнее и повел вниз – вдоль их тел, притиснутых друг к другу. Его пенис находился в состоянии эрекции. Доведя ее ладонь до этого места, Хоторн содрогнулся от возбуждения.
      – Послушай, Джини. Посмотри же на меня.
      Он все сильнее наваливался на нее, прижимая к письменному столу. Отворачиваясь, Джини отчаянно вертела головой.
      – Прекратите, – бормотала она. – Все это ложь! Убирайтесь прочь отсюда. Прекратите сейчас же…
      – Скажи то же самое, глядя мне в глаза. Не можешь… – злорадно произнес Хоторн. Но стоило ей взглянуть ему в лицо, и он тут же запечатлел на ее губах жаркий поцелуй. Со стоном оторвавшись от ее рта, он начал ласкать ей груди. Джини застонала. Хоторн немного отстранился, и она увидела, насколько изменилось его лицо, которое выражало теперь страсть и торжество одновременно. Заведя ей руку за спину, он навалился на нее всем своим весом и почти оседлал ее. Его твердый член уперся Джини между ног. Хоторн принялся расстегивать ее блузку. Она с содроганием ощутила прикосновение к своему телу его руки. Горячие пальцы сжали ее грудь.
      – Не говори ничего. И не отбивайся. Не надо, дорогая… – Она попыталась его оттолкнуть, но он перехватил ее руку и снова завалил Джини на стол. Раздвинув ей ноги, он начал тереться возбужденным стволом о ее тело. Потом вдруг притиснул Джини к себе и, вцепившись ей в волосы, запрокинул ее голову назад. Она снова завопила, но он тут же прильнул ртом к ее губам, просунув между ними свой язык.
      Хоторн был очень силен, а его движения – быстры. В них не было и намека на какие-либо колебания, не допускалось даже предположения, что его действия могут прийтись ей не по вкусу и вызвать сопротивление. Джини дергалась, пытаясь высвободить руки, которые оказались зажатыми между их телами. Его губы причиняли ей боль, и чем больше она сопротивлялась, тем сильнее впивались они в ее рот. Пришлось расслабиться, и он мгновенно отреагировал на это.
      – Да, – прошептал он, задыхаясь. – О, Господи, милая, да…
      Хоторн словно обезумел, покрывая ее шею поцелуями. Джини тем временем потихоньку высвободила руки из тисков. Напрягшись, она выжидала. Сейчас в ее голове была только одна мысль: «Пусть только поднимет голову».
      – У тебя такой красивый рот, – бормотал он, – такие прекрасные груди…
      Хоторн наклонял ее голову все ниже, поддерживая Джини за талию, заставляя изгибаться дугой. Теперь он целовал ее груди, впрочем, делая это более нежно, чем прежде. Зажимая соски губами, он ласкал их языком. Сначала правая грудь, потом – левая. Все его тело конвульсивно содрогалось. А Джини выжидала. Наконец Хоторн выпрямился.
      Его руки, соскользнув с ее тела, потянулись к брючному ремню. И именно в этот момент, когда он, разогнувшись, смотрел на нее так, будто ослеп от желания, она выбросила вперед кулак со всей силой, которая только была в ней. Удар был точен. Он пришелся в шею – как раз в то место, где билась артерия. Охнув от боли, Хоторн отшатнулся, дав ей свободу.
      Он почти сразу же пришел в себя. Его дыхание участилось. Удивление на лице сменилось яростью.
      – А я думал, что ты поняла меня, – проговорил он, вновь шагнув к ней. – Джини…
      – О, да, я поняла вас. Отлично поняла. Ведь вы посвятили объяснениям весь вечер. Как не понять?
      В наступившем молчании чувствовалась тревога. Его лицо стало тяжелым.
      – Поняла, да не совсем, – произнес он. – По всему видно.
