"А хоронить-то некому будет? - Мысль пришла внезапно. - В Иркутск ведь никто не сообщит... Вот до чего дожил!" - Он тихо всхлипнул. - "Господи, как обидно!.."
      А смерть не шла. Не шла, сука! Помучить хотела: чтоб не от раны, а от обиды помер; чтоб жизнь свою проклял; чтоб умолял ее, смерть подлую, поторопиться; чтоб благодатью ее назвал!
      Черноту хлебом не корми, дай ей о себе светлое слово услышать...
      - Ай, Ваня! - шептал он. - Если ты есть где-то, радоваться должен: свидимся скоро! Хотя навряд - в разных местах находиться нам с тобой... Может, замолвишь словечко? Ведь тебе-то одно добро делал! Ту картечину что считать! От ее и следа не осталось. В ногу - это не в бок. Мне вон в бок, а и то терпимо...
      И тут примерещилось ему, что он смех Иванов слышит. А Ивана не видать...
      Разве справедливо Ивану смеяться над ним, когда смерть ему в глаза глядит?..
      Спина меж тем заныла. На земле были камешки. Да и холод от нее шел. Селиванов поежился. И вдруг сообразил: "А рана-то, может, и не смертельная вовсе..."
      Не успела мысль эта сквозь мозг пройти, как он уже был на ногах. В боку резануло, защипало, заломило. По ноге, до самой пятки, ручеек потек. Но разве ж это смерть?!
      - Во жизнь собачья! - сказал он громко. - Помереть и то по своей воле не дадено...
      Он озадаченно покачал головой. Зажал рукой рану и поспешно заковылял к вокзалу.