Ныне, предлагая благосклонному исследователю событий дней давно минувших вторую часть книги воспоминаний непосредственных участников и очевидцев мы, составители этих мемуарий — Хальк, барон Юсдаль из Гандерланда, и Хэлкарс, барон Целлиг из Бельверуса, хотели бы напомнить почтенному читателю, что, с сожалению, мы не включаем в общий трактат все имеющиеся у нас на руках рукописи и дневники, ибо в противном случае наш труд разросся бы до пределов необозримых.
       Во второй части книги, условно обозначенной нами общим титлом «О Троне Дракона и пришествии Пламени Вечности», мы решили использовать лишь воспоминания наиглавнейших действующих лиц истории, связанной с таинственным государственным переворотом в Немедийском королевстве, а именно — юной баронессы Долианы Эрде, графа Монброна Танасульского, волшебника Тотланта из Пограничья и непосредственно одного из составителей сего труда — Калька Юсдаля.
       Однако мы сочли необходимым обратиться за разъяснениями некоторые не совсем ясных моментов этой длинной повести к брату госпожи Ринги Эрде, Рейениру Морадо да Кадена из Рабиров — сам он предпочел не записывать свои воспоминания, а лишь поведал авторам об эпизодах, которым был свидетелем, и некоторых личностях, сыгравших изрядную роль в битве за немедийскую корону. Поскольку месьор Рейенир — суть пристрастный свидетель, он сам заявил, чтобы к его доле повествования относились с некоторой осторожностью, ибо Рейенир, как натура увлекающаяся, склонен к преувеличениям, недомолвкам и даже приукрашиванию действительности.
       Можно бесконечно долго рассуждать о причинах и истоках той запутанной цепи событий, битв, несдержанных обещаний и исполненных клятв, которые в летописях именуются «Часом Дракона», но большинство ученых мужей Материка сходятся в одном: старение мира, близость нашего универсума к неминуемому закату и влечет столь тяжкие, влияющие на судьбы человеческого рода бедствия. Почти две тысячи лет человеческой цивилизации привели людей к пику развития разума, однако мы с величайшим сожалением можем отметить, что цивилизация наша постарела, застыла на одном из витков спирали и, возможно, идет к неминуемой гибели, когда нас сменят другие, более молодые и активные народы, способные продвинуться гораздо дальше хайборийцев во всех сферах бытия, начиная от вечных ценностей культуры до магии.
       Сим грустным пассажем мы и завершим вступительное слово ко второй части книги мемуаров и надеемся на то, что всякий читатель благосклонно примет изложенные нами сведения и запомнит: нет беды, которую нельзя обороть, но время необоримо.
 
      Аквилония, Тарантия.
      Подписано на Праздник
      Середины лета 1296 года
      собственной рукой Халька
      Юсдаля из Гандерланда,
      а с ним и удостоверяется
      росчерком Хэлкарса,
      барона Целлига из Бельверуса.

 
       Бельверус, Немедия.
       17 день Первой Весенней луны.
 
      Всегда полагал себя человеком спокойным, даже флегматичным. Да и предания нашей семьи недвусмысленно подтверждали: чтобы по-настоящему вывести из себя представителя рода Монбронов и ввергнуть оного в священную ярость, требуется, самое меньшее, приземлившийся во дворе фамильного замка огнедышащий дракон.
      До этой ночи у меня никогда прежде руки не дрожали — ни во времена веселых пиратских приключений на Полуденном Побережье, ни в Кофе или Туране, когда за мной ретиво охотились тайные службы этих государств, ни после случайной стычки с громадным лесным мантикором, решившим пообедать моей лошадью и закусить хозяином… Всякие переделки бывали, во многих приключениях пришлось поучаствовать, на кораблях тонул и горел, на суше полтора десятка раз едва не лишился головы вследствие опасного рода занятий, а уж какие сюрпризы может преподнести одинокому путнику дальняя дорога, полагаю, объяснять не нужно.
      А вот сейчас руки у меня дрожат. Может, позвать месьора Венса и продиктовать ему письмо, дабы не оскорблять пергамент невообразимыми каракулями и кляксами? Нет-нет, я обязан составить эту депешу самостоятельно, без чужой помощи. Как говаривал барон Гленнор, мой обожаемый начальник? Верно: «Пиши коротко, излагай четко, ухватывай суть, не трать зря чернил». Любое донесение должно быть написано максимально удобочитаемо для адресата, которому неинтересны твои лирические переживания и который жаждет лишь достоверных сведений, дабы на их основе сделать надлежащие выводы.
      Таким образом, я создал самый короткий в своей жизни отчет. Взял новый чистый листок и старательно вывел на нем большими прописными буквами: «Все пропало. Немедия для нас потеряна. Маэль».
      Пускай думают, что сие значит. В конце концов, официальную депешу в Тарантию отправит аквилонский посол, его светлость граф Клай. Если говорить совсем откровенно, Немедия и без моего скромного участия находится под любящими взглядами нашей драгоценной Латераны, сиречь тайной службы королевства Аквилония — в Бельверусе предостаточно соглядатаев Трона Льва вкупе с нашими дворянами-путешественниками, полагающими своим долгом отправлять на родину скромные донесения о состоянии дел у дорогих соседей, несомненно, являющихся душевными друзьями Аквилонской монархии. Так что и Конан, и барон Гленнор вскоре получат целый мешок почты с подробнейшим описанием события, которое уже окрестили в народе «Ночью Бешеного Огня». Боюсь, указанная ночь войдет во все летописи и останется в истории именно под этим названием. Которое, сами понимаете, не несет в себе положительного смысла.
      В дверную щель просунулась унылая физиономия моего домохозяина, досточтимого Реймена Венса, гильдейского менялы и попутно — аквилонского конфидента с многолетним опытом тайных игр. Впрочем, слово «конфидент» применительно к Реймену звучит более насмешкой, чем отражает истинное положение. Вертрауэн и Королевский Кабинет отлично знают, что Реймен Венс на самом деле никакой не меняла и занимается своим презренным ремеслом лишь для отвода глаз.
      Впрочем, Реймена никто не трогает. Неписаные правила вежливости и обхождения между тайными службами ясно гласят, что столь уважаемые шпионы задержанию и допросу не подлежат. Достаточно приглядывать за ними вполглаза и не более.
      — Граф? — промямлил Вене. — Новые донесения из города…
      — Какие? — простонал я, чувствуя, что запас плохих новостей доселе не исчерпан, и таковые будут поступать в течение всего дня, пока власти (боги лучезарные, какиееще власти?) не наведут в городе порядок.