      – Может, все-таки соизволите убраться отсюда? Дрожащими пальцами Джини пыталась застегнуть блузку на груди. Она панически боялась, что Хоторн увидит, как у нее трясутся руки.
      – А ты боишься…
      Он уставился на нее немигающим взглядом. Однако Джини выдержала этот взгляд. По его лицу она видела, что рассудок возвращается к нему.
      – У тебя трясутся руки. Сдается мне… – Он приблизился к ней еще на один шаг и медленно поднял руку. Она съежилась, инстинктивно выбросив руку, готовая отбиваться. Хоторн остановился. Его лицо поникло.
      – Вижу, вижу. Кажется, начинаю понимать. Чего же такого, черт возьми, тебе обо мне наговорили?
      – Не более того, что вы сами мне поведали. Вот тут! – Она разъяренно ткнула пальцем в письменный стол. – Если раньше у меня и были какие-то сомнения, то теперь их не осталось и в помине. Вы только что сами красноречиво продемонстрировали, что вы за тип!
      – Неужто? – Его голос снова стал холодным как лед. – Я занимался с вами любовью – только и всего. Во всяком случае, так мне казалось.
      – Занимался любовью? И это вы называете «заниматься любовью»? – Она глядела ему прямо в глаза – Не надо врать! Да я, черт побери, еле отбилась от вас.
      – Что ж, учитывая сложившиеся обстоятельства, я ожидал определенного сопротивления, – ухмыльнулся он. – И долго вы намеревались сопротивляться, интересно знать?
      – Выметайтесь отсюда немедленно! – теперь уже она шагнула навстречу Хоторну. – И не надо врать! Вы отлично слышали, как я просила вас, требовала прекратить это…
      – Ах, просили?… Сами того не желая.
      – Нет, желала, и вам это прекрасно известно, черт вас возьми!
      – В таком случае прошу меня извинить. – Слегка пожав плечами, он смерил ее своим холодным взглядом. – Очевидно, я просто неверно истолковал сигналы…
      – Какие еще сигналы? – перебила она его, по-прежнему кипя от ярости. – Я не давала вам никаких сигналов – ни единого! Слышите?
      – А вы сами в этом уверены?
      – После всего того, что мне пришлось выслушать о вас? Полагаете, я готова переспать с таким, как вы? Глубоко заблуждаетесь!
      На сей раз пауза длилась дольше обычного. Лицо Хоторна побелело. В его глазах что-то дрогнуло. Джини поняла, что ее слова стали для него пощечиной. Он горько вздохнул.
      – Что бы вы ни слышали обо мне, – произнес Хоторн низким, подрагивающим от напряжения голосом, – такое желание с вашей стороны все же возможно. В подобной ситуации… – Он показал на нее, а потом на себя. – В подобной ситуации возможно практически все. Любая крайность. К сожалению. Как я убедился на собственном печальном опыте.
      Хоторн повернулся и зашагал к двери, но замер на несколько секунд, чтобы снова взглянуть на нее.
      – И, кстати, я не врал вам, – добавил он. – Я ни разу не солгал вам, с тех пор как переступил порог этой комнаты, а это, согласитесь, кое-что да значит, особенно в данной ситуации. Вы, я, все это… Я был вполне искренен, говоря, что вы нравитесь мне. Правда, я имел в виду кое-что другое, но вы, кажется, не уловили намека. Не думаю, что теперь вы поверите мне. Но когда все будет позади, я надеюсь, вы вспомните об этом. Хотя бы вспомните.
      Джини с трудом выдержала его долгий, неподвижный взгляд.
      – Ведь мы говорили с вами о сексе, – продолжал он. – Любовь и секс. Обсуждая эти две темы, люди почти всегда лгут. В особенности самим себе. Задумайтесь об этом, Джини.
      Джини в нерешительности смотрела на него. Гнев и страх уже оставили ее.
