Льюис, не отрываясь, смотрел на экран. Он почти не слышал того, о чем говорил журналист и тот, второй, у которого он брал интервью, — его интересовало не это. От его недавней вялости не осталось и следа, он был напряжен и собран, как пружина. Потрясение, которое он только что пережил, выветрило из его головы весь дурман.

Интервью закончилось, на экране появилось лицо ведущего. Льюис встал и выключил телевизор. Стефани робко посмотрела на него.

— Это твой знакомый?

— Не совсем.

— Он что, англичанин? У него какой-то странный акцент.

— Француз, — Льюис потянулся за курткой. — Я должен идти.

Стефани растерянно захлопала глазами и села на кровати.

— Что с тобой, Льюис? Ты так побледнел. Ты на меня обиделся, да? Но почему? Что я сделала?

Льюис посмотрел на нее. Стефани чуть не плакала. Она выглядела сейчас очень трогательно, лицо у нее по-детски сморщилось, губы дрожали. Льюису стало ее жаль.

— Я на тебя не сержусь, — мягко сказал он. — Ты здесь ни при чем. — Он наклонился и поцеловал ее. — Я приеду завтра, договорились?

— Хорошо, Льюис… — Она запнулась. — А… а как мне одеться?

Он протянул руку и коснулся пальцем ее губ.

— Так же, — ответил он.

Домой он гнал на полной скорости. По дороге открыл бардачок и проглотил одну красную таблетку. Теперь он был полностью готов к встрече с Элен. Он чувствовал, что его распирает злоба, она бурлила в нем, наполняя уверенностью и силой. Когда он подъехал к дому, небо на востоке уже начало темнеть. У ворот никого не было. Он открыл дверь и быстрым шагом прошел в гостиную. Элен сидела в кресле и читала. Увидев Льюиса, она оторвалась от книги и поздоровалась, но ни о чем его не спросила. Льюис пересек комнату и подошел к бару. Элен молча проводила его взглядом. Льюис знал, что она хочет выяснить по его походке, много ли он успел выпить.

Он достал тяжелый графин и доверху наполнил стакан виски. Он специально держал его так, чтобы она могла как следует все разглядеть. «Смотри, смотри, — думал он, — то ли еще будет». Он сделал большой глоток и двинулся к ней. Не доходя нескольких шагов, он остановился, оперся локтем о мраморную каминную полку и в упор посмотрел на нее. Элен опустила глаза в книгу.

Льюис обрадовался, увидев, что она ощущает ярость, исходящую от него. Он с ненавистью посмотрел на ее склоненную голову, на густые пепельные волосы, схваченные на шее черной шелковой лентой. Он не мог решить, сказать ли ей о том, что он увидел сейчас по телевизору, или подождать еще немного. Пожалуй, лучше подождать. Это будет гораздо приятней. В конце концов, он ждал целых пять лет, прежде чем узнал правду. Он почувствовал, что в нем снова закипает злоба.

Он с трудом удерживался, чтобы не обрушить ее на Элен.

Элен перевернула страницу. Она пыталась сосредоточиться на том, что было написано в книге, но видела, что ей это плохо удается. Волны злобы, исходившие от Льюиса, обволакивали ее со всех сторон. Они были почти осязаемы, они душили ее, мешали думать. Она не знала, чем вызвана эта злоба: возможно, спиртным, хотя пьяным он не выглядел, а возможно, таблетками, которые он глушил теперь в огромном количестве. Повод тоже мог быть любым: ее встреча с Тэдом, случайная фраза, оброненная посторонним человеком.

За годы совместной жизни и особенно за последние несколько недель она привыкла к постоянным сменам его настроения и даже научилась к ним приноравливаться. Она соглашалась со всем, что он говорил, терпеливо пережидала вспышки раздражительности, которые охватывали его все чаше, предупреждала все его желания, стараясь не дать ему ни малейшего повода для недовольства: укладывала Кэт пораньше, потому что он сердился, когда к его возвращению она еще не спала; готовила его любимые блюда и подавала их в удобное для него время; надевала платья, которые ему нравились, и украшения, которые он ей когда-то дарил, носила волосы распущенными, потому что он считал, что эта прическа идет ей больше всего; интересовалась его работой, его планами, а когда он, в свою очередь, снисходил до расспросов, отвечала коротко и сдержанно, не заостряя внимания на своих успехах. День за днем она подделывалась под него, смиряя собственную гордость, лишь бы не рассердить его, лишь бы не обидеть…

