Светлана БОРМИНСКАЯ

ДАЙ ПОГАДАЮ! ИЛИ БАЛЕРИНА ИЗ ЗАМКА ШАРПЕНТЬЕР

– В замке Шарпентьер званый прием. Балерина Эмилия Тавиани приготовила для своих гостей увлекательную программу, но сначала будет ужин, хотите коротенькую выдержку из меню? – Молодой, судя по голосу, диктор идиотски захихикал и продолжил: – Восхитительные улитки, маринованные в ликере «Перно» – с шабли, запеченные в чесночно-травяном масле, с итальянским хлебом... Или вот! Хвосты лобстеров в сливочном соусе с белыми грибочками. – Диктор сглотнул и добавил: – С шафрановым рисом и помидорами, ну, как вам?

Я как раз мыла туалет для пассажиров в своем вагоне, краем уха слушая новости. Скорый поезд Адлер – Москва, в котором я трудилась проводницей, находился в отстойнике после рейса.

– Балерина?

И я вспомнила, как в детстве мечтала стать балериной, упрямо становилась на пальцы ног и красиво разводила руками под музыку из радиоприемника.

Мечтала, наивная девочка...

– Домечталась. – От души сыпанув в унитаз горсть чистящего порошка, я продолжила его драить.

Закончив уборку, я спешно переоделась, торопясь на электричку. Я уже набивала пакет личными вещами, огляделась по сторонам, чтобы впопыхах чего-нибудь не забыть. На полу валялась купюра, я кое-как отодрала ее, так как бумаженция прилипла намертво. Но это была не купюра...

Зимой мне подарили колоду карт.

«Ты же талантливая баба, Светка, ну сколько можно работать проводницей? Дай себе больше свободы, избавься от ненужных запретов, и ты вырвешь у жизни свой шанс!» – разорялся даритель, норовя меня ущипнуть.

«Лучше бы помаду подарил!» – Пока я нервно разглядывала зловещие значения карт, даритель испарился.

Смерть с косой и Дьявола я выкинула в мусорное ведро в тот же день, оставив в конце концов лишь пять симпатичных карт. Теперь каждый день в течение месяца, даже не тасуя, я вытягивала одну из них. Так вот, самый счастливый – Туз Пентаклей, и если я выуживала его с утра, то день обычно задавался.

Эта карта считается самой лучшей из всех Младших Арканов. Когда она выпадала, древние египтяне, по словам Этейллы, не гадали дальше, ибо она делала весь результат гадания благоприятным.

Нет, счастливее я не стала, куда там... Нога судьбы раз за разом продолжала пинать меня, но я научилась феноменально отпрыгивать! А карты я растеряла, выбросив и ту, отодранную от пола.

Сон в руку

Незнакомец настырно тыкал мне в лицо пирожное «Мадлен», повторяя, как заведенный:

– У меня есть то, что тебе нужно, хочешь? Так хочешь или нет?

И я протянула руку, не имея ничего против «Мадлен». Внезапно послышался треск. За какой-то миг все заволокло дымом, и огонь поглотил и незнакомца, и его мультяшное пирожное...

– Света, вставай, Москву проспишь, – тряс меня за плечо бригадир поездного состава Заза Иванович Сердоликов. – Мерзко, – добавил он.

– Что? – зевая, обиделась я, уснувшая на полчаса перед самой Москвой.

– Погода мерзкая, подъезжаем, Света, – вздохнул Заза Иванович и повторил: – Вставай-давай!

«Мне снился огонь, к чему такие страсти?» – размышляла я, отскакивая от спешащих к выходу пассажиров с багажом и безумными глазами провинциалов.

Ничего в тот миг не предвещало беды, моя жизнь тихо шла между работой на скором поезде, домом и поездками к дочке. Многие вещи с годами стали понятны сами собой: то, что в любви – каждый за себя, и что надо терпеть, пока есть надежда на лучшее. И что не надо ничего бояться, ведь ходить по земле, ощущая ногами каждый ее камушек, – уже великое счастье... Ну а что коты и добрые собаки – ангелы в шерсти и без крыльев, так об этом знают даже дети!

Но сон про пожар оказался в руку, плохим оказался сон...

Мадам Ингрид

Месяц спустя...

Я вышла из Лиги независимых астрологов, хлопнув дверью, и быстро пошла по тротуару. Но, сделав несколько шагов, споткнулась и страстно поцеловала асфальт. Я отерла коленку и чуть не заплакала, обнаружив дырку на чулке. Обернувшись на здание лиги, я погрозила кулаком.

«Как в очень плохом кино, – думала я. – Горя не знает – это не про меня».

С пятого этажа на меня смотрела магиня. Она категорически не рекомендовала открывать салон Розовой магии в Москве.

– Вы из Дракино? – уточнила она. – Вот и езжайте туда, в Москве совсем уж не протолкнуться от магов.

– И кто ко мне будет приходить? – вежливо огрызнулась я. – Две изнывающие от безответной любви школьницы и какая-нибудь старая сумасшедшая дура, в смысле, дева? Все, в Дракино больше желающих не найдется. Там девчонки гадают лучше меня, а может, и лучше вас! – выпалила я и осеклась. – На что, извините, я буду жить? Мне ведь еще жить охота...

То, что мое место проводницы скорого Адлер – Москва уже занято, а я решила сменить профессию из-за выпавших на мою долю серьезных неприятностей, я сообщила еще в самом начале разговора и ждала понимания, но, как всегда, напрасно... Магиня молча наблюдала за мной, а я в свою очередь продолжала оглядывать ее кабинет, дивясь про себя, что волшебством в нем и не пахнет. Стол, за которым сидела она, и скромный диванчик, на котором уместилась я. И никаких шкафов, набитых заспиртованными гомункулусами, никаких треснувших венецианских зеркал и гигантских глобусов, и ни одного свитка в паутине или магических древних книг с тяжелыми кожаными закладками в благородных ошметках плесени... Ничегошеньки. Обычные моющиеся обои в цветочек и стандартная люстра на потолке – вот и весь антураж.

– Ну, хорошо, гадалки тоже часть социума... Скажите, а какой период жизни вы сейчас проходите? – потрогав желтоватым пальчиком переносицу, спросила магиня, и ее карие, похожие на обезьяньи, глазки на мгновение вспыхнули неподдельным интересом к моей скромной персоне.

– Я бабушка! – без запинки выпалила я.

– Почему же вы не сидите с внуками? – подлетела ко мне магиня. От неожиданности я даже отпрянула.

– А чего с ними сидеть? Дочка – домохозяйка, и сватья не устает квохтать над внучкой, – стала загибать я пальцы. – А я буду приезжать к ним в гости каждую неделю. С гостинцами, разумеется! И потом, мне всегда хотелось поискать высший смысл даже в простых вещах, а это проще всего, когда выслушиваешь кого-то и говоришь в ответ. Разве не так?

Магиня все еще стояла рядом со мной, от ее взгляда шевелилась паутинка, свисающая с лампочки. Я подвинулась, и она почти бесшумно присела рядом на диванчик, до того она была хрупка и иллюзорна по части телосложения.

«А ты все-таки похожа на злую волшебницу, какими их обычно изображают в книжках с картинками. И тебе... миллион лет!» – разглядывая морщины на ее треугольных щеках, вдруг подумала я.

– Вы еще молоды, – впервые за встречу улыбнулась магиня. – Почему бы вам не устроить свою личную жизнь? Хотите, я найду вам богатого мужа – деньги возбуждают! Будете спокойно варить борщи и штопать носки в уютном загородном доме. Соглашайтесь, я не всем это предлагаю.

– Я разочаровалась в мужчинах, – твердо сказала я.

– А в любви? – быстро спросила она.

– В любви пока нет, – стоически ответила я.

– Понятно, – вздохнула магиня. – Ну а с телепатией у вас как?

Я вздохнула и рассказала сон, как поезд, на котором я ехала в Загорск, внезапно остановился, и пришлось долго топать во сне пешком. Я шла-шла-шла и увидела приметный дом с колоннами... Через пару недель я ехала в Загорск наяву, и поезд остановился из-за банального ремонта путей, так что мне пришлось добираться до конечной станции окольно, и тот приметный розовый дом с колоннами из сна я увидала, проходя мимо.

– Но что мне тот дом с колоннами, а я тому дому? Нужного и полезного я ни разу ничего не угадала, – уныло созналась я, потому что без серьезного повода врать не привыкла.

– Вот именно. А у вас есть наитие, – вдруг удивленно пробормотала магиня. – Но гадание – ритуал, направленный на контакт с потусторонними силами, с целью получения сведений о будущем и настоящем... Вы хоть представляете, что это такое?

И я, не раздумывая, кивнула:

– А что мне еще остается? Магия, колдовство и ясновидение в Москве не преследуются законом, я узнавала!

– Да, преследуется лишь целительство, – поморщившись, согласилась магиня, на лице ее было неприкрытое раздражение.

И через минуту я уже стояла на улице с камнем в кармане. С ее камнем, который я стянула, пока магиня нагибалась за упавшим под стол огрызком карандаша. Я украла камень из чувства противоречия. На вид это был обычный гудрон, и в его ценность я не очень-то верила. У магини на полу возле стола была полная ваза таких камней.

Я забыла сказать, магиню звали мадам Ингрид.