      – Я не хотела, чтобы это случилось, – сказала она спокойно, ему в тон. – Ваши предположения на этот счет неуместны. Я люблю другого и ни за что не стала бы – не смогла бы – поощрять ухаживания со стороны кого-то еще. Сейчас это попросту невозможно. И вам следует это понять.
      Хоторн смотрел на нее внимательным и грустным взглядом. Его губы тронула улыбка.
      – Вы молоды, – проговорил он со странной печалью в голосе. – Вот поживете с мое, тогда осознаете, что даже любовь не такая уж надежная преграда, как кажется. Подобные вещи случаются, прорываясь сквозь любые барьеры: чувство долга, этические нормы и, конечно, любовь. Ни одно из этих понятий не может считаться непроницаемым щитом. – Хоторн ненадолго умолк. – Сейчас вы говорите одно, но можете ли вы поклясться, что через полгода будете утверждать то же самое? А через год? А завтра? Или даже сейчас – если бы я вас еще раз поцеловал?
      Он сделал шаг по направлению к ней. Джини не двинулась с места.
      – Успокойтесь. Я и пальцем к вам не притронусь. – Хоторн мягко опустил поднятую было руку. – Вот видите: я вполне безобиден. – Он повернулся и открыл дверь. – Но помните, – бросил он через плечо, – я не лгал. И спросите себя, можете ли вы сказать то же самое о самой себе.
      Хоторн вышел, плотно притворив за собой дверь, и Джини тут же всем телом навалилась на нее. Ее трясло. Издав нервный, прерывистый вздох, она прижала ладони к груди. До ее слуха донеслись его шаги. Раздался рокот мотора. Должно быть, он опустил стекло – с улицы послышалась музыка: короткая, но ослепительная в своем блеске вспышка Моцарта. И машина уехала. Улица вновь погрузилась в тишину.
 
      Едва Хоторн уехал, Джини опрометью бросилась к письменному столу, чтобы схватить телефонную трубку. Потом, некоторое время спустя, она, оглядываясь назад, еще спросит себя, не сложилось ли бы все совсем иначе, если бы минут через шесть после отъезда Хоторна в ее квартире не появился Паскаль. Если бы этот перерыв был чуть побольше, у нее было бы время как следует все обдумать. Что, если бы она успела сменить разорванную блузку, умыться, причесать растрепанные волосы, убрать чашки из-под кофе и стаканы из-под виски? Изменило бы это что-нибудь?
      Как бы то ни было, ничего из этого она не сделала. Единственное, на что у нее тогда хватило сил, – это сидеть на полу в обнимку с телефоном, вновь и вновь набирая номер Мэри. Она была уверена, что Паскаль находится именно там. Наверное, думалось ей, начал ругаться с отцом и вошел в раж. Чем же еще объяснить его отсутствие? Эта идея пришла к ней в голову сразу же, как только стих шорох шин автомобиля Хоторна. Вне себя от волнения, она лихорадочно набирала телефонный номер, слышала частые гудки и снова вертела телефонный диск.
      Одновременно с этим Джини прислушивалась, не раздастся ли знакомый рокот мотоцикла, но за окном бежали только легковушки. Она услышала, как с характерным скрежетом рядом с ее домом затормозило какое-то такси.
      Но этот звук был лишен для нее малейшего смысла. Руки дрожали, не переставая. Телефон упал на пол, и она подняла его, чтобы опять набрать все тот же номер. Джини не прекращала этого занятия до тех пор, пока не услышала, как к ее двери кто-то приближается. Знакомый голос назвал ее имя. Вскочив на ноги, Джини молнией метнулась к двери и настежь распахнула ее.
      Из горла ее вырвался крик радости. Прильнув к Паскалю, она потащила его ближе к свету и тут же остолбенела, вскрикнув на сей раз от испуга. Лицо Паскаля было бледно как полотно. На виске пунцовела кровоточащая рана. Рукав кожаного пиджака был разодран от плеча до кисти.
      – Что случилось, Паскаль?! Господи, да что же это? – запричитала Джини.
