Неподвластна времени

Джун Боултон

Неподвластна времени

1

— А я говорю, животных в доме не будет! — Паула вскочила со скамейки во внутреннем дворике, на которую присела рядом с мужем минуту назад, и, виляя бедрами, зашагала к входу. — Забудь об этой бредовой идее! — бросила она, уже открывая дверь. — И хватит прохлаждаться! Через час приедут люди!

Дверь с шумом захлопнулась. Филип неуютно поежился. Жить с Паулой он больше не мог. Ни понимания, ни симпатии, ни страсти, когда-то коварно вскружившей обоим головы. Словом, между ними не оставалось ровным счетом ничего.

За пять лет супружеской жизни из нежного создания, смешливого и трогательно-доверчивого, Паула превратилась в вечно чем-нибудь недовольную мегеру. Филипа она все чаще подозревала в неверности, хотя пофлиртовать с другими мужчинами была не прочь. Следить за собой она давно ленилась, вступала с мужем в спор по каждому пустяку, по дому ходила все больше мрачная, сердясь и хмурясь. Сама мысль о домашних животных вызывала в ней теперь отвращение, а до замужества как будто умиляла.

Может, она притворялась тогда? Или же настолько сильно изменилась? Но почему? Он ли был тому причиной или что-то иное? Филип все время ломал над этим голову.

Детей у них не было. Паула твердила, что еще не нагулялась, что повесить себе на шею хомут всегда успеет. Годы безвозвратно уходили, и Филип все чаще ощущал себя страшно одиноким.

О детях он мечтал давно. В воображении то и дело вел по улице за ручку розовощекую девочку или любознательного мальчугана. Мысленно разговаривал с ними, рассказывал им о том, как устроена жизнь. В нем копилась нерастраченная любовь, одаривать которой Паулу не было ни сил, ни охоты. От этого росла внутренняя неудовлетворенность и осознание того, что давно пора что-то менять.

Завести кота он предложил жене вчера вечером. Та ответила гневным взглядом и без слов удалилась из гостиной. Сейчас же, вернувшись с работы в дурном настроении, на слова Филипа, что он возьмет-таки кота, вспылила.

А ведь сегодня у них был праздник — пять лет со дня свадьбы. Следовало бы купить жене подарок или хотя бы букет красных роз, но у него не было ни малейшего желания ехать в ювелирный или к цветочнику. Кривить душой не хотелось, портить Пауле день, впрочем, тоже.

Естественно, она надеялась, что он хотя бы заведет речь о том дне, когда они стали мужем и женой, а не начнет донимать глупыми угрозами. Вероятно, ему действительно надлежало пересилить себя, сделать вид, что воспоминания о свадьбе его радуют. Но он не смог.

Развод, неожиданно пришло ему в голову. Нам надо развестись — это единственный выход. А то мы возненавидим друг друга до такой степени, что натворим глупостей. Да! Надо сейчас же с Паулой поговорить. Хотя… Нет, не сегодня.

Он поднялся со скамейки и в сильном волнении прошелся взад-вперед вдоль бассейна. Почему мысль о расставании с женой не посетила его раньше? Что мешало ему навек распроститься с неудавшейся семейной жизнью год назад, три года? Наверное, впитанное с молоком матери понятие о том, что браки совершаются на небесах и только раз, пример родителей, которые по сей день жили душа в душу.

У него не получилось стать их достойным продолжателем. Он страдал, но изменить отношения с Паулой не находил возможным. Скорее всего дело было не только в ней. Филип долго старался ее понять, угадать, чего она от него ждет, но так и не смог, потому махнул на тщетные попытки рукой.

Завтра же, вот уже несколько минут стучало у него в висках. Завтра со всем разом покончу. Как бы она ни отреагировала, что бы ни затеяла. Так будет лучше для нас обоих. Дальше тянуть некуда…

— Филип! — раздался из дома гневный вопль Паулы. — Гости приедут через сорок минут! Ты поможешь мне хоть немного или будешь торчать во дворе до последнего?

Он тяжело вздохнул. Естественно, это Пауле взбрело в голову устроить в день их свадьбы вечеринку. Кто конкретно явится, Филип не имел понятия. При мысли, что придется разыгрывать любящего мужа перед толпой друзей — а может, и людей посторонних, ведь Паула запросто могла пригласить и едва знакомых, — внутри у него все переворачивалось.

Сжав кулаки и засунув их в карманы брюк, он еще раз вздохнул и вошел в дом. Паула сервировала стол. Из кухни тянуло аппетитнейшими запахами. Что-что, а наготовить вкусностей, особенно когда выдавалась возможность похвастать своими кулинарными способностями перед друзьями или родственниками, Паула умела.

— Расставь стулья вокруг стола и подумай, какие будем слушать диски! — деловито велела она. Ее командный тон Филипа неизменно бесил. — А я наконец приведу себя в порядок. Времени почти не остается.

— Кто именно к нам пожалует, может, соизволишь рассказать? — Филип остановился на пороге, загораживая собой дверной проем.

Паула уперла руки в бока и метнула в него раздраженный взгляд. Какие жуткие складки у нее между бровей! Это от того, что она вечно хмурится, невольно отметил Филип. Если бы не они, то, может…

— Неужели тебе не все равно? — спросила жена, вызывающе вскидывая голову. — Не ты ли всю жизнь твердишь, что плевать хотел на мои вечеринки и на всех, кого я собираю под крышей этого дома?

Разумеется, не всю жизнь. Паула явно сгущала краски. Всего лишь последние года три-четыре… Или, может, так и впрямь было с самого начала? С первого месяца или даже дня? Филип попытался вспомнить, ощущал ли себя счастливцем хотя бы на заре семейной жизни, но не смог.

— Представь себе, сегодня мне не все равно, — стараясь сохранять спокойствие, процедил он сквозь зубы. — Я хочу знать, что за публика соберется, чтобы настроиться на соответствующий лад.

Паула презрительно усмехнулась.

— С каких это пор ты стал задумываться о том, какое и на кого производишь впечатление?

Все шло наперекосяк. Чем дальше, тем хуже. Скандалы вспыхивали теперь совсем без повода, буквально на пустом месте. Филип в самом деле никогда не придавал особого значения тому, что о нем подумают и скажут, но подчеркнуто равнодушным к столь обожаемым Паулой вечеринкам стал в знак протеста. Перед чужими людьми жена превращалась в другого человека: расцветала притворными улыбками и даже с ним, с Филипом, начинала обращаться совершенно иначе.