      Стало точно известно, что наследник трона Нимед и второй сын бывшего короля, принц Зинген, мертвы. Вместе с семьями. Местонахождение принцев Халлена и Ольтена не установлено, однако дом Халлена сгорел полностью и разгрести завалы пока не представляется возможным из-за жара и углей.
      — Дальше? — уныло вопросил я.
      — В столице введено осадное положение, протектором Бельверуса назначен принц Тараск…
      — Еще что-нибудь? — новости, прямо скажем, захватывающие, не будь они такими грустными.
      — Начали разбирать пепелище в усадьбе герцогов Эрде. Поедешь?
      — Поеду, — вздохнул я, поднялся, набросил плащ с гербами Монбронов и львами Аквилонии (пусть все видят, что я подданный другого государства и нахожусь под защитой Трона Льва!), подтянул ремешки перевязи, проверил, насколько легко меч выходит из ножен и взглянул на Реймена.
      — Вот что, месьор Венс, — сказал я, — боюсь, сегодня нам придется весьма усердно потрудиться. Используй все свои связи, но разыщи полдесятка людей, верных Аквилонии, а самое главное — сообразительных. Кроме того, мне необходимо встретиться с человеком, возглавляющим нашу тайную службу в Бельверусе. Понимаешь? Я хочу увидеть самого главного. Личного конфидента барона Гленнора, который занимается делами Латераны в немедийской столице.
      — Встречу я постараюсь устроить, — кивнул Вене. — Наверняка ближе к вечеру. И, разумеется, не здесь. Но посуди сам: в столице происходит незнамо что. Таких невероятных событий история стран заката пока не знала, если не считать переворота в Офире во времена короля Рагрисса. Слишком уж непохоже случившееся на обычный бунт черни… Чересчур непохоже.
      Реймен грустно пожал плечами, развернулся и ушел. Я покинул дом через боковую лестницу, взял за узду оседланную лошадь — Бебита, моя зингарская кобыла, глянула на хозяина с недоумением. Куда, мол, собрался в такую рань? Едва рассвело, а он уже отправляется по делам!
      Прав был Реймен, утверждая, что события минувшей ночи мало напоминают банальное восстание недовольных властью горожан. Когда происходит мятеж черни, правители обычно дают толпе некоторое время для буйства, выпускают пар народного гнева, а затем быстро и жестко наводят порядок. Сейчас было по другому. Мгновенная вспышка ярости жителей Бельверуса угасла с первыми лучами утреннего солнца. Город мгновенно наводнила армия — гвардейские кавалерийские отряды взяли под охрану все важнейшие государственные здания, конные разъезды числом до пяти всадников патрулировали улицы, городская стража, усиленная пешими щитниками из числа «Орлиного легиона», заняла перекрестки, перегородила главные улицы рогатками и пропускала лишь жителей близлежащих домов или людей, спешащих по особой надобности — водовозов, золотарей, торговцев хлебом… Меня спасали от строгих вояк аквилонские гербы и надменная, заранее заготовленная фраза:
      — По надобности посольства Трона Льва и короля Конана Канах!
      Ничего удивительного. Я предусмотрительно вытребовал у графа Клая охранную грамоту, дававшую мне право посольской неприкосновенности. В данной ситуации этот пышный пергамент, изукрашенный печатями, эмблемами и громкими подписями, помог несказанно. Гвардейцы хмурились, но беспрепятственно пропускали меня по городу — этикет обязывает.
      Я нарочно избрал длинный обходной маршрут. Хотел самолично убедиться, что дела в действительности обстоят на редкость плохо.
      Убедился.
      Вот здесь, на улице Серебряного Венца, стоял дом принца Зингена. Я видел этот особняк раньше — очень милое трехэтажное строение в офирском стиле с ажурными башенками, небольшим садом и прилегающими конюшнями. Ныне улица оцеплена тройным рядом королевской стражи, не пропускают никого (гвардейцев не впечатлил даже мой грозный документ), но я успел рассмотреть, что здание выгорело полностью. Остался лишь закопченный каменный фасад. Внутренние перекрытия, балки, стропила — все рухнуло. Над огромной грудой углей поднимается черный дымок. Неподалеку стоит закрытая повозка с гербами Дознавательной управы. Ясно, господа дознаватели примчались расследовать причины пожара… Много же они нарасследуют! И ведь наверняка отыщутся виновные, коих торжественно казнят на площади у Башни Висельников под восторженные народные клики. Покатятся головы убийц, покусившихся на священные персоны королевской семьи, которую тот же самый народ совсем недавно так искренне ненавидел.
      Строго охраняется и огромный дом темного кирпича на улице Алебарды. Вот она, мрачная резиденция Вертрауэна, знаменитого Пятого департамента личной Его величества канцелярии! Вокруг подозрительно тихо. Редкие прохожие, как мне показалось, боятся даже покоситься в сторону оплота немедийских тайн и закулисных интриг.
      Резиденция уцелела — двери не выломаны, окна не побиты. Присматривают за Вертрауэном полсотни пеших стражников в черных плащах «Легиона Пантеры» и десяток офицеров дворцовой гвардии в высоких чинах. Здесь же, у входа, высятся два фургона, какие-то непримечательные личности торопливо грузят в повозки пергаментные кипы, выносимые из здания, дело происходит в абсолютной тишине и под пристальным взором чиновника из ведомства канцлера. Любопытно…
      Между прочим, я не отмечаю присутствия знакомых персон из зловещего Королевского Кабинета. Если подходить к происходящему логически, то Хостин Клеос со своими цепными псами прямо-таки обязаны суетиться в первых рядах. Как же так, их главнейшие конкуренты растоптаны и раздавлены, в Вертрауэне можно поживиться огромным количеством преинтереснейших документов, касающихся любых сфер в политической жизни Немедии и близлежащих стран, а месьор Хостин бездействует? Или действует негласно, не подавая виду? Бывший булочник слишком умен и слишком хитер, об этом в один голос твердили все мои немедийские знакомые. Потом разберемся.
      Я заставил лошадь свернуть в переулок, миновал сеть узеньких старинных улочек и выехал к аристократическому кварталу столицы. Новая интересность: здесь попадается куда больше стражи и военных, хотя, на мой взгляд, наличие дополнительной охраны вполне оправдано, особенно если учитывать безумные ночные погромы. Кто знает, вдруг пресловутый народный гнев перекинется на богатые дворянские особняки и выльется в непринужденный грабеж?
