Почему? Потому что отец действительно заставлял ее вновь почувствовать себя ребенком, причем не просто ребенком, а обузой, ярмом на шее, досадной помехой. А вдруг, вспыхнула надежда в ее душе, на этот раз все будет иначе? Почувствовав горечь, Джини раздраженно отвернулась. Именно эта ее надежда и была источником отцовской власти над дочерью. И не имело никакого значения, сколько раз в прошлом ее мечта оказывалась обращенной в пыль.
      Сьюзи оказалась моложавой и нервной женщиной. Она была одета так, словно пришла на собеседование с представителем фирмы, куда собралась поступить на работу. На ней был аккуратный кремовый костюмчик, все остальные предметы одежды тщательно подобраны в тон. Белокурые волосы свежевымыты, минимум косметики. Лишь внимательно присмотревшись к ней, можно было заметить в ее глазах настороженность. Правда, стоило ей только открыть рот, впечатление от ее свежести и пристойности мгновенно улетучивалось.
      Она вошла в номер, бросив на ходу несколько замечаний об отеле и смерив Паскаля взглядом с головы до ног. Увидев Джини, гостья сразу же изменилась. С каменным лицом она замерла у двери.
      – А это еще что за новости? – спросила Сьюзи гортанным голосом. – Любовь на троих? Вот уж хрен вам. Другую дуру ищите за такие деньги.
      Минут десять им пришлось уговаривать ее остаться. В конце концов после длительных увещеваний и заверений она заколебалась. Уставившись тяжелым взглядом Джини прямо в глаза, Сьюзи устремила перст в сторону Паскаля.
      – О'кей, – согласилась она. – С тобой поговорю, но чтоб этот проваливал отсюда. Вдвоем потолкуем. Согласна?
      Паскаль, повинуясь жесту Джини, вышел из комнаты. Не похоже было, что это ему очень понравилось. Сьюзи терпеливо подождала, пока за ним захлопнется дверь, и опустилась на стул, стоявший напротив Джини. Усевшись, она закурила.
      – Не люблю мужиков, – произнесла она обыденным тоном. – Не верю им. Трахаюсь с ними, а все равно не верю. А ты как?
      – Некоторым верю. Иногда.
      – Тогда тебе крышка, – вынесла Сьюзи вердикт, пожав плечами. – По мне, так любая баба лучше. Прежде чем болтать, давай-ка твердо условимся о главном. Во-первых, я не такая молодая, как может показаться. Во-вторых, у меня на шее двое детей. Денег в пенсионный фонд не отстегиваю. Зато могу неплохо заработать тем, что имею. А что? Нормальная сфера услуг – я так думаю. Клиенты покупают мои услуги, но не меня.
      – Я все понимаю, – не без колебаний произнесла Джини. – Не могу сказать, почему задаю эти вопросы, но они очень для меня важны. Это – малая часть одной крупной истории.
      – Насчет этого не волнуйся, – успокоила ее Сьюзи. – Мне это все до лампочки. Ты, главное, плати мне за время, а я тебе все выложу как на духу. Свинья сраная… Фотокарточку ему пришли. Потом сиди жди в гостиничном холле. Пока он, понимаешь, не решит, нравлюсь я ему или нет. – С внезапной горячностью она стала размахивать руками, а глаза ее засверкали от негодования. – Я его самого только на третий раз увидела. Ясно тебе? А в предыдущие два раза получалось как? Поначалу выпишет меня, а потом забракует.
      Джини подалась вперед.
      – И как же все получилось в третий раз? – поинтересовалась она. – Ты же не просто так полчаса в холле просидела?
      – Ну уж, нет. Это он агентству сказал, что ему от меня, кроме посиделок, ничего не надо. Я и сама своему начальству сказала, что только этим и занималась. Но все было совсем не так.
      Задумавшись, Сьюзи глубоко затянулась.
      – Слушай, – предложила она, – давай-ка я расскажу все с самого начала. Тогда, может, врубишься. Было это в прошлом году, в декабре. Сижу я, значит, в холле, как он и просил. Минут так пятнадцать-двадцать. На мне вот этот костюм был – я его всегда на работу надеваю. Сижу, а меня любопытство разбирает. От меня клиенты чего только не требуют, но тут было что-то новенькое. Стала я прикидывать, какой же из мужиков в этом холле – мой. Кандидатов – куча. Время бойкое – мужики роем вьются. Потом вижу: женщина стоит у стойки. Таращится на меня. Изучает…
      – Женщина? Ты ее можешь описать?
