Другие ученые утверждают, что культура, найденная в Комсе, не была местной. Принимая теорию «зимовок» Виклунда, они считают, что народ, причастный к этой культуре, пришел с востока, через Карелию. Анатон Бьёрн придерживался этой точки зрения, которая не противоречила распространенной гипотезе о перемещении лапландцев с российских равнин вследствие оледенения. Однако Виклунд и его сторонники твердо придерживались теории «зимовок» большой продолжительности на побережье Северного моря.
Важной остается проблема о датировании первого поселения палеолапландцев в Скандинавии.
Виклунд и Таннер, авторы книги о группах сколтов, дали название народу Комсы. Они назвали его «археолапландцами» или «урлапландцами». Другие ученые давали иные названия, но почти все соглашались в том, что этот народ принадлежал к палеоарктическим людям, самыми последними потомками которых были лапландцы, известные нам сегодня.
Норвежский археолог Гуторн Гьессинг на основе археологических открытий сделал вывод, что палеолапландцы относятся к арктикоприбрежному культурному циклу, который охватывал большую область, чем любая предшествующая культура. Но он также признавал поразительное сходство между культурным стилем Комсы и тем, что наблюдался на более отдаленном юге. Он установил связи между находками, сделанными в России, Польше и Франции, и предметами, которые были найдены на норвежском побережье. Очень часто раскопки, сделанные здесь, обнаруживают сходные признаки культуры с южными и восточными оттенками. Вкратце точка зрения Гьессинга состоит в том, что внешние влияния в арктикоскандинавскои культуре имеют широчайшее разнообразие; здесь проявилось влияние не только Европы, но и регионов, граничащих с Северным полярным кругом.
Мы могли бы классифицировать эту культуру как культуру «субледниковотундрового типа». Это соответствует точке зрения Гьессинга на взаимосвязи различных культур и учитывает этнологические сопутствующие факторы остальных арктических народов.
Возможно, 2-е тысячелетие до н. э. можно рассматривать как дату широкой миграции северных оленей в Скандинавию. Эта гипотеза основана на историческом факте: это было время, когда многие из охотящихся народов покинули Карелию. В 3-м тысячелетии до н. э. огромная волна народов, говорящих на индоевропейском языке, хлынула в прибалтийские регионы, подрывая существование многих племен, обосновавшихся в огромных лесах, и вынудила их покинуть свои древние охотничьи угодья, озера и реки. Спасаясь от свирепых пришельцев, искорененные племена рассеялись во всех направлениях. Те, чья родина лежала на краю большого лесистого пояса, образующего полукруг вокруг прибалтийских берегов, бежали в регион (теперешняя Финляндия), где они столкнулись с группами древних охотников на оленей. Спорный вопрос: поработили ли их пришедшие народы или только вытеснили в более северные области – уже, несомненно, знакомые многим из них как охотничьи угодья во время менее суровых времен года. Все это происходило приблизительно 5000 лет назад, и следы этой миграции, которая была устремлена все дальше на север, были обнаружены в Финляндии и вдоль Ботнического залива. В то же время начал акклиматизироваться лишайник, что способствовало великому переселению охотников на северных оленей.
Среди племен, вытесненных воинами со стрелами (как древними германцами), были некоторые финские народы. Но, как утверждают некоторые ученые, в Финляндии они появились только 2500 лет назад, сначала долго пребывая в регионе, который сегодня составляют Прибалтийские страны – Эстония, Латвия и Литва. Есть научное доказательство того, что в тот же период лапландцы оказались в самых северных зонах Скандинавии. Они заняли обширную территорию, включая области между Ладожским и Онежским озерами и Белым морем, Кольский полуостров, Финляндию и Северную Скандинавию.