Я отошла довольно далеко от Боброва переулка, заблудившись в поисках станции метро.

«Господи, я сошла с ума? Что я, в самом деле, затеяла? Я же не верю ни в какую магию. Шарлатанство это все... Выходит, я уволилась, чтобы обманывать людей? Да вроде бы нет, этого мне только не хватало, а что же тогда?»

Меня толкнул какой-то толстяк с промасленным пакетом в руках, буркнув довольно невежливо:

– Извините.

«Как же классно я пекла пончики когда-то! » – внезапно вспомнила я. Присев на скамейку неподалеку от павильона «Пончики», я разглядывала выходивших из него толстух и попыталась разобраться в своих мыслях.

Месяц назад моя квартира выгорела дотла, пока я была в рейсе. Сгорело абсолютно все, кроме тех вещей, которые были на мне, и паспорта. В расстроенных чувствах я уволилась с прежней работы, и мой отъезд из Дракина был связан со стремлением заработать.

Путем разгадывания нехитрой житейской головоломки я изложила все свои подозрения следователю, но у предполагаемого Герострата оказалось железное алиби на ту ночь. Главная же беда заключалась в том, что в силу ветхости дома квартира моя восстановлению не подлежала и, погоревав с недельку, я поняла, что у меня появился нехилый шанс изменить свою жизнь, встряхнув за шкирку задремавшую судьбу. Жаль, что я выпустила из памяти главный жизненный постулат: судьба – очень жадная дама и всегда дает меньше, чем просишь, поэтому мечтать надо о великом, и тогда получишь то малое, о чем просил.

На скамейке лежала газета. Я машинально взяла ее в руки и начала читать.

«Виконтесса Эмилия Тавиани внезапно потеряла сознание на побережье Адриатики во время съемок документального фильма о ней... Пожилая дама давно страдает диабетом, но все еще танцует свое знаменитое фуэте в балете „Изотта“ в благотворительных спектаклях...»

Любопытная статья на этом обрывалась. Я вздохнула, потрогала разбитую коленку и пошла на Плющиху. «Пока не закроется одна дверь, не откроется другая, – размышляла я. – При этом всегда приходится начинать если не с минуса, то с нуля».

– Тавиани, – бормотала я. – Какая фамилия. Не то что у меня – Мурзюкова. Где-то я ее уже слышала.

Если б я знала, что с родственницами виконтессы встречусь весьма скоро и при очень плачевных обстоятельствах... Но откуда я могла это знать?

Барокко

Вчера по дороге к вокзалу я случайно услышала разговор двух бойких девчонок лет двенадцати:

– Либо человек сам становится пятой стихией, либо ему надо помочь в этом... Ой, здравствуйте, тетя Света, не узнали вас!

– Ничего, – кивнула я, – богатой буду!

«Опустела без тебя земля, как мне несколько часов прожить?»

Я с детства люблю этот фильм про Плющиху и песню про погибшего французского летчика знаю наизусть. Может, поэтому мне всегда хотелось пожить на этой улице?

Я одолжила у знакомого коммерсанта деньги и сняла у двух престарелых дам комнату на Плющихе. Большего я себе позволить все равно не могла. В непримечательном доме под номером 14/7, неподалеку от ресторана «Ганнибал». Не совсем барак, конечно, правильнее сказать – старый дом довоенной постройки в стиле барокко, очень унылый на вид, хоть и выкрашенный в трогательный цыплячий колер.

Сестры Хвалынские – Марианна и Эвридика, – сдавшие мне меньшую из трех комнат, вели тихую жизнь двух регулярно пьющих пожилых мегер. Получая раз в месяц по пенсии, они пили все, что горит, забывая о закуске, и жили весьма уединенно, разводя бегонии в горшках. По крайней мере, весь подоконник в моей комнате был заставлен ими наподобие оранжереи. К сестрам я попала не просто так, а по рекомендации их знакомой из Дракина, тоже весьма пьющей дамы Лели Залуцкой, которая когда-то работала с ними в Академическом театре оперы и балета.

Вниз по улице, над рестораном «Ганнибал», я удачно сняла еще одну комнатку с отдельным входом – под салон – и повесила флаг в окне. На белом флаге сияло золотом одно слово – МАГИЯ.

Да, в последний год я вдруг стала делать нехарактерные для себя вещи, что называется, «пошла в разнос». Все началось с пожара. «И, видимо, пожаром закончится», – порой думала я, поминая недобрым словом свою дотла выгоревшую квартиру и ее поджигателя.

Конечно же, я могла пойти работать в платный туалет или дамой – «рекламной книжкой» где-нибудь у метро, а куда еще возьмут женщину чуть за сорок без московской прописки? Тем более каждое утро, подъезжая к Москве, я видела огромную надпись на каком-то заброшенном здании без крыши: «Засунь в жопу свою совесть, ЭТО – реальность». Написанные черным по белому слова заронили не совсем доброе зерно в душу.

С детства я представляла себе Бабу-ягу как весьма неряшливую особу с бородавкой на носу, но сама пока не слишком на нее походила, поэтому надо было еще поработать над своим образом гадалки и ведуньи. К тому же у меня на тот момент даже не было никакой концепции. Как вести гадательные и магические дела? Я понятия не имела, была абсолютной дилетанткой в ворожбе, тем не менее актерские данные в зачаточном состоянии, как и у всех дам, у меня имелись. Вот с этим-то багажом – пожар, полное отсутствие денег и жилья и неизменная предприимчивость – я и вышла на магическую охоту.

Итак, в один прекрасный майский вечер я села в ожидании своего первого клиента. Сама-то я не очень верила в практическую магию и ясновидение, просто решила таким образом заработать денег себе на жизнь. Не на ту, которая у меня была, а на лучшую. А разве много я их заработала, двадцать лет трясясь в поезде Адлер – Москва в качестве проводницы? Мы еще не видели друг друга – я и Париж, мы еще не целовали друг друга в губы – я и липкие, скользкие устрицы в брусничном соусе в ресторанчике «У Леона».

«Помни о Боге», – всегда говорила мне мама, и я помнила, не забывала. И сейчас дала себе слово, что не причиню никому ни малейшего вреда, а лучше отойду в сторонку, если что.

И потом, ну кто из нас в детстве не мечтал стать волшебницей?

Бобров переулок

Мадам Ингрид курила у окна, аккуратно стряхивая пепел в пакетик из-под семечек. На улице была ночь. Мысли мадам витали в самых глухих пределах.

– Как интересно, – внезапно проскрипела она, – а эта новая гадалка с Плющихи сама не знает еще, во что ввязалась.

Магиня зевнула, быстро перекрестила рот и вылетела в окно. Форточка щелкнула и сама закрылась на шпингалет, а в углах магического кабинета кто-то завздыхал.

У вас все будет хорошо, господин гравер

Я села и стала ждать, положив на видное место колоду затертых игральных карт, камень, который стянула у магини и пару стеклянных шариков из магазина «Хозтовары». Руки у меня дрожали, а на душе было неспокойно. Дело шло к вечеру, а ко мне никто так и не пришел, несмотря на то, что, гуляя по Плющихе, я расклеила целую уйму объявлений на всех близлежащих столбах и заборах – об открытии магического салона над рестораном «Ганнибал».

В тот теплый вечер небо разрывал салют, а я просматривала найденную на улице газету, чтобы хоть чем-то себя занять... И внезапно на глаза мне попалась знакомая фамилия: «После страшной автомобильной катастрофы виконтесса Эмилия Тавиани находится в той же больнице Доброго Самаритянина, в которой когда-то на операционном столе умер сенатор Роберт Кеннеди...»

У меня глаза полезли на лоб, и я торопливо продолжила читать.

«Ferrari», за рулем которого находилась известная в прошлом танцовщица, потеряв управление, съехал с набережной в Лос-Анджелесе и врезался в скалу. Автомобиль сразу же вспыхнул... Сама виконтесса чудом сумела выскочить и долго каталась по земле, пытаясь сбить с себя пламя... Пострадавшую срочно доставили в ближайшую больницу, где она была срочно прооперирована...»

Мои мысли были до такой степени заняты прочитанным, что, услышав чье-то покашливание, я подскочила. Ко мне стучался мой первый клиент – худющий мужчина в сиреневом свитере, весьма похожем на женский.

– Я гравер в ювелирном, – с порога сказал интеллигентный на вид мужчина и старомодно поклонился. – И могу сделать вам вывеску – «Магия на Плющихе», хотите? А то ваш флаг очень трудно прочитать, знаете ли... То ли «Агушу» рекламируете – есть такое детское питание, сам практически вырос на нем, – то ли...

Я глядела на него и не находила слов, они копошились во мне, как щенята в корзинке, – по всей вероятности, я была еще не готова к встрече с каким бы то ни было клиентом.

– В городе полно сумасшедших, – присаживаясь в соломенное кресло, которое я выпросила у своих квартирных хозяек, добавил гравер. – Моя фамилия Носальский. Вы правильно сделали, что открыли свою гадальную контору на Плющихе, тут до магии еще никто не додумался, вы – первая, а значит, ваше дело пойдет.

– Надо же, – загордилась я, и спокойствие стало потихоньку возвращаться ко мне. – Спасибо за поддержку. Ко мне сегодня ни один человек так и не заглянул!