— С каких пор? — переспросил Филип. Дурацкий разговор не стоил выеденного яйца, но усиливающееся раздражение заставляло его продолжать. — Допустим, с сегодняшнего вечера. А тебе что, так трудно ответить? Ты живешь в этом доме не одна, по крайней мере пока…

Увидев, как расширились глаза Паулы, Филип осекся. Он еще ни разу не грозил ей расставанием, да ни о чем подобном всерьез и не задумывался. Все надеялся на перемены к лучшему, пытался что-нибудь исправить. Только сама Паула нет-нет да и заявляла, что, мол, нам давно пора разбежаться в разные стороны, но чувствовалось, что и она к решительному шагу еще не готова.

Паула чуть настороженно усмехнулась.

— Пока? Ты что, собрался удрать?

Филип чуть было не ответил: не удрать, а уйти, но вовремя напомнил себе, что еще не время.

— Послушай, ты ответишь на мой вопрос или нет? — спросил он грозно и требовательно.

Паула боялась этого тона. Во всяком случае, с нее мгновенно слетала вся воинственность.

— Если для тебя это настолько важно, конечно, отвечу. — Она на миг о чем-то задумалась, должно быть о нечаянно оброненных мужем словах, подошла к дивану и тяжело на него опустилась.

В это мгновение Филипу показалось, что к нему вернулась частичка чувства, ошибочно связавшего когда-то их судьбы. Может, потому, что складки между бровей Паулы разгладились и недовольное выражение лица сменилось подкупающе печальным. Секунда — и все прошло. Он снова увидел перед собой мегеру, с которой ему не терпелось расстаться.

— Приедут Хиллиарды, Роджер с Кристин… — стала перечислять Паула.

Теперь она опять была сама собой, задиристой злюкой. Или, может, просто несчастной женщиной, сошедшейся не с тем мужчиной, не тогда, когда следовало. Они оба были несчастны. В эту минуту Филип особенно остро это почувствовал и сильнее занервничал.

— Уоррены, Андре Дюкруа и Джул Пэттон, — продолжала она слегка дребезжащим от злости голосом.

— Опять ты позвала этого французика! — воскликнул Филип. — Терпеть его не могу, сотню раз тебе говорил!

Паула поднялась с дивана и решительно шагнула вперед, глядя мужу в глаза дерзко, бесстрашно и с легкой издевкой.

— Андре потрясающе танцует и знает море анекдотов, — произнесла она. — И потом, он настоящий красавец, без него вечеринки бесцветные и скучные.

Филип не выдержал.

— К тому же этот красавец не прочь пококетничать с чужими женами, — язвительно заметил он, вспоминая, как в прошлом апреле застал с ним жену в уединенном уголке сада.

Паула опять подбоченилась и приблизилась к Филипу еще на шаг.

— Да, не прочь! — подтвердила она. — А что в этом такого? Особенно если речь идет о женах, на которых мужья давно перестали обращать внимание!

Филип всмотрелся в ее светло-серые глаза. Когда-то они казались ему головокружительно чистыми и загадочными. Теперь все загадки были разгаданы, а чистота улетучилась, вытесненная вечным гневом и раздражением.

— А Джул? Кто она такая? Очередная любовница Дюкруа? — спросил Филип, не ответив на вопрос.

— Да, — ответила Паула с таким видом, словно считала, будто менять любовниц как перчатки — это в порядке вещей. — Женщины Андре обожают, и понятно почему.

Филип пропустил ее слова мимо ушей.

— Это все? Или будет кто-то еще? Паула внезапно всплеснула руки.

— Ой! У меня в духовке цыплята!

Она оттолкнула мужа в сторону и помчалась через просторную прихожую в кухню. Филип в приступе глупого желания вызнать-таки, сколько конкретно к ним явится человек и кто они, последовал за женой.

Паула открыла духовку и выдвинула противень с румяными цыплятами, посыпанными зеленью и золотистыми луковыми кольцами.

— Слава богу, не подгорели…

По кухне распространился чудесный запах, от которого на душе Филипа стало вдруг радостнее. Он опустился на стул и вполне миролюбиво поинтересовался:

— Так кто же еще приедет?

Паула взглянула на настенные часы и ахнула.

— Времени почти не остается! Скорее расставляй стулья!

— Успею, — невозмутимо ответил муж. — Сначала ответь.

— Еще будут Кэмпбеллы и, может, Луиза Баттеруорт, — протараторила Паула, устремляясь к лестнице. — А с ней, наверное, подруга. Джордан… забыла. А-а, Джордан Майлз.

— Майлз? — Сочетание имени и фамилии показалось Филипу настолько знакомыми, что он озадаченно остановился на пороге кухни. Остановилась и Паула — посреди ведущей наверх лестницы.

— Джордан Майлз… — протянул Филип, и на него живительной волной нахлынули воспоминания, светлее которых в памяти просто не было.

— Кто она? — растерянно спросила Паула. — Вы что, знакомы? Лично я не видела эту Майлз ни разу в жизни.

Филип махнул рукой.

— Я скорее всего тоже.

— Странно, — сказала Паула, и складки между ее бровей углубились. — А мне показалось, ты знаешь женщину по имени Джордан Майлз довольно близко. Во всяком случае, знал…

Они непростительно часто ссорились, но изучили друг друга за пять лет прекрасно. Могли угадать мысли по малейшему изменению взгляда, по жестам, возникшей вдруг задумчивости.

Филип сам не знал, та ли это Джордан Майлз, но слишком растрогался, вернувшись в воображении в давно минувшую пору юности, поэтому не пожелал делиться мыслями с Паулой. Она почувствовала это и сильнее напряглась.

— Впрочем, не хочешь — не рассказывай. Мне до этой Джордан Майлз нет никакого дела. Тем более до того, что там у вас с ней было.

Она круто повернулась и, усиленно покачивая бедрами — по ним можно было всегда определить, насколько велико ее волнение, — пошла дальше вверх по ступеням.

— Что за бред, Паула! — крикнул ей вслед Филип. — Тебе бы только к чему-нибудь прицепиться, чтобы разжечь скандал!

— А тебе бы только сбегать налево! — гневно ответила Паула уже сверху, скрывшись из виду.

Филип громко рассмеялся.

— Бред! Ты хоть понимаешь, что ведешь себя смешно? Девочку по имени Джордан Майлз, наверняка совсем другую, я знал еще ребенком! Неужели и за это я обязан теперь перед тобой извиняться?

Ответа не последовало. Секунду спустя хлопнула дверь в спальню.