Некоторые группы лапландцев, по-видимому, населяли район Ладоги – Онеги в пределах исторического времени, так что были некоторые основания для утверждения, что какое-то количество их пришло сюда при финском господстве, хотя огромное большинство свободно занималось охотой и рыбной ловлей. У лапландцев есть древняя легенда, которая вполне может служить иллюстрацией такого положения вещей. В древние времена, говорится в предании, лапландцы подверглись нападению вражеского племени. В течение долгих лет они были его невольниками и от него научились языку, на котором стали говорить. Этот свирепый народ лапландцы называли куттами, или чудью. Они сохранили достаточно живую летопись о своих захватчиках. Тот факт, что в наше время лапландцы говорят на финноугорском языке, в то время как в более древние времена они, конечно, имели свой собственный язык, придает этой легенде некоторую правдоподобность. В течение длительного периода лапландцы, по-видимому, жили в подчинении у финских племен, и постепенно новый язык был навязан целому народу.
В то же время считается, что лапландский язык как разговорный является более древним, чем финский, хотя он и принадлежит к той же языковой группе.
Глава 2
ДРЕВНЕЙШИЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ДОКУМЕНТЫ
Первое упоминание о северном народе мы находим у римского историка Публия Корнелия Тацита. В своей «Германии» после описания жизни и обычаев «варварских» племен, населявших самый край света, он говорит о народе, который называет феннами (fenni). Тацит пишет: «Они необычайно дикие и ужасно бедные. У них нет никакого оружия, никаких лошадей, никаких постоянных домов. Они живут на траве, одеваются в шкуры, спят на земле. Они полагаются на одни только стрелы. Поскольку у них нет железа, они используют кость и делают из нее наконечники для стрел. Охота обеспечивает пищу как для мужчин, так и для женщин, последние фактически следуют за мужчинами повсюду и требуют свою долю добычи. Дети не имеют никакой защиты от грозы и бури, кроме того, что могут использовать с этой целью несколько связанных ветвей. В подобном укрытии также собирается молодежь и уединяются старики. Однако эти люди убеждены, что некоторым образом они счастливее тех, кто проводит свою жизнь на поле боя или тратит свои силы на постройку домов, игры со своей судьбой и судьбой других людей. Не думая ни о людях, ни о богах, они достигли самого трудного: они перестали испытывать изводящие людей желания».
Образ жизни и нравы феннов, подмеченные Тацитом, должно быть, были характерны и для лапландцев, с которыми в ту эпоху фенны все еще были тесно связаны, о чем говорят и многие другие источники.
Свидетельство Тацита относится примерно к 98 г., к этому времени лапландские группы уже давно жили в Скандинавии, что подтверждается археологическими раскопками. Тацит не упоминает о больших стадах северных оленей, без которых охотящийся народ не мог существовать. Однако его утверждение, что фенны жили на траве, – это просто еще один способ сказать, что в вопросах пропитания они зависели от охоты. Некоторые авторы через семь или восемь веков также не упоминают о северных оленях. Исходя из этого, можно предположить, что эти животные во времена Тацита занимали гораздо более южные территории, чем в настоящее время. Объяснением может служить и то, что, поскольку олени были столь же распространены, как и другие животные, в них не видели ничего особенного, чтобы писать о них.
Что касается названия «fenni», то, по мнению Манкера, это не что иное, как древнескандинавское слово «finnar» или «finner», означавшее «лапландцы». Он напоминает, что этот корень можно до сих пор встретить и в норвежском региональном названии «Finnmark», то есть «страна лапландцев». С другой стороны, финноязычное население было известно под названием «кванер», пока оно не приняло название отдельного племени суоми. Когда Манкер говорит о каком-то нордическом слове, он ссылается на германоязычный скандинавский народ. Здесь содержится намек на то, что Тацит знал о феннах, по слухам, от германских скандинавов. Слух этот, должно быть, пришел от германских племен, живших за пределами Прибалтики, учитывая, что сам Тацит, по всей видимости, никогда не был в Скандинавии.