      А-а, понятно, отчего здесь собралось столько вооруженных людей. Явилось высокое начальство, если, конечно, это слово подходит к его светлости, новоназначенному протектору Бельверуса и принцу короны Тараску — Эльсдорфу. Свита небольшая, всего-то два телохранителя в кофийских одеяниях, и непременная Дженна-Зенобия, не отстававшая от господина ни на шаг. Сегодня девица пренебрегла всеми правилами приличия и соизволила облачиться в темно-синюю форму коронной гвардии, разве что без знаков различия. Интересно, что они здесь делают? Решили самолично убедиться в смерти герцога Мораддина и его семейства?
      — Куда? — рявкнул на меня один из вояк, едва я попытался проехать ближе к дому. — Не видишь, ихняя светлость прибыли!
      — По надобностям посольства Аквилонии и короля Конана Канах! — прогремел я в ответ, и для пущей убедительности непринужденно соврал: — Мне нужно передать принцу Тараску важное известие.
      На меня взглянули с недоумением, однако пропустили. Кто их знает, этих благородных? Вдруг действительно нечто важное?
 
      Зрелище, ничего не сказать, было жутковатое. Если раньше дом герцога Мораддина представлял из себя аккуратный двухэтажный особняк, стоящий в глубине яблоневого сада с беседками и фонтанами, то теперь небольшая усадьба, расположенная в конце проезда Черного Леопарда, превратилась в настоящее поле битвы. Ворота снесены, по тающему весеннему снегу разбросан мусор, ветерок носит обгорелые папирусные и пергаментные листы, кое-где под покрывалами из мешковины лежат трупы… От строения почти ничего не осталось, только закопченные развалины цокольного этажа, флигеля полностью уничтожены огнем, торчит черный скелет оранжереи. Почему-то огонь пощадил одну из боковых пристроек — из разбитого окна парусом выбивается золотистая штора.
      Заметно, что прибывшие на место погрома власти приняли самые серьезные меры для разбора завалов и отыскания погибших. На развалинах, щедро залитых водой из близлежащего пруда, суетилось не менее тридцати человек, растаскивавших потрескавшийся камень и обгорелое дерево. Разумеется, к саду и дому не могла проскользнуть даже мышь, если бы не предъявила соответствующего документа.
      Сейчас, когда груда обломков была почти что разобрана, на площадку для фехтования, расположенную справа от ворот усадьбы, складывали обнаруженные тела. Я поморщился — странно видеть черные обгорелые головешки, являвшиеся когда-то людьми. Форма тел сохранилась, но сами трупы обезображены до полной неузнаваемости — от жара руки и ноги согнуты, сгоревшая кожа на голове обнажает черепа, скалящиеся черными зубами, запах несносен…
      Привязав лошадь к ограде и сопровождаемый слегка недоуменными взглядами охраны (что здесь делает подданный короны Аквилонии?), я пошел вслед за Тараском и его присными, направившимися к фехтовальной площадке.
      — Сударь, — дорогу мне заступил гвардеец в чине капитана, — сюда нельзя. Расследование проводит Дознавательная управа и Королевский Кабинет.
      Ага, значит, наш знаменитый Кабинет все-таки проявил себя!
      — Если месьор Хостин Клеос здесь, передайте ему — прибыл граф Монброн из Аквилонии, — небрежно бросил я офицеру, на что тот лишь наклонил голову в притворном удивлении и отчеканил:
      — Господин граф, хочу вас уведомить: сегодняшним утром Хостин Клеос отстранен от руководства Королевским Кабинетом приказом протектора столицы. Его здесь нет, да и быть не может.
      — А где он? — глупо спросил я.
      — Это касается только протектора и самого Королевского Кабинета, — бесстрастно ответил гвардеец. — Я бы просил тебя удалиться.
      — Постойте-ка! — Я обернулся на голос. Оказывается, наш разговор слушали. Принц Тараск становился неподалеку и теперь мерил меня оценивающим взглядом. — Капитан, пропустите этого месьора. А вы, сударь, подойдите.
      Я и подошел. Тараск скользнул взглядом по моему плащу и гербовому колету, оценил древний символ Монбронов — крылатый меч на алом геральдическом щите, каковой поддерживают дракон и единорог — остановился на графской короне, украшавшей намет, и запросто вопросил:
      — Чем обязан, граф? Не ждал, что столь печальное событие заинтересует аквилонского дворянина. Или просто решили посмотреть на пожар? Вот уж действительно, подобное зрелище никогда не приедается.
      Это был первый раз в моей жизни, когда я видел принца Тараска настолько близко, буквально на расстоянии вытянутой руки. Молва не лгала: молод, высок, красив, взгляд умный и чуточку хитрый, почти как у Конана. И в глазах Тараска есть нечто такое, что заставляет быть осторожным — взгляд кобры тоже безопасен, но вот сама кобра… Одним словом, он сразу показался мне весьма интересным человеком, а вовсе не бездельным повесой, каким обычно казался высшему свету Немедии.
      За спиной его светлости немедля возникла высокая, поджарая девица. Гладкие черные волосы, ровная челка, из-под нее смотрят настороженные серые глаза. С мужской точки зрения я оценил бы ее такими словами: диковатая привлекательность. Не знаю, как сказать лучше. Именно такие решительные дамы обычно ходят в охране купеческих караванов или верховодят в разбойных шайках на полуночи Немедии и Бритунии — красивые, уверенные в своей силе и почти недоступные. Зена, Дженна, Зенобия. Телохранительница и фаворитка господина протектора. Но, как утверждают, отнюдь не любовница, а просто подруга. Добавим к облику торчащую из-за левого плеча рукоять добротного клинка (судя по навершию — нордхеймского, предназначенного лишь для рубящих ударов) и тем завершим картину.
      — Приветствую вашу светлость, — я поклонился, как того требуют правила куртуазии. — Позволю себе представиться. Маэль, сорок второй граф Монброн Танасульский.
      — Весьма рад, — сухо бросил Тараск. — Может быть, соизволишь объяснить причины своего появления здесь?
      Врать не хотелось. Так или иначе, ложь раскроют, если Тараск мною заинтересуется. Как учил хитромудрый барон Гленнор? Правильно: правда — сильнейшее оружие. Но полуправда еще сильнее.
      А ну, рискнем прибегнуть к поддержке громких имен. Может, получится ввести Тараска в смущение?
      — Прошу взглянуть, — я вытащил из складок колета посольскую бумагу. — Я представляю в Бельверусе Его величество Конана Аквилонского.
      — И что? — вздернул бровь Тараск.
