…Сидеть на бетонном полу было невыносимо холодно. Елизавета подтянула к себе колени. Ей казалось, что больше никогда в своей жизни она не согреется. Как хорошо было бы очутиться сейчас в своей постели под теплым пуховым одеялом, зарыться лицом в подушку и спать, спать… А теперь у нее была только джинсовая куртка. На нее можно сесть, ее можно положить под голову и можно накинуть на плечи. А хотелось всего и сразу.
      – Эй! – раздался чей-то голос. – Убери ноги с прохода. Расселась, как корова.

      Если кого и можно было назвать коровой, так, пожалуй, эту здоровенную девицу с рыжими патлами. Она прогуливалась по камере. Шесть шагов, поворот и обратно. Мелькание толстых ног, в теплых, с начесом штанах, продолжалось, казалось, вечность. Но Елизавета не решалась сделать замечание. Ей было не по себе.
      Что могла она, девочка, выросшая в интеллигентной семье, сказать этой бабище, впитавшей грязь улицы? «Извините, но ваш променад действует мне на нервы!» После этой милой фразы нервы мигом успокоятся, зато начнет ныть челюсть, а в глазах будут плясать радужные кольца.
      Лиза с детства привыкла к обожанию, потаканию и чрезмерной заботе.
       «Лизонька, не забудь надеть шарф».Конечно, это няня Софья Илларионовна.
       «Лисонька-Лиса, – поцелует ее мама. – Ложись-ка отдыхать, а эту твою курсовую работу завезет в институт наш шофер».
       «Лисенок! Девушка должна быть опрятной, а в твоей сумке опять разлитые чернила, да и хлебные крошки», – строго скажет отец, но уже через минуту начнет весело тормошить ее.
      Мама, папа, няня! Ей уже не хотелось реветь. Она прислонилась щекой к холодной стене, выкрашенной в безобразный горчичный цвет. Веки ее смежались, она засыпала. Только вопрос, нудный, как писк комара, продолжал кружиться в сознании:
      «Зачем надо было их убивать? Зачем?»
      Если бы можно было бы вернуться в прошлое. Ведь начиналось все так красиво!

      – Повернись-ка, – командовала Вероника Алексеевна. – Нет, доченька, это платье решительно не годится. Не забывай, мы приглашены на ужин к самим Мерцаловым!
      Елизавета Дубровская уже два часа провела перед зеркалом, примеряя по очереди все наряды из своего гардероба. На кровати громоздилась целая гора одежды, а решение проблемы казалось таким же далеким, как снег на вершине Эвереста. Мать заламывала руки и поминутно хваталась за голову:
      – Нет, только не эта блуза. Она же из хлопка. Хочешь, чтобы на нас смотрели, как на плебеев? А эта юбка?! Ты в ней похожа на сосиску – никаких изгибов. Что в талии, что в бедрах – все едино.
      Лиза только пожимала плечами. На ее взгляд, хлопковая одежда как нельзя лучше соответствовала последним жарким дням уходящего лета. А что касается ее талии и бедер, то с этим у девушки – полный порядок. Конечно, она не похожа на даму с роскошными формами, а скорее на девочку-подростка, но такие особенности своей фигуры она не считала недостатком. Худенькая, невысокая, подвижная, на неизменно высоких каблуках – она была уверена в своей привлекательности! Но маме она привыкла доверять. К тому же Вероника Алексеевна износила немалое количество туфель на всевозможных приемах, коктейлях, вечеринках и балах. Являясь женой высокопоставленного чиновника, она большую часть своей жизни посвятила выбору подходящих нарядов для того или иного случая. По этой части она была профессором…
      – А если я надену вот этот костюм? – с надеждой спрашивала Лиза.
      – Да ты с ума сошла! Ты что, не видишь, какого он оттенка?
      – Ну и что?
      – А то, что он тебе испортит всякий цвет лица. Ты будешь похожа на бледную поганку с черными пуговицами вместо глаз.
      – Ладно, оставим костюм. Тогда вот этот топ со стразами и короткий кардиган из эластичного тюля. Ведь нежный абрикосовый цвет мне к лицу.