      – Лет так под тридцать. Симпатичная очень. Волосы длинные, светлые, подстрижены почти как у меня. И шмотки на ней умопомрачительные – просто отпад. Костюм такой темный в морском стиле, блузочка шелковая кремовая, бусы жемчужные, туфли дорогие… Ах, да! Чуть про сумочку не забыла. Очень модная – такая у одной кинозвезды была.
      – У Грейс Келли? От Эрме?
      – Точно! Крокодиловой кожи. По две тысячи фунтов за штуку. И еще на ней были темные очки. Странноватым мне это тогда показалось. Ведь декабрь же на дворе, мать твою… Ну ладно еще на улице – там солнце светит, но в помещении-то они тебе на кой хрен? Так ни разу и не сняла.
      – Она подошла к тебе? Заговорила?
      – Ага. Подходит, значит, и говорит мне, что я, наверное, и есть Сьюзи, потому что она сама в агентство звонила. И еще говорит: планы меняются. Мой клиент, мол, хочет видеть меня, но находится сейчас в номере. Не хочу ли я, дескать, вместе с ней туда подняться?
      – И ты согласилась?
      – Ясное дело. – Сьюзи метнула злой взгляд. – Я решила, что этот парень, должно быть, уже побывал в холле, чтобы посмотреть, какая я с виду. Ну, думаю, завелся, потрахаться захотелось… – Она вновь замешкалась. – Если трахнет, думаю, буду молчать как рыба. С чего бы это агентству комиссионные платить? С какой стати двадцать процентов им отстегивать? Не их ума дело. К тому же отель был уж больно шикарный. Я в таких местах никогда в жизни раньше не бывала. Страсть как обстановку захотелось посмотреть.
      – Значит, ты пошла наверх с той женщиной?
      – Верно. Сперва она говорила, что только проводит меня до двери. А как дошли, гляжу, идет следом. Заходим в апартаменты. Красотища кругом! Ковры хорошие, толстые. Стулья шелком обтянуты. Здоровенные вазы с цветами стоят… Потом гляжу: опять что-то странное. На улице день в разгаре, а шторы на всех окнах задернуты.
      – Разве ты это не сразу заметила?
      – Куда там! Как зашла, первым делом стала в уме прикидывать, сколько вся эта обстановка стоит. – Она улыбнулась натянутой улыбкой. – В отелях номера часто неосвещенные. А там настольные лампы горели, так что только часть комнаты темной была… – ее речь ненадолго прервалась. – Значит, садится та женщина напротив меня возле лампы. Тогда-то я и поняла, что мы не одни. Вижу, сидит в углу мужик. Притаился в тени, лица не видно. Не говорит, не шевелится. Только ногу на ногу забросил и на меня пялится. Ни слова, скотина, не вымолвил, пока я там находилась.
      – Ты можешь описать, какой он был, Сьюзи?
      – Нет. Не очень хорошо видно было. А я близорукая. Сидел-то он в тени. Одет, конечно, хорошо: пальто черное, расстегнутое, костюм темный. На вид лет сорок. Волосы светлые.
      – Красивый? Загорелый? Глаза голубые? Карие?
      – Не могу сказать.
      – Ладно. А как же та женщина? Она все это время там была? Она говорила что-нибудь?
      – Там и сидела. Куда же она денется? – Тон Сьюзи стал более жестким. – Говорила ли? Жесты иной раз, видишь ли, красноречивее слов. Знаешь, что она сделала? Открывает свою сумочку, а там денег – видимо-невидимо. Она специально сумочку раскрытой держала, чтобы мне получше видно было. Дала мне посмотреть немножко и начала вынимать свои деньжищи. Бумажки все по пятьдесят фунтов. В каждой пачке – десять. Затем заявляет мне: «А теперь я хочу, чтобы ты разделась – не совсем, а до нижнего белья. Это будет стоить пять сотен. Потом, если будешь делать, что я тебе скажу, заработаешь еще пятьсот. Понравишься нам – получишь премию: еще одну пачку. В сумме это составит полторы тысячи. Никто тебя здесь не тронет. А потом можешь идти. Согласна?»