      — Его светлость герцог Мораддин много лет являлся личным другом моего короля, — тяжелый взгляд принца явно заставлял меня отвести глаза в сторону, но я придал себе наивозможно независимый вид, стараясь не стушеваться. Кто такой, в конце концов, этот Тараск? Военный управитель города, не больше! Да, безусловно, он принц, но следует вспомнить, что в Монбронах тоже течет королевская кровь, а наша династия постарше семьи Эльсдорфов лет эдак на двести! — Я приехал в Бельверус с личным посланием от короля к месьору Мораддину. И я уверен, что Конан Канах, наш государь, будет обеспокоен произошедшим. Надеюсь, вашей светлости известно, каковы последствия… э-э… беспокойстванашего короля.
      — Да уж наслышаны, — странно, но Зенобия заговорила без разрешения. Голос у нее оказался мелодичный и низкий, слова сна произносила чуть нараспев, с легким акцентом. Такое впечатление, что дочь презренного торговца из захолустного Пограничья чувствовала себя на равных с принцем короны и иностранным графом. — Насколько знаю, последний раз беспокойство Конана Канах обернулось для короля Страбонуса Кофийского потерей венца и головы.
      Кофийские телохранители Тараска изобразили на лицах каменное выражение, сам Тараск скривился, а Зенобия послала ему ядовитенькую ухмылку. Чувство юмора у девочки прямо-таки варварское. Мне подумалось, что она слишком много себе позволяет, хотя Тараск пытается не замечать вольностей своей волчицы.
      Принц пожевал губами, вежливо улыбнулся и широким жестом пригласил меня следовать за собой, сказав:
      — Что ж, если угодно взглянуть на плачевные последствия мятежа — прошу. Зрелище, скажу откровенно, препротивнейшее.
      Да, здесь Тараск прав непогрешимо.
      Семь жутко обгоревших трупов. Еще два мертвеца, которых огонь не задел — у обоих множество ран от холодного оружия. Тело большой серой собаки, зачем-то уложенное рядом с людьми — я узнал принадлежавшего герцогу Мораддину горского волкодава. Кажется, его звали Бриан?
      Один из гвардейцев подбежал к Тараску, поприветствовал по-немедийски (сжатая в кулак правая ладонь брошена к сердцу) и отрапортовал:
      — Ваша светлость, нашелся свидетель! Домоправительница герцога Эрде по имени Хейд, дочь Даны. Привести?
      — Да, — коротко ответил принц. — Она наверняка способна опознать своих хозяев.
      Я сомневался, что можно узнать хоть одно пострадавшее от огня тело, однако…
      В Латеране новых конфидентов всегда учили прежде всего смотретьна свидетеля — именно смотреть, не слушать. Подмечать малейшие изменения в его интонациях, выражении лица, жестах. В соответствии с требованиями ремесла я пристально уставился на мельком виденную несколько дней назад пожилую толстуху, приведенную гвардейцами. Не сказать, что Хейд сотрясается от горя — конечно, она печальна, но держится отлично. Видать, герцог замечательно вымуштровал свою прислугу.
      — Госпожа, — Тараск тихо обратился к домоправительнице, чье платье не носило даже малейших следов огня. Видимо, успела выскочить из дома раньше, чем обрушился второй этаж. — Я, как протектор столицы, занимающийся расследованием случившегося здесь поджога и нападения на усадьбу герцога Мораддина, прошу осмотреть эти мертвые тела и ответить, есть ли среди них люди, тебе известные.
      Дородная Хейд первым делом взглянула на два необожженных трупа и, как мне показалось, вздрогнула.
      — Это — Вестри, сын его светлости, — обронила домоправительница, указывая на молодого человека, убитого несколькими ударами в грудь и шею.
      — Подтверждаю, — кивнул один из гвардейских стражей. — Вестри Эрде служил во дворце, только не в моем платунге, а в Четвертом.
      — Запишите, — бросил Тараск через плечо секретарю в коричневой мантии. — Одно тело опознано. Можешь продолжать, почтенная Хейд.
      — Узнаю господина Дорнода, — Хейд справилась с чувствами и кивнула на второй труп. — Помощник хозяина. С остальными будет посложнее, слишком уж трачены огнем.
      В течение ближайшего времени госпожа домоправительница старательно нагибалась над почерневшими мертвецами, качала головой, цокала языком, бормотала что-то под нос и шепотом сквернословила. Наконец она распрямилась, посмотрела на Тараска без всякого страха (и, как мне почудилось, безо всякого сожаления во взгляде), убежденно заявив:
      — Женщина — герцогиня Эрде. Она небольшого роста и худощавая. Вдобавок перстень на пальце — оплавленный, конечно, но… Этот перстень герцогиня никогда не снимала.
      Мы, прижав к носам надушенные платочки, присели возле трупа.
      Точно, на среднем пальце левой руки заметна почерневшая от огня оплывшая металлическая печатка. Восстановить ее прежнюю форму невозможно, однако, если домоправительница уверена…
      — Кеаран, граф Майль, — бесстрастно продолжала Хейд. — Золотой браслет, два кольца с камешками на правой руке… У Кеарана не было двух зубов слева — выбили давным-давно. Череп обгорел, поэтому заметно. Вот этот здоровенный — телохранитель госпожи герцогини, Клейн. Тупой ублюдок, не сумел вытащить хозяйку! Впрочем, он всегда был недалек умом… Бывший каторжник, что с него взять!
      — А это чьи кости? — напряженно спросил Тараск, указывая на самый обезображенный остов. — Герцог был невысок ростом, по размеру вроде бы подходит…
      — Он самый, хозяин, — не меняя выражения лица, ответила Хейд. У меня вызвало тревогу ее безразличие. Странно, вроде бы эта женщина прожила в доме Эрде долгие годы, стала настоящим членом семьи… И ни одной слезинки. Только на Вестри она посмотрела с непонятной помесью разочарования и страдания. — Очень похож. Остальных не знаю. Наверное, разбойники, напавшие на дом.
      — Ты уверена, что перед нами именно герцог Мораддин? — продолжал наседать Тараск. — Как ты его отличила?
      — Сами видите, ваша светлость, роста короткого, да вон еще медальон на груди — там он портрет супруги носил… Да уверена, вот и все! Я ж герцога двадцать лет знаю!
      Хейд наконец-то залилась слезами, а я спросил вслух сам у себя:
      — Простите, но где молодая хозяйка?
      — Верно, где она? — поддержал меня Тараск. — Госпожа Долиана погибла или успела выбежать из дома?
      Хейд, по-бабьи завывая, выкрикнула что-то неразборчивое, из чего я сообразил, что домоправительнице ничего не известно о судьбе юной баронессы. Толстуху увели.