Она вдруг поняла, что вела себя с ним точно так же, как когда-то в детстве вела себя с Недом Калвертом. Склонившись над книгой, она вспоминала женщин из их городка — жалких, забитых женщин, которые прощали своим мужьям любую грубость, улыбались, кокетничали, строили глазки и изображали наивных маленьких девочек, хотя многим было уже далеко за сорок. Она презирала их, считала трусливыми и бесхарактерными, а сама, оказывается, была ничуть не лучше. «Хватит, — подумала она, — пора положить этому конец». Она захлопнула книгу и подняла глаза на Льюиса.

По выражению его лица и по настороженной агрессивной позе она поняла, что он хочет затеять ссору. В другое время она постаралась бы смягчить его, обезоружить своей покладистостью, но сегодня все в ней протестовало против такого исхода. Этот протест зрел в ней давно, она ощущала его во время предыдущих ссор, но каждый раз старалась загнать поглубже, лишь изредка давая ему прорваться наружу в виде глухой, разъедающей душу обиды. Но теперь с этим было покончено, она не желала больше ему потакать. Неожиданно Льюис заговорил.

— А ты, оказывается, богатая женщина. Я и не знал. Может, расскажешь, как тебе удалось сколотить такой капитал?

Тон у него был ровный и бесцветный, такой, каким он всегда начинал ссору. Вопрос о капитале нужен был ему, конечно, только для разбега.

— Ты могла хотя бы из вежливости сообщить мне о своих успехах. Как-никак именно я познакомил тебя в свое время с Гуддом.

— Значит, ты роешься уже не только в моем столе, но и в секретере? — спокойно спросила она.

Он не ожидал такого отпора, он думал, что она начнет, как всегда, оправдываться, и на минуту опешил. Но тут же пришел в себя.

— Да, роюсь, ну и что? Я имею на это право. В конце концов, ты моя жена, и я должен знать, чем ты занимаешься.

Голос у него был по-прежнему сдержанный. Элен знала, что угрозы и обвинения еще впереди. Она холодно посмотрела на него.

— Ну и как? Ты нашел, что хотел?

— О да. — Он допил виски, аккуратно поставил стакан на каминную полку. — Я нашел там много интересного. Я, например, узнал, что ты очень любишь деньги. Для меня это был большой сюрприз. — Он замолчал. — Хотя я, конечно, мог бы догадаться об этом и раньше. Ведь ты именно из-за этого вышла за меня замуж.

Наступила пауза. «Началось», — подумала Элен и, в упор посмотрев на него, сказала:

— Нет, Льюис, я вышла за тебя не из-за денег. Точнее, не только из-за денег.

— Вот как, не только? — вспыхнув, произнес он. — А из-за чего же, позволь узнать? Может быть, из-за моего положения? Из-за того, что я мог протолкнуть тебя в кино? Или ты хочешь сказать, что, если бы я был гол как сокол, ты все равно вышла бы за меня замуж?

Элен вскочила.

— Мне было шестнадцать лет, Льюис, и я ждала ребенка. Неужели ты этого не понимаешь? У меня никого не было — ни родственников, ни друзей, а тут появился ты — добрый, ласковый, внимательный. Я сразу поверила тебе. Я решила, что, если мы поженимся, нам всем будет только лучше: и тебе, и мне, и Кэт, в первую очередь Кэт. Я не могла не думать о ее будущем. В тот год, когда мы познакомились, на меня обрушилось слишком много событий. Я растерялась, я перестала понимать, что хорошо, что плохо, где правда, а где ложь. А ты был рядом — такой сильный, такой благополучный, такой уверенный в себе. Ты предложил мне выйти за тебя замуж, и я согласилась. Вот и все…

— Так, значит, ты вышла за меня из-за Кэт? — Губы Льюиса злобно искривились. — Какой-то прохвост сделал тебе ребенка и бросил, и ты не нашла ничего лучшего, как подцепить первого, кто подвернется под руку. — По лицу его пробежала странная, удивленная улыбка. — Господи, каким же я был болваном!

Как я мог этого не понимать? Ведь все было ясно с самого начала!

— Почему ты решил, что меня бросили? — Элен растерянно посмотрела на него. — Я сказала только, что осталась одна…

— Не надо лгать, — с неожиданной силой проговорил он. — Ради бога, не надо лгать.