      – Говорит все это вежливо так, культурно, тихим голосом, – продолжала Сьюзи, – словно о большом одолжении меня просит. Как скажет слово «пятьсот», так и выложит из сумки передо мною пачку. А я все смотрю, смотрю… Знаешь, каково мне столько денег заработать? Четырех клиентов обслужить надо. А то и пять. Целую неделю или они меня трепать будут, или я их – за конец. Иной раз неделя за неделей проходит, а клиента все нет. А мне по закладной платить надо. За школу – тоже плати. Я люблю, чтобы у меня все в порядке было.
      – Расскажи, Сьюзи, что тебе пришлось делать?
      На лице рассказчицы вновь отразилась злость пополам с отвращением. Она вздернула плечи.
      – Думаю, началось все с того, что меня купили. Я уверена, что это было важно для них. Она просто торчала, когда покупала меня. И он, наверное, тоже. Все время глазел. В общем, сделала я все, что от меня требовалось. Медленно, как она сказала. Мне надо было стоять перед ним и стаскивать с себя одежду. А она вилась вокруг, пока я все это проделывала. Такое было впечатление, что ей очень хочется меня потрогать. И она тоже все время пялилась на меня – во все глаза пялилась, будто позже собиралась опознать в вонючей легавке, где, знаешь, людей в один ряд ставят перед свидетелем. Помогла мне снять юбку. Даже к моим волосам прикоснулась. Какие прекрасные у тебя волосы, говорит. Несколько раз она погладила мои груди – и завелась. Если честно, меня и саму забрало от этого. Мне нравится заниматься такими делами с женщинами. – Ее взгляд воровато скользнул по лицу Джини. – А тебе нравится?
      – Я предпочитаю мужчин. Обычно. Сьюзи пожала плечами.
      – А то смотри: передумаешь – сразу дуй ко мне. Короче говоря, начала эта женщина гладить мои груди, но как-то странно: гладит, а сама немножко в стороне стоит, чтобы тому мужику все видно было. Вроде как специально выставляет меня напоказ, поняла? И тут ее как заколотит всю! Но мужик вдруг вздохнул глубоко, и она взяла себя в руки. Потом велит мне садиться. Лицом к своему дружку…
      – Она его так называла?
      – Ага. Тоже мне, дружок – извращенец обосранный. Пока она меня гладила, рук из карманов не вынимал. Короче, не кошелек там проверял и не ключи искал.
      – Картина ясная. А что было дальше?
      – Так вот, – уперлась в нее взглядом Сьюзи, – пока все это продолжалось, ничего такого необычного не произошло. А чему удивляться? Среди моих клиентов любителей кончить в кулак хоть отбавляй. Они смотреть любят. Вот я и прикинула: рано или поздно он захочет посмотреть, как мы, то есть я с той блондинкой, трахаемся. Но ты знаешь, ошиблась я! Может, сама она была и не против, но такая вещь в сценарии не значилась. То есть начисто была исключена. Причем разговор вела только женщина, – добавила Сьюзи. – Ясно? А мне полагалось помалкивать. Она сказала, что таково правило.
      – Она употребила именно это слово – «правило»?
      – Ага Я сажусь – она садится рядом, справа от меня, чтобы не заслонять ему картину. И начинает меня инструктировать. Вежливо так. Хрен знает что. Словно не человек, а какой-то робот. Вроде как повторяет какой-то текст, который заучила наизусть. Я, значит, сижу на стуле с прямой спинкой, – расписывала подробности Сьюзи, – а он напротив, метрах в четырех. Сижу в спецовке, нижнем белье то есть. Знаешь, комбинашка такая беленькая, дорогая жутко. Чулки. Пояс с резинками. Но без лифчика. Трусов тоже нету… – Поколебавшись, она вновь выдавила напряженную улыбку. – Я человек опытный, ученица способная. Пять лет занятий даром не прошли. Главное дело – завести клиента с полпинка, чтобы поскорее от него отделаться. Какой интерес с этими придурками часами в постели валяться? Вот заведешь его как следует, тогда, глядишь, и повезет. Иной раз с ним и трахаться не приходится. Дашь ему посмотреть на себя, пощупать за сиськи, мохнатку потрогать. Да еще польстишь немного, скажешь: ого, ну и здоровенный же у тебя! Скоты безмозглые… Некоторые засранцы до того настрадаются, что не выдерживают. Прямо тут же и кончают.
      Она закурила новую сигарету и, глубоко затянувшись, вздохнула.