Это случилось, когда Филип в самом деле был ребенком. Точнее, подростком, пятнадцатилетним юношей. Родители отправили его с помощью фонда «Фреш айр» на отдых в Новую Англию, подальше от города с его шумом и загазованностью. Весь июль в то далекое солнечное лето Филип жил у Майлзов. В огромном доме на берегу прозрачно-синего озера.

Джордан была его ровесницей. И первой чистой любовью. Целый месяц они гоняли на велосипедах по неровным гравиевым дорогам, купались, загорали, поверяли друг другу юношеские секреты. И целовались — едва ли не каждую минуту, разумеется, когда их никто не видел.

Джордан… Спутавшиеся мокрые волосы на покрытых каплями голых плечах, упругая девичья грудь, так заманчиво проглядывающая сквозь влажный купальник, запах свежести, трав, бескрайней наивной молодости…

Филип очнулся от сладкого полузабытья и нехотя занялся стульями. Вдруг это правда она? — подумал он, чувствуя себя мальчишкой, впервые прикасающимся губами к пухлому девичьему рту. По его спине побежали мурашки, перед глазами заплавали желтые пятна — блики вермонтского солнца, пробивающиеся сквозь пелену времени.

Нет, вряд ли, попытался он отмахнуться от безумной идеи. Джордан — имя не такое уж редкое. И фамилия Майлз тоже. Скорее всего это какая-то другая женщина — может, в годах или, наоборот, совсем еще молоденькая.

Хотя Паула сказала, что Джордан Майлз подруга Луизы Баттеруорт. Той тридцать с небольшим, значит, и Джордан примерно столько же. С другой стороны, она вполне может оказаться намного моложе или старше… Впрочем, какая разница?

Какая-какая? Большая! — возразил он самому себе. Если Джордан Майлз тридцать три года, как и мне, она наверняка та самая Джордан. Из Вермонта, из давно минувшей юности… Моя первая любовь, мечта… Боже, какие глупости!

Что за дурацкие сантименты? Даже если она та самая, выглядит теперь совсем по-другому, изменилась во всех отношениях. Может, до неузнаваемости. И потом сегодня, как ни крути, день нашей с Паулой свадьбы. Да, отношения у нас ужасные, но мечтать в такой праздник о другой — верх неприличия, наглости даже. Сегодня я еще муж Паулы и, нравится мне это или нет, должен вести себя соответственно.

Филип постарался переключиться мыслями на что-нибудь постороннее. К примеру, не поспешил ли он заключить сегодня договор с «Дельта трейд». Но пункты контракта, которые особенно его тревожили, никак не желали всплывать в памяти. Да и голова отказывалась толком работать.

Ладно, черт с ней, с работой! — решил наконец Филип. Еще раз поразмыслю обо всем завтра. Сколько там времени? Без десяти семь. Сейчас начнут съезжаться. Плюнуть бы на это дурацкое сборище и куда-нибудь податься! Хотя бы даже с Бобом в наш любимый бар. Сколько же мы не виделись? Месяц или даже больше. Проклятые дела и проблемы сжирают все время…

Филип знал, что вспоминает о друге и строит неосуществимые планы с единственной целью: чтобы не думать о ней. Она… Черт, ему все сильнее и сильнее казалось, что старая любовь вдруг воскресла в нем, распустилась, как яблоня в весеннем саду, и заблагоухала, ничего и никого не боясь. Он мысленно твердил себе, что вздор все это, попытка спастись от тягот несчастной семейной жизни. Ни больше, ни меньше… А как, черт возьми, приятно, как здорово! Такое чувство, будто открылась дверь в другую жизнь — более удачную, счастливую, безоблачную…

Андре Дюкруа появился первым, чуть раньше назначенного часа. Паула, подкрашенная, причесанная, в платье с глубоким вырезом и с радушной улыбкой на лице — для гостей у нее всегда был прибережен запас чудесного настроения — воскликнула «как я рада!» и бросилась обниматься. С его подругой, которая пришла в дом впервые, Паула обменялась рукопожатием и парой соответствующих случаю любезностей. Филип наблюдал за сценой с неприятием и нехотя приблизился к гостям.

— Филип! — Дюкруа расставил руки для объятия и расплылся в такой улыбке, какой встречают после долгой разлуки закадычных друзей.

Филип едва удержался, чтобы не ухмыльнуться, и подчеркнуто церемонно протянул ладонь.

— Здравствуй, Андре.

Пожав французу руку, он взглянул на худенькую длинноволосую девицу с нагловатым взглядом. Новую любовницу Дюкруа. Как прочие его подруги, броско красивую и определенно недалекого ума.

— Джул Пэттон, — представилась длинноволосая, манерно поднимая тонкую загорелую руку.

— Филип Хедуэй. — Он сразу понял, что перед ним за штучка. Такие считают, что мир крутится вокруг них одних, убеждены в своей неотразимости и зациклены на ней. Филип терпеть этого не мог в женщинах. В мужчинах, разумеется, и подавно, а Дюкруа был как раз таким. Они с Джул прекрасно друг другу подходили. — Будем знакомы. — Филип пожал Джул руку, бесстрастно глядя в ее большие темно-зеленые глаза.

— Прошу! — Паула кивнула в сторону гостиной. — Как здорово, что вы пришли.

Второй звонок раздался в то мгновение, когда Джул и Дюкруа входили в комнату. Приехали Уоррены. Вот им-то Филип был искренне рад.

Умные, целеустремленные, простые в общении Энтони и Сильвия Уоррен вместе работали в издательстве массовой научно-фантастической литературы, втором по величине во всем Нью-Йорке. Энтони — художественным редактором, Сильвия — корректором. С ними всегда было о чем поговорить, они интересовались всем и вся, при этом обожали поострить и посмеяться.

— Привет, ребята! Очень рад! — Филип обнял сначала полноватую Сильвию, потом исполина Энтони.

Из столовой навстречу гостям выпорхнула Паула. За искусственность ее тона и улыбки Филипу перед проницательными Уорренами в который раз сделалось стыдно.

— Какие вы молодцы, что приехали! Мы ведь уже сто лет не виделись! — Она принялась целоваться и обниматься сначала с приятельницей, потом с ее мужем.

Филип смотрел на жену и думал о том, что было бы неплохо разделить гостиную на две части. В одной расположилась бы Паула и те, с кем любит общаться она, во второй — он с Уорренами, Хиллиардами, Кристин, Роджером и, пожалуй… с Джордан.