– Ты подумай, – мгновенно перешел на «ты» сухопарый гравер. – Хорошо оформленная вывеска привлечет клиентов, как варенье мух. А то что это? Развесила объявления на заборах, оштрафуют ведь, чего улыбаешься-то? – Он помахал парочкой сорванных объявлений. – Ну, что, заказываешь вывеску?

– Сделайте, оплачу потом, – махнула я рукой. – А пока дела идут сами видите как...

– С тобой все ясно, – ухмыльнулся гравер. – Ты погадай мне пока в счет аванса, – подмигнул он. – Есть у меня пара вопросиков к жизни.

– Хотите, чтоб я вам погадала? – переспросила я и, взяв со стола колоду, принялась не спеша ее тасовать. – Ладно, поглядим сейчас. Вы пока загадайте какое-нибудь желание, но мне не говорите!

И я раскинула свою первую комбинацию из трех карт. Гадаю-то я дилетантски, но значения карт, безусловно, знаю... Итак, передо мной сидел абсолютно счастливый человек, судя по трем выпавшим тузам, и я задумчиво огляделась, чтобы собраться с мыслями...

– Что? – У гравера в глазах появилась мимолетная тревога. – Что там у меня стряслось?

Я улыбнулась, покачав головой.

– Что там? – с веселым испугом переспросил гравер. – Умру-уу?! – привстал он и дурашливо закатил глаза.

– Ну, не то чтобы... – Признаюсь, что-то мешало сказать мне: «Ты счастливчик, гравер!»

– Что там такое, а? Я неизлечимо болен? Да? – упавшим голосом произнес гравер, все-таки продолжая улыбаться глазами.

– Даже не знаю, что вам и сказать. – Я чиркнула спичкой над свечой, которую купила в церковной лавке, а лоб гравера в это время покрывался каплями пота величиной с град. – У вас все будет хорошо, господин гравер, – собравшись с силами, строго произнесла я.

Гравер недоверчиво переспросил:

– У кого? У меня?

– Да, – со значением кивнула я. – У вас все будет хорошо, если вы еще раз придете ко мне, я вам подправлю карму.

Гравер сглотнул и, с видимым облегчением, вытер рукавом своего смешного свитера пот со лба.

– И всего-то? – пробормотал он, послушно глядя мне в рот.

– Да, все, как в аптеке. – Я вздохнула и добавила: – Фирма веников не вяжет.

Когда он уходил, дергая дверь на себя, вместо того чтобы просто толкнуть ее наружу, я поняла, что мое новое дело выгорит.

– Так держать, Мурзюкова, – сказала я себе, провожая первого клиента за рукав на улицу – сам он от пережитого не мог идти.

Но настроение у меня, как ни странно, вдруг стало портиться прямо с того самого дня.

Велюровая шляпка

Положа руку на сердце, я бы лучше повесила вывеску «Добрые советы», а не «Магия на Плющихе», но чем больше тайны, тем больше прибыль, банально рассудила я и не прогадала.

Неделя закончилась быстро, назавтра по календарю друидов предполагалось воскресенье, и я решила устроить себе выходной. Всего за шесть дней я окупила снятые комнату и офис, плюс заработала половину своей месячной зарплаты проводницы скорого поезда.

Чего же мне стоила эта неделя? Плохого настроения и кошмаров по ночам. Когда я работала проводником скорого поезда, плохого настроения было не в пример меньше, но вот что касательно денег – до зарплаты их хватало едва-едва.

Я более так не шутила, как в тот первый день с гравером Носальским, а всеми силами старалась помочь. Безусловно, если чувствовала, что могу это сделать. Я включала всю свою интуицию сорокалетней, никогда не унывающей женщины, которая не понаслышке знает, что почем в этой жизни, и уверена, что сориентировала в нужном направлении хотя бы половину тех, кто заглянул ко мне со своим несчастьем. Ведь ясность в решении сложных проблем многого стоит. Притом я знала по себе – чудеса, безусловно, случаются, и есть люди, умеющие их творить.

И все-таки, все-таки, мне бы собрать свои вещички в тот субботний вечер и уехать обратно в Дракино насовсем, раздав все долги и отложив остатки денег на шубу из кролика, но я так и не сделала этого. Съездила в гости к дочке, а утром в понедельник вернулась на Плющиху в желтый дом в стиле барокко с целью продолжить свою новую работу.

Я переоделась в черное шелковое платье, накинула сверху турецкую шаль со звездами и собралась уходить, но на пороге меня в два голоса окликнули сестры Хвалынские:

– Эй, погадай и нам, гадалка!

Облупленная хохлома в кухоньке смотрелась смешно и парадно, сестры пили чай с белым хлебом, и их морщинистые лица были почти безмятежны. И вот я раскинула карты, не забыв зарока, никогда не говорить о плохом, даже если выпадет плохая карта, ведь, как известно, карты врут хуже сивого мерина. И тут глаза у меня полезли на лоб! По раскладу выходило, что передо мной сидят две миллионерши... ни много ни мало! Я сморгнула и быстро взглянула на двух шестидесятилетних сестриц. Нет, шиншилловых манто и следов пластических операций я не обнаружила... и поэтому ничего не сказала им об этом, потому что нехорошо смеяться над старостью.

А ровно в три часа дня я открыла свой салон Розовой магии.

«ОТКРЫТО» – повесила я табличку на ручку двери, села и уставилась в окно. Мой клиент не заставил себя долго ждать. Колокольчик над дверью дзинькнул, я подняла голову и похолодела – на пороге стояла магиня в кокетливой шляпке-таблетке из велюра.

– Здравствуй, – сказала она, и я кивнула в ответ.

У меня сердце заколотилось так, что я слова не могла вымолвить.

– Знакомый камешек, – мадам Ингрид мельком взглянула на кусок гудрона на моем столе.

– Это – ва-а-ш. А-а-а... шляпка вам очень идет! – Я двумя пальцами подвинула к ней гудрон, она взяла его и, смяв в руках, словно это была губка, снова положила на край стола.

Я тронула пальцем камень, он вновь был твердым и холодным, и меня вдруг прошиб озноб – я очень боюсь таких штучек...

«А вдруг она ведьма? – испугалась я. – Я-то дурака валяю, по большому счету, а она? Заколдует, и что? Прощай, жизнь? А так все хорошо начиналось!»

– Разве я обязана вступать в Лигу? – стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе, как можно скандальнее поинтересовалась я.

Магиня скинула велюровую шляпку с пучка и хмуро покосилась на меня:

– Мне здесь предложат сесть?

– Кресло за вами, – вскочила я. – Извините!

Она присела в соломенное кресло, а я опустилась на свой жесткий стул. Посмотреть на нее я долго не решалась и, сцепив дрожащие пальцы под столом, сначала косила глазами в один угол, потом в другой... И только успокоившись, я быстро, всего лишь на пару секунд, взглянула на магиню.

Она спала!

Старушка сидела, прикрыв глаза, и дышала тихо-тихо, как во сне. Я вдруг успокоилась. Пусть поспит, подумалось мне. Если ей не миллион лет, то точно триста-четыреста... Пока шла сюда с проверкой на Плющиху, наверное, умаялась, сердешная...

И только я перевела дыхание, как услышала:

– Свеча потухла. К тебе приходит кто-то погадать – ты зажигаешь свечу, и, если она тухнет – человека будут преследовать несчастья.

– Вы серьезно? – вскричала я. – Надо запомнить!

– Лучше запиши, – ворчливо посоветовала странная гостья и открыла глаза. – Какая же ты наглая!

– Ну и что? – не обиделась я. – Зато я не ханжа и не лицемерка.

– Что есть, то есть, – так же ворчливо согласилась магиня.

– А как вы меня нашли? – спросила я на всякий случай.

– По флагу и вывеске, – кивнула на окошко магиня, в котором развевался белый флаг с надписью «МАГИЯ». – Эти камни лежат, чтобы их брали, – снова взяла кусочек гудрона со стола магиня. – Они притягивают человека к себе.

– Значит, я его не украла? – обрадовалась я. – Спасибо, с души отлегло.

– Украла-украла, но – ничего. – Магиня внимательно оглядела комнату, в которой мы сидели. – Так заведено, что тебя, скорее всего, будут не любить, – добавила она через минуту.

– Я привыкла к этому, – хмыкнула я. – Тоже мне – открытие!

– Тебя будут не любить твои новые коллеги, – помолчав, расшифровала мне суть сказанного магиня.

– А-а-а... – протянула я. – Пускай не любят, я, кроме вас, и не знаю никого!

– Это опасно, – сквозь зубы сказала старушка. – Ты знаешь, как защищаться?

И тут мне снова стало как-то неуютно, если не сказать – очень страшно. Потому что я вдруг разобралась, она пришла не пугать, а, скорее всего, предупредить меня.

– Спасибо вам... И что мне нужно делать? – спросила я, ощущая холод между лопатками.

– Ничего сверхъестественного, – сказала магиня. – Запомни лишь: никому, ни при каких обстоятельствах не делай и не желай зла.

– Даже очень плохому и злому человеку? – пробормотала я, вспомнив парочку клиентов, которым не помешало бы порекомендовать отправиться походить по перилам какого-нибудь железнодорожного моста в Мытищах.

– Даже такому, – твердо сказала магиня.

– А если он придет меня убивать? – как можно непринужденнее спросила я.