      — Значит, погибли все, — медленно сказал Тараск. — И кому-то придется очень дорого расплачиваться. Граф, ты увидел все, что хотел увидеть?
      — Д-да, — заикнулся я, с легким ужасом косясь на мертвецов. Боги, ведь всего два дня назад они были живыми людьми, с которыми я разговаривал, пил вино, строил планы на будущее, наконец!
      — Надеюсь, ты упомянешь в письме королю Конану, что власти Немедии принимают все меры к разысканию и строжайшему наказанию преступников. И еще одно. Месьор граф, столица находится на осадном положении. Никто не вправе покинуть Бельверус без моего приказа. Разумеется, если ты намерен уехать, я дам разрешение, ибо мы не можем задерживать людей с документами посланников, но… Я просил бы тебя задержаться. Может быть, ты окажешь Трону Дракона… скажем так, определенную помощь. Дженна, проводи господина Монброна!
      Я на мягких, будто ватных ногах, отправился к воротам в сопровождении наряженной в гвардейскую синюю форму девицы. Зенобия по-кошачьи ступала позади, сразу за правым плечом, подержала мне стремя, пока я забирался в седло, но вдруг перехватила поводья Бебиты, зыркнула на меня холодными серыми глазами и тихо сказала:
      — Вот что, аквилонец… Мой тебе совет: оставайся в городе. Быстро разыщи маленькую герцогиню…
      — Как? — изумился я. — Как я найду госпожу Дану?
      — Придумай! — отрезала Дженна. — У тебя своя голова на плечах, не дитя неразумное. Найди и спрячь ненадежнее. Лучше всего — увези из города. Завтра с утра, коли сможешь, загляни-ка во дворец. Зайдешь с Полуденного входа, покажешь караульным эту штучку, — Зенобия перебросила мне простенький деревянный амулет на шнурке в виде нордейхмской руны «Райда». — Поговорим.
      — Ну… Хорошо, я попытаюсь… А в чем дело?
      — Поезжай! — Зенобия отвернулась и сказала, будто в никуда: — Не нравится мне все это… Очень не нравится. Езжай, граф. Здесь тебе делать нечего. Без тебя разберутся.
 
       18 день Первой весенней луны.
 
      Подведем неутешительные итоги. За минувшие сутки во втором по значению и первом по огромности территорий (Немедия с учетом протекторатов Коринфии и Заморы несколько больше Аквилонии) королевстве Заката произошли столь поразительные и невероятные изменения, что я до сих пор не могу осмыслить их значения и возможных последствий для всей Хаборийской цивилизации.
      Во-первых, от власти отстранен правящий дом Эльсдорфов Немедийских; причем отстранен насильно.
      Во-вторых, наследников трона в самом прямом смысле данных слов не осталось в живых — новым канцлером Эрдриком и протектором столицы Тараском объявлено, что «в результате вспыхнувшего мятежа и измены некоторых государственных чиновников, а также волнений в городе все четыре сына почившего короля Нимеда погибли.
      Бушующей толпой также умерщвлены благородные супруги Их высочеств, наследники и люди из числа слуг».
      В-третьих, введенное в Бельверусе осадное положение препятствует созыву высокого дворянского собрания, каковое должно избрать нового короля, в результате чего Немедией сейчас правит странный триумвират, составленный из господина канцлера, одновременно являющегося правящим регентом, принца Тараска, который вдобавок в должности протектора взял на себя командование многочисленными гвардейскими тысячами, и королевского казначея Сагаро, ныне отвечающего за всю торговлю и снабжение крупнейших городов, а также войска продовольствием.
      Как долго продлится столь неопределенное положение, никому не известно, однако старинные уложения государственного права недвусмысленно гласят: скончавшийся монарх должен быть погребен спустя десять дней, считая от дня кончины, и за это время необходимо называть имя преемника. Если этого не происходит, королем становится ближайший родственник короля по мужской линии, а если таковой отсутствует, то по женской.
      Против закона не пойдешь — вышеописанная традиция насчитывает многие столетия, освящена митрианским культом и, если Тараск сотоварищи пренебрегут древним уложением, страна окажется на грани междоусобной войны: восстанут дворяне, от власти отвратятся жрецы, да и простой народ начнет роптать. И в то же время триумвират пока не предпринимает никаких действий для созыва благородного собрания и выборов короля.
      Странно. На что они надеются?
      Поразмыслив, я пришел к выводу, что Тараск отнюдь не глуп и не зря тянет время. Если в течение десяти дней короля так и не изберут, то у кофийского принца есть все шансы заполучить корону.
      Он родной племянник Нимеда, в народе популярен (правда, популярность эта несколько дутая…) и, если подходить реалистически, Тараск на сегодняшний день единственный отпрыск династии, сосредоточивший в руках реальную власть. Безусловно, у Нимеда-старшего остались дяди, да и других племянников предостаточно, но их либо нет в столице, либо они не ощущают за собой силы, способной привести к трону.
      Меня не покидало ощущение неправильности происходящего. Броде бы смена власти происходит законным путем, а гибель королевской семьи очень просто объясняется так называемым «мятежом».
      Только мятеж этот, как бы выразиться получше… Случился очень кстати и был исключительно узконаправленным. Я был свидетелем волнений в Тарантии, происходивших в последний год царствования Нумедидеса, и знаю, что может натворить вышедшая из подчинения толпа.
      Поджоги, грабежи, бесчинства на улицах и стычки с пытающимися навести порядок военными — пьяные плебеи забрасывают гвардию камнями, первейшим объектом разграбления становятся винные погреба, а когда военные начинают применять оружие, все постепенно затихает. Обычный бунт длится, самое большее, седмицу-полторы.
      В Бельверусе все происходило по-другому. За Дну ночь «мятежа» (так утверждает нынешняя власть) бунтовщики, почему-то пренебрегая богатыми запасами виноделен, аккуратно вырезали семейство короля, сожгли дома принцев, а Нимеда-наследника с супругой и детьми убили не где-нибудь, а прямиком в отлично охраняемом замке короны.
      Как они туда ворвались — до сих пор остается загадкой, которую никто не желает объяснять. Заметим, что у принцев была неплохая личная охрана, их оберегали гвардейцы и телохранители…
      Какой вывод? Верно! В городе под прикрытием мятежа действовали отлично вооруженные и обученные отряды убийц или наемников, которым кто-то поручил низвергнуть правящую династию.
      И не надо мне рассказывать сказки, что орда обезумевших от ярости горожан могла противостоять гвардии и свитским дворянам принцев. Такого просто не бывает!
      Все эти соображения я изложил на рассвете восемнадцатого дня Первой весенней луны в одной из гостевых комнат неприметного постоялого двора с непритязательным наименованием «Петух и котел».
      Меня внимательно слушали шестеро людей весьма разного облика и занятий — лучшие аквилонские конфиденты, работающие в Бельверусе под началом месьора барона Амори из дома Данвилов Коринфских. Сам барон, крупный пронзительно-черноволосый мужчина средних лет, присутствовал здесь же.
      — …Это все, о чем я хотел вам рассказать, — я закончил с изложением своих мыслей. — И намереваюсь попросить у вас помощи.
      Месьор Амори отнюдь не производил впечатления личного представителя барона Гленнора. Он показался мне чересчур угрюмым, чересчур хмурым и чересчур нелюдимым — эдакий туповатый вояка, разбирающийся досконально лишь в оружии, лошадях, искусстве мечного боя и охоте.
      Однако еще один неписаный закон сыска гласит: «Внешность обманчива». Реймен Вене отрекомендовал Амори как самого благоразумного и осторожного конфидента, трудящегося ныне на поприще душевного согласия в нашей маленькой компании служителей Латераны. Отчего вдруг коринфский барон превратился в верную ищейку, принадлежащую Аквилонскому королевству, я не знал да и не стремился узнать. У каждого есть свои причины.
      — Помощь? — пробасил барон Амори Данвил. — Отчего ж не помочь хорошему человеку? Гленнор сообщал о тебе. Предупреждал, что рано или поздно ты объявишься. А когда объявишься, велел передать вот это.
      Мне сунули в руки медный тубус для хранения свитков, я извлек на свет пергаментный лист, пробежался глазами по строчкам и отвесил челюсть. Ничего себе! Вот так подарочек от барона Гленнора! Ну, спасибо, ваша милость! Только этого мне не хватало при всех имеющихся заботах!
      Слабым жестом я протянул рескрипт Амори, тот прочитал и усмехнулся углом рта. Более никаких эмоций на его лице не отразилось.
      — Значит, барон Гленнор наделяет тебя чрезвычайными полномочиями и передает в твое распоряжение всех конфидентов Латераны, — протянул коринфский дворянин. — Нам остается лишь подчиниться. Теперь ты имеешь право приказывать, а не просить.
      Сейчас я точно не помню, в каких именно формулах Гленнор поставил меня главой Немедийского отделения Латераны, но в депеше действительно говорилось, что Маэль, граф Монброн, действует от имени и именем короля, все его приказы следует считать приказом короля, а любые распоряжения исполнять незамедлительно и в точности.
      Такая бумага дает реальную власть, правда, в ограниченных пределах…
      Пятеро помощников барона Амори посмотрели на меня с любопытством. Сам коринфиец представил их не по именам, а по прозвищам, но, если смотреть на одежду, то становился ясен род занятий наших сподвижников.
      Один похож на владельца процветающей лавки, двое смахивают на ремесленников, четвертый является очень живописным гильдейским нищим (о, это немедийская страсть к порядку! Даже попрошайки организовали в Бельверусе собственную гильдию!) — кошмарные вшивые лохмотья, шерстяной колпак, прикрывающий спутанные грязные волосы, шрамы на физиономии и большая язва на щеке. В качестве дополнения к костюму нищий водил с собой омерзительную облысевшую обезьяну с красным задом и желтыми сточенными клыками. Последний из гостей носил темно-красную форму с потемневшим серебряным шитьем — городская стража, Управа Дознания.
      Полезный человек, надо полагать. Амори заявил, что лучших конфидентов свет доселе не видывал.
      — Итак, — я, заложив руки за спину, прошелся по комнате, — мы только что обсудили сведения общеизвестные. Кто-нибудь может добавить нечто новое? Собственные наблюдения, слухи, кажущиеся достоверными?
      — Можно мне? — пропищал нищеброд. Кажется, у него еще и кличка смешная — Тролленок. Лысая макака, заслышав голос хозяина, разинула пасть и заверещала. — Наверное, месьору графу будет интересен такой слушок… В Гильдии поговаривают, будто кое-кто из семейства короля уцелел. Никто точно не знает, но якобы Рихтер Вонючка, который побирается на улице Лилии, вроде бы узрел призрака. Якобы живой покойник, какой-то из сыновей Нимеда, в сопровождении некоей девицы прошел мимо него и даже швырнул медную монетку. Может, и врет наш Вонючка, себе цену набивая. Что, потрясти благородного месьора Рихтера на предмет истинности сией сказочки?
      — Потряси, — ответил за меня барон Данвил. — Может, и вытрясешь хоть одну жемчужину из мешка с навозом. Еще что-нибудь, господа?
      Никаких особых откровений не последовало. Я еще раз убедился, что подозрения об орудовавших в городе вооруженных шайках, изображавших «бунтовщиков», подтверждаются. Никакие «мятежные горожане», способные лишь швыряться булыжниками в окна богатых домов, не станут носить под одеждой оружие, а уж тем более — умело пускать его в ход во время штурма здания.
      Значит, и на самом деле таинственные отряды убийц существовали и их бойцы лишь прикидывались добропорядочными обывателями. До времени.
      Об этом в один голос твердили все пятеро конфидентов барона Амори, большинство их которых самолично наблюдало за волнениями в Бельверусе позапрошлой ночью.
      — Хорошо, — кивнул я. — Приму к сведению. Исходя из всего сказанного… Могу лишь добавить вам еще одно задание.
      — Ты и о первом-то не упоминал пока, — напомнил нищий с обезьяной.
      Вся компания воззрилась на меня в ожидании.
      — Первое: приложите все силы, поднимите всех своих осведомителей, пустите по следу всех собак, но отыщите для меня одного исчезнувшего человека, — провозгласил я. — Это женщина, точнее, девушка. Выглядит лет на шестнадцать, волосы темные, глаза светло-карие, сложения худощавого. Ее имя — Долиана, баронесса Эрде, дочь покойного герцога Мораддина. Об этом пока не сообщалось, но я знаю точно — в ночь мятежа госпожа баронесса весьма таинственным образом исчезла из поместья герцогов Эрде. Более никто ее не видел. Она требуется мне немедленно. Будьте осторожны, возможно, за баронессой охотятся и другие… люди. Второе. Разнюхайте, откуда могли появиться таинственные личности, штурмовавшие дома принцев. Кто они, кому служат… Ясно?
      — Отнюдь не ясно, — покачал головой барон Амори. — Почтенный граф, давайте-ка начнем с начала. Перво-наперво вы расскажете мне и моим друзьям все подробности об исчезновении баронессы Эрде.
 
      Из постоялого двора «Петух и котел» я отправился к другому двору, если, конечно, можно теперь поименовать «двором» резиденцию военного правительства Немедии, в обычную время именующуюся замком короны.
      Какие мысли у вас вызывают слова «королевский двор»?
      Благородные господа и не менее благородные дамы-фрейлины, гвардия в блистающих доспехах, деловитая суета прислуги, истошные вопли Церемониймейстера «Ужин его королевского величества! Салфетка его королевского величества», а для того, чтобы взять соусницу, нужно седлать коня, ибо торжественный стол приравнивается длиной к главной улице столицы.
      Теперь все не так.
      Если уж в Бельверусе осадное положение, а стража, сбиваясь с ног, «разыскивает» злодеев-бунтовщиков, то дворец являет собой настоящую крепость.
      На площадки башен замка короны взгромоздили катапульты и баллисты, проезды загорожены острейшими деревянными рогатками, наконечники которых окованы железом, внутрь пропускаются лишь те, у кого наличествуют разрешения, подписанные одним из триумвиров — Тараском, Эрдриком или Сагаро — а любые подозрительные личности заворачиваются обратно.
      Специально ради визита к фаворитке принца Тараска я оделся особенно. Никакого бархата, никакой парчи, никаких лишних перстней или браслетов, одежда скромна до полной невозможности — черная туника, поверх одевается кожаный нагрудник-панцирь с тиснением в виде фамильного герба, круглая черная шапка с черным же шарфом, перевязь меча самая простая, из тех, что носят наемники.
      Посмотревшись утром в серебряное зеркало, я решил, что в таком наряде смахиваю на преуспевающего гробовщика во дворянстве и спросил сам себя, по кому же это я, скажите на милость, ношу траур.
      Ответ не замедлил последовать — траур надет по почившим в бозе благополучию и стабильности стран Заката. Случавшаяся в Немедии заваруха наверняка вызовет лавину…
      Может быть, конечно, я паникую, но паника имеет основание. Смена династии влечет за собой не только перестановки в высочайших сферах управления государством, но и нарушение торговых, военных и прочих союзов. У нового правителя всегда новые интересы.
      Я не знаю, кто будет данным правителем, однако осмеливаюсь предполагать. Если Тараск добьется трона, за сим наверняка последует резкое усиление Кофа, страны, всегда относившейся к Аквилонии со сдержанной недоброжелательностью.
      Не будем загадывать, как обернется дело. Глядишь, обойдется. Пошумят, покричат, а когда пыль уляжется, снова продолжится привычная жизнь…
      Оказавшись возле Полуденных ворот дворца, я из гордыни не спешился перед вылетевшим, будто на пожар, командиром караула — таковой не оказал должного почтения. Мне довольно невежливо посоветовали отправляться своей дорогой на все восемь сторон света — надлежащего пропуска во дворец у меня не оказалось.
      Не оказалось? Как бы не так!
      С самым надменным видом я снял с шеи деревянную руну «Райда», предъявил ее охране, после чего отношение к визитеру разительно изменилось.
      Бебиту немедленно взяли под узду, сдержанно залебезили и даже выделили проводника.
      Прочим караулам, расставленным буквально на каждом углу коридоров замка, было достаточно показать вырезанный из темной древесины амулет. Я мгновенно становился «своим». Неужели безродная девка из Пограничья забрала себе столь высокую власть?
      — Сюда, — кивнул проводник, указывая на тяжелую дубовую дверь, ведущую в комнаты. — Если ты друг госпожи Зенобии, она тебя примет.
      — А если не друг? — фыркнул я. — Тогда что?
      — Тогда вылетишь отсюда через окно, — с чарующей непринужденностью сообщил гвардеец, отсалютовал брошенным к груди кулаком и отправился восвояси.
      Памятуя о традициях варваров, с которыми я достаточно успел ознакомиться за время дружбы с Конаном, я открыл дверь без стука.
      Ничего не скажу, здесь очень мило. До сих пор не могу понять, отчего самых утонченных дворян (к каковым, впрочем, я себя не отношу) всегда очаровывала дикарская простота. Очень большая комната, почти зала. Громадный камин, в котором пылают сосновые полешки. Широченная низкая постель — на ней можно разместить не меньше десятка гвардейцев и еще место останется. Лавки вдоль стен, никаких кресел или табуретов. Здоровенный грубоватый стол. Единственной приметой цивилизации являлся выстилавший пол иранистанский ковер с ворсом, достигавшим щиколотки.
      Именно на этом темно-красном ковре рядом с очагом возлежала госпожа Зенобия. Самое потрясающее было в том, что полуночная дикарка (на сей раз наряженная в простенькое синее платье с вышивкой в народном стиле) весьма старательно штудировала большую книгу в темно-коричневом с золотом переплете.
      — Сочинение Тот-Амона, сына Мин-Кау из Птейона, — даже не повернувшись в мою сторону, проговорила Зенобия, постучав пальцами по страницам фолианта. — Граф, ты случайно не знаешь, что такое «нумерология»? Никак не могу понять толком!
      — Э-э… Нумерология — это наука о магических и пророческих свойствах чисел, — ошеломленно сказал я. Ничего себе! Оказывается Дженна интересуется трактатами небезызвестного стигийца, прославленного не только в качестве первейшего колдуна Черного Круга, но и составителя весьма привлекательных рукописных трудов по истории и магии. Мало того, Дженна умеет читать! Хотя не стоит удивляться: она все-таки дочь купца, а образование в семействах торговцев ставится на второе место после врожденной деловой хватки. Без знания надлежащих наук ты никогда не обойдешь соперников и не заработаешь свое золото! — Однако если ты хочешь узнать побольше о нумерологии, стоило бы почитать не сочинения Тот-Амона, а книги кхитайских мудрецов, наиболее искушенных в тайнах чисел. Возьми хотя бы Ди Жэнь-Цзе из Панкина…
      — Благодарю за совет, — Зенобия быстро захлопнула книгу, встала с ковра, подошла ко мне и совершенно не девичьим жестом подала руку для пожатия. — Присаживайся, Маэль. Вина? Аргосского, коринфского, пуантенского?
      — Мне больше нравится «Лоза Либнума», — поддел я Дженну, упомянув самое дорогое и редкое на Закате вино со знаменитых Либнумских холмов Шема.