      Она хотела обнять его, но ее остановило каменное выражение столь дорогого ей лица. Взгляд Паскаля остановился на ее волосах, затем упал на разорванную блузку, переместился в глубь комнаты, застыв на кофейных чашках и стаканах для виски, бумагах и канцелярских принадлежностях, в беспорядке разбросанных на письменном столе. Стул у письменного стола был перевернут вверх ногами, а она даже не успела заметить этого. Мягкая подстилка, слетевшая со стула, валялась на полу по соседству с туфлей. Насмотревшись на этот разгром, Паскаль вновь впился взглядом в ее лицо, а пальцы его вцепились ей в руку. Он смотрел на ее рот, на ее шею, и его глаза наполнялись недоверием.
      – Что случилось? – спросил он наконец. – Что здесь произошло?
      – Произошло так много… Да Бог с ним, Паскаль. Все это сейчас не имеет значения. Я тебе потом все объясню. Ты ушибся, у тебя лицо в крови…
      – Что за чертовщина здесь происходит?
      Она попыталась обвить его шею, но он, схватив ее за запястья, отвел в сторону руки, готовые обнять его. Глаза Паскаля по-прежнему настороженно изучали ее лицо. Вопрос прозвучал, как щелчок кнута. В глазах стояли боль и замешательство.
      Джини почувствовала, что краснеет. Неужели на шее остались следы? Наверное, так оно и было. От этой мысли она ощутила себя виноватой. Прикрыв шею ладонью, она увидела, что на лице Паскаля застыла неподвижная маска непонимания.
      – Кто здесь был? – сделав несколько шагов, он поднял один стакан из-под виски, потом другой. Его руки подрагивали. Паскаль обернулся и снова непонимающе уставился на нее. – Кто здесь был, Джини?
      – Здесь был Джон Хоторн… – Всплеснув руками, она сделала порывистое движение, намереваясь подойти к нему. – Не надо сейчас об этом, Паскаль. Ты не приехал, а мне нужно было уходить от Мэри. Вот он и подвез меня…
      – И ты хочешь сказать мне, что впустила его к себе, когда никого больше рядом не было? Господи Иисусе, да что же здесь происходило? Ты позволила этому человеку здесь находиться? И даже дала ему выпить?
      – Послушай же, Паскаль. Ты ничего не понял. Я все объясню. Ничего такого не было.
      – Ничего такого? – его голос внезапно стал ледяным. – Да у тебя блузка разорвана. И чулки тоже. А на волосы свои посмотри, на лицо свое! Гос-споди… – Еще раз беспомощно осмотрев все вокруг, он схватил ее за руку. – Так что же случилось, Джини?
      – Он… Мы разговаривали. Просто разговаривали, Паскаль. А ты все никак не возвращался. А потом телефон зазвонил. Это был опять все тот же мужчина, все тот же ужасный шепот. А потом…
      – Джини, Джини… – Он прижал ее к себе и начал гладить по голове, как ребенка. – Все в порядке, любимая, успокойся. Скажи: он не обидел тебя? Что он сделал с тобой, Джини?
      – Ничего. – Джини отвернулась и, с трудом подбирая слова, закончила: – Говорил всякое, приставал даже. Но потом взял себя в руки и вскоре ушел. Со мной все в порядке, Паскаль. Я не хочу сейчас говорить об этом. Но что случилось с тобой, куда ты пропал? Почему у тебя разбито лицо?
      – Уйдем отсюда! Немедленно! – Паскаль заходил по комнате. Поднял и поставил стул возле письменного стола. Еще раз посмотрел на предметы, в беспорядке разбросанные на столе, на валяющийся на полу плед, на одинокую туфлю рядом с ним. – Обувайся и приведи себя в порядок, – распорядился он. – Возьми пальто. Да еще что-нибудь из одежды. Вон сколько ее здесь набросано.