– Защищай свою жизнь, но, если такой человек пришел спросить у тебя совета или просто поговорить, ты обязана дать ему самую оптимальную рекомендацию, насколько это возможно с твоим не самым далеким умом!

Я надулась.

– И еще, различай пришедших – у кого горе и кто сам хочет принести кому-то горе, так вот...

– Что?!

– Привороты-отвороты умеешь делать? Нет? Я так и думала. Значит, используй ваниль, корицу и... лимонную кислоту. И самое главное – не вмешивайся туда, где не сможешь помочь. Люди живут, страдая...

Магиня посидела, повздыхала, поспала еще минут шесть и ушла, оглянувшись на меня от дверей. В салоне витал легкий сладковатый запах, которого раньше не было. Я чихнула и посмотрела в окно, чтобы увидеть, на какой машине она подъехала к моему салону.

– Ах, – быстро сказала я.

Темно-синий «Порше» мягко тронулся с места и через несколько секунд исчез, влившись в хаос автомобилей на перекрестке.

Сзади меня кто-то тихо кашлянул. В раскрытых дверях на одной ноге стояла незнакомая мне бабуся и часто моргала, другую ногу она зачем-то подняла, словно нащупывая ею невидимую ступеньку в воздухе, да так и замерла, глядя на меня прозрачными синими глазами... Я улыбнулась ей на всякий случай и поприветствовала:

– Добрый денек.

– А он точно добрый? – спросила бабуся, опуская ногу.

– Без сомнения, – кивнула я. – Чем могу вам помочь?

– У моего младшенького, – сказала она, тяжело опускаясь в кресло, – склонность к насилию.

– Приводите его, – встрепенулась я. – А сколько, если не секрет, вашему младшенькому?

– Тридцать пять, – пожала плечами бабушка, пряча покрытые синяками руки в карманы. – И с бутылкой не расстается!

– Тогда лучше принесите его фотографию, – быстро сказала я, потому что вступать в скандал с тридцатипятилетним пьяницей не имело смысла. – Я почитаю молитвы, чтобы он успокоился. Платить не надо, – предупредила я, когда она вытащила видавший виды кошелек и из него фотографический снимок размером с ладонь.

Бабушка недоверчиво взглянула мне в глаза и почти весело пошла к выходу, оставив фотокарточку.

– А фото ребенка не подходит. – Я вынуждена была вернуть снимок, разглядев детсадовского мальчугана с трубкой телефона в руке.

«Когда-то был мальчик-улыбка», – подумала я.

– Илья не любит фотографироваться, – вздохнула бабушка, пряча снимок.

– Хорошо, я попробую на этой, – пообещала я, и хотя понимала, что мои слова иллюзорны, положив на снимок руки, попросила бога избавить этого человека от пьянства.

Раз-двас-трис!

В Москве работающий человек скорее пойдет со своей проблемой к гадалке, чем в кабинет к психологу. Ведь офисы магов и гадалок расположены на каждой улице, а кабинет врача надо еще поискать.

Время со скрипом раскручивало свою радужную спираль, а я практиковала уже второй месяц и частенько подумывала о том, что мне не хватает приемной, в которой можно было поставить несколько стульев. Но заработок все же был крайне нестабилен, хотя на жизнь мне, безусловно, хватало. Ведь людей до умопомешательства волнуют отношения с другими людьми, болезни, которые не проходят, и безответная любовь к абсолютно посторонним и чужим людям, с которыми им ничего и никогда не светит по судьбе... И еще многих душит злоба на все что угодно, буквально на все, что шевелится и дышит. Поэтому, испробовав все мыслимые и немыслимые гнусности в отношении недругов, они отправляются к последнему средству, то есть к магу. И я беру за это деньги: за нездоровый процесс разговора с озлобленными на весь свет людьми, потому что их ожесточение безгранично. Я успокаиваю их и умело направляю недобрую силу в безопасное русло. Я научилась этой нехитрой манипуляции, пока работала проводником скорого поезда. Это несложно, переключить человека на что-то хорошее сочувствием. Правда, ненадолго. Навсегда перевести зло в добро не удается даже господу богу, я же и не ставила перед собой таких неосуществимых задач...

К исходу первого месяца я начала морально уставать от работы и даже покрылась сыпью от переживаний. В конце концов я твердо решила, что заработаю энную сумму, сверну к черту магическую шарашку и открою ферму по выращиванию страусов где-нибудь в Рузском районе. Придя ночью после магических сеансов в свою комнату в доме номер 14/7 на Плющихе, я совсем выпустила из памяти, что опять ничего не купила себе на ужин.

– Зато похудеешь, Мурзюкова, – сердито ворчала я, направляясь в ванную. – Сухого корма поешь, – вспомнила я про пакет с сухарями на подоконнике и приободрилась немножко.

Из комнат сестер Хвалынских слышался заливистый храп, как безутешный стон о чем-то недостигнутом, и я внезапно вспомнила, что дочка постоянно жалуется, что свекровь входит к ним ночью и смотрит, как они спят.

– Зачем она это делает, а? – спрашивает меня Дарья из раза в раз, вот и сегодня позвонила с утра, напуганная не на шутку.

– Ну, она входит, когда что? – в первый раз уточнила я.

– Поздно ночью, когда мы спим, – заторопилась Дашка. – Я проснулась как-то часа в три, а она стоит у кровати и смотрит на нас... Жуть, мам. На ведьму похожа.

– Ты ей сказала что-нибудь? – хмыкнула я, представив седую и неулыбчивую родительницу зятя.

– Нет, а что бы я ей сказала-то? – поперхнулась Даша. – Типа: «Мама, вы чего?»

– Да, – вынуждена была согласиться я. – Да... Странно. А какое у нее было лицо, ты не помнишь? Доброе? – Тут я снова представила сватью в спальне молодых, и меня передернуло.

– Темно, мам, я не разглядела! – задумалась дочь. – А что?

– А если закрывать вашу дверь на ключ? Ты Сашке-то говорила? – Тут я вспомнила своего всегда неунывающего зятя.

– А вдруг Сашка возмутится, что я наговариваю на его мать? – рассердилась дочка. – Право, не знаю, что и делать, если только его разбудить, когда она войдет опять?

И я согласилась, что лучше не надо пока об этом говорить Сашке, ведь ситуация была из разряда неприятных тайн.

«Наверное, Дашка сильнее меня», – порой приходила в голову мысль.

Честное магическое

У подъезда в то позднее утро сидели две бабки и вязали носки. Сестры Хвалынские на мой вопрос, что за две седые пигалицы постоянно вяжут носки у подъезда, растолковали мне, что одна из пигалиц носит ничем не примечательную фамилию Жужжалина, а вторая – фамилию Моргалина.

– Вся жизнь утыкана ими, – уныло перечисляла одна из бабок, громко стуча спицами и кося глазами по сторонам, – обязанностями и долгами. Так и живем...

«Жизнь прошла, а тетки состарились и стали похожи на тощие привидения», – тихо и цинично подумала я, ускоряя шаг.

– Ведьма пошла, – беззлобно кивнула бабка Жужжалина. – Слышь, Верк, она над рестораном «Ганнибал» шабашем занимается.

– Да ты что?! – Бабка Моргалина вздрогнула.

– А чего у тебя салон-то Розовый называется? Для лесбиянок, че ли? – спросила меня Верка Ивановна, подмигнув.

«Ну надо же, – подумала я, – а ведь точно. Надо будет срочно переименовать салон, оставив лишь надпись „Магия на Плющихе“. Может статься, название-то не привлекает, а отпугивает».

Итак, я поднялась к себе, переобулась в удобные тапки, положила на видное место гудронный камень, который стянула у магини, а также пару стеклянных шариков и стала ждать...

Дом качнулся от проезжающего мимо «КамАЗа», и шарики, подпрыгнув, скатились на пол. Я юркнула под стол их искать, облизываясь от запаха шашлыка, который через вытяжку влетал ко мне в магический кабинет из ресторана. На мне был все тот же типовой костюм гадалки и ведуньи, что-то вроде спецодежды для магического спецназа – черное платье в пол и турецкая шаль со звездами – презент одного веселого челночника в бытность мою проводницей на скором поезде.

Алчущие приворотов еще не толпились с кошельками у дверей, и я решила подмести под столом, раз уж все равно туда влезла и обнаружила кучу пыли. Схватив веник, я какое-то время недоуменно смотрела на него, отчего-то мне было не по себе...

Итак, я вышла мочить веник, а когда вернулась, в моем офисе, спиной ко мне, стоял одинокий посетитель и рассматривал пейзаж на стене – цветущий мандариновый сад, написанный карандашом в стиле модерн.

Я кашлянула, посетитель обернулся, и тут у меня перехватило дыхание...

– Это салон Розовой магии? – утвердительно спросил он писклявым голосом.

– Нет-нет-нет, – быстро пробормотала я, и у меня появился новый опыт – общение с полуживым человеком один на один.

Полуживые люди, я видела их пару раз за свою работу проводником и научилась безошибочно, с первой же секунды определять их, способны на все. Если не вглядываться в багрово-коричневый оттенок их глаз, полуживой человек даже хорош собой, но только если не вглядываться! Что-то там шевелилось в его зрачках, какой-то вращающийся круг отсчета в никуда, отчего хотелось закричать, не сходя с места, чтобы не терять ни одной драгоценной секунды.

Пока я приходила в себя, посетитель уселся и кивнул мне, чтоб я тоже села.