      – Я не против абрикосов, – упрямилась мать. – Но эти стразы величиной с грецкий орех. Ты будешь переливаться, как рождественская ель. К тому же твое чудесное гранатовое колье здесь явно будет лишним.
      – Колье можно не надевать, – возразила Лиза. – Оно слишком громоздкое и неизящное.
      – Зато старинной работы и немалой цены. Ты же не хочешь, чтобы родители Андрея посчитали тебя неподходящей парой для своего сына?
      – Это будет обыкновенный ужин, а не торжество по случаю помолвки.
      – Посмотрим, – загадочно улыбалась мать.
      В последующие два часа Елизавета услышала про себя немало интересного. Ее глаза были то «угольками», то «плошками». Ее прекрасные темные волосы – «хижиной дяди Тома». Груди вообще не наблюдалось, а изящные ножки меняли свою форму в зависимости от длины юбки. «Макароны», «карандаши», «ходули», а также «бутылочки», «иксы» и «лапки кузнечика» – вот далеко не полный перечень сравнений, которые разбудили в ней сладко дремавший комплекс неполноценности.
      Посчитав, что с ее внешностью можно выходить на улицу только в темную безлунную ночь, Лиза наотрез отказалась идти куда-либо. Вероника Алексеевна поняла, что перегнула палку. Зная крайне упрямый характер собственной дочери, она испугалась, что та выполнит свою угрозу и останется дома.
      – Ну же, дорогая, – уговаривала она Лизу. – Ты же знаешь, что встречают по одежке! Потерпи, моя девочка, и ты затмишь всех своей красотой.
      Лиза подчинилась. В конце концов, для четы Мерцаловых может оказаться небезразлично, как выглядит их будущая невестка. Что касается Андрея, то для него эти мелочи не имеют значения. Они любят друг друга, по-настоящему и навсегда…

      То, что Вероника Алексеевна со своей предусмотрительностью хватила через край, Лиза поняла сразу же, как только переступила порог роскошного особняка Мерцаловых. Нет, разумеется, люстры из венецианского стекла, коллекционные картины и целый штат прислуги никуда не делись. Они были на своих местах. Дом все так же напоминал пятизвездочный отель. Окна по-прежнему охватывали впечатляющую панораму обширного поместья, среди прочего включающего в себя собственную рощу и пруд, охотничий домик и широкую липовую аллею. Только вот немногочисленные гости, как, впрочем, и сами хозяева, выглядели слишком буднично. Никаких вечерних платьев и смокингов, умопомрачительных украшений и праздничных причесок. Все красиво и внешне просто (если кто, конечно, знает цену подобной простоте).
      Елизавета в темно-синем атласном платье до пола, и ее мать – с глубоким декольте выглядели так, как будто с карнавала на минутку заскочили в офис, причем в самый разгар рабочего дня. Вероника Алексеевна поняла, что допустила промах. Лиза же в замешательстве стала крутить пальцами злосчастное колье, лихорадочно соображая, как незаметно снять его и спрятать в сумочку.
      – Так вот вы какая, – приветствовала ее мадам Мерцалова. – Ну что же, примерно такой я вас себе и представляла.
      Лиза спрашивала себя, кого ожидала увидеть мама Андрея и хорошо ли то, что она не обманулась в своих предположениях.
      – Мама, ты смущаешь Лизу, – пришел на помощь Андрей. – Конечно, она именно такая, как я тебе ее описывал, – необыкновенно красивая и умная. Я ее безумно люблю и надеюсь, что тебе она тоже понравится.
      Конечно, эти слова отчасти успокоили Дубровскую, но ей показалось, что мать не совсем разделяет оптимизм сына. Госпожа Мерцалова рассматривала девушку с таким странным выражением лица, будто спрашивала себя, что нашел ее обожаемый отпрыск в этой самозванке.
      – Добро пожаловать. – В ее голосе Лиза не услышала и нотки дружелюбия. – Сегодня у нас в гостях две семейные пары, наши близкие друзья – Павловские и Гладковы. Я вас с ними познакомлю. Пусть это будет наш маленький семейный ужин, так сказать, в узком кругу.
