Рука едва не вылетела из сустава - рывок был серьезный, хорошо еще, что не все стропы ее крыла удалось обрезать одним взмахом. Подвеску качнуло, я не успел смягчить удар о ствол. Осторожно, по одной, я дорезал основные стропы и едва успел схватиться второй рукой за ствол, когда подвеска повисла на запасных. Нож улетел вниз, я надеялся, что он не воткнулся в сугроб острием вверх.
      Теперь я стоял, обняв дерево, и потихоньку вытравливал стропы. Кора впилась в щеку, ныло после рывка плечо. Расчет оказался верен - подвеска опустилась сквозь редкие ветки и повисла на натянувшихся стропах, Татьяна почти касалась ступнями сугроба. Она так и не пришла в себя, это мне не нравилось.
      Я сполз со ствола, едва ощущая ладони. Нашарил непослушными руками сигареты и зажигалку, закурил и взялся за рацию:
      - Все, кто слышит, Белому ответьте.
      Старт молчал - видимо, за склон рация не добивала. Первым отозвался незнакомый голос:
      - Слышу Белого, здесь Гном.
      - Привет. Сообщи по цепочке на старт: сижу на земле, под желтым крылом, на руках пострадавший пилот - Мельникова Татьяна, без сознания, передай без сознания, травма бедра, переломов не вижу, кровопотеря, группа крови третья, резус положительный (я еще помнил ее данные, даже, кажется, серию и номер паспорта), требуется помощь. Находимся точно... - Я дал ему координаты с "джипиэски"*.
      - Вижу желтое крыло, сейчас сяду к вам...
      - Я управлюсь. Свяжись со стартом.
      - Понял, понял, Белый. Сейчас организуем. Все, кто слышит, Гному ответьте...
      Я убавил на рации громкость. Вернулась забытая привычка не реагировать на сообщения в эфире, пока не прозвучит твой позывной. Одним ухом я слушал переговоры Гнома, доставая пока из своей подвески кусок полиэтилена. Вообще, в карманах моей подвески можно много чего найти, хорошо, что я не бросил ее по дороге. Однажды я слышал, как бывалый пилот наставлял "чайника", который ехал в горы в первый раз: "...Кроме куска целлофана, в который можно завернуть рюкзак целиком, у тебя в подвеске должен быть нож, моток веревки метров в двадцать, лучше - тридцать, вода, туалетная бумага и обязательно два - ты понял? - два "сникерса"..."
      По рации помянули меня, я прибавил громкость:
      - Белый на связи.
      - Белый, здесь Гном. На старте приняли, спасатели выезжают. Как у тебя там?
      - Пока ничего. Будет минутка - свяжись с Чижом, скажи, чтобы не беспокоился. Да, и найди меня потом у подъемника - с меня причитается.
      - Не стоит, Белый, какие проблемы...
      - Найди меня. Чистого неба.
      - Понял, спасибо. Держись там...
      Я расстелил целлофан на снегу, расстегнул замки на подвеске Татьяны и осторожно взял ее на руки. Черт, никогда не думал, что придется нести ее на руках вот так... Дышала она часто и хрипло, ресницы дрожали над бледными щеками. Я уложил ее, расстегнул шлем. Достал из кармана кусок стропы, наскоро соорудил жгут, перетянул бедро. Крови стало заметно меньше.
      Оставалось понять, насколько глубоко в ней сидит эта деревяшка. Я попытался ощупать рану сквозь комбинезон, но, видимо, действовал грубо: Татьяна вздрогнула, судорожно вздохнула и открыла глаза.
      - Где я? - Глаза, мутные от боли, кажется, не замечали меня, руки в перчатках сжались в кулаки, она попыталась приподняться.
      - Лежи-лежи. - я придержал ее, чувствуя, как под руками напрягаются плечи.
      Она остановила на мне взгляд:
      - Санечка...
      Она никогда не называла меня так. Никогда. Я дотянулся до своей подвески, достал фляжку с коньяком, отвинтил крышку и приложил ей к губам. Она глотнула, закашлялась, я заставил ее сделать еще пару глотков. Уселся, положив ее голову к себе на колени, закурил.
      - Ты почему здесь? - У нее в глазах появилась живинка. - Ногу не чувствую...
      - Отлежала.
      - Нет. - Она нахмурила брови, вспоминая. - Я садилась в елки...
      - Садилась, садилась. Лежи. - Я прижал ее голову к груди. - Будешь еще коньяк? Или шоколадку?
      - Не заговаривай мне зубы. - Кажется, она приходила в себя. - Я все помню. Выше было зеленое крыло, и был Никита... А Никита где? Почему нога болит?