– Ничего себе, – пробормотала я, поставив мокрый веник обратно в угол. – Извините, но прием на сегодня окончен, – старательно глядя в сторону, чтобы не встречаться глазами с полуживым, как можно равнодушнее сказала я.

– Прямо с утра? – хохотнул он, показав неприличных размеров белый мертвый язык.

– Ну да, – огрызнулась я, кивнув на веник. – Санитарный день, уборщиц не держим, а что вы хотели-то, гражданин?

– Я хочу убить жену, – быстро отчеканил клиент и вытащил пачку денег, помахав ею у меня перед носом. Пальцы его предательски дрожали. – Я отдам их, если мы с вами договоримся, – злорадно добавил он, кидая деньги на стол и припечатав сверху фотографию женщины. – Моя любимая супруга сейчас дома, мы живем на Стромынке, так что заходите, проклинайте ее или обливайте кислотой, или... скидывайте с четвертого этажа, на ваше усмотрение! Вот, кстати, чтобы не забыть, – он достал из кармана два ключа, – адрес говорить? И не рассказывай мне сказки, что ты не убиваешь за деньги, хе-хе...

Я промолчала, выказывая видимость спокойствия, и машинально взглянула на деньги – их было много.

«Так я и знала, что все этим кончится, так я и знала. Похоже, меня сглазили еще в детстве, и я начала притягивать неприятности еще в младенческом возрасте!» – мелькнула шальная мысль.

– Чем же она вам так насолила? – мирно поинтересовалась я. – Сами только что назвали жену «любимой»...

– Она мне изменила, – выплюнул клиент. – Измену можно простить, но невозможно забыть!

Тут я опешила.

– Кстати, не отпирайтесь, я знаю про вас все, – фыркнул клиент, сверля меня взглядом. – Вы – Мурзикова!

«Капец полный, – подумала я. – Значит, мне все-таки не померещилось, что вчера до подъезда кто-то за мной шел».

– Я – Мурзюкова, а не Мурзикова. – Автоматически открестившись от чужой неблагозвучной фамилии, я трясущимися руками зажгла свечу на алтаре. – И я не принимаю заказов на убийство, заберите деньги, а то позвоню в милицию! – выдвинула я последний аргумент и щелчком отшвырнула пачку от себя.

Деньги, получив ускорение, заскользили по полированной поверхности стола.

– Цену набиваешь? – Глаза полуживого внезапно налились кровью и стали напоминать бычьи. – Хорошо же, – протянул он и без перехода спросил: – Миллиона рублей хватит?

Тут уж у меня глаза полезли на лоб.

– Уходите сейчас же! – вскочила я и быстро задула свечу на алтаре, которая оглушительно трещала.

Но полуживой и не почесался, продолжая сверлить меня взглядом.

Я с надеждой покосилась на дверь, на какую-то долю секунды мне вдруг почудилось, что в коридоре кто-то есть, но мои надежды не оправдались, мы были одни.

– Если ты, Мурзикова, не убьешь ее, то я убью тебя, – сварливо пообещал клиент, не сводя с меня глаз, и тут вдруг я поняла, что он пьян, а я, возможно, ошиблась. И клиент не полуживой, а просто не вышел из запоя.

– А потом себя? Вам надо, вы и убивайте, – быстро вставила я. – А лучше сходите в церковь.

– Я в бога не верю, – огрызнулся клиент.

– Может, он в вас поверит, – пробормотала я. – Бог и безбожникам помогает.

Сказать мне ему больше было нечего, помочь я тоже не могла, ведь некоторые творят зло, не задумываясь, изо дня в день, и уже не могут остановиться, так что...

– Да бросьте вы ее, в конце-то концов, – вдруг улыбнулась я. – Ну что за бред, заказывать убийство собственной жены за измену? Средневековье, что ли, на дворе? Очнитесь, ведь любовь – это лишь добровольная форма рабства, а развод – это самый славный выход из положения. Ну, честное магическое, выгоните ее на улицу, оставьте без гроша и радуйтесь. Это ли не расплата за измену?

– А она снова выйдет замуж? – неподдельно возмутился клиент. – Я уже был у колдунов на Стромынке, им я оставил в два раза больше, – хвастливо кивнул он на деньги.

Тут уж я обиделась. «Что еще за колдуны на Стромынке, надо бы выяснить», – подумала я.

– А зачем тогда вы пришли ко мне? Возможно, они уже убили вашу жену, а вы тут... Непорядочек. – Я сидела ни жива ни мертва.

Наконец-то он взял деньги со стола и сунул их в карман, а я с грехом пополам успела разглядеть снимок его жены, обнаружив поразительное сходство этой женщины с молью. Бывает же такое...

Когда стихли шаги на лестнице, я бросилась к двери и закрыла ее на ключ, потом подбежала к окну. От дома отъезжали сразу две машины, в какой же уехал клиент? Нет, вот он, только что вышел и быстро, не оглядываясь, уверенной походкой потенциального убийцы направился в сторону сквера. Мой личный скромный «магический» опыт подсказал мне, что этот человек одержим убийством и готов натворить много бед. Я посидела с минуту, размышляя и глядя на телефон, прочла молитву, собралась и поехала на Стромынку поглядеть для начала на тех самых колдунов.

На улице было до изнеможения жарко...

Я не очень хорошо знаю Москву и интуитивно свернула к старым серым домам, медленно обходя дом за домом, пока наконец не увидала ступеньки и раскрытую настежь дверь в подвал одного из пустых заколоченных зданий.

«ГИЛЬДИЯ КОЛДУНОВ И ЧАРОДЕЕВ» – значилось на маленький деревянной табличке, сделанной, похоже, на коленке каким-то усердным выжигателем. Подумав минуты две, я стала спускаться вниз, намереваясь зайти и спросить что-нибудь, но внезапно в нос мне ударило такое невыносимое амбре из серы и фекалий, что я решительно, в три прыжка, преодолела все восемь ступенек наверх и снова оказалась на асфальте.

«Даже не вздумай! Беги отсюда! – стучало в голове, пока я, оглядываясь, быстро шла к метро. – Значит, он заходил сюда, и здесь его заказ приняли! Что же мне делать теперь?»

С третьей попытки я поймала такси и поехала к мадам Ингрид в Лигу независимых астрологов.

– А она в командировке, – улыбнулась мне секретарша магини, симпатичная девушка с неправильным прикусом и острыми ушками.

В милицию я не пошла, решив подождать до завтра и обдумать, что буду говорить и как объясню им свое занятие. Я снова вернулась к себе, закрыв дверь от клиентов. Что-то невыносимо скребло на душе, я была напугана, причем настолько сильно, словно шла через кладбище и оступилась в свежую могилу. Я огляделась и увидела кусок гудрона, который прямо на глазах менял цвет – из черного он становился прозрачным.

Я почувствовала дуновение воздуха в закрытой комнате, и появилась она... Я нисколько не удивилась, что передо мной из воздуха материализовалась хрупкая старушечья фигурка магини в синем старомодном платье с оранжевыми шашечками, подпоясанном ремешком.

Магиня сердито взглянула на меня, покачав головой.

– Ты ж ничего не умеешь и взялась за это? Я предупреждала тебя! – воскликнула она, плюхаясь в кресло. – Ты помнишь, надеюсь?

– У меня есть опыт жизни – очень тяжелой. Я живу, справляясь со всеми трудностями, – я вздохнула и пожала плечами, – и мне есть что сказать почти на любой житейский вопрос. Я ничего не придумываю, я просто делюсь своим жизненным опытом.

– Выходит, ты совсем не боялась во все это ввязываться? – проворчала магиня, недоверчиво на меня щурясь. – И не боишься до сих пор?

– Нет, я справлюсь, – удивилась я вопросу, – жить обычной жизнью трудней, чем быть самозваным магом. Обычная жизнь совсем не спокойна, она скорее скучна и однообразна. И еще, любой человек, у которого есть ум и нежадное сердце, может помочь другому, что я и пытаюсь делать.

– Может быть, может быть, – пробормотала магиня, пожевав губами, как обычная старуха где-нибудь в деревне. – Нежадное сердце, говоришь? А знаешь, я догадывалась об этом. Когда не жалко поделиться ясностью, с которой ты смотришь на мир, так?

– Да, на свете много замороченных людей, им просто нужно дать толчок добрым словом, и кто хочет, тот обязательно услышит.

Магиня, поморщившись, кивнула.

– Хорошо, – сказала она уже мирно, – работай. Но ты обязательно должна выбрать себе второе имя, это одно из неизбежных условий.

– Зачем? – пожала я плечами.

– Ну, вот как ты представляешься? – Мадам Ингрид открыла сумочку и вытащила портсигар.

– Мурзюкова, волшебница со стажем. – Я отказалась от предложенной папиросы без фильтра. – А что?

– Так нельзя, – твердо сказала магиня. – Какой у тебя стаж на сегодня? Напомни-ка мне.

– Моему магическому стажу почти два месяца, – с гордостью отчеканила я. – А вы говорили, что я прогорю!

– Ну да, – без улыбки кивнула магиня. – Так вот, прислушайся к совету, возьми фамилию... ну, к примеру, Финтифлюшкина, а что?

– Знаете, у меня серьезное предубеждение против смешных фамилий – они характеризуют человека как дурачка, разве не так? – возмутилась я.