      – Но в тот раз я была послушной девочкой, не придерешься. Она мне подробно говорила, что делать. Мягко так, вежливо. Раздвинь, говорит, ноги. Сядь верхом на стул. Погладь свои груди… Потом подала мне перчатки. Длинные, черные. Надень их, велит. Оттяни соски. Погладь пиписку. Сильнее, чаще. Чтобы хорошо стало. В глаза ему смотри. Ни слова не говори. Закрой глаза, когда будешь кончать…
      Рассказ на этом месте прервался. Джини встала и заходила по комнате. Сьюзи равнодушно продолжала мусолить сигарету. Из-за окна слабо доносился шум улицы. Поглядев с шестого этажа на парадный вход, Джини увидела рядом с ним вереницу черных «мерседесов». По мокрому тротуару, как стая ворон, к машинам приблизилась группа арабских женщин в черных одеяниях. Их лица были закрыты, в руках – набитые покупками сумки из магазина «Хэрродс». Она повернулась к Сьюзи.
      – И ты сделала все это? – спросила Джини. Сьюзи презрительно улыбнулась.
      – Понятное дело. Правда, не кончила. Притворилась. Я всегда симулирую. Мужики в большинстве своем даже не замечают – знай себе засаживают по самые помидоры. А когда только смотришь, то и подавно не догадаешься. – Она неопределенно пожала плечами. – Мухлюю, нарушаю условия контракта, как могу. Они думают, что могут купить меня, ан нет – черта с два! Цапнула полторы тысячи – до свидания, сэр, и хрен вам в задницу.
      – А мужчина, – спросила Джини, – неужели он ни разу так ничего и не сказал, ни разу даже не пошевелился, если не считать того единственного вздоха?
      – Нет, ни разу. Однако на него подействовало… – Сьюзи вскинула глаза, в которых снова читалась горькая насмешка. – Как только представление окончилось, они выставили меня за дверь. Глаза у женщины горели, лицо раскраснелось. Ее забрало до такой степени, что она прямо тряслась вся. Буквально швырнула мне деньги. Выходя из комнаты, я знала, что произойдет в следующую секунду. И оказалась права.
      – Откуда тебе известно?
      – Так ведь я подслушивала у двери. Мне все было слышно. И наконец-то я услышала ее. Она просто насиловала его, выпрашивала у него конец, говорила, какой он большой, какой твердый. И куда только вся культура подевалась?
      – Именно тогда ты и ушла?
      – Где-то через минуту, может, чуть позже. Мне хотелось послушать, не заговорит ли он. Но он молчал как рыба. А она разошлась вовсю – не остановишь. И я услышала, как он отвесил ей хорошую оплеуху.
      – Ты уверена, что он молчал?
      – Говорю же тебе: ни слова. Только ударил ее. Звук был такой, словно он смазал ее по роже всей ладонью. Она заорала. Потом раздался глухой стук, как если бы ее припечатали спиной к двери. И тогда уж наступила тишина. – Сьюзи снова неопределенно пожала плечами. – Думаю, он ее дрючил. Наверное, именно так, как она и просила. Припер, то есть, к стене и долбил что есть мочи.
      На сей раз молчание длилось дольше обычного. Джини вновь села на стул. Она долго смотрела на Сьюзи, потом спросила:
      – Скажи, Сьюзи, все действительно было так? То, что ты мне рассказала, – правда?
      – До последнего слова.
      – Я хочу, чтобы сейчас, прежде чем ответить, ты хорошенько подумала. Та женщина – ты вполне уверена, что она была блондинкой?
      – Абсолютно.
      – А не могла ли она носить парик?
      – Не думаю. Волосы, похоже, были ее собственные.
      – Она так и не сняла темных очков?
      – Нет.
      – Ты можешь вспомнить, какой у нее был голос?
      – Я же говорила: мягкий, вежливый. Она очень тщательно выговаривала слова – словно повторяла заученную роль. Отличный английский. Просто шикарный.
      – Ты уверена, что она англичанка? Ни малейшего акцента? А тебе не послышалось ничего странного в ее выговоре после того, как ты вышла из комнаты?
      – Акцента не было, если, конечно, не считать акцентом выговор богачей. Знаете, какой у них английский – там, где частные пансионы и пони в конюшнях? Сраный высший свет.