      Она снова попыталась приподняться, вздрогнула, закусила губу - видимо, рана отозвалась.
      Мне нельзя было давать ей смотреть на рану - по крайней мере, до прибытия спасателей. Для женщины лучше головы лишиться, чем увидеть шрам на ноге. А шрам наверняка останется, пусть спасибо скажет, что так отделалась...
      - Не брал я твоего Никиту. Не знаю, где он.
      - Улетел... - она обмякла. - Улетел, да?
      - Не знаю. Не хочешь коньяку - я выпью.
      - Пей. - она затихла. - Можно, я посплю немного? Спать очень хочется...
      Само собой, ей хотелось спать - после кровопотери.
      - Спи, спи. - Я расстегнул комбинезон, стащил через голову свитер и накрыл ее. - Спи.
      Пробурчал свой дежурный тост: "Ну, за успех нашего безнадежного предприятия!", допил оставшийся во фляжке глоток коньяку и сел поудобнее, качая ее на руках, как ребенка. Она вздрагивала во сне, и я вздрагивал вместе с ней...
      ...Спасатели обстоятельно делали свое дело - двое сразу занялись Татьяной, раскрыв медицинский чемоданчик, один помог подняться на ноги мне. Помощь была кстати, ноги совсем затекли.
      Еще один, широкоплечий, прошелся вокруг, осматривая место, подобрал что-то и повернулся ко мне:
      - Это кто у нас холодным оружием разбрасывается?
      В руках у него был мой нож, серебристая рыбка.
      - Это мой. - Я сделал пару приседаний, разминая ноги.
      Он с интересом посмотрел на меня, качнул нож в пальцах, пробуя баланс, и уважительно хмыкнул.
      - Хороший инструмент.
      Я протянул ему ножны:
      - Возьми.
      Он немного поколебался.
      - Просто так не могу. Давай меняться. - он снял с пояса свой, достал из ножен, чтоб я видел, что обмен равноценный. Есть определенный ритуал при обмене оружием, мужики уважительно относятся к таким вещам.
      Я кивнул и взял его нож. Спасатели, хлопотавшие вокруг Татьяны, уже погрузили ее на носилки. Один что-то тихо говорил ей, она вяло кивала в ответ.
      Можно было двигаться в путь.
      - А с этим что? - бородатый мужик показал на лохмотья "Релакса", который успели сдернуть с деревьев.
      - А ничего. Хотя... - Я подошел к тому, что осталось от крыла, достал подаренный нож и, отхватив кусок хрустящей желтой ткани, протянул ему:- На память.
      Взять подвеску мне не дали.
      - Иди, иди, тебе сегодня и так досталось. - Двое взяли носилки с Татьяной, один - ее подвеску, один - мою. - По дороге расскажешь, как ты ее снимал.
      - Мужики, мне бы еще свое крыло захватить.
      - Пошли.
      "Консул" лежал в сугробе. Попросив у него прощенья за хамское отношение, я хотел затолкать его в рюкзак комом, но ребята шустро расстелили его и помогли "слистать"*, посмеиваясь: "Ваших тут столько на деревьях развешивается, что мы парапланы лучше вас складываем".
      Топая за ними, я сосредоточился только на том, чтобы не отставать. Они шли по горам, как по асфальту, при этом перебрасываясь шуточками. Юмор был тот еще; у людей, много повидавших, вырабатывается характерное отношение к жизни.
      Когда мы вышли к стоявшему на дороге "уазику", я уже был почти готов бросить курить. Они сноровисто погрузились, мне досталось откидное сиденье возле двери. Прикрыв глаза, я смотрел, как спасатель, несший носилки, разрезал рукав Татьяниного комбинезона и, что-то ласково приговаривая, поставил ей капельницу. Только теперь я увидел, что у него совсем седые виски.
      Татьяна смотрела на меня. Я закрыл глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом. Сцена из бульварного романа - благородный рыцарь и спасенная принцесса. тоже мне...
      В поселок мы вернулись, когда уже смеркалось. Народ у подъемника не расходился, ожидая чего-то. "Уазик", скрипнув тормозами, остановился, толпа сгрудилась вокруг машины; пилоты, лыжники, подгулявшие отдыхающие- казалось, все были здесь, не хватало только репортеров с камерами. Болезненное любопытство посторонних и без того мешает жить, а в такие моменты становится просто невыносимым. Я распахнул дверь, взвалил не плечо рюкзак с парапланом (плечо, однако, болело) и рявкнул:
      - Дорогу!
      Спасатели потащили носилки из машины, толпа неохотно расступилась. Я отошел в сторонку, скинул на снег рюкзак и закурил. Ко мне протолкался Вальцов:
      - Саша, как она? Что там получилось?