      Лицо Дубровской полыхало. Конечно, их визиту никто и не собирался придавать особого значения. Обычный ужин, а она вырядилась, как девица на выданье. Ее мать чувствовала себя немногим лучше, пытаясь укутать обнаженные плечи в легкий газовый шарф.
      Когда сели за стол, стало еще хуже. Лиза оказалась под прицелом нескольких пар настороженных глаз. Гости вели легкую беседу, а Дубровская время от времени ловила на себе их изучающие взгляды.
      Девушка давно потеряла нить разговора. Ее ответы были неопределенны, а движения угловаты. Она с большим удовольствием провалилась бы сквозь паркетный пол, только бы не испытывать те муки, на которые она себя обрекла сама, приняв приглашение в гости. Ах, почему она не осталась дома!
      – Чем вы занимаетесь, милая? – спрашивала ее Павловская, холеная дама с аристократической внешностью.
      – Я – адвокат, – еле слышно произнесла Лиза.
      – Она занимается уголовными делами, – улыбнулся Андрей. – Не представляете, насколько это опасная работа. Я хочу ее уговорить поменять поле деятельности. В конце концов, для такой молодой и талантливой девушки найдется более подходящее занятие, чем проводить время в тюремных застенках.
      – Совершенно с тобой согласен, Андрей, – встрял в разговор мужчина с брюшком. – Почему бы вам, дорогая, не заняться арбитражем?
      – У меня еще нет опыта, да и с клиентурой проблемы, – пискнула Дубровская, покраснев до ушей.
      Отец Андрея пожал плечами, уже не удивляясь никчемности новой знакомой сына. Разве можно ожидать от нее другого ответа?
      – Но я надеюсь, вы имеете представление о самой процедуре арбитражного процесса? – не унимался толстяк.
      – Весьма приблизительное.
      – Жаль, я мог бы порекомендовать вас некоторым своим знакомым. У меня обширные связи в деловом мире. Там стоящие адвокаты на вес золота. Если бы вы попробовали…
      – Дорогой, – встряла госпожа Гладкова. – Девушка тебе ясно объяснила, что ничего не смыслит в хозяйственных делах. Что толку в этом разговоре? Кроме того, твои знакомые – преуспевающие бизнесмены. Боюсь, что их не устроит начинающий адвокат.
      Лиза чувствовала себя маленькой и жалкой. Гости снисходительно поглядывали на нее, словно удивляясь, как такая неуклюжая и глупая особа могла оказаться в компании с людьми, для которых вся жизнь – сплошной успех.
      – У Лизы все впереди, – вступился за нее Андрей. – Она еще покажет себя. В конце концов, все когда-то начинали. Говорю вам, она – редкая умница.
      – Никто в этом не сомневается, – сказала Мерцалова таким тоном, каким обычно успокаивают безнадежно больного.
      Беседа покатилась дальше, только ни Лиза, ни ее мать в ней участия не принимали. Говорили о каких-то людях, о которых Дубровские не имели представления, о домах, в которых они не бывали; смеялись шуткам, понятным только им самим. Андрей сидел напротив и изредка ободряюще улыбался Елизавете. Она же робко отвечала ему, стараясь не привлекать к себе внимания.
      Для того чтобы хоть как-нибудь скрыть смущение и не сидеть истуканом, Дубровская делала вид, что занята едой. Но кусок не лез ей в горло, а минеральная вода, которой она выпила немереное количество бокалов, вызывала тошноту. Елизавета с ужасом понимала, что ей нужно будет найти предлог, чтобы удалиться из-за стола. Но сделать это изящно у нее все равно не получится. Она не имеет представления, где в этом доме находится уборная. Значит, нужно вызвать Андрея. Какая глупая ситуация!
      Но хозяйка дома внезапно объявила:
      – Сделаем небольшой перерыв. Пока сервируют стол для чая, мы можем выйти на воздух. – Она обратилась к Павловским: – Надеюсь, Алина не пропустит свой любимый банановый пирог?