      – А еще что-нибудь ты можешь припомнить? Может, насчет ее одежды? Носила ли она, например, перчатки?
      – Нет.
      – Какие кольца были у нее на руках? Кольцо в знак помолвки? Обручальное?
      – Вообще никаких колец.
      – А мужчина? Ты можешь вспомнить что-нибудь о нем? Подумай, Сьюзи.
      – Сколько раз можно повторять… Сидел себе в тени. Темный костюм, черное пальто, белая сорочка – таких на улице тысячи.
      – Не было ли в комнате чего-то такого, что бросилось тебе в глаза? Может, чемодан? Сигареты, книги, журналы…
      – Ничего. Дверь в спальню была закрыта. А комната, где я была, – она и есть комната. Нормальный номер шикарного отеля.
      – Под каким именем тебе был представлен клиент?
      – Гастингс, кажется. Точно, Джон Гастингс. Джини задумчиво насупила брови. Джон Хоторн. Был еще Джон Гамильтон – под таким псевдонимом Макмаллен встречался с Лорной Монро. А теперь Джон Гастингс. Она снова испытала чувство, о котором говорил Паскаль. Впечатление было такое, что ею кто-то манипулирует. Схожесть инициалов как бы подталкивала к мысли о существовании определенной связи между всеми этими случаями. Эта связь могла оказаться иллюзорной. Из своей сумочки Джини достала три фотокарточки. Первые две были фотографиями Макмаллена и Хоторна. На третьей была запечатлена Лиз. Она протянула первые два снимка Сьюзи.
      – Не может ли один из этих двух оказаться Гастингсом?
      Сьюзи рассматривала фотографии без особого интереса и, похоже, никого не узнавала. Джини могла бы поклясться, что лицо Хоторна проститутке совершенно ничего не говорило. Судя по всему, она мало интересовалась политикой, поскольку не смогла узнать на снимке эту знаменитость. Сьюзи пожала плечами.
      – Любой из них может быть Гастингсом, а может, и нет, – изрекла она. – Возраст вроде сходится. И волосы у обоих светлые. Таких мужчин вокруг сотни.
      – О'кей, – Джини передала третью фотографию. – Пусть тебя не смущает цвет волос. А не находишь ли ты на этом снимке хотя бы какого-то сходства с той женщиной?
      Это была черно-белая фотография Лиз, взятая из архива «Ньюс». Наиболее малоизвестный из всех ее портретов, которые только удалось отыскать. В отличие от других, на этой фотографии вокруг Лиз не вились многочисленные обожатели. Она была сфотографирована на тротуаре, готовая сесть в машину. Взяв фотографию в руки, Сьюзи не смогла сдержать тихого вскрика удивления. Политики могли не интересовать ее, но мир моды интересовал определенно. Несомненно, она с первого взгляда узнала Лиз.
      Черты Лиз, растиражированные бесчисленными женскими журналами, сделали ее весьма популярной. Благоговейно рассматривая снимок, Сьюзи некоторое время была не в состоянии произнести ни слова. Когда же она подняла голову, выражение ее лица было жестким и подозрительным.
      – Да что же это такое? Что здесь происходит? Да, я знаю эту женщину. Конечно, знаю. Кто ж ее не знает! Это миссис Хоторн.
      – Верно. Жена посла Соединенных Штатов.
      – Знаю – не дура. Я даже встречалась с миссис Хоторн.
      – Встречалась?
      – Не хрена здесь комедию ломать – удивление разыгрывать! Да, прошлой весной встречалась. В палате детской больницы. Моя младшенькая в прошлом году слегла, чуть не умерла. Ей нужно было диализ делать. Знаешь, кто дал деньги на эту штуковину? Госпожа Хоторн! Я была там среди родителей, когда она делала обход больницы. А вот ты бы постыдилась…
      Ее голос звенел все громче. Сьюзи встала и возмущенно пошла к двери.
      – Я даже разговаривала с ней! Она подсела к моей дочке на кровать, и мы говорили. У нее самой два ребенка Она была очень добра со мной. По-настоящему добра. Не то что фря какая-нибудь. И ей было не наплевать на мое горе, я своими глазами видела!
      Джини знала, что безвозвратно утратила доверие Сьюзи, глаза которой теперь застилал гнев.
      – Значит, – решилась она все-таки задать вопрос, – миссис Хоторн и та женщина в отеле не могли быть одним и тем же лицом?