Размышлять о ней было приятно и страшно, как о надвигающемся стихийном бедствии — фантастически красивом и смертельно опасном. Филип все повторял про себя: лучше бы она вообще не пришла, но при каждом звонке в дверь его сердце замирало.

В четверть восьмого сели за стол, на котором уже красовались фирменные блюда Паулы. Собрались все, за исключением Луизы Баттеруорт, — она была дочерью одной почтенной дамы, с. которой долгие годы дружила мать Паулы, — и таинственной Джордан Майлз.

Разлили вино, красноречивый Артур Кэмпбелл поднялся с намерением произнести тост. У Филипа все сжалось внутри: ему предстояло прикинуться влюбленным мужем и даже поцеловать Паулу якобы в знак любви и преданности. По счастью, чаша сия его миновала, во всяком случае в эту минуту, ибо в дверь вновь позвонили.

— Я открою.

Наверное, он слишком поспешно поставил на стол бокал и выскочил из-за стола. Лицо Паулы, которая повернула голову и устремила на него исполненный подозрения и удивления взгляд, заметно побледнело, Артур так и не успел произнести ни слова.

Филип шел к двери, сходя с ума от волнения. Узнает ли она его? Что скажет? Вспомнит ли об их глупой детской любви? Черт, какая разница? Все в прошлом, сегодня пятилетие их с Паулой свадьбы…

— Филип! — Луиза как обычно сияла здоровьем и бодростью. — Поздравляю! — Она обняла его прямо на пороге и протянула обернутую подарочной бумагой коробку. — А невеста где?

— Я здесь! — крикнула из столовой Паула. — Скорее присоединяйтесь к нам!

Только сейчас Филип набрался храбрости и взглянул на подругу Луизы, остановившуюся перед дверью и с любопытством осматривающуюся. Первое, что бросилось ему в глаза, был тот самый блеск глаз, как много лет назад.

Она! — пронзила сознание счастливая мысль. Сомнений быть не может.

Джордан взглянула на него с улыбкой, протянула одну из гербер, которые держала в руках, и переступила порог.

— Поздравляю.

— Спасибо, — пробормотал Филип, с горечью понимая, что Джордан не узнает его.

— Джордан Майлз, — произнесла она.

— Филип.

— Очень приятно.

Она прошла вслед за подругой в столовую, где стала здороваться и знакомиться с хозяйкой и остальными гостями. А Филип на несколько мгновений задержался в прихожей. С ним происходило нечто невообразимое. Воспоминания о поездке в Вермонт предстали в воображении настолько живо, что он почувствовал: если любой ценой не ощутит еще хоть раз тепло ее губ, то тронется умом.

В легком ошеломлении он прогнал прочь странные мысли и вернулся в комнату. Джордан и Луиза расположились прямо напротив, что смутило и одновременно обрадовало его. Паула, явно что-то заподозрив, стала внимательно вглядываться в Джордан и следить за выражением его лица. Остальные ничего не заметили, за исключением, быть может, Сильвии. Она смотрела теперь на Паулу и Филипа пристальнее, впрочем не привлекая к себе особого внимания.

— За чудесную пару! — провозгласил, опять поднявшись, Артур. — Вы у нас красавцы, ребята, умницы! Попадаешь к вам в дом — душа радуется!

Чушь, подумал Филип, с неохотой вставая. Чего-чего, а радости-то в нашем доме явно не хватает.

— Живите долго и дружно, всем на зависть, — продолжал Артур с подъемом. Человек он был добрый и неглупый, но, разнежившись в благополучии, искусно свитом мудрой ласковой женой, видеть чужые несчастья напрочь разучился. — Пять лет вместе! Как много и как мало!

Филип смотрел на бокал с вином, но краем глаза наблюдал за Джордан. Она улыбалась, слушая Артура. А потом вдруг перевела взгляд на него, Филипа, изменилась в лице, о чем-то задумалась и радостно воскликнула:

— Филип? Вы сказали, вас зовут Филип?

Взгляды всех обратились на нее. Она прижала руку к груди, извинительно улыбнулась Артуру.

— Простите, ради бога! Я вас перебила. А тост был такой замечательный. Давайте сначала выпьем.

Филип мысленно поблагодарил ее. Теперь, когда слова Артура, вытесненные интригующим восклицанием, вылетели из головы у всех, изображать себя счастливым мужем отпала необходимость. Залпом осушив бокал, Филип опустил его на стол и сел.

— Мы случайно не знакомы? — спросила Джордан, глядя на него своими блестящими живыми глазами. Такие бывают у натур впечатлительных и страстных, у тех, кто до самой старости остается молодым и не утрачивает способности удивляться.

— Знакомы? — медленно повторил Филип, чувствуя себя круглым дураком.

— Ваша фамилия не Хедуэй? — поинтересовалась Джордан, и ее глаза сильнее заискрились.

А Паула схватила первое, что попало под руку — герберу, подаренную Джордан, — и принялась крутить между пальцев.

— Хедуэй, — подтвердил Филип, не зная, как себя вести.

Джордан засмеялась искренне и счастливо, и комнату наполнил ее серебристый смех.

— Значит, мы действительно знакомы. В первое мгновение я вас, то есть тебя… Мы были на «ты», сейчас вспомнишь… В общем, я тебя не узнала.

— Я так сильно изменился? — спросил, прищуриваясь Филип.

Паула метнула в него быстрый взгляд, но тут же отвернулась и отложила герберу.

— Ты вспомнил… Да нет, не то чтобы сильно, пробормотала Джордан, рассматривая его и продолжая улыбаться. — Хотя конечно, изменился. Ведь столько лет прошло… — Она поежилась, как будто от набежавших воспоминаний почувствовала озноб или слишком уж сильно разволновалась.

Филипом овладело сильное желание схватить Джордан за руку, увезти отсюда в какое-нибудь уединенное местечко и долго-долго рассказывать ей, что ни к одной другой женщине на свете он не испытывал столь чистого чувства, как к ней.

— Эй… — протянула, нарушая молчание Кристин. — Рассказывайте же, раз уж начали, когда вы познакомились и при каких обстоятельствах. Готова поспорить, все сгорают от любопытства.

— В самом деле. — Луиза не сводила с подруги изумленного взгляда.

— Да-да, — подтвердила с наигранной веселостью Паула. — Безумно интересно узнать о похождениях собственного мужа, тем более в день свадьбы. — И она деланно засмеялась.

Да бросьте вы, это и не называется похождениями, — возразила Джордан, качая головой. — Во-первых, мы были слишком юными, неопытными… — Ее губы опять расплылись в потрясающей улыбке, а взгляд остановился на Филипе. Она словно спрашивала у него разрешения поделиться с ними их тайной.