      Гости, переговариваясь, вышли из-за стола.
      – А кто эта Алина? – спросила Лиза Мерцалову, когда та подошла к ней.
      – Это дочь Павловских, – просто ответила женщина. – Невеста нашего сына. Она – славная девушка. Я не сомневаюсь, вы станете подругами…

      – Почему ты меня не предупредил? – Елизавета не пыталась сдержать негодование. – Ты обязан был поставить меня в известность…
      Андрей насилу отбивался от странных претензий своей подруги. Они уединились в зимнем саду, где Дубровская наконец дала волю эмоциям. Еще бы! Она выставила себя в самом глупом свете, явившись разодетой в пух и прах туда, где ее, собственно, никто не ждал. Тихий семейный ужин «в узком кругу» превратился в пытку, а известие о невесте Мерцалова произвело на нее эффект землетрясения.
      – Если ты успокоишься и объяснишь внятно, что ты имеешь в виду, возможно, я смогу тебе помочь.
      – Речь идет о твоей невесте! – выпалила Елизавета, ожидая, что ей удастся смутить коварного ловеласа.
      Но лицо Андрея не пошло бурыми пятнами, как она ожидала. Он тихо рассмеялся и попытался притянуть девушку к себе. Дубровская, озадаченная его странной реакцией, все же попыталась сопротивляться. Она молотила кулачками по его груди и обвиняла во всех смертных грехах. Чета Гладковых, не вовремя заглянувшая в царство пальм, увидев эту сцену, предпочла спастись бегством.
      – У меня нет невесты! – бессовестно врал Андрей.
      – Есть! – вопила Елизавета.
      – Говорю тебе, нет.
      – А как же Алина Павловская? – воскрикнула Лиза.
      – Ах, Алина! Славная девчонка. Она тебе понравится.
      Странно, что мнения матери и сына в этом вопросе совпадали. Дубровская могла сказать определенно, что у нее не было никакой охоты знакомиться с дочерью Павловских, даже если та будет похожа на кроткого ангела, специально спустившегося на землю для того, чтобы демонстрировать грешным свои небесные добродетели.
      – Послушай, это банальная история, – успокаивал ее Андрей. – Мы с Алиной знакомы с детства. Наши родители – закадычные друзья. Вполне естественно, что они хотели бы нас видеть такими же неразлучными и счастливыми, как они сами. Кроме того, была бы сказочная возможность объединить капитал, расширить бизнес и жить по-настоящему одной семьей.
      – Значит, я спутала ваши планы… – В голосе Елизаветы явно слышались слезы.
      – Что ты! Мы с Алиной лишены предрассудков, просто привыкли часто находиться вместе. Пусть тебя это не пугает. Мы – просто друзья!
      – Друзья! Так я и поверила! Твоя мама четко дала мне понять, что Павловская – твоя невеста, – горячилась Лиза.
      – Ах, вот откуда ветер дует, – понял наконец Андрей. – Моя мать поступила бестактно. Я обязательно ей об этом скажу.
      – Не вздумай! – испугалась Лиза. Ей вовсе не хотелось становиться причиной семейного скандала. Начинать знакомство с жалоб и обид было неразумно. Вряд ли бы это сулило хорошие отношения в будущем.
      Теперь, когда она узнала причину ее холодного приема в доме Мерцаловых, как ни странно, ей стало легче. Конечно, родители Андрея были обескуражены внезапным появлением новой подруги сына. Но так бы они отнеслись к любой девушке. Дубровская не сомневалась, что, как только Мерцаловы получше узнают ее, они оценят ее и, возможно, даже полюбят. Необходимо лишь время, а Дубровская согласна была подождать.
      – Ладно, закроем эту тему, – подвел черту Андрей. – Но обещай мне, что ты впредь будешь мне доверять, а не устраивать сцены ревности на пустом месте.
      – Обещаю. – К Лизе уже вернулось хорошее настроение. Она улыбалась.
      – Ты гораздо красивее Алины. Я тебя люблю, несмотря на это твое смешное платье.