      – Прекрати! – Резко повернувшись на месте, она яростно поглядела ему в глаза. – Не надо разговаривать со мной таким тоном. Не люблю, когда мною командуют…
      – Послушай, – быстро подошел к ней Паскаль и взял ее за руку. Его лицо осунулось от усталости. Неловко двинув правой рукой, он поморщился от боли и вполголоса выругался. – Послушай же, – попросил он снова. – У меня сейчас нет времени на идиотские споры. Собирай вещи, да поживее. Пока вы тут с Хоторном рассиживались да попивали виски, меня едва не убили. Причем это не было простой случайностью.
      – Паскаль…
      – Да слушай же ты меня! У меня рука разбита, болит ужасно, черт ее подери! Мне Бог знает сколько пришлось объясняться с полицией и докторами. На мотоцикле можно ставить крест – теперь уже не починишь. Когда я наконец от них отделался, первым делом помчался к Мэри, но там уже никого не было. Тогда я двинул в Хэмпстед, однако и там тебя не нашел. Я едва не рехнулся, пока искал тебя, Где ты? Что с тобой? Наконец прилетаю сюда, и что же я вижу? Ты провела вечер с этим типом. Более того, пригласила его к себе. Сидела с ним, да еще, черт возьми, выпивала! Блузка разорвана, губы распухли. Отметины от поцелуев – по всей шее… Что же я, по-твоему, должен подумать? Так что не вздумай сейчас спорить со мной. – Резко оборвав фразу, он раздраженно отвернулся. – В общем, собирай вещи и не дергайся. Договорились?
      Джини молчаливо подчинилась. Она надела туфлю, слетевшую с ноги, взяла в охапку пальто. Паскаль вытащил ее за руку на улицу, хлопнув при этом дверью так, что задрожал весь дом.
      Допрос возобновился, когда они добрались до Хэмпстеда. Джини не могла собраться с мыслями – у нее раскалывалась голова. Она еле убедила Паскаля снять разорванную куртку. Его рубашка тоже оказалась рваной. Вся рука была в ссадинах и порезах, правое плечо от сильного ушиба стало фиолетовым.
      – Je m'en fiche, je m'en fiche, – яростно шептал Паскаль и морщился от боли, пытаясь согнуть руку в локте. – Завтра без рук мне не обойтись. Нужно будет настроить фотоаппаратуру, а то, глядишь, и снимать ею. О Господи…
      Джини обмыла его раны и принесла свежую рубашку. Паскаль немного успокоился, однако он ненавидел моменты, когда физические силы оставляли его. И Джини знала, что сейчас он чертовски зол на самого себя.
      – Не могу взять в толк, что же случилось, – сказал он, шевеля рукой, в то время как она пыталась помочь ему застегнуть пуговицу. – Дай-ка я сам. Я не инвалид какой-нибудь. Говорю же тебе: завтра мне все равно понадобятся руки. Так пусть и сейчас поработают…
      – Паскаль, тебе же больно. Дай руке отдых…
      – Не дам.
      – Как это произошло? Ничего не понимаю…
      – Я же говорил тебе, – отодвинулся от нее Паскаль, – слева от меня шел грузовик, а сзади здоровенный «форд». Гнал за мной так, что едва не задевал заднее колесо. А грузовик меня подрезал, и я слетел с мотоцикла. Ну я и проехал по асфальту на собственной шкуре. Смотрю, а «форд» прямо на меня несется. Фары включил на полную мощность. Тут уж мне ничего не оставалось делать. Я и пошевелиться-то как следует не мог. И все-таки мне как-то удалось откатиться. Совсем немного и явно недостаточно, чтобы избежать смерти. «Форд» пронесся совсем рядом со мной – сантиметрах в пятнадцати. Может, он, конечно, и не рассчитал чуть-чуть, однако я так не думаю. Они легко могли убить меня, а все же не стали. Почему?
