Гуннир

За пять дней следования по дороге войско достигло отдаленного форта Западный, стоявшего чуть ли не на границе владений Рогеза. Там располагался небольшой гарнизон, призванный защищать дорогу, которая тянулась с восточного побережья моря Наодима на западное в обход Мирзазе, по северным степям. Не сказать, чтобы путь этот пользовался большой популярностью, однако войска охраняли его вот уже несколько сотен лет, с тех самых пор, как был повержен злой король Раздлаг. Препоны купцам чинили мелкие банды здешних крестьян и изредка забредавшие из степи племена кочевников. Впрочем, схватки были слишком уже редки – гарнизон состоял из зажиревших, превратившихся в ленивых огородников людей, которых солдатами назвать язык не поворачивался. Зависимости от Рогеза там не было почти никакой: в былые времена форты кормились с денег, собираемых с проезжих купцов, а теперь, когда караваны стали редкостью, перешли на самообеспечение.

Следуя традиции, Рогез заплатил обрюзгшему седому старику, толстому и вросшему в древнее кресло, но по-прежнему звавшемуся «сотником». Тот даже имел наглость заявить, что князь должен был платить за каждого человека в своей армии, но Хейла быстренько покрыла лицо старика болезненными прыщами, и тот в испуге заткнулся.

В форте гостил только один купец, а также старый степняк, обработанный солнцем до состояния копченой рыбы. Он приехал в форт продавать соль и поведал Соргену, что все немногочисленные семьи, кочевавшие в окрестной степи, в ужасе бежали прочь, ибо приняли поход трех магов за карательную экспедицию. Рогез налил старикану вина похуже и дал пару монет помельче, за что тот рассказал все, известное ему о Барьерных горах. К удивлению всех слушателей, кочевник с легкостью согласился с возможностью преодолеть Великие горы и поведал, будто знает место, где они дали трещину.

– Большая дырка, большая, – хихикал он. – Огромная, как лоно Первой Матери Кобылиц.

Еще за три золотых старик согласился быть проводником.

Через три дня они добрались до следующего форта, под названием Центральный. Это было такое же зачахшее человеческое поселение, потерявшее понятие о собственном предназначении, как и Западный. Оттуда армия свернула строго на север, покидая приходящий в упадок тракт.

Здешняя степь в это время года больше походила на пустыню. Резкий горячий ветер носил огромные облака пыли, смешанные с клочьями сухой травы. Серая песчаная земля глубоко подавалась под копытами лошадей; телеги двигались особенно медленно и иногда застревали. На склонах кривобоких дюн ютились скопища голых кустов, издалека похожие на скелеты каких-то сказочных животных. С блеклого, почти белого неба сияло солнце, разливающееся яростным сиянием, которое, как слизень, переползало от одного горизонта к другому. Ни одного облачка: лишь рано утром можно было увидеть поспешно уносящиеся на юг белые клочья…

Горы маячили на севере, уже ясно различимые, если только смотреть на них до того, как солнце поднимается над восточным краем степи. Их зазубренная полоса все сильнее и сильнее впивалась в блеклый небосвод. Казалось, там, вдали, очень медленно приподнимается занавес с рваной нижней кромкой. А за занавесом ждет тьма… Ни одна из вершин не блестела ледяной шапкой, так как даже самые выдающиеся не достигали тысячи саженей. Неприступными они считались отнюдь не из-за головокружительных высот. Главное препятствие для путника в Барьерных горах – отвесность и гладкость склонов, а так же волшебные ловушки и чудовища – по крайней мере, именно так гласили легенды, правдивость коих собрались проверить три волшебника.

Приближающиеся горы занимали мысли Соргена совсем недолгое время после того, как армия углубилась в пекло степей. На закате второго дня разведчики сообщили, что увидели чуть в стороне от направления движения одинокого всадника. Это мог быть шпион местных жителей: в том случае, если они посчитали поход колдунов карательной экспедицией, их вожди не обязательно решили бы удирать. Поговорив с Рогезом, Сорген пришел к выводу, что стоит ожидать и западни. Вдруг кочевники пришли в отчаