Монахи хорошо сознавали справедливость ее слов. Они сказали ей, что Мануэля теперь будут называть Франциско и выдадут за больного послушника. Затем ее отвели к Инес, чрезвычайно обрадовавшейся такому неожиданному свиданию. Так как Амаранта сказала, что сама станет ухаживать за почти выздоровевшей Инес, то монахиню отослали обратно в монастырь, предупредив, что обе девушки вскоре последуют за ней туда же, как только силы позволят Инес предпринять этот путь.

На другое утро патер Антонио пошел к Мануэлю уговорить его называться послушником Франциско и сбрить бороду. Сначала тот не хотел, говоря, что это будет трусостью с его стороны, но потом согласился сделать это ради безопасности монастыря. Лицо его, исхудавшее от болезни, так изменилось, что, когда ему сбрили бороду, прежнего генерала Павиа никто бы не узнал.

На другой день, около полудня, настоятельница соседнего женского монастыря пришла к патеру Пабло, жалуясь, что карлисты, обыскивая в это утро ее обитель, наделали много беспорядка и вели себя чрезвычайно грубо. Они все время повторяли, что найдут генерала Мануэля Павиа, хотя бы им пришлось для этого сжечь все монастыри.

Старик утешал и успокаивал настоятельницу, сколько мог, сказал, что против грубой силы ничего нельзя сделать, но что она может обратиться с жалобой к инквизиторам в Мадрид.

Настоятельница вернулась вечером в свой разгромленный монастырь, из которого солдаты ушли, не найдя никого.

Поиски продолжались с ожесточением, доказывавшим, что карлисты не успокоятся, пока не найдут своих жертв и не исполнят угрозы.

Все это, однако, не могло заставить старого Пабло отказать преследуемым в покровительстве. Он принадлежал к тем благородным душам, которые не боятся опасности, когда делают доброе дело.

Он считал, что отступиться теперь от несчастных было бы грехом, несправедливостью, малодушием. Угрозы карлистов только укрепили его решимость. Этот монах готов был всегда твердо придерживаться того, что считал достойным, хотя бы для этого ему пришлось пожертвовать жизнью.

Вечером он опять вышел с любимым патером погулять на монастырском дворе. Они ходили взад и вперед, беседуя и не замечая, что ночь уже спустилась на землю.

Кругом было тихо. В некоторых кельях еще горел огонь. Маленькое окошечко лазарета тоже было освещено. Инес и Амаранта не спали и разговаривали. Мануэль давно заснул.

Вдруг вдали послышался шум, как бы от множества скачущих лошадей. Старый Пабло остановился, прислушиваясь. Антонио тоже насторожился. Они подошли к решетчатым воротам, вглядываясь в ночную тьму.

Слышишь, — спросил Пабло, — они идут, кажется…

Антонио стоял неподвижно возле настоятеля. Он ясно слышал топот копыт и не сомневался, что это карлисты. Как быть? Девушки еще не уехали из монастыря! Что ожидает обитель?

Пабло оставался по-прежнему спокоен и не отходил от ворот.

— Я готов на все, — сказал он Антонио. — Да защитит Бог монастырь и всех находящихся в нем!

Всадники приближались, их было человек десять. С громким шумом подъехали они, соскочили с лошадей и с криком и хохотом стали стучать прикладами ружей в ворота.

— Что такое? Кто вы? — спросил настоятель. — Не забывайте, что здесь монастырь.

— Без разговоров, монах! — крикнул один из карлистов. — Отворяй, именем короля!

— Но кто вы и что вам надо?

— Мы кавалеристы дона Альфонса и Бланки Марии, нам нужен генерал Мануэль Павиа! Отворяйте, или выломаем ворота.

— Да разве вы не видите, где вы? — повторил седой Пабло.

— Черт возьми! Ты еще разговариваешь с этим монахом! — крикнули остальные карлисты. — Ломай ворота!

Они разбили ворота прикладами, и дикая орда с криком ворвалась во двор.

Старый Пабло загородил дорогу.

— Какое вы имеете право врываться в святую обитель? — вскричал он. — Прочь! Или вы разбойники?

— Ты поплатишься за это, монах! Бей его! — крикнули взбешенные карлисты. — Он посмел оскорбить солдат короля!

И Пабло, проткнутый двумя штыками, упал, тихо вскрикнув.

— Назад! — кричал Антонио, весь бледный, стараясь оградить отца и друга, но было уже поздно!

Старик лежал перед ним весь в крови. Карлисты с громкими проклятиями ворвались в монастырь, ища Мануэля и Инес. Все пропало! Антонио, закрыв лицо руками, вне себя от горя стоял над умиравшим старым благородным Пабло, новой жертвой кровожадной орды, бросившейся дальше в здание монастыря.

Примечания