По версии Тацита, фенны были жителями северовосточных районов больших германских равнин, однако в одном месте Тацит ссылается на неведение относительно того, числятся ли певкины, венеды и фенны среди германцев или сарматов. Отсюда ясно, что феннов, вероятно, путали с негерманскими народами, рассеянными между Карпатами и Восточно-Европейской равниной, которые называются римским историком «сарматами». У Тацита есть важное свидетельство, которое многие упускали из виду. В своей «Германии» он приводит несколько расплывчатое описание нравов свионов, помещая эти германские народы в Южную Скандинавию. Согласно Тациту, они живут в окружении моря: в то время Ботнический залив считался связанным с Арктическим океаном, делая Норвегию и Швецию островом. Тацит пишет, что земля свионов заканчивается другим морем, «где солнце, хотя уже и садилось, излучало свет такой силы, что он продолжал сиять вплоть до рассвета, затмевая даже звезды». Явление, которое он описывает («полночное солнце»), на той широте Северного полярного круга действительно длится два месяца. Тацит отмечает: «За свионами находятся племена ситонов. Имея схожие манеры и нравы, они отличаются одной особенностью: ими управляет женщина, столь глубоко они постигли глубины не только потерянной свободы, но и самого рабства».
Эту ссылку Тацита на тот факт, что ситоны управляются женщиной, легко можно было бы приписать легенде, если бы мы не знали об особом значении женщины в лапландской семейной группе. Это не та роль, которая ей отводится в древних обрядах во время праздника Мадаракко – Женщины-Творца; здесь речь идет о том, что женщины не только охотились вместе с мужским населением, и были времена, когда они прямо руководили процессом охоты. Также следует вспомнить, что в лапландской культуре есть элементы, которые, по-видимому, указывают на матриархальное общество.
Если слово «finner» было подлинным нордическим или скандинавским, то наиболее правомерно оно могло быть применимо к ситонам, а не к финнам. И Тацит, когда писал свою историю, не мог говорить что-либо о направлениях возможных миграций и возможном слиянии этих двух народов, ибо он знал только то, что они были отделены Ботническим заливом, превращавшим Швецию в остров. Возможно ли, что германские народы рассматривались финнами как жители территорий к востоку от их собственной, в то время как то же название, если верить норвежским ученым, использовалось древними поселенцами Швеции для обозначения лапландцев?
В исторические времена, как мы знаем, часть лапландцев осела между Ладожским и Онежским озерами. Их ли имел в виду Тацит? Если да, то он подтверждает наше признание древних охотников феннами из «Германии». С другой стороны, нет ничего такого, что помешало бы прийти к совершенно другому заключению, а именно: название фенны не имеет никакого отношения к лапландцам, и авторы, следующие Тациту, лишь увековечили это ошибочное представление.
В таком случае название Финляндия (Finnmark) не было дано региону, обозначавшему страну лапландцев-феннов. Все указывает на это, поскольку настоящие финны были известны под другими названиями. Все документы о ситонах исчезли, вместе с самим названием. Тем не менее, Тацит сообщает, что в исторические времена они жили в Северной Скандинавии.
Позже историки и монахи изобрели для лапландцев специальное название. Они называют их скритифиннами, следуя Тациту, чей термин «Fermi» они принимали за обозначающий лапландцев.
В течение четырех столетий после Тацита не было никаких упоминаний о лапландцах, хотя сегодня известно, что они были в тот период рассеяны в районах к северу от Ботнического залива, в долинах шведских и норвежских гор, разделившись в месте, которое является теперь Далекарлией (Даларной), отмечающей их наибольшее проникновение на запад.
Кроме того, в течение всех этих четырех столетий они вступили в более тесный контакт с сельскохозяйственным населением, жившим в южной части страны. Но в эти ранние времена христианской эры никто не проявлял интереса к лапландцам. Внимание было сосредоточено на других частях Европы: это было богатое событиями время, когда Римская империя приближалась к своему концу под ударами варварских народов.
Единственным автором того времени, который часто упоминает народы, жившие за Балтикой, был Прокопий (490–562 гг.), известный историк готов. Основываясь на обрывках сведений, полученных от путешественников и торговцев, он рассказывает о скандинавском народе негерманской расы, называемом скритифиннами, это были кочевники, занимавшиеся охотой и рыболовством, жившие в постройках из земляных комьев и связанных ветвей. Прокопий испытывает отвращение к этим «варварам», описывая их в самых приземленных тонах. Он рассказывает, что из всех народов, живущих в «далеком Туле», только одни «скритифинны» перенимают «образ жизни зверей». Говоря о том, что у них нет ни одежды, ни обуви, Прокопий, конечно, подразумевает ту одежду и обувь, которыми пользовались германцы. Должно быть, он видел или, скорее, слышал об этих людях, с головы до пят одетых в шкуры животных. Какое разочарование для утонченного человека, привыкшего к великолепию византийского двора!