Мадам Ингрид неожиданно прослезилась от смеха.

– Я поняла ход твоих мыслей, но смешная фамилия отводит от человека и зло в том числе. – Мадам Ингрид поискала глазами пепельницу. – И если ты собралась работать дальше, тебе обязательно нужно взять псевдоним.

Я удивилась про себя, ну как, скажите, такая бестолковая фамилия, как Финтифлюшкина, может спасти человека, то есть меня, от зла? С помощью смеха, что ли?

– А ту даму, которую пытался «заказать» муж, ее можно спасти? – задала я встречный вопрос.

– Ты же не приняла заказ, и не думай об этом. Я же предупреждала, что не надо вмешиваться туда, где ты не сможешь помочь, – пожала узенькими плечами мадам Ингрид. – А давай-ка выясним, жива ли эта дама и сколько ей еще осталось коптить небо? – И, прищурившись в угол за моей спиной, где был сооружен на скорую руку алтарь с распятием, мадам Ингрид что-то сказала на незнакомом мне хриплом языке.

Я терпеливо ждала.

– Она жива и собирается в Италию, – пробормотала магиня, – и, похоже, с ней все будет в порядке.

– А с ним? – не унималась я. – Он же не в себе...

– А ему, похоже, несдобровать, – проворчала магиня после долгого молчания. – Но это не твоя миссия, если он снова не придет к тебе. Мне повторить?

– А вы тоже заметили, что он полуживой? – заторопилась я. – Выходит, помощь нужна ему? Лучше бы он не приходил больше, я его боюсь.

– Какой он? Полуживой? – Магиня вопросительно взглянула на меня. – Полуживой, говоришь? – изумленно пробормотала она и, всплеснув руками, исчезла, и я осталась в салоне одна.

Я подскочила, услышав стук. Такой громкий, словно кто-то изо всей силы стучал по забору палкой, но это был всего лишь очередной клиент – второй за сегодняшний день... Он ушел через полчаса, мерзко похихикивая и сжимая в руке пакетик с «приворотным зельем» – из ванили и корицы. И не заставил себя ждать третий страждущий – его замучила сглазом собственная теща. Он ушел через час с микстурой для буйных тещ – настойкой пустырника и десятком афоризмов, которыми можно любезно отбрить зарвавшуюся родственницу и не получить в глаз.

Так к вечеру, несмотря на непредвиденные обстоятельства, план был перевыполнен.

– Опять сухой корм, – ворчала я, возвратившись в сумерках домой и поглядывая на сухари на подоконнике.

Сестры Хвалынские, пока я целый час тщилась уснуть, дружно храпели за стеной, и я решила вымыть голову, раз уж мне не спится.

Из старинного душа пылевидной струйкой текла вода с ржавчиной. Я обождала, когда она станет по-настоящему теплой, и, охнув, залезла в ванну. «Мыться я люблю...» – стуча зубами от холода, подумала я.

«А неплохие они все-таки...» – засыпая, думала я, прислушиваясь к спокойно журчащей ругани проснувшихся среди ночи сестер.

А Эвридика и Марианна Юрьевны в эти минуты делили роли предстоящего жизненного спектакля, кульминацией которого было «удушение ближайшей ночью этой чертовой гадалки». Детально расписав, кто из них входит первым, кто держит веревку, а кто ноги, и кто предварительно закрывает форточку, чтоб ночные прохожие не услыхали криков умирающей, они забылись сном. А утром, оживши, попили чаю и отправились на улицу, прихватив каждая по кошелке для сбора бутылок. Сестры Эвридика и Марианна были дряхлы телом и памятью и напрочь забыли о расписанном до мелочей убийстве своей квартирантки.

Душа моя болит

В то утро, проснувшись ни свет ни заря, я решила побродить где-нибудь в нешумном месте, чтобы провести ревизию своей души. Я мало знала соседей по дому, в котором жила, и не спешила расширять ареал случайных знакомств. Причиной была моя работа – мне не хотелось лишних вопросов о ней, как второгоднику, который не знает ответа почти ни на один вопрос по школьной программе. Даже со своими квартирными хозяйками я общалась вскользь, потому что уходила рано и приходила уже ночью, когда они спали.

Весьма приятным исключением был бухгалтер ресторана «Ганнибал» Бениамин Маркович Баблосов, с которым мы познакомились однажды на лестнице у служебного входа... Седенький, в мешковатых подвернутых джинсах и растоптанных сандалиях, он приезжал из дома на мотороллере, который подолгу не заводился. Святой человек Бениамин Маркович здоровался, что-то такое говорил, какой-нибудь спич, и на душе у меня становилось спокойнее.

Однажды я его спросила:

– Беня, а вы еврей?

Бениамин Маркович взглянул на меня и фыркнул... Передо мной сидел немолодой мужчина с лицом счетовода, глазами добряка, похожий на сенбернара из средней полосы России.

– Если Беня, то еврей? Ах, Света. – Беня почесал затылок. – А я думал, что на сенбернара похож, вы же мне говорили на той неделе.

В свободное от работы время мы иногда пили чай, ведя содержательные разговоры в основном на отвлеченные темы – о любви и дружбе.

Ну и изредка заходил погадать на свою жизнь гравер Носальский. Вот и все мои знакомые к тому утру.

Итак, был конец июня. Нешумных мест в Москве почти не осталось. Я тихо выскользнула из квартиры, предвкушая сладостное одиночество где-нибудь на скамейке под столетним деревом, но опоздала – на улице уже было полно народу. По пешеходному переходу навстречу мне бежал рыжий щенок. Увидав меня, он подбежал знакомиться, вихляясь на пушистых лапах.

В аптеке стояла очередь за таблетками, я зашла туда, и, поддавшись ажиотажу, набила карманы аскорбиновой кислотой с глюкозой. Выходя, в дверях я столкнулась с молодым мужчиной. В руках у него была алюминиевая сетка с яйцами.

Весь этот месяц у меня на душе кошки скребли из-за поступающего извне негатива. Я вдруг поняла, что если еще побуду самозваной колдуньей, то ею и стану. Нет, колдовать-то я не научусь, а вот злой сделаюсь, как самая настоящая ведьма. Все к этому шло, ведь магическая работа – весьма зыбкая трясина. Так стоит ли мне продолжать добычу денег таким древним способом, если я чувствую порой, что схожу с ума?

Быстрым шагом я направилась к перекрестку, в окне моего салона на втором этаже ветром трепало флаг, на нем сияло слово «МАГИЯ». Я мельком взглянула на него и отвернулась...

«Стоит ли овчинка выделка, Свет?» – Я даже споткнулась от невнятного предчувствия на абсолютно ровном асфальте, и метущий тротуар дворник стремительно отскочил от меня.

– Ходют тут ведьмы всякие, – зло сплюнул он, потрясая метлой.

«Вот темнота-то. Я колдовать все равно не умею», – обиделась я, выслушав его долгий трехэтажный мат, и присела на скамью в начале бульвара.

Мимо шли люди, не обращая на меня никакого внимания, и только тут, на этой самой скамье, я поняла, что происходит: меня грызла совесть и, видимо, догрызла этим утром.

«Это всего лишь работа, причем временная, – повторила я нехитрую на первый взгляд формулировку раз пятьдесят, и мне стало полегче. – Про страусиную ферму в Рузском районе ты, конечно, загнула... Но хотя бы накопишь денег и купишь себе какое-нибудь жилье!» – Погоревав еще, я решила заскочить в кофейню на углу.

В кофейне, несмотря на утро, яблоку негде было упасть...

Напротив меня за столиком хлебал чайной ложкой горячий шоколад мужчина, похожий на испанского короля. На нем был легкий светлый костюм в синюю клетку. «Сколько себя помню, с детства я была влюблена...» – вспомнила я и, заказав кружку горячего шоколада, с трудом заставила себя отвести глаза от мужчины. «До чего же он хорош! Просто натуральный Бобер с грустными глазами... Вот бы такого! – машинально подумала я и, вытащив из кармана зеркальце, быстро глянула на себя. – Вообще-то мы неплохо смотрелись бы рядышком. Ну почему я не могу околдовать его?»

По соседству с ним тянули горячий шоколад из керамических кружек папа, мама и два взрослых сына. Эта четверка походила на семейство кабанов. Я даже сморгнула от удивления, до того они аппетитно уминали пирожки с яблоками!

И тут к Бобру подсела блондинистая Нимфа в прозрачной распашонке поверх продранных на бедрах джинсов. Аккуратно сложив ножки и положив на стол ручки с устрашающим маникюром, она что-то спросила у мужчины, и он улыбнулся! Я давно заметила, что рядом с некоторыми людьми словно бьет ток высокого напряжения – к ним притягивает этим самым током. Я допила шоколад и встала, но похожий на испанского короля Бобер так и не посмотрел в мою сторону. Пришлось походя уронить на него сумку с банкой огурцов... Нечаянно. Очень сожалею, что не было второй сумки – для блондинистой Нимфы.

Забыла сказать, я сделала это мысленно. Ведь кофейня с Бобром и Нимфой осталась за спиной...

«Представляете, сколько людей живет с одними, думая о других?» – спрашивала я каждую вторую дамочку, приходящую ко мне в салон за приворотом. Сама же я живу одна уже бессчетное количество лет.