Он замолчал, борясь с собой, и Элен с досадой поняла, что он так и не выскажет ей то, что собирался. Впрочем, она заранее знала все, что он мог сказать. Наверняка какое-нибудь очередное нелепое обвинение. Сколько их уже было!

Она нетерпеливо посмотрела на него. Она видела, что ему очень хочется выложить ей это новое обвинение, но он все-таки сдержался и сказал то, что всегда говорил в таких случаях:

— Но ты ведь любила меня, признайся? Я не верю, что ты вышла за меня замуж без любви.

Она на минуту опустила глаза и снова взглянула на него, решительно и серьезно.

— Нет, Льюис, но я думала, что могу полюбить тебя потом.

Лицо его исказилось.

— Вот как, потом? — проговорил он ровным, холодным тоном и, помолчав, добавил медленно, словно в раздумье: — Шлюха. Подлая, грязная шлюха.

Затем он ударил ее, ударил так сильно, что она упала. Некоторое время она лежала неподвижно, стараясь не расплакаться. Льюис и раньше бил ее, но никогда еще не вкладывал в свои удары столько силы и ненависти. Едва он вошел в комнату, Элен сразу поняла, что он хочет ее ударить: Она знала, что она не может ему помешать — он был гораздо сильней, и ему ничего не стоило с ней справиться. Чувство беспомощности и обиды переполняло ее. Она вспомнила слова матери, сказанные много лет назад: «Он ударил меня один раз, Элен, всего один раз. Но этого было достаточно».

Она медленно поднялась на ноги. Льюис смотрел на нее, не произнося ни слова. Она постояла, приходя в себя, — ей не хотелось, чтобы он слышал, как дрожит ее голос, — и сказала:

— Если ты еще раз посмеешь меня ударить, я от тебя уйду.

Льюис судорожно провел рукой по волосам, огляделся и похлопал рукой по карманам.

— Черт, куда я подевал ключи от машины? А, вот они… — Он сгреб ключи со стола, поднял светлый полотняный пиджак, лежавший на стуле, перекинул его через плечо и двинулся к двери.

— Можешь подавать на развод, — проговорил он с каким-то злобным удовольствием. — Повод я тебе уже дал. — И вышел из комнаты.

Элен слышала, как взревел мотор «Порша». Затем машина отъехала, и шум постепенно стих. Она сидела не двигаясь, медленно приходя в себя.

Она не плакала, она понимала, что это бессмысленно. Так же бессмысленно, как искать в случившемся чью-то вину. Виноваты были оба, и у обоих были причины вести себя так, а не иначе.

Теперь, когда все было кончено, она могла честно признаться себе: брак, который она создала собственными руками и который так долго и старательно поддерживала, был для них самой настоящей тюрьмой. Она вспомнила выражение, которое заметила на лице у Льюиса, когда он выбегал из комнаты, — выражение заключенного, досрочно выпущенного на свободу; вспомнила другие горькие и мучительные подробности их семейной жизни и поняла, что дальше продолжать не стоит.

Примерно через час она встала и прошлась по комнате. Было уже около полуночи, в доме все спали. Она машинально подобрала с пола упавшую книгу, поставила на место стулья, поправила диванную подушку, потом так же машинально, не отдавая себе отчета в том, что делает, стала гасить свет.

Когда она погасила последнюю лампу, на столе неожиданно зазвонил телефон. Она вздрогнула. Звон гулко разносился по притихшему дому. Она постояла и неуверенно двинулась вперед. Телефон прозвонил раз, второй, третий, а потом замолк.

Вернувшись на следующий день домой — в конце концов он всегда возвращался, — Льюис, опять же как всегда, попросил у нее прощения. Однако на этот раз в голосе его не было слышно раскаяния, да и Элен отвечала ему суше обычного. Ссора ожесточила обоих, и оба это понимали.

— Я прошу прощения только за то, что ударил тебя. За слова я извиняться не буду. Я считаю, что сказал правду.

Элен не стала настаивать. Если это для него так важно — пусть.

— Ты звонил мне вчера вечером? — спросила она. Губы у Льюиса задрожали, как у обиженного ребенка. Он опустился на стул и закрыл лицо руками.

— Не помню, — пробормотал он, — я не помню, что было вчера вечером.

Примечания