      Я оглянулся. Рядом с носилками уже шел Никита; он держал Татьяну за руку и, наклонившись, что-то быстро ей говорил.
      - Вон... - я кивнул на Никиту. - У него спроси.
      - А что у него спрашивать? - Вальцов проводил его взглядом. - Он сегодня столько очков привез, что у него теперь можно только интервью брать. Победитель.
      Татьяну несли мимо нас. Стало слышно, как Никита говорит:
      - ...малыш, я так переживал за тебя, я просто ничего не знал - у меня рация отказала! Сильно болит, да?
      Вальцов вдруг потянулся к гарнитуре, нажал тангенту и негромко произнес:
      - Раз, два - проверка связи.
      Пилотские рации в толпе отозвались, моя буркнула в кармане. Передатчик, болтавшийся на груди у Никиты, повторил слова громко и отчетливо. Никита вздрогнул, сбился с шага и оглянулся на нас.
      Догоревшая сигарета обожгла пальцы, я затоптал окурок в снег и закурил другую. Толпа понемногу расходилась. Вальцов тоже закурил, пуская дым в усы, и спросил неожиданно:
      - А правду говорят, что он тебя в Австрии притер?
      - Кто говорит? - Я насторожился. Я молчал об этом случае, Никита, я думаю, тоже - это было не в его интересах. Не испанец же проболтался?
      - Да так... - Вальцов неопределенно пожал плечами. - Не хочешь - не говори.
      - Знаешь, Витя... - я взял рюкзак, подумал и решился. - Я, пожалуй, уеду завтра. Устал я что-то.
      - Уже налетался? - Он задержал мою руку. - Шучу. Случилось что?
      - Да нет, все в норме. Дела.
      - Вот так, значит: приехал, распугал всех - и в кусты? Ладно... Зайди попрощаться.
      - Угу.
      Тропинку к гостинице мне преградил высокий худой парень. Он переступал с ноги на ногу и шмыгал носом.
      - Извините, вы Белов?
      - Я. Тебе чего? - Я не очень-то был расположен к разговорам.
      - Вы просили найти возле подъемника... Я - Гном.
      - А-а-а... - Я протянул ему руку. - Привет, ангел-хранитель. И не выкай мне, я еще не дедушка.
      Парень смутился еще больше.
      - С меня угощенье, - сказал я. - Пошли, тут недалеко.
      - А это у вас... у тебя "Фора"? - он разглядел логотип на рюкзаке.
      - "Фора". - Я подтолкнул его по направлению к гостинице.
      - "Центурион"?
      - Нет, "Консул". - Глаза у него широко открылись. - К тому же мокрый вдрызг, пролежал полдня в сугробе. Надо бы переложить, а одному неохота. Поможешь?
      - Не вопрос! - Он повеселел. - А какой площади?
      Мы топали в гостиницу, я расспрашивал его, отвлекаясь от своих мыслей. Крыло мы расстелили в холле, пока оно сохло - пили коньяк и закусывали "сникерсами" из подвески. Отдыхающие, бродящие от бильярдной к лифтам и обратно, обходили крыло, поглядывали с интересом. Мы долго болтали об "Эделях" и "Градиентах", о полярах* и о погоде, потом сложили просохшее крыло. Володя (так звали Гнома на самом деле) благоговейно разглаживал каждую нервюру. Я еле уговорил его взять на память пару карабинов, дал свой адрес и телефон и связал его страшной клятвой обязательно позвонить.
      Потом я обошел тех, с кем хотел попрощаться, едва не застрял у Фарида. Моему решению уехать он не очень удивился, заявил, что покажет мне хвост в следующий раз. Я заглянул и к спасателям и с удовольствием узнал, что все летающие - ненормальные, что нас надо привязывать к постелям, что сегодняшняя барышня, едва оклемавшись и получив ударную дозу антибиотиков, выпросила костыли и смылась в неизвестном направлении; что ухажер ее достал всех расспросами о ее местонахождении и обвинениями персонала в халатности и что они, спасатели, не далее как утром разыщут ее (а они это умеют) даже под землей, прикуют кандалами и устроят образцово-показательное лечение с гипсом на все тело, клизмами и уколами от бешенства.
      Пришлось оправдываться и уверять, что к данному происшествию никакого отношения не имею, что я снимаю барышень с деревьев, но не похищаю их с больничных коек.
      Мужики немного остыли; спасатель, с которым мы поменялись ножами, осмотрел мое плечо - после приключений на дереве оно здорово ныло. Плечо вправили и стянули бинтом. Я поблагодарил, как умел, меня в ответ угостили, в ответ на мое предложение прокатить на параплане вежливо покрутили пальцем у виска - в общем, расстались друзьями.