      Он снова яростно рубанул воздух рукой, а потом пожал плечами.
      – Может, еще одно предупреждение? Уж не последнее ли? Если так, то нам теперь известно, кто нас подобным образом предупреждает. Хотя бы с этим все ясно. Вот, полюбуйся…
      Он поднял с пола истерзанную куртку, вынул из ее внутреннего кармана вечерний номер газеты и сунул его в руки Джини.
      – За всем этим стоит Хоторн. Именно он несет за все ответственность. Сегодня вечером ты пила в одной компании с убийцей.
      Джини недоумевающе смотрела то на Паскаля, то на газету.
      – Откуда тебе это известно? – спросила она.
      – Другого кандидата на эту должность просто не существует. Макмаллен мертв.
      – Что?!
      – Он погиб на железнодорожных путях под Оксфордом. Сбит поездом. Его тело обнаружили сегодня утром, около восьми часов. Он умер через восемь или девять часов после того, как расстался с нами, Джини. Говорил же я: тебя используют для того, чтобы разыскать его. Вот тебе и результат. Вот – почитай раздел «Происшествия». – Паскаль подавленно замолчал. – Ну и как чувствовал себя сегодня вечером Хоторн? То, что он был настроен на амурный лад, уже ясно. Был ли он в такой же степени самоуверен? Более раскован? Если да, то теперь ты знаешь почему. Он сегодня утром еще и позавтракать не успел, а уже избавился почти от всех своих забот. Не так ли?
      Джини ничего не ответила. Она читала коротенькую газетную заметку. В ее памяти всплывал вечер – весь, целиком, – и в голове беспокойно билась мысль, хватит ли у нее сейчас смелости высказать Паскалю свои соображения. Она знала, что возмущению его не будет предела. Возможно даже, он начнет относиться к ней враждебно. Но лгать она не могла. То, что не давало ей покоя, искало выход.
      Она поглядела на Паскаля, который стоял рядом, не сводя с нее глаз.
      – Ты не прав, – сказала она просто. – Сожалею, Паскаль, но все-таки ты не прав. Вины Хоторна здесь нет. Я не верю Макмаллену. И я не верю Лиз. Хоторн не такой, каким они его изображают.
      Она ожидала новой вспышки ярости. Однако реакция Паскаля была на удивление спокойной, даже опасно спокойной.
      Отойдя на несколько шагов, он сел на стул и закурил.
      – Прекрасно, – произнес он после долгого молчания. – Очень мило с твоей стороны, в особенности учитывая то, что произошло сегодня вечером. Наверное, я просто не понимаю сути происшедшего. Может быть, ты посвятишь меня в подробности? Я уже несколько раз просил тебя об этом. Так скажи мне, Джини, почему так резко ты изменила свое отношение к Хоторну?
      – Стоит ли разбираться со всем этим именно сейчас? Уже поздно, у тебя болит рука. Все не так просто. Это долгая история…
      – Не волнуйся, – ледяным тоном успокоил ее Паскаль. – Я выслушаю твою историю. Всю до конца, Джини. И мне наплевать, даже если ради этого всю ночь не придется сомкнуть глаз.

Глава 32

      К двум часам утра Джини дважды рассказала Паскалю обо всех удивительных происшествиях минувшего вечера. Первой его реакцией было беспокойство, которую сменил гнев, и в конце концов – недоумение. На улице все еще лил дождь. Лицо Паскаля было бледным и измученным. Она знала, что его терзает сильная боль. Чем больше Джини говорила, тем сильнее крепло внутри ее ощущение, что пропасть между ними становится все глубже. Паскаль уже смотрел на нее так, словно перед ним сидела незнакомка, причем не вызывающая к себе особого расположения.
      – Ты лжешь, – сказал он просто и ясно, когда Джини наконец завершила свой рассказ. – А если не лжешь, то явно что-то утаиваешь, обходишь острые углы. Ты много чего наговорила, но ни разу не дала объяснения, почему вдруг изменила свое отношение к этому человеку. Скорее наоборот.