Я шла, никуда не торопясь, вниз по Плющихе и вдруг отчетливо поняла, что период моего вынужденного одиночества затянулся. Последние пять лет у меня не было даже намека на свидание с мужчиной. Неужели мужчины мне опротивели? Вроде бы нет. Я – пуританка? Нет, просто мне чуть за сорок, и я живу в России.

Как же я жила последние годы? Так и жила – одна.

Я обернулась на кофейню... По ступенькам в нее входили люди, желающие выпить горячего шоколада.

«Харизматик какой, царь породы, – снова вспомнила я Бобра и даже поежилась. – Вот ведь запал в душу и никуда не хочет уходить».

А ведь после развода мне ни разу не захотелось снова стать замужней клушей – так я устала от несвободы в своем браке. Видимо, я не влюблялась, чтобы не утонуть в иллюзиях вновь?

«А полезно поспрашивать саму себя и получить ответы на свои же вопросы!» – думала я, сворачивая к офису.

Но самое забавное случилось через четверть часа, когда, схватив веник, я решительно стала выметать пыль у себя из-под стола. Я торопилась до прихода первого клиента, но... Звякнул колокольчик, и я услышала интеллигентное покашливание у себя за спиной, обернулась и не поверила глазам – на пороге стоял он, похожий на испанского короля Бобер, в светлом костюме в синюю клетку.

– Извините, что без стука, – улыбнулся Бобер, – но дверь была открыта, и я зашел... Чернов Петр Мартынович, – представился он.

– Мурзюкова Светлана, – улыбнулась я, продолжая мести. – Садитесь, вы, наверное, погадать пришли? Ужо я вам погадаю. – Я поискала глазами колоду старых игральных карт, успев заметить после двухмесячной практики, что чем колода засаленней, тем больше трепета она внушает клиентам; хотя, как можно верить засаленным картам, представить себе не могу.

– Не гадайте, не надо, – пожал плечами гость и попятился назад. – Ни к чему это...

– А что же вы хотите тогда, Петр Мартынович? – Я настороженно осмотрела гостя, назвать его обычным клиентом, ввиду нашего утреннего рандеву в кофейне, у меня не поворачивался язык.

И, положив веник, я предложила гостю сесть.

– Больше всего меня раздражает и злит собственное несовершенство, – произнес мой гость, усаживаясь в соломенное кресло.

«Харизматик какой, – снова подумала я. – Вон как велеречиво говорит, а из кармана торчит газета „Русский патриот“... Неужели читает?»

– Неправда, что люди учатся только на своих ошибках, – на всякий случай завела я свою обычную песню. – Умный человек способен учиться и на чужих. Поделитесь со мной проблемами, и как знать, может, я вам помогу..

– Не уверен, – мягко перебил меня гость.

– Если вы расскажете о вашей проблеме, думаю, что смогу вам посоветовать нечто эдакое, что вам и в голову не придет, – пробормотала я, несколько уязвленная. – Ведь вы – мужчина, а я – женщина.

– Скажите, а вы настоящая колдунья? – улыбнулся гость.

И так как он мне понравился еще в кофейне, я отрицательно покачала головой и произнесла решительное «нет».

– Я так и думал, – кивнул он, – значит, все проще.

– Что проще, Петр Мартынович? – перебила я. – Загадки загадываете.

– Я пришел не за советом. – Тут мой собеседник привстал и запустил руку в карман своего пиджака.

– А за чем? – Я внимательно следила за его рукой.

– Вы понравились мне еще в кафе. – Петр Мартынович осторожно достал из кармана пиджака прозрачную емкость и положил передо мной. В маленькой коробочке цвела янтарная орхидея размером с бабочку. – Можно пригласить вас куда-нибудь? – улыбнулся гость. – Просто так.

– Расскажите о себе, Петр Мартынович – в ответ улыбнулась я, но моя настороженность, несмотря на милый подарок, не исчезла.

– Охотно, – кивнул мой гость и произнес всего одну фразу: – Я живу один.

«Без любви сгорает свечка!» – с переборами пел цыганский ансамбль в ресторане на первом этаже.

– Я заканчиваю работу с уходом последнего клиента, но в ресторане, который внизу, к полуночи все подчистую съедают грузины с близлежащего рынка, так что...

– Грузины так прожорливы? – Петр Мартынович нахмурился. – Я не знал.

– Как-то я зашла заморить червячка в половине первого ночи, – посетовала я, – так ничего, кроме горчицы, там не осталось, представляете?

– Я вам позвоню, – улыбнулся Петр Мартынович, вставая. – «Порто Мальтезе» вас устроит?

И я не стала отпираться... До этой минуты я не знала, как это женщины загораются лишь от одного восхищенного взгляда.

– Знаете, – пробормотала я, – а в созвездии Гидры на днях произошел большой взрыв, и для нашей с вами галактики наступит конец света через несколько миллиардов лет... Ну, когда волны взрыва дойдут до нас...

– До свидания. А вы милая, – напоследок сказал Петр Мартынович и ушел.

В моей голове что-то щелкнуло, и я машинально подняла совок.

– Только любви мне не хватало, – ворчала я, заканчивая уборку. – Интересно, а сколько ему лет?

Петр Мартынович Чернов выглядел лет на пятьдесят с хвостиком.

Меня атакует любовь...

Бобер не пришел, хотя я прождала его до полуночи. Наконец я сообразила, что уже слишком поздно, и стала собираться домой.

«Он сказал, сегодня или завтра, кажется?» – Я попыталась вспомнить, что именно говорил мне Петр Мартынович Чернов у двери, но бросила это неблагодарное дело через пять минут.

«Меня атакует любовь? Или я просто устала от одиночества?» – задала я себе нелегкий вопрос и не ответила на него.

Между аптекой и колбасным магазином целовалась парочка, я люблю, когда целуются люди, значит, у них на тот момент душевная и сердечная связь зашкаливает все мыслимые пределы, вдобавок, не скрою, меня это раззадорило.

«Куда ж он пропал?» – думала я.

Бар «Гибралтар» на углу. Я зашла и выпила кружку пива, что для меня вообще не характерно... Потом не спеша я дошла до дома и услышала в раскрытую форточку, как, звеня стаканами, бранятся сестры Хвалынские, я зашла в подъезд. На душе было тускло.

Поставив кипятить чайник в тесной, заставленной пустыми бутылками кухне, я чуть не забыла про него, потому что, вытащив зеркальце, стала придирчиво разглядывать себя. Я себе не понравилась!

Сестры доругивались. Наконец они замолчали и разошлись по комнатам спать. Видела я их не часто, и лишь однажды они меня удивили, когда на Первое мая оделись прилично и куда-то уехали, приговаривая:

«Эмилия... Пантеон... Ваганьковское кладбище...»

Или мне послышалось тогда? В общем, я не могу поручиться за услышанное.

«Мы на Ваганьково», – вроде бы обронила одна из сестер.

«Ведь это очень известное кладбище?» – подумала я в тот раз.

– Пантеон... – бормотала я, засыпая. – Эмилия... Бобер!

Горький шоколад, сладкий чай, вот какой расклад, ай-яй-яй

За четыре последующих дня я пристрастилась к горячему шоколаду, начиная каждое утро в кофейне на углу.

Время летит быстро, если не любишь. Сейчас же оно тянулось, как засахаренный мед. Ведь каждую минуту я ждала звонка от Бобра, поглядывая на увядающую орхидею и прислушиваясь к шагам за дверью.

Сколько ни живу, столько удивляюсь притяжению между людьми, и притяжению не к принцу Чарльзу или к папе Бенедикту XVI, к ним-то как раз полнейшее равнодушие, а вот похожий на бобра человек взял и без разрешения поселился в моем сердце... Абсурд длился уже неделю, поэтому пресловутая «банка огурцов» все-таки должна упасть на него и разбиться, когда он наконец появится.

Он пришел в понедельник, и это была третья наша встреча.

– Извини, – сказал он как ни в чем не бывало, садясь в соломенное кресло напротив меня.

– Мы уже на «ты»? – подскочила я, обрадовавшись.

– Мне уйти? – поднял брови Бобер, внимательно глядя на меня.

На что я улыбнулась.

– Петр Мартынович, – сказала я, – оставайтесь...

– К тебе или ко мне? – сразу определился Бобер, и мне это очень понравилось.

– Ко мне ближе! – Я вскочила, был уже вечер, и ни одного клиента в дверях.

Тут надо сделать важное отступление. Вот оно, в двух предложениях: когда женщина влюблена, она наступает на одни и те же грабли постоянно. И не думайте, что она потеряла ум, – просто она влюблена!

Чуть ли не рысью мы добежали до дома номер 14/7, вошли в подъезд, я открыла дверь, и мы оказались у меня в комнате...

На кровати спала Клеопатра – облезлая кошка сестер Хвалынских. Ненавижу.

– Киска, брысь, – прошипела я, сконцентрировав всю свою вежливость на слове «киска».

– А кто здесь еще живет? – прислушался к голосам за стеной Петр Мартынович.

– Сестры Хвалынские, – стряхнув босоножки, я прыгнула на дощатый пол и с интересом взглянула на своего кавалера. – Иди сюда.

– Бывшие балерины, да? Как интересно. – Петр Мартынович ослабил петлю галстука и обнял меня. – Расскажешь мне о них потом?