      – Да ты нахал! – напустилась на него Дубровская, пытаясь дернуть обидчика за ухо. Тот не сдавался. Завязалась веселая потасовка.
      Конфликт был исчерпан…

      Но Елизавета напрасно надеялась, что ее неуверенность и тревога, после того как ситуация прояснилась, останутся позади. Как оказалось, все только начиналось. Увидев Алину Павловскую, она едва не превратилась в соляной столб. Если бы девушка прибыла в дом Мерцаловых в лягушачьей шкуре или верхом на метле, это не произвело бы столь сильного впечатления на Дубровскую. Все было гораздо хуже.
      Легкомысленно приняв на веру комплимент Андрея насчет своих неоспоримых внешних преимуществ, Лиза как-то очень просто списала соперницу со счетов. И напрасно…
      Алину Павловскую не зря называли ангелом. Она была натуральной блондинкой с прелестным округлым личиком в обрамлении длинных волос, фарфоровой кожей и чудесными, словно омытыми морем, русалочьими глазами. От этого лица трудно было отвести взгляд, а если это все-таки удавалось, то очарованному наблюдателю открывались другие достоинства девушки. Она была высока, изящно сложена. Ее пропорции были совершенны. Необъяснимое чувство чистоты и свежести, каким бывает только раннее майское утро, охватывало каждого, кто попадал в плен ее обаяния.
      К прекрасным внешним данным прилагалось целое собрание достоинств Алины как личности. Она была естественна, начисто лишена снобизма, воспитана и приятна в общении. Она обладала редким даром нравиться, что теперь принято называть харизмой…
      Конечно, столь незаурядные душевные добродетели были пока неизвестны Дубровской. Но от ее взгляда не ускользнуло то оживление, которое вызвал приезд дочери Павловских. Словно в темную комнату ворвался живительный луч света. Лица присутствующих, как по мановению волшебной палочки, разгладились, глаза заблестели.
      – Сергей Аркадьевич, как я рада вас видеть. На днях смотрела ваше интервью на телевидении, вы были, как всегда, бесподобны. Но та настырная журналистка, в твидовом пиджаке, по-моему, не совсем хорошо знала суть проблемы. Если бы не вы, ее бы ожидал провал…
      Эти слова были адресованы Мерцалову-старшему. Тот приподнялся с кресла, подставляя щеку для приветственного поцелуя. Елизавета, представив себе, сколько времени пройдет, прежде чем она решится вот так же запросто поцеловать сурового мужчину, заметно поскучнела.
      – Ольга Сергеевна, вы выглядите потрясающе. Кстати, на днях я видела в «Пассаже» шарф из шифона, который отлично подойдет к вашему белому брючному костюму…
      Госпожа Мерцалова оживилась, будто в ее туго набитом заграничными туалетами шкафу не было ни одного шарфа.
      – Андрей, дорогой, ты в прекрасной форме. Если бы я обладала твоей силой воли, я бы давно стала олимпийской чемпионкой. Но я – страшная лентяйка, в спортивный зал меня надо тащить на буксире…
      «Ну-ну, – мрачно размышляла Дубровская. – Могу дать на отсечение голову, что она с утра до вечера терзает беговую дорожку. С такой фигурой быть лежебокой просто нереально».
      Но Андрей, развесив уши, охотно выслушивал дифирамбы. Алина подарила ему традиционный поцелуй, а он вместо того, чтобы сухо поблагодарить ее за проявленную любезность, поцеловал ее сам. Наблюдая, как рука, совсем недавно обнимавшая ее, теперь обвивает осиную талию соперницы, Елизавета побледнела. Она сжала десертную вилку и вместо того, чтобы захватить ею кусочек торта, неожиданно громко треснула по тарелке. Все уставились на нее, включая Алину.
      – Приятно с вами познакомиться, – услышала Дубровская ее голос. – Должно быть, вы – Лиза, молодой перспективный адвокат и подруга Андрея. Он мне столько про вас рассказывал…
      Дубровская подозрительно взглянула на Алину. Но ни в ее голосе, ни в ее взгляде она не заметила насмешки. Похоже, Павловская говорила искренне, не пытаясь за красивыми словами спрятать свое истинное отношение к Лизе. Девушка-русалка протянула руку. Что оставалось Дубровской? Правильно, пожать ее.