      Даже во дворце Конана, беззаветно приверженного лучшим образцам винодельческого искусства Полуденного Побережья, «Лоза Либнума» полагалась неслыханно щедрым угощением и нектаром, достойным богов.
      — Возьми на столе, — Дженна непринужденно кивнула в сторону огромного четвероногого сооружения из сосновых досок.
      Я подошел, обнаружил на столешнице кувшин с печатью в виде шестилучевой звезды, в центре которой находился силуэт верблюда, и понял, что колкость не удалась. Зато можно на славу угоститься.
      Здесь можно говорить свободно, — как бы невзначай сообщила Дженна. — Никто не подслушает. Во-первых, на страже стоят мои люди…Точнее, нелюди. Во-вторых, это самое удаленное крыло дворца. Я всегда очень любила независимость.
      — Нелюди? — я плеснул вина в серебряный кубок и продегустировал. Ничего не скажешь, подлинный «Либнум»! С ума сойти! Быть фавориткой принца Тараска не так уж плохо… — Эта такая особая шутка обитателей Пограничья, которую аквилонцы не понимают?
      — Еще как понимают, — отмахнулась Зенобия. Между прочим, Конан Канах, твой король — большой приятель нашего короля. Эрхарда Оборотня. Понятно?
      — А ты сама не оборотень? — поинтересовался я, наблюдая, как Зенобия наливает в свой кубок какую-то жуткую настойку. Судя по запаху, ежевичную.
      — Не повезло, — совершенно серьезно ответила госпожа фаворитка. — Я, к сожалению, самый настоящий доподлинный человек. Ладно, оставим споры о преимуществах двух противоположных рас. Надеюсь, ты сообразил, что я позвала тебя не случайно?
      — Конечно, сообразил. И что?
      — А вот что, — Зенобия указала мне на длинную лавку, застеленную медвежьей шкурой. — Насколько мне известно, тебя прислал в Бельверус король Аквилонии? Да? И пожалуйста, не делай такие невинные глаза! Я, как ты мог заметить, отнюдь не круглая дура. Кроме того, детство и юность я провела в Пограничье и отлично знаю, в каких отношениях находились Конан и герцог Мораддин.
      — Не понимаю, как увязать вместе твою молодость, короля Аквилонии и покойного герцога, — брякнул я. — При чем здесь тогда Пограничье?
      Человеческие судьбы, долгие тонкие нити, свитые Норнами, переплетаются очень причудливо, — с задумчивым видом изрекла Зенобия и села рядом со мной. — В моей полуночной стране слова «богатый купец» почти равнозначны слову «герцог». Ты слышал о моем отце? Он ведает торговой управой Пограничья, близок к королю Эрхарду и наслышан о некоторых страничках прошлого аквилонского государя. Я же внимала рассказам отца со всем тщанием… Я знаю, что Конан и глава Вертрауэна познакомились давным-давно, лет двадцать назад или даже больше того. И, конечно же, такой человек, как Конан, никоим образом не мог оставить в беде старинного друга.
      — Какие же из всего этого выводы? — поинтересовался я.
      — Никаких, — Зенобия развела руками. — Здесь настолько тесно сплелись высокая политика, в которой я ничего не понимаю, чьи-то интриги и колдовство, что распутать этот клубок не сумел даже хитроумный Мораддин. За что и поплатился жизнью.
      — Колдовство? — ахнул я. — Какое колдовство?
      — Обычное. Никогда не сталкивался с магией?
      — А ты, видимо, сталкивалась настолько часто, что хорошо разбираешься в волшебном искусстве?
      — Да не сказала бы… Мои телохранители-оборотни заставили меня насторожиться. Племя Карающей Длани чувствует магию гораздо острее людей. Так вот, парни утверждают, что в Бельверусе появилось нечто… нечто чужое. И это чужое — действует.
      — И в чем это выражается? — спросил я. — Каково действие?
      — Отец приставил ко мне четверых охранников ,глядя на огонь камина, сказала Зенобия. — Тарк, дальний родственник Эрхарда, уехал еще зимой. Обратно в Пограничье. Отговорился тем, что в Немедии ему плохо. Хотя за последние четыре года я не слышала от него никаких жалоб. Остальные начали болеть, примерно с начала зимы. Чем дальше, тем хуже. А позапрошлой ночью умер Гупта — мой самый верный страж. Я достаточно хорошо знакома с Племенем Карающей Длани — оборотни гораздо крепче людей. Так просто они не умирают. В Бельверусе, как мне кажется, на них начала действовать та самая чужая магия, появившаяся в городе, едва выпал снег… И я сама начинаю бояться.
      — Мне, конечно, интересно слушать рассказ о твоих страхах, — довольно жестко заметил я, — но почему бы не перейти к делу? Что ты хочешь мне сказать? И почему? Почему не пожаловаться принцу Тараску или канцлеру? При чем здесь дворянин из Аквилонии?
      — Вот ты, значит, как… — сощурила глаза Дженна. — На все эти вопросы я не отвечу. Отчасти потому, что не хочу, отчасти потому, что не могу. А Тараск… Молодой принц рвется к власти. Он привел в город много верных людей и я почти уверена, что гибель семьи старого Нимеда — на его совести. Мне на это плевать, Немедия для меня чужая страна. Однако я не могу спокойно наблюдать, как в политику вмешивается чуждая людям сила, равно опасная и для того, кто ее использует, и для его противников.
      — Я подозревал, что за недавним фальшивым мятежом стоит Тараск, — Зенобия, собственно говоря, ничего нового не поведала. И в то же время я в очередной раз слышу о некоем чужеродном колдовстве. — Скажи, в свите Тараска есть маг?
      — Аж целых двое, — мигом ответила Дженна. — Ораст и еще один… Этого второго я вижу очень редко. Странный человек. Кажется, Тараск познакомился с ним в Кофе.
      — Имя знаешь?
      — В этом-то вся и загвоздка! Имя необычное. Не стигийское, не кофское и не немедийское. Его зовут или называют Ксальтотуном. Точно такое же имя я встретила вот в той книге, — Дженна указала рукой на валяющийся том сочинений Тот-Амона. — Ксальтотун — кхарийское слово. Перевести его трудно — оно означает одновременно и человека, который постоянно возвращается, и нечто, существующее вечно, но где-то на самом рубеже миров Зримого и Незримого, и течение времени, а если уж быть совсем точной, то это понятие вышло из употребления еще полторы тысячи лет назад, когда рухнула Кхарийская империя. Мне кажется, что «Ксальтотун» — это не столько имя, сколько название какого-то ремесла. Человек может быть скорняком, наемником, , лекарем. А может быть ксальтотуном.