На несколько мгновений Филип будто выпал из реальности. Чувство неловкости, размышления о том, как быть, вдруг исчезли, растворившись в ее загадочном блестящем взгляде, в подкупающе непринужденной улыбке. Изменилась ли Джордан за прошедшие почти двадцать лет? Филип не мог ответить. Перед ним сидел не подросток, а женщина в расцвете лет, но от нее так и веяло тем летом — теплом вермонтского солнца, ни с чем не сравнимыми ароматами природы.

У Джордан были широковатые скулы и нос с небольшой горбинкой. Но и они с ее необыкновенными глазами и готовностью в любую минуту просиять улыбкой, казались не изъяном, а достоинством. Густые русые волосы она стригла теперь по плечи, ресницы подкрашивала, веки чуть оттеняла коричневым. Однако Филип смотрел на нее и ясно видел в ней, взрослой и независимой, ту юную выросшую у озера девочку. Она по сей день жила в Джордан, он был готов в этом поклясться.

— А во-вторых? — игриво и в то же время требовательно спросила Паула, разрушая прелесть момента.

— Что? — Джордан непонимающе на нее взглянула.

— Рассказывайте дальше, — как будто в шутку велела Паула. — Во-первых, вы были юными и неопытными. А во-вторых?

— А, да… — Молодая женщина снова посмотрела на Филипа.

Он немного сощурил глаза, как бы говоря, что будет даже рад поведать их историю любопытным. Джордан поняла его и едва заметно кивнула.

Поняла! Тому, что время не лишило ее способности читать его мысли, он безмерно обрадовался. Паула перехватила взгляд мужа и, тоже обо всем догадавшись, плотнее сжала и без того тонкие губы.

Джордан вздохнула.

— А во-вторых, в наших отношениях не было и намека на пошлость. — Она посмотрела на Филипа, и он увидел на ее лице отражение тех чувств, которые с воспоминаниями вернулись и в ее душу. — Правда, ведь?

2

— Ладно, успокоили, — делая вид, что слова Джордан ее всего лишь забавляют, сказала Паула. — Мой муж был примерным непорочным мальчиком! — Она рассмеялась, запрокинув голову.

— Так-то! — вставил Том Хиллиард. — Я всегда говорил: ты его недооцениваешь!

— Расскажите же, что у вас были за отношения, — шутливо-капризным тоном потребовала Паула. — И где вы вообще познакомились? — Она нахмурилась — совсем не так, как обычно в отсутствие гостей, — шаловливо и с кокетством и легонько ударила мужа ладонью по плечу. — Филипа расспрашивать бесполезно.

— Правда, расскажите, — подключилась к разговору Барбара Хиллиард. — Раз уж сама жена просит и в вашей с Филипом истории не было ничего такого, что стоило бы скрывать…

Филип все это время молчал — сидел, скрестив на груди руки, и смотрел то на Джордан, то на Хиллиардов, то, реже, на жену. Ему вдруг представилось, что его напоенные солнцем и беспечной радостью воспоминания вот-вот облекут в слова, сделают достоянием толпы, даже французика и его бестолковой подруги, и захотелось сейчас же прекратить эту идиотскую болтовню, велеть Джордан молчать. Но он опоздал.

— Хорошо, расскажу, — в эту самую минуту произнесла она. — Если уж вы так настаиваете…

Филип посмотрел на нее и увидел в выражении ее глаз столько одухотворенности, что его страх моментально исчез. Как он мог усомниться в способностях восхитительной Джордан Майлз? Она обладала пропастью талантов и не могла, просто не могла привнести в их историю пошлости. Ни неверно подобранным словом, ни интонацией, ни взглядом. Филип осторожно, чтобы никто не заметил, вздохнул с облегчением.

— Филип отдыхал у нас в Вермонте, — начала Джордан, обведя всех, кто сидел за столом, дружески лучистым взглядом. — К нам каждое лето приезжали ребята из Нью-Йорка, Филадельфии, Вашингтона. Организация «Фреш айр», если кто-нибудь не знает, отправляет детей из мегаполисов на отдых в загородную местность.

— Вы из деревни? — с ехидцей, но невинно хлопая глазами, поинтересовалась Паула.

Джордан продолжительно на нее посмотрела и просто ответила:

— Можно сказать, да. У моих родителей ферма в Вермонте. В удивительно красивом месте.

— А-а, — протянула Паула. — Все понятно. В этом-то месте, на лоне девственной природы… — Она подмигнула Джордан якобы приятельски, но Филип ясно увидел блеснувшую в ее глазах ненависть.

Джордан тоже все поняла, но не растерялась и не пошла на попятный. Глубоко вздохнула, чуть склонила голову набок и произнесла тише, но увереннее:

— Только, прошу вас, давайте без грязных намеков. Если вам неприятно, я замолчу, но ведь вы сами попросили.

Паула вскинула руки.

— Нет-нет, продолжайте! Мне ужасно интересно, честное слово. Может, после вашего рассказа я даже лучше пойму своего мужа. Продолжайте, — повторила она, немного понизив голос.

Джордан пожала плечами.

— Что ж, хорошо.

Ее плечи… Филип почувствовал легкое головокружение. Когда-то именно в этих плечах таились для него все загадки женской прелести, они одни занимали его мысли, снились ему по ночам. Тогда эти плечи были хрупче и худее, но их форма, изгибы были точно такими, как раньше.

Джордан мечтательно улыбнулась, взглянула на Луизу, Артура, Уорренов, особенно выразительно посмотрела на Филипа — он все это время сидел в одной позе и молчал — и вновь заговорила:

— Филип сразу понравился нам всем: маме, папе, мне, даже моему брату Бэзилу. Не то что Фрэнсис, предыдущий мальчик. Тот важничал, кичился своими великими познаниями городской жизни, с Бэзилом умудрился даже подраться. Филип же воспитанностью и сдержанностью нас всех покорил. — Она опять посмотрела на Филипа, и ее губы, полные и свежие, как тогда, расплылись в улыбке. — Мы подружились. И весь тот месяц были постоянно вместе.

Их взгляды встретились, и под воздействием волшебных сил и он, и она перенеслись вдруг на восемнадцать лет назад. Филип очутился в той минуте, когда переступил порог светлого вермонтского дома впервые.

Джордан встретила его у двери такой же улыбкой. На ней было бледно-желтое коротенькое платье и плетеные шлепанцы. Необыкновенный блеск ее глаз мгновенно захватил Филипа в сладкий плен. Он немного стеснялся, когда называл ей свое имя. У нее горели щеки — наверное, тоже от смущения.