      Конечно, этот простой жест дружбы не требовал особого ритуала. Вежливость предписывала просто приподняться со своего места, что Елизавета и проделала. Оказавшись рядом с соперницей, Дубровская сделала еще одно не очень приятное открытие. Она была почти на голову ниже Павловской. Положение не спасали даже высоченные шпильки. Лиза поймала себя на мысли, что ей хочется встать на цыпочки, лишь бы окружающие не заметили такой разницы в росте. Как унизительно быть такой крохой! Тут уж не пошлешь на конкурентку взгляд, полный холодного достоинства, разве что придется для этих целей влезть на табурет…
      Алина заняла место за столом, и беседа, прерванная ее появлением, возобновилась опять. Елизавета стала еще более рассеянной. Она исподтишка наблюдала за красавицей, стараясь отыскать хоть какой-нибудь изъян в ее внешности или манере поведения. Тщетно! Павловская легко управлялась со столовыми приборами, умудряясь при этом поддерживать разговор. Ее руки не висели, как плети, вдоль туловища; не теребили бахрому скатерти и не поправляли беспрестанно белокурые волосы, что выдавало бы нервозность или застенчивость. Ни то ни другое было ей не свойственно. Она была уверена в себе и своей неотразимости. Ей не было нужды завоевывать сердца окружающих. Они давно и без остатка принадлежали ей. Елизавета чувствовала, что так же, как другие, она поддается ее необъяснимой силе: смотрит только на нее, невольно соглашается с ней во всем. Дубровская, казалось, испытывала мазохистское удовлетворение, разглядывая соперницу и убеждаясь, что та отнимает у нее пальму первенства абсолютно по всем показателям.
      Алина умнее ее, красивее и находчивее. Ее белое простое платье смотрится на ней куда естественней, чем на Лизе ее вечерний наряд с треклятым колье на шее. Алина выглядела, как хрупкая фарфоровая статуэтка, Лиза – как глиняная напольная ваза…
      – Елизавета, да что с вами?! – спрашивала ее Мерцалова.
      Должно быть, она неоднократно пыталась привлечь внимание Дубровской, но та, витая где-то очень далеко, услышала ее не сразу.
      – Что? – спохватилась Лиза, чувствуя, как предательская краска густо расползается по ее лицу.
      – Я попросила вас передать Алине вот этот шоколадный крем. Вас это не затруднит?
      – Нет.
      Дубровская приподнялась со своего места. Должно быть, она сделала это слишком порывисто, а может, просто наступила на длинный подол своего вечернего платья, но вазочка на хрустальной ножке вдруг вырвалась из ее рук, и ее содержимое оказалось на белом платье Алины.
      – О, боже! – вскрикнула Мерцалова. – Это нужно срочно замыть. Пройдемте в ванную.
      – Какая жалость, – вздохнула Павловская-старшая. – Это платье от Версаче я подарила Алине на Рождество.
      Дубровская стояла чуть жива от страха. Она растерялась, не зная, чем помочь. А в возникшей за столом суматохе вдруг раздался спокойный голос самой «жертвы» происшествия.
      – Не беспокойтесь. Дело не терпит суеты. Мне поможет Лиза, а вы можете спокойно заканчивать ужин. Ольга Сергеевна, вы не будете против, если я пройду в гостевую комнату за своими вещами?
      – Делай все, что посчитаешь нужным, дорогая. Платье, я думаю, не спасти, но передай его на всякий случай нашей домоправительнице Капитолине. Она знает уйму рецептов выведения пятен.
      Дубровская поплелась вслед за Алиной в ванную. Она волочила подол своего платья, готовая разреветься от неловкости и стыда. Этот вечер она будет помнить до конца своей жизни. По крайней мере, ей тогда так казалось…

      – Не переживай, – утешала ее Алина в просторной ванной комнате Мерцаловых.