      – Значит, мне нужно было рассказать все по-другому, – покорно произнесла Джини. – Но я не могу лгать тебе, Паскаль.
      – Извини. – Он приподнял руку, словно отгоняя боль, и наклонился вперед. – Все понимаю, Джини, но ты же должна видеть, что здесь одно не вяжется с другим. Откуда вдруг у тебя такая убежденность в том, что он невиновен? Ни он, ни твой отец не представили тому ни единого доказательства. Хорошо, будем считать, что они изложили тебе убедительную версию. Но это же только одна из множества, Джини, и не более того.
      – Все было не так. И не тогда. – Она замялась, увидев, как напрягся Паскаль.
      – Хорошо. Пусть позже. В какой же момент? Когда ты осталась наедине с Хоторном?
      – Он начал убеждать меня, еще когда мы были у Мэри. И мой отец тоже. Может быть, сыграло свою роль то, что он вмешался, не позволив отцу ударить меня.
      – Могу себе представить. Весьма удобная возможность, и он не преминул ею воспользоваться.
      Джини пропустила эту колкость мимо ушей.
      – Это трудно объяснить, Паскаль, – вздохнула она. – Дело даже не в том, что он говорил, а в том, как он говорил. Когда рассказывал о своем браке, других женщинах… Я знаю, что все это было правдой.
      – Господи, Джини! – развел он в отчаянии руками. – Послушать тебя, так перед нами предстает прямо-таки невинная овечка, благороднейшая душа… И как же этот благородный человек поступает, когда вы с ним остаетесь вдвоем в твоей квартире?
      – Знаю, согласна. Но до этого он долгое время только и делал, что говорил.
      – Хорошо, говорил. О чем же? О женщинах. О любви. Господи, Джини, да это же избитый прием. О том, как жена его не понимает, не удовлетворяет…
      – Он не о том говорил.
      – А ты и рада была клюнуть на его удочку. Ты бы хоть капельку подумала, Джини. Ведь не ребенок уже. Весь этот разговор был насквозь провокационным.
      – Нет, не был.
      – Опомнись, Джини! – раздраженно повысил голос Паскаль. – Сколько можно говорить об одном и том же! Да он же плел тебе о своих любовных интрижках, ночных похождениях, о том, в конце концов, как засаживал то одной, то другой. Разве не так? Уж если ты не в состоянии разобраться, то я вижу его насквозь. Я-то знаю, почему мужики рассказывают бабам все эти байки. Сам тысячу раз… видел это и слышал. Это же элементарное приглашение в постель – сама прекрасно знаешь.
      – Нет, все звучало не так. Это не было спланировано заранее. Он был честен со мной, и я ему поверила.
      – Ну, ладно, ладно. – Паскаль поднял руки, показывая, что сдается. Поднявшись со стула, он пересек комнату несколько раз. Джини видела, как он пытается подавить в себе гнев и раздражение. Сев опять на стул, Паскаль напряженно посмотрел на нее.
      – Ну хорошо. Попробуем разобраться еще раз. Мне это не доставляет ровным счетом никакого удовольствия. Тебе тоже. Но помучиться все равно придется. Ладно, первая часть твоей истории принимается. Ты провела с папашей вечер, наполненный эмоциями. Хоторн приходит к тебе на помощь. Везет тебя домой. Ставит для тебя Моцарта, Господи, спаси и помилуй. Просит у тебя разрешения зайти к тебе. Ты разрешаешь. Глупо, конечно, но что теперь делать! Он усаживается поудобнее и заводит с тобой пристойный, честный разговор – никаких грязных намеков, никаких скрытых предложений. И ты начинаешь испытывать к нему расположение. Прав я или нет?
      – Не могу сказать, что начала испытывать к нему именно расположение, – задумчиво произнесла Джини. – Скорее я была восхищена им.