      В гостиницу я вернулся за полночь, для очистки совести обшарил закоулки номера в поисках беглянки и принял ледяной душ. Утром ждет дорога, крыло просушено и уложено. Небо радушно приняло меня, вроде бы на душе должно быть спокойно... А куда она, интересно, сбежала?
      Я завел будильник на пять утра и повалился в кровать, заснув еще в падении.
      День шестой
      Я проснулся сразу. Наскоро умылся, собрал пожитки и сложил их в рюкзак, к крылу. "Консул" на ощупь был сухим и слегка похрустывал.
      Кляня себя за слабость, закурил - сколько раз обещал себе не браться за сигарету до завтрака, так нет же, слаб в коленках. Ладно, выпью кофе по дороге.
      Взвалил на плечи рюкзак, еще раз оглядел все, выключил свет и захлопнул за собой дверь номера. Внизу сдал ключи заспанной дежурной, поблагодарил за гостеприимство и вышел на улицу. День в поселке не заканчивается до утра где-то орал магнитофон, из распахнутых окон на третьем этаже доносились голоса.
      Было еще совсем темно. В горах утро наступает неожиданно, словно поворачивают выключатель. Ветра почти не было, в безоблачном небе догорали звезды. Пожелав погоды тем, кто сегодня должен был лететь, я пошел к машине.
      Обошел Лизавету кругом, провел рукой по крылу и открыл дверь на заднее сиденье, чтобы положить туда рюкзак.
      На сиденье спала Татьяна. Положив под голову кулачок, неловко вытянув перевязанную ногу. Костыли лежали на полу. Она не переоделась, была все в том же окровавленном комбинезоне.
      Понятно, почему никто не мог ее найти. Никому и в голову не пришло бы искать ее у меня в машине. Она знала, что задняя правая дверь не закрывается как следует и, если хитрым образом нажать на ручку, можно попасть внутрь без проблем.
      Я тихонько прикрыл дверь, размышляя - не в багажник же класть крыло. Обошел Лизавету сзади, открыл водительскую дверь, стараясь не шуметь, уселся и поставил рюкзак на переднее пассажирское сиденье. Машина качнулась, сиденье скрипнуло. Татьяна шевельнулась во сне, чмокнула губами и пробормотала:
      - Санечка...
      Я замер.
      Выждал минуту, прикрыл за собой дверь, достал сигарету и чиркнул зажигалкой. Она проснулась сразу, рывком села на сиденье. Неосторожное движение отозвалось болью; она закусила губу.
      Я курил, глядя в ее глаза в отражении салонного зеркала. Фонари на улице еще горели; ее щека, обращенная к свету, казалась белой как мел. В глазах дрожали слезы. она подняла руку, чтобы поправить волосы, но не закончила движение, с усилием глотнула и спросила:
      - Скажи, Белов, я настоящая стерва, да?
      Я опустил стекло и выбросил окурок.
      - Настоящая, - подтвердил я. - Стопроцентная.
      И повернул ключ в замке зажигания.
      * * * * * * * * * * *
      * Параплан - сверхлегкий летательный аппарат, потомок парашюта. Конструктивно состоит из собственно крыла, изготовленного из воздухонепроницаемых тканей, строп и подвесной системы, в которой располагается пилот. Сухое крыло весит пять-семь килограммов, в сложенном виде легко умещается в рюкзаке.
      * Параглайдинг (парапланеризм) - полеты на параплане, спорт и удовольствие.
      * Консоль - законцовка крыла.
      * Свободные концы - конструктивный элемент, посредством которого стропы крепятся к подвесной системе.
      * Нервюра - внутренний конструктивный элемент, необходимый для поддержания заданного профиля крыла. Количество нервюр колеблется в зависимости от конструкции параплана.
      * Клеванты - ручки управления.
      * "Термичка" - термическая активность воздушной среды, образование восходящих и нисходящих потоков.
      * Пилот, стартующий вне зачета.
      * Поворотный пункт маршрута, ориентир на земле, прохождение которого пилотом должно быть зафиксировано.
      ** Динамическое обтекание возвышенностей воздушным потоком.
      *** В параглайдинге - регулируемые ремни свободных концов для изменения угла атаки.
      **** Прибор для измерения скороподъемности. В параглайдинге небольшого размера, закреплен обычно на колене пилота.
      * Ты в порядке? (англ.)
      * Лебедка, предназначенная для буксировки параплана автомобилем.
      * GPS, Global Position System - система спутниковой навигации. Обычно имеется в виду сам портативный прибор, предназначенный для определения местонахождения.
      * "Слистать", "налистать" - сложить параплан определенным образом.
      * Поляра - выраженная графически летная характеристика крыла.