— И чем же вы занимались? — спросила Паула, и оттого, как неуместно и желчно прозвучал ее голос, Филип слегка поморщился. — Там у вас скорее всего не было ни кино, ни дискотек…

Джордан кивнула.

— Правильно. В кино нас возил на машине папа по субботам. А дискотеки… Танцевать нас вроде бы даже не тянуло… — Она пожала плечами и вопросительно посмотрела на Филипа. Тот ничего не ответил, пребывая в состоянии легкого транса. — Мы целыми днями гоняли на велосипедах, плавали в озере, загорали, о чем-нибудь друг другу рассказывали, — спокойно продолжила Джордан.

Филип слышал ее и не слышал. Ему ясно виделось, как они вдвоем сидят на заднем ряду в темном кинозале. Бэзил остался на улице играть в пинбол, мистер Майлз пошел с приятелями в бар… Показывают «Звездные войны», но он ничего не видит, не узнает никого из давно знакомых героев. В его ладони теплая рука Джордан, на щеке ее горячее дыхание. Их лица разделяет лишь несколько дюймов. С каждым мгновением расстояние становится все меньше и меньше… и вдруг исчезает совсем. Еще один жаркий поцелуй — как же долго пришлось его ждать! Наслаждение длится целую вечность, перемешивая явь с мечтой. Перед глазами темно, сердце бьется как бешеное, дышать уже почти нечем…

— Очень-очень интересно, — заметила Паула, снова нещадно разбивая иллюзорный мир Филипа. — Какими же байками потчевал вас Филип? О городских девочках, которых уже тогда с успехом охмурял?

Джордан посмотрела на нее недоуменно, будто услышала непростительную глупость. Впрочем, без тени неодобрения или осуждения.

— Нет. Я все расспрашивала у него о Нью-Йорке, потому что тогда еще ни разу не выезжала за пределы Вермонта. — Ее глаза воодушевленно блеснули. — Он очень интересно рассказывал. О громадных магазинах, кинотеатрах, клубах, концертах, на которых ему посчастливилось побывать. Помню, я, когда слушала его, так ясно все себе представляла, что сгорала от нетерпения увидеть Нью-Йорк собственными глазами… Он представлялся мне более привлекательным, чем есть на самом деле. Так уж устроено человеческое воображение, особенно у чудаков-мечтателей вроде меня.

Она засмеялась, и Филипу опять показалось, где-то у его уха зазвенели серебряные колокольчики.

— Когда же это чудо свершилось? — спросила Паула, прикидываясь просто заинтересованной.

— Чудо? — Джордан непонимающе мотнула головой.

— Когда вы увидели Нью-Йорк впервые? Во время нанесения ответного визита?

Разговаривали теперь только они. Две соперницы. Впрочем, Джордан не принимала Паулу за врага и ни на что не претендовала. Ее воспоминания о проведенном с Филипом месяце были чисты и непорочны. И она делилась ими с людьми, которых видела сегодня впервые, с радостью — в этом не усомнился бы никто. За исключением, пожалуй, Паулы. Она-то воспылала к подруге мужа неприязнью еще до знакомства, едва поняв, что Филип ее знает.

Ей хотелось вытянуть из Джордан побольше мелких подробностей, из которых можно было бы впоследствии сплести грязную историю — вечный упрек Филипу. Все понимали, к чему ведет откровенность Джордан, и, не вмешиваясь, с любопытством и опаской наблюдали за ходом дела.

— Когда я впервые увидела Нью-Йорк? — переспросила Джордан задумчиво. Она больше не улыбалась, а на Филипа старалась не смотреть. За уставленным яствами столом в окружении незнакомых людей ей становилось все более неуютно. — Я приехала сюда несколько лет спустя. Поступать в колледж.

— Поступили? — спросила Паула, буравя молодую женщину глазами.

Филип видел, что жена готова зацепиться за любую мелочь, чтобы устроить скандал, и уже настраивался в случае чего немедленно поставить ее на место.

— Да, поступила.

Джордан повела плечом. Она не чувствовала за собой никакой вины и не понимала, за что хозяйка дома на нее так взъелась. И хотя немного смутилась, точнее расстроилась, держала себя независимо и с достоинством.

Филип не мог ею не любоваться, даже когда не смотрел на нее. За восемнадцать лет в ее жизни, разумеется, произошло много изменений. Возможно, она вышла замуж, вырастила детей и о чем-либо ином даже не помышляла. Странно, но его это не пугало, не останавливало. Он не участвовал в разговоре, ничего не выражал ни взглядом, ни словом, но был уверен в том, что сегодняшний вечер станет для них обоих началом нового, взрослого романа. Смешно. Ведь он женат, а измен не признает.

Ни страх, ни растерянность, как ни удивительно, его больше не мучили. Боялся он единственного: как бы Паула не закатила скандал. Повод, по которому гости собрались сегодня в их доме, его теперь не волновал. И было такое ощущение, будто главный разговор с Паулой уже состоялся и их брак наконец-то позади.

— Получается, что не только в городе к поступлению в вуз готовят неплохо! — Паула прищелкнула языком.

Филип бросил на нее грозный взгляд: язвя и ехидничая, она уже перегибала палку. Джордан же не приняла ее слова за оскорбление. Во всяком случае, ответила ровно, глядя Пауле в глаза.

— По-моему, все зависит от личного желания и упорства. Если подготовишься к поступлению как следует, бояться нечего.

— Совершенно верно, — поддержала ее Луиза, осмелившись присоединиться к беседе. — Мы с Джордан учились в колледже вместе. По многим предметам оценки у нее были лучше, и несмотря на то что я всю жизнь живу в Нью-Йорке и окончила манхэттенский «Стайвесант».

— Вы вместе учились? — Паула округлила глаза. — Почему же мы познакомились с Джордан только сегодня?

Луиза шевельнула прямой черной бровью.

— Когда я была студенткой, с тобой мы почти не общались. А Джордан по окончании колледжа из Нью-Йорка уехала. Вернулась только полгода назад.

Паула о чем-то задумалась. Филип заметил, как дрогнули тонкие крылья ее носа. Значит, в ней закипал гнев.

— Итак, все ждут продолжения! — Она вскинула голову и впилась в молодую женщину торжествующе-ненавидящим взглядом. — Филип и Джордан, часть вторая!

Джордан чуть сдвинула брови и растерянно улыбнулась.

— Вы о чем?