      – Нет. Ни хрена не могли! Между ними – ничего общего. Сколько можно повторять! Говорю же: женщина в отеле была англичанкой. И она была моложе миссис Хоторн. Блондинкой была… Ты что, охренела совсем? Тоже мне, журналисты вонючие. А я уж было подумала: нормальная баба… Должно быть, у меня самой с башкой не все в порядке. Да ты такая же любительница дерьма, как и вся ваша братия.
      Распахнув дверь, она на прощание послала Джини последний огненный взгляд.
      – И что вы за люди, не понимаю. Дня прожить не можете, чтобы кого-нибудь в навозную жижу не втоптать. А я-то думала, что это я прожженная шлюха… И много они тебе платят? Да пошла ты знаешь куда… Коли не терпится невинного человека загубить, то и без меня обойдешься. И не вздумай, паскуда, подкатить ко мне еще раз, поняла? Ни ты, ни дружок твой!
 
      Вернувшись, Паскаль был скован и холоден. Он внимательно выслушал Джини, которая пересказала только что состоявшийся разговор.
      – Неубедительно, – подытожил он наконец. – Тот человек мог быть Хоторном или Макмалленом. А та женщина могла оказаться Лиз, если она, конечно, способна изменить акцент. Еще более вероятно, что речь идет об одной из блондинок Хоторна. Как ты сама думаешь? Что это – смотр актерских талантов? Репетиция? Во всяком случае, очень похоже.
      – Вполне возможно, что и то, и другое. Нечто вроде прелюдии к воскресной встрече. Здесь должна быть какая-то связь, Паскаль. Черные перчатки, молчание, правила…
      – Возможно, ты и права. А может быть, от нас ожидают, что мы должны поверить в эту связь, создать ее в собственном воображении?
      – Думаю, то была одна из блондинок Хоторна. Нечто вроде проверки боеготовности накануне воскресного свидания. Эта встреча состоялась дня за два-три до того, декабрьского воскресенья, помнишь? Возможно, Хоторн решал, какую из двух женщин выбрать – Сьюзи или блондинку с великосветским акцентом и сумкой за две тысячи фунтов от Эрме.
      – Значит, он остановил выбор на более дорогом товаре?
      – Можно только предполагать, – нахмурилась Джини. – Странно все-таки… Слушая, как описывала ее Сьюзи – мягкая, вежливая, – я не могла отделаться от мысли о Лиз. Помнишь, что говорил нам Макмаллен? О том, как Хоторн показывал ей фотографии блондинок, которых намеревался нанять для своих нужд, и заставлял ее сделать выбор. Возможно, Хоторн не просто расписывает жене собственные похождения. Не исключено, что он заставляет ее участвовать в них.
      – Ты что, всерьез полагаешь, что он заставляет ее устраивать смотры этим девкам? Да брось ты, Джини!
      – Скорее всего, ты прав. Но если верить словам Сьюзи, женщина будто повторяла заученную роль, действовала по какому-то сценарию, играла в спектакле.
      – Сьюзи, однако, не оставила сомнений в том, что эта роль женщине нравилась, – сухо заметил Паскаль.
      – Верно. Но в любом случае поведение Лиз столь странно, сколь и непредсказуемо! К тому же она глотает несусветное количество всяких лекарств: транквилизаторов, а может, и кое-чего другого. Не исключено, что Хоторн заставляет ее принимать весьма своеобразные снадобья…
      – Раз в месяц? Перед решающим воскресеньем подсыпает своей супруге нечто, превращающее ее в сводню? Эх, Джини…
      – Согласна – абсурд. Тем более что Сьюзи высказалась вполне определенно: блондинка в отеле – не Лиз.
      Паскаль внезапно сделал досадливый жест.
      – Но и это ничего не доказывает, – заявил он. – Ты ведь сама говорила: Лиз Хоторн разыгрывает из себя святую. Что ж, именно такой ее и увидела Сьюзи – в роли ангела милосердия, спустившегося с небес на больничную койку, чтобы помочь больному ребенку. Просто героиня! Люди испытывают потребность в героях. Они им нужны, чтобы сохранить при себе свои иллюзии.
      И тут в его голосе прозвучала саркастическая нотка.
      – Кстати, об иллюзиях, – добавил Паскаль. – Вскоре тебе предстоит встреча с отцом. Собирайся, Джини. Нам пора.

Глава 30