      – Что?!
      – Я была восхищена им. Как личностью. Это вовсе не означает, что он мне понравился, вызвал с моей стороны одобрение. Но то, что он был мне интересен, – бесспорно. Это очень сложный человек. Осторожен. Раним. Порой даже честен в ущерб собственным интересам.
      – Да ты почти влюбилась! И в кого! Во всяком случае, выглядит это именно так… Боже мой, Джини, я ничего не понимаю! – Он разъяренно взмахнул рукой и поднялся со стула. – Нет, мне определенно нужно чего-нибудь выпить. Ты будешь?
      – Нет. Я хочу лечь. У меня больше нет сил пережевывать все это снова и снова. И смысла в этом я не вижу.
      – Смысл заключается в том, что ты отнеслась к этому человеку абсолютно иррационально, глупо, если угодно, чисто по-женски, – сверлил ее взглядом Паскаль. – Твое отношение к нему построено исключительно на инстинктах, интуиции.
      – Ну и плевать. Все равно я права.
      Наливая себе бренди, Паскаль оглянулся на нее.
      – Надеюсь, ты даешь себе отчет в том, что такой подход к работе недопустим, – произнес он еще более сухо. – Это глупо, и я не намерен продолжать в том же духе.
      – Отлично. Значит, у нас просто разный подход.
      – К чему это упрямство, Джини? К чему? – Он сел рядом и взял ее за руки. – Милая, давай хотя бы в одном разберемся до конца. Ты могла думать все что угодно, пока он вел с тобой беседу, но ты же знаешь, что произошло потом.
      – Не уверена. – Она посмотрела ему в глаза.
      – Ну, ладно, – выдохнул он, пытаясь сдержаться. – Давай попробуем в последний раз. Когда он впервые прикоснулся к тебе: до телефонного звонка или после?
      – После. Нет, до. Нет… Вообще-то я и раньше чувствовала, что нечто подобное вот-вот должно произойти. Он, ну… Он взял меня за руку. Он поцеловал мне руку.
      – Раньше ты об этом не говорила.
      – Значит, забыла. Он в самом деле поцеловал мне руку. И тогда я попросила его уйти – то ли перед этим поцелуем, то ли сразу после. Не помню уже. И как раз тогда раздался звонок. Кажется, это очень разозлило его. Во всяком случае, он выглядел злым.
      – А как же, по-твоему, он должен был выглядеть? Триумфатором? Наверное, он же и подстроил все эти звонки. Послушай, Джини, да ты же сама все знаешь.
      – Не знаю! И ты не знаешь.
      – Спокойно. Все хорошо. Только успокойся. Значит, он взял трубку. А дальше что?
      – Не могу сказать точно. Все произошло так быстро. Он начал говорить.
      – Он целовал тебя?
      – Да. Целовал.
      Она впервые решилась на это признание. Лицо Паскаля стало мертвенно-бледным. Он развел руками. Жест получился нелепым, как никогда.
      – Ты хочешь сказать, что позволила ему? Не понимаю…
      – Нет. Говорю же тебе, ничего я ему не позволяла. Я велела ему остановиться. Но все произошло так быстро. И он оказался таким сильным, а мне было страшно. Сначала я сопротивлялась, но тут до меня дошло, что это, судя по всему, ему нравится. Возможно, мое сопротивление только ухудшало дело. Я дождалась удобного момента, чтобы ударить его. После моего удара он остановился.
      Наступило молчание. Паскаль устало провел рукой по своему лицу.
      – Джини, – начал он, – догадываешься ли ты, что сейчас со мной творится? Когда я думаю обо всем, что с тобой произошло? Мне очень больно, меня тошнит. Мне невыносимо плохо. Как же ты можешь говорить, что веришь этому человеку? Он рвет на тебе блузку, припирает тебя к столу. Он едва не изнасиловал тебя…

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26