Паула зло засмеялась. Она была уже в том состоянии, когда напрочь забываешь, что в присутствии посторонних надо казаться лучше, добрее, ласковее. Ее теперь ничто не могло остановить: ревность, многолетняя неудовлетворенность, раздражение, отчаяние — все выплеснулось вдруг из сердца на невинную жертву.

— О том, как, приехав в Нью-Йорк, вы разыскали друга юности и закрутили с ним совсем уже не детский роман! — выпалила она. Ее глаза метали молнии, губы искривились в дьявольской усмешке. — Об этом вы, вероятно, хотели умолчать. Решили, я не догадаюсь, да?

— Паула! — Филип, не произнесший за все это время ни слова, больше не мог терпеть.

Она с вызовом на него взглянула, но присмирела.

— Простите, что так вышло, — произнесла Джордан, окидывая всех сидящих за столом, за исключением Паулы и Филипа, долгим выразительным взглядом. — Честное слово, ничего плохого у меня и в мыслях не было. — Она пожала плечами и грустно улыбнулась. — Я вообще не хотела идти сюда… Чужой дом, незнакомые люди. Но Луиза настояла, поэтому я и… Впрочем, глупо сейчас искать виноватых. Я, пожалуй, пойду. Так, наверное, будет лучше.

Луиза отчаянно замотала головой. Но Джордан решительно встала и потрепала подругу по плечу.

— Так будет лучше, — ласково и в то же время твердо повторила она. — Созвонимся.

Паула скрестила на груди руки, поджала губы и вперила глаза в стол, всем своим видом говоря: катись отсюда, и побыстрее. Без тебя в самом деле будет лучше. Остальные молча и с восхищением наблюдали за Джордан. Та держалась просто и с достоинством, будто совсем не чувствовала себя оскорбленной или униженной.

— Всем приятного вечера.

Луиза приподнялась было со стула, но Джордан жестом ее остановила.

— Не провожай меня, я сама найду дорогу. — Она улыбнулась, подмигнула, вышла из-за стола и легкой уверенной походкой направилась к выходу.

— Джордан! — сам такого от себя не ожидая, но чувствуя, что по-другому просто не может, воскликнул Филип.

Она приостановилась на пороге гостиной, медленно повернула голову. Минуту царило напряженное молчание.

— Подожди!

Филип вскочил со стула, в несколько шагов нагнал Джордан, крепко взял ее за запястье и повел в прихожую.

— Ты сошел с ума! Ты хоть понимаешь, что делаешь? — Когда они вышли за дверь, Джордан резко отдернула руку и потребовала: — Вернись к гостям, к жене, не делай глупостей!

— Ты на машине? — будто не слыша ее взволнованных слов, спросил Филип.

— Да, но какое это имеет» значение?

Джордан все пыталась заглянуть ему в глаза.

Но он смотрел прямо перед собой и торопливо двигался вперед, к калитке, за которой у обочины выстроились в ряд несколько автомобилей.

— Увези меня отсюда, . — попросил Филип, когда они вышли на тротуар и остановились у синего «форда-фалкона». — Хотя бы ненадолго, всего на четверть часа.

— Нет, — твердо ответила Джордан. — Ты не в себе, не соображаешь, что творишь.

Филип подошел к ней почти вплотную и посмотрел в ее глаза серьезно и с мольбой.

— Прошу тебя. Ради той нашей светлой любви, — произнес он шепотом.

Щеки Джордан мгновенно залило румянцем. Она вдруг стала в точности такой, какой он увидел ее впервые, не хватало лишь длинных волос и желтого платьица. Ее взгляд наполнился знакомой нежностью, и, смутившись, она отвернулась.

— Ладно, поехали. За твою семейную жизнь я в конце концов не в ответе.

Филип не смотрел на окна дома, ему было плевать, видит ли его жена или кто-то из гостей. С повторным появлением в его жизни Джордан Майлз он словно стал другим человеком.

Тремя минутами позже они уже неслись в потоке машин по вечерним улицам Нью-Йорка. Джордан больше ни о чем не спрашивала и как будто даже забыла о Пауле и пренеприятном с ней разговоре. Ее тревожило что-то другое — что конкретно, Филип не мог угадать.

Как странно и непредсказуемо все складывалось! Джордан возникла у него на пути именно в этот день, когда он зашел в тупик, уже совсем было отчаялся. Джордан Майлз. Привет из прошлого, свет надежды, глоток свежего воздуха… И все, что так тяготило и мучило его, вдруг предстало перед ним во всей своей уродливой наготе.

Он и вообразить не мог, что его спасет именно она, самая лучезарная из женщин. Кто-то явно послал ее ему — невидимый добрый волшебник.

Джордан остановила машину. Филип осмотрелся. В своей задумчивости он совершенно не следил за дорогой, не видел, куда она его везет. Ему по большому счету было все равно.

Безлюдная зеленая улочка. Дома по обе стороны чистенькие, довольно новые.

— Тут живет одна моя приятельница, — пояснила Джордан, не поворачивая головы. — Я, пожалуй, к ней загляну. Она давно меня зовет, а я все никак не найду времени. Сегодняшний вечер все равно надо убить.

Филип кашлянул, стараясь привести в порядок внезапно спутавшиеся мысли. Следовало что-то предпринять: в чем-то признаться Джордан, о чем-нибудь попросить ее. Нельзя было терять ни мгновения.

— Уделишь мне еще несколько минут? — спросил он, повернувшись к ней лицом и прислоняясь спиной к дверце.

Джордан, по-прежнему глядя сквозь лобовое стекло на дорогу, пожала плечами.

— Если надо, конечно.

— Надо, — твердо сказал Филип. — Ты даже не представляешь, как я счастлив, что именно ты и именно сегодня появилась в нашем с Паулой доме.

Джордан медленно повернула голову и взглянула на него с изумлением.

— Я понятия не имела, что еду к тебе. Если бы Луиза назвала мне твое имя, я скорее всего… — Она запнулась, повела бровью. — А вообще-то в том, что оказалась у вас в доме, я не вижу ничего преступного. В конце концов, тогда, много лет назад, ничего такого между нами не было… И потом… — Она опять замолчала и торопливо отвернулась.

— Ты уверена? — спросил Филип, не отрывая от нее глаз.

— В чем?

— В том, что не было ничего такого?

Джордан уставилась на руль, будто увидела на нем что-то, чего никогда раньше не видела. И, помолчав, со странной грустью, но явно стараясь казаться равнодушной, ответила:

— В любом случае сейчас это не имеет значения. Прошло столько лет. Мы теперь совсем другие.