– Бывшие кто? – возмутилась я, прижатая к груди Петра Мартыновича. – А ты ничего не путаешь?

Говорить сегодня про старух, которые походили на двух разжиревших крольчих, никак не входило в мои планы.

– Я о них все равно ничего не знаю!

Мы стряхнули еще по какой-то части гардероба, я чуть больше, Петр Мартынович, как истинный джентльмен, чуть меньше. Он долго и с видимым удовольствием целовал меня в губы.

– Нежные, как цветы, – счел нужным сообщить Петр Мартынович и спросил: – А зачем так много бегоний? – В самый ответственный момент он оглянулся на подоконник.

Я не стала отвечать, и внезапно он бросил меня на кровать. Я от такого сюрприза прикусила язык, а пружины старушки-кровати жалобно скрипнули и больно впились мне в спину, и тут меня, не иначе, укусила какая-то муха...

– Если мужчина позволяет себе исчезнуть на неделю, не звонит и никак не проявляет себя, то подозреваю, что и секс с ним – такое же фуфло! – абсолютно без пиетета очень тихо ляпнула я, устав неделю ждать Петра Мартыновича. – Какой мужчина в брюках, такой и голый, разве не так, Петр Мартынович? – добавила я, тоже далеко не ангельским тоном.

Петр Мартынович пожевал губами и медленно надел уже спущенные было брюки. Печально щелкнув подтяжками «Milton», вышел на улицу, забыв про пиджак.

А мне стало мучительно стыдно, хотите верьте, а хотите нет.

– А пиджачок? – беззвучно заикнулась я, как самая настоящая растяпа.

«Ну вот, даже не убедилась в правильности собственной гипотезы...»

И еще, пока не заснула, я думала:

«А разонравился он мне. То ли у любовницы целую неделю обретался, то ли в компьютер играл...»

Эвридика Юрьевна и Марианна Юрьевна дружно храпели за стеной, когда я попыталась уснуть.

«Что мне предстоит? – думала я, ворочаясь полночи. От своей внезапной любви я не ждала ничего хорошего, а оставленный пиджак, как ни крути, означал продолжение нашей с Петром Мартыновичем истории. – Словно путешествую на воздушном шаре, его несет, и меня вместе с ним бултыхает в корзинке...»

Под утро что-то мне померещилось за окном, я открыла глаза и увидала, как с улицы на меня кто-то пристально смотрит и подмигивает!

– Петр Мартыныч вернулся! – обрадовалась я.

Петр Мартынович, не глядя, протянул мне букет вялых ромашек, а потом влез сам, подтянувшись на руках и чудом не задев сдвинутые на угол горшки с бегониями. Он был сильно выпивши и выглядел изрядно помятым.

– Я за пиджаком, у меня там кредитки, – буркнул Петр Мартынович. – Извини меня, Света, что пропал, ты права, но так получилось.

– Ты качаешься, ложись, – предложила я, с ужасом понимая, что он сейчас уйдет. – А я на работу схожу ненадолго и вернусь!

– Колдовать, да? – уточнил Петр Мартынович.

– Порчу напускать, – кивнула я. – Ты ложись.

– Нет уж, чего я тут? – вздохнул он, красноречиво поводив глазами по углам. – Я лучше на улице тебя подожду. – И, сняв со стула пиджак, вышел из комнаты.

Не буду скрывать, но этот день запомнился мне как сумасшедший. Уже через десять минут, сжимая в руках тяжелую сумку с приворотным зельем, в пакетиках была заблаговременно расфасована обычная сыроватая ваниль, я вышла в общий коридор. Пока я возилась с ключом, закрывая свою комнату, прошло не меньше минуты...

– Света? – хрипло позвал меня кто-то из сумерек коридора.

– А? – подскочила я.

Сзади в одинаковых халатах с оттопыренными карманами стояли сестры Марианна и Эвридика Хвалынские, зевая по очереди.

– У тебя там мужчина через окно влезал? – кашлянув, спросила Эвридика Юрьевна, подозрительно щурясь. – Мы видели.

– Он ушел только что, – не стала отпираться я. – Я ж не замужем, бабы... Да вы не беспокойтесь, он тут жить не будет – как зашел, так и выйдет!

Эвридика Юрьевна и Марианна Юрьевна переглянулись.

– Пусть живет, – кашлянула Марианна Юрьевна, покосившись на сестру. – Мы не против, если платить за двоих будешь...

– Обойдусь. Это просто знакомый, – как можно лояльнее сказала я.

– Знакомый? – зафыркали сестры. – Который лазит к тебе в окно?

Я кивнула и вышла на улицу.

Чернов стоял у подъезда и курил.

– Я спешу, – торопливо чмокнув меня в щеку, он попрощался и пошел в сторону метро, а я, ошеломленная, постояла и зачем-то свернула за ним, словно меня притягивал невидимый магнит, который был в кармане брюк Петра Мартыновича, не иначе... И за углом я увидела пыльный новенький автомобиль, в который садился Чернов.

Тут в голове у меня что-то щелкнуло.

«Что же ему нужно-то? – мелькнула тревожная мысль. – Без всякого сомнения, я – весьма симпатичная гадалка, но догадываюсь, сколько стоит его „Бентли“...» Ох уж эти пораженческие комплексы, которые не дают женщинам за сорок окончательно сойти с ума от любви! При всем этом я б не сказала, что интуиция в тот раз меня выручила. «Гори все огнем, а я ему отдамся!» – думала я, решительно поворачивая к своему магическому салону.

На скомканный половик у порога я не обратила никакого внимания, просто поправила его ногой, и все. Однако удивилась, почему долго не открывается новый замок. Я проворачивала в нем ключ, пока не устала рука... Замок неохотно клацнул, и дверь в конце концов открылась, я толкнула ее, занесла над порогом ногу... В салоне было перевернуто абсолютно все, начиная со стола до сорванных со стен двух картин. Вдобавок меня чуть не сбил с ног ветер, с гулом вырвавшийся из комнаты...

«Вот, – подумала я, перекрестившись. – Кто ж тут побывал-то?» И пока устанавливала все уцелевшие предметы интерьера по местам, чутко прислушивалась к каждому звуку на улице.

«Конкуренты или банальные хулиганы?» – Я присела и огляделась. Окно было закрыто, значит, непрошеные гости забрели через дверь? Тут я заметила, что правый угол двери покрыт копотью от вероятного поджога, и последующие четверть часа усердно выметала обломки цветочных горшков и куски от растоптанного алтаря.

– Снова поджог... – тихо бормотала я, наводя последний глянец.

И вдруг мне словно надели на глаза очки, хотя я не просила об этом... Очки нацепили сзади, я даже попыталась их смахнуть, но не смогла – моя рука их не цепляла! Я машинально взглянула на нее – и на моих глазах правая рука стремительно покрылась синей глиняной коростой... А еще через миг – я не увидела своей руки! Я недоверчиво хмыкнула, ведь только что проделала столько дел этой самой рукой... Да, да, я хмыкнула, как неверующий Фома, и посмотрела на другую свою руку... которой тоже не было. Без предупреждения моя левая рука заканчивалась у туловища обрывком рукава...

Я упрямо не поверила глазам и обернулась к зеркалу, с истеричным смехом обнаружив, что меня там практически нет – шевелилось что-то, но это была не я, а какая-то творожная запеканка с изюмом, да-да... И я внезапно начала икать, ошалело озираясь по сторонам и сознавая, что пора отсюда «делать ноги»! Но вот ног-то у меня и не было. Что-то шевелилось в воздухе, когда я с ужасом глянула вниз, и все...

Я как-то вылетела в дверь, ударившись о косяк, и она тихо затворилась за мной... Набирая ртом воздух, я перетекла на первый этаж по щербатым ступенькам.

На лестнице, несмотря на раннее утро, стоял непрошибаемый аромат карского шашлыка с помидорами! «Хоть нюх-то у меня остался!» – перманентно утешилась я, выпадая на улицу на своих ватных ходулях.

На улице было солнечно, ветрено и совсем-совсем не страшно. Шли люди.

«Районы... кварталы... жилые массивы... Я ухожу... ухожу – красиво!» – прошел мимо с плеером какой-то нестарый старичок с солидной плешью – судя по музыке, фанат Бритни Спирс.

– Эй, вы меня видите? – непослушными губами осведомилась я. – Скажите, будьте так любезны, старичок!

Старичок подозрительно мазнул по мне взглядом и пошел дальше, пробурчав:

– Берегите себя...

«Что он имел в виду? – задавшись нехитрым вопросом, я осторожно текла своими невидимыми ходулями по асфальту наподобие сухопутного осьминога...

«Значит, я все-таки есть?» – думала я, глядя на то, как меня обходят прохожие. Я почти успокоилась и прекратила нервно похихикивать.

«Теперь-то понимаю, что имела в виду мадам Ингрид, когда спрашивала – не боюсь ли я открывать магический салон? – с облегчением думала я, различая себя обычную в витринах, мимо которых шла. – Понимаю, да... Мне бы лучше идти в посудомойки в какой-нибудь ресторан, а не выпендриваться с раскладкой карт перед всякими олухами царя небесного. Тоже мне, колдунья, без рук и ног!»

И в эту самую секунду я нечаянно перетекла с тротуара на проезжую часть и чуть не угодила под колеса свадебного кортежа, промчавшегося мимо... Не помня как, я выметнулась из-под колес.