Прокопия ужасает тот факт, что эти «дикари» не возделывают землю, не знают пьянящего действия вина, но как мужчины, так и женщины упиваются дикой безжалостной охотой. Эта страна, продолжает историк, «изобилует густыми замерзшими лесами и остроконечными горами, переполненными дикой жизнью», что является настоящей находкой для народа, чье питание и одежда зависят от животных. Но превратить густой жесткий мех в сносную одежду – нелегкое дело; эти «варвары», у которых не было даже иголок для шитья, просто накидывали шкуры на плечи, скрепляя их сухожилиями мертвых животных!
Не понимая и не принимая древних обычаев кочевых лапландских племен, Прокопий оплакивает их полное незнание методов «цивилизованного воспитания» детей. Лапландские матери, сообщает он, не кормят грудью своих младенцев. Их завертывают в какую-то кожу, подвешивают на дереве, дают им пососать мозговую кость и уходят охотиться со своими мужьями. Так Прокопий воспринял тот простой факт, что, если женщине нужно было уйти на очень короткое время, она иногда подвешивала колыбель на ветку дерева, чтобы таким образом обезопасить свое дитя.
Но самые примечательные описания дают те авторы, которые стремятся увидеть лапландцев в феннах Тацита. Они указывают на то, что Прокопий для объяснения нового для них названия взял древнескандинавское фенни («Fenni») и соединил его с другим таким же древним словом скандинавского происхождения, означавшим, как мы теперь знаем, современный шведский эквивалент слова «скрида» («skrida»). Шведский народ, должно быть, ошеломило, когда они увидели, что эти северные охотники, привязав к своим ногам две небольшие тонкие дощечки, совершенно непринужденно скользили по снегу. Понятно, что эта самая поразительная способность лапландцев, должно быть, была для шведов знаковой, когда они давали им это прозвище.
Рис. 12. Доисторическая лыжа, датируемая 1500 г. до н. э., найденная в болоте вблизи Ломсьёкуллена, Швеция. В настоящее время находится в Нордическом музее в Стокгольме.
Уже упоминалось, что лыжная палка, найденная в Калвтреске, благодаря анализу пыльцы была датирована 2000 г. до н. э., в то время как происхождение найденных лапландских лыж, вне всякого сомнения, может быть отнесено к периоду с 1500-го по 1000 г. до н. э. В 1945 г. в болотистой местности вблизи Ломсьёкуллена, в десяти километрах к северу от Вильхелмины в Швеции, была обнаружена лыжа, которую эксперты определили как лапландский тип. Тождество между феннами и лапландцами подтверждало, по мнению сторонников Прокопия, что скритофинны, о которых упоминает римский историк, были очень умелыми лыжниками, такими, какими всегда были лапландцы. Они не предполагали, что научный метод однажды поможет точнее датировать найденные лапландские лыжи, и что эта дата будет восходить к эпохе, предшествующей Тациту.
В XVII в. Франческо Негри по-новому интерпретирует название, которое изобрел Прокопий: «Что касается названия скрифиннов, то, по-моему, оно подходит к тем самым лапландцам, которые были столь по-разному называемы различными авторами. Имеется лишь небольшое различие между скрифиннами и скиерфиннами, то есть финнами-лыжниками, ибо их лыжники быстро бегают. Также есть лишь небольшое различие между скрифиннами и скритофиннами, то есть финнами, которые являются лучниками…»
Готский историк VI в. Иордан говорил о людях, которых он называл скререфиннами, чья территория простиралась от Ботнического залива до центральных областей Швеции и Норвегии. Они в значительной степени испытали влияние готов, приобретя, таким образом, некоторое представление о руническом алфавите, принесенном с Черноморского побережья. Следы этого – что имело важнейшее значение для исследователей истории Скандинавии и экспедиций викингов – были замечены у лапландцев миссионером Кнудом Леемом. В 1725 г. он узнал руны на некоторых рисунках, выполненных лапландцами на магических барабанах шаманов.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.