— Я, может быть, и другой, — сказал Филип, с жадностью рассматривая ее лицо. — А ты, у меня такое чувство, совершенно не изменилась.

Джордан взглянула на него и рассмеялась.

— Неужели? Кошмар! Выглядеть в тридцать три года на пятнадцать — это же патология!

Филип, качая головой, подался вперед.

— Ты неправильно меня поняла. Точнее, я сам неверно выразился. В общем, ты расцвела и повзрослела. Превратилась из восхитительной девушки в красивую женщину. Но это внешне… Как бы тебе объяснить…

Джордан смотрела на него задумчиво-изучающим взглядом. Филипа так и подмывало сгрести ее в объятия и прильнуть к ее рту губами… в который раз по прошествии стольких лет. Но в голове звучало: ты еще несвободен. Не имеешь права, должен потерпеть… И ты еще не выяснил, принадлежит ли кому-нибудь она, а главное, согласится ли вновь стать твоей. Не торопись, а то все испортишь. Действуй осторожно, шаг за шагом…

— Словом, я гляжу на тебя и, несмотря на все изменения, вижу в твоем взгляде, в движениях, в улыбках ту пятнадцатилетнюю девочку. Она умудрилась сохраниться в тебе. Даже не верится.

Джордан слегка нахмурила брови, прищурилась и улыбнулась краешком рта.

— Это хорошо или плохо? — Ее глаза засветились детским лукавством.

У Филипа потеплело в груди.

— Это потрясающе. Наблюдаешь за тобой, и душа поет. Тебя мне сам Бог послал в самую тяжелую минуту. — Он тоже улыбнулся, вздыхая.

Джордан встрепенулась.

— В самую тяжелую минуту? У тебя серьезные неприятности? Помимо того, что сейчас произошло?

Филип кивнул, отводя взгляд в сторону.

— Наша с Паулой семейная жизнь превратилась в настоящий ад. Дальше так продолжаться не может. Эта сегодняшняя вечеринка была сплошным цирком. Только Пауле могло прийти в голову устроить по поводу годовщины нашей свадьбы праздник, пригласить гостей.

Последовало молчание. Филип чувствовал, что Джордан хочет что-нибудь сказать, чтобы поддержать его, но не находит нужных слов. Она и раньше была чуткой, участливой и тактичной.

— Нам надо развестись, — сказал Филип, глядя сквозь окно на улицу и ничего не видя. — Я как раз сегодня принял твердое решение.

— Развод — тяжелое испытание, — пробормотала молодая женщина, принимаясь барабанить по рулю пальцами. — Знаю по опыту.

— Ты была замужем? — спросил Филип.

— Да, — ответила Джордан без промедления. — Целых восемь лет.

— Ого! — воскликнул Филип, чувствуя, что в сердце прокрадывается гадкое чувство.

Ревность. Он ревновал ее, даже думать не желал о том, что в один прекрасный день она, облаченная в белое платье, сказала какому-то другому мужчине «да», решила связать с ним судьбу. Впрочем, надеяться на то, что все эти годы такая чудесная женщина могла оставаться одна, было верхом наивности и глупости.

Филип вдруг представил, что их знакомство никогда не прерывалось. Что в его жизни не было ни Паулы, ни остальных подруг — одна Джордан, в счастье и в горе. И от невозможности изменить прошлое он сжал кулаки.

— Почему ты не написала мне? — спросил он вдруг, вспомнив, на чем их роман закончился.

Джордан посмотрела на него и виновато улыбнулась.

— Потеряла твой адрес. Наверное, по ошибке выбросила ту бумажку, когда наводила в столе порядок… Если бы ты знал, как я переживала! Даже плакала.

Филип покачал головой.

— А я решил, что ты обо мне забыла. Подумал, что тот парень, который ходил за тобой как тень, поспешил занять возле тебя освободившееся место. — Он ударил кулаком по колену. — Вот болван! Я весь август был сам не свой, злился на тебя и на этого… как его?

— Гарри, — подсказала Джордан.

— Вот-вот! В общем, сходил с ума от обиды и злости. А мог ведь просто написать тебе первым. Тогда, может быть… — Он сглотнул, почувствовав, что в горле вдруг пересохло.

Джордан умиленно улыбнулась.

— Мы были чересчур молоды, Филип. И жизни-то еще толком не знали. По-моему, у нас все равно ничего не вышло бы… даже если бы ты написал мне первым, а я бы ответила.

— Почему? — спросил он, пытливо глядя на нее.

Молодая женщина пожала плечами.

— В юности смотришь на мир сквозь розовые очки, видишь только красочное и яркое. Изъянов, несовершенства просто не видишь, — философски заметила она. — Если бы мы дружили дольше, может, через годик-другой разочаровались бы друг в друге настолько, что тошно бы сделалось. А так все осталось незапятнанным и прекрасным.

— А вдруг не сделалось бы тошно? — в полной уверенности, что Джордан ошибается, возразил Филип. — Вдруг наша… — он на миг замолчал, — детская любовь вылилась бы во что-то более серьезное, вечное? Жизнь ведь доказала, что с другими людьми нам не по пути. Может…

Джордан посмотрела на него как-то странно, и он осекся, осознав вдруг, что его пылкая речь больше походит на бред, звучит глупо, по-мальчишески. Не так следовало действовать — умнее, осторожнее, хитрее, в конце концов. Сначала заручиться согласием Паулы на развод, а уж потом о чем-то просить, умолять Джордан. Непродуманными признаниями он мог лишь отпугнуть молодую женщину, укрепить ее уверенность в том, что не зря разошлись много лет назад их дороги.

— Извини, я увлекся… Просто мы так неожиданно сегодня встретились, что я до сих пор поверить не могу. И я очень рад, честное слово…

Глаза Джордан заискрились. Лицо осветилось знакомой нежностью, смешанной с тоской по прошедшим безоблачным временам.

— Я тоже рада, — призналась она. — Несмотря ни на что.

Филип в отчаянии помотал головой.

— Ты уж прости, пожалуйста, Паулу. Постарайся забыть тот мерзкий разговор. — Он провел по лицу рукой, словно пытаясь снять невидимый покров семейных бед. — Она ужасно ревнивая. И потом… тоже устала от наших бесконечных перепалок. Вроде бы мы знаем друг друга как свои пять пальцев, а понимания нет, недовольство и напряжение нарастает. Пожалуйста, не сердись, — повторил он тихо с несчастным видом. — Забудь, выбрось из головы…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.