      – Я не знаю, как так вышло, – оправдывалась Лиза.
      – Я говорю тебе, что проблема не стоит выеденного яйца. Ты ведь не специально.
      – Нет, конечно. Но что обо мне подумают! Впервые ужинаю с родителями Андрея – и вот, извольте, такая глупая ситуация! Кстати, чем я могу тебе помочь?
      – Не беспокойся, я не заставлю тебя стирать мое платье. – Павловская рассмеялась. – Все эти люди в столовой ужасно милы, но по отдельности. Вместе они могут быть невыносимы. Так что считай, что я спасла тебя от стаи голодных хищников.
      Алина уже переоделась в белые хлопковые брюки и легкий голубой джемпер. Дубровская не могла не признать, что смена признанного мирового лейбла на повседневную одежду ничуть не отразилась на внешнем облике девушки, пожалуй, она стала еще привлекательнее. Зеркальные стены и потолок множили отражение Павловской, создавая эффект присутствия нескольких сказочных принцесс. Елизавета же рядом с ней явно проигрывала. Встревоженная, с нервным, каким-то опрокинутым лицом, она все еще не оправилась от шока. Ей совсем не хотелось возвращаться в столовую, где гости вполголоса обсуждают происшествие. Если бы было можно сбежать от позора, Лиза так бы и сделала. Но за столом сидела Вероника Алексеевна, которая претерпела все муки ада, краснея и бледнея за свою неловкую дочь.
      Дубровская была благодарна Алине, что в критической ситуации та протянула руку помощи той, которую видела впервые в своей жизни. Лиза была не столь хорошо воспитана, потому что сейчас, в буквальном смысле слова отправив в помойное ведро платье соперницы, она кусала ногти, не решаясь задать милой девушке бестактный вопрос.
      – Алина! Я хотела у тебя узнать…
      – Да?
      – М-м-м, ты и Андрей… Андрей и ты…
      – Так я и знала! Это проделки моей маменьки?
      Лиза замотала головой, не слишком понимая, что нужно отвечать. Одно было бесспорно, Павловская умела читать чужие мысли на расстоянии.
      – …Можешь ничего не говорить, – разрешила Алина. – Эту сказку я слышала сотни раз. Мы с Андреем, мол, созданы друг для друга, и мир разобьется вдребезги, если мы не обменяемся с ним обручальными кольцами.
      – А разве нет?
      – Можешь не беспокоиться, у нас с ним разные дороги. Мы, конечно, друзья, но не более того.
      Лиза не могла сдержать восторга. Она схватила Павловскую за руку.
      – Правда?!
      – Ну, конечно!
      Алина и вправду была душечкой. Так красива, умна, порядочна и совсем-совсем не интересуется Андреем! В искренности ее слов не могло быть сомнений. Разве могла быть Павловская столь спокойна и безмятежна, если бы она видела в Лизе соперницу?
      – Как жаль, что мы не подруги! – вырвалось у Дубровской.
      – А что нам мешает ими стать?

      Когда бесконечный вечер подошел к концу, Андрей вышел проводить гостей. Елизавета заметила, что ее друг чем-то озабочен и странно молчалив. Когда она открыла дверцу машины, собираясь сесть за руль, он слегка придержал ее за руку.
      – Подожди, не торопись.
      Лиза послушалась, ожидая, что он скажет на прощание что-нибудь очень приятное и поцелует ее, как обычно. Но молодой человек был погружен в свои мысли.
      – Слушай, я хотел тебя спросить. Ты это сделала специально?
      – Что? – сначала не поняла Дубровская, но потом, осознав, что Андрей подозревает ее в злом умысле относительно Алины, поспешила оправдаться: – Нет-нет! Как ты мог подумать? Это получилось случайно.
      Скорее всего слова прозвучали неубедительно, потому что Андрей сухо поцеловал ее в щеку. Он стоял и смотрел, как она заводит автомобиль, как трогается с места. Они еще не успели миновать подъездную аллею, а молодой человек уже скрылся за дверями дома. У него не было охоты провожать взглядом свою возлюбленную и махать ей на прощание рукой.
      Мать молчала почти всю дорогу, что на нее было совсем не похоже. И только тогда, когда они подъезжали к дому, она вдруг сказала то, что весь вечер не давало покоя Елизавете:
      – Я не знаю, что тебе говорил твой драгоценный жених, но одно могу заметить вполне определенно. С такой девушкой, как Алина Павловская, невозможно дружить. Ее можно только любить. Причем, прости за каламбур, не любить ее невозможно.
      Елизавета подняла глаза. В них стояли слезы…

      Вскоре после злополучного вечера Лиза стала частым гостем в доме Павловских. «Тебе там абсолютно нечего делать», – заявляла мать, и где-то в глубине души Елизавета была с ней полностью согласна. Но разве она могла объяснить Веронике Алексеевне, что ее необъяснимо влечет к девушке, в которую, вполне возможно, тайно влюблен Андрей.
      Это открытие сделала Елизавета совсем недавно. Таким образом, концы сходились с концами. Андрей – без ума от Алины, Алине безразличен Андрей. Только так можно было объяснить странное поведение парочки. Конечно, у Мерцалова есть глаза, и он прекрасно видит, насколько обворожительна и безупречна дочь их знакомых. Его родители лезут из кожи вон, только бы заполучить такую невестку. В этом Дубровская могла убедиться сама. Вероятно, и Павловские ничего не имеют против этого брака. Выгодно по многим причинам. Вот только загвоздка в Алине. Она равнодушна к Мерцалову. А он страдает… В этом Дубровская была уверена и поэтому страдала сама. И по этой же причине она искала встречи с той, которая была для всех воплощением совершенства. Ей доставляло мучительное наслаждение видеть соперницу, наблюдать за ней и упиваться собственным убожеством.
      Алина была ей всегда рада, чего не скажешь о ее родителях. Они держались отчужденно и не проявляли восторга при виде новой знакомой дочери. Лизу поначалу очень смущала такая неприветливость, но Алина посоветовала ей не принимать все близко к сердцу.
      – Возможно, они немного скупы на эмоции и кажутся на первый взгляд сухарями, но дело не в тебе. Мы – потомственные дворяне, а это накладывает отпечаток на характер, хочешь ты этого или нет…
      Снобы несчастные! Конечно, Дубровская не могла похвастаться родовитыми предками, но ее отец еще совсем недавно обладал большой властью. Разумеется, в их столовой не висели портреты дам в шляпах с перьями и мужчин с Георгиевскими крестами, но представление об этикете они имели и не ударили бы в грязь лицом, если бы кому-нибудь из них довелось сидеть за столом с важными персонами… Правда, после пресловутого ужина у Мерцаловых Елизавета не была в этом столь непоколебимо уверена…
      Сама Алина, не в пример своим чрезвычайно надменным родителям, была мила и проста в общении. Можно было только диву даваться, насколько яблоко, в случае с дочерью Павловских, далеко упало от яблони. Девушка с удовольствием выслушивала длинные монологи Лизы, целиком и полностью посвященные ее проблемам; давала советы, которые не всегда услышишь и от опытного психолога. Так уж повелось, что Дубровская начала доверять новой подруге все свои секреты…

      Как-то раз она пожаловалась Алине на деспотизм Мерцалова.
      – Он ничего не хочет слышать о моей работе! Не знаю, как мне быть…
      Действительно, Андрей заявил ей вполне определенно, что не желает видеть свою невесту в качестве адвоката по уголовным делам.
      – Пойми, дорогая, это экономически невыгодно и с точки зрения здравого смысла неразумно. Ты не забыла ту милую историю, когда общение с одним из твоих подопечных едва не стоило тебе жизни?
      Конечно, Лиза ничего не забыла. Более того, именно Мерцалов спас ее от неминуемой гибели, за что, если разобраться, она должна быть ему безмерно признательна. Но благодарность не относилась к числу сильных сторон ее противоречивой натуры. Дубровская злилась, дулась, но вопрос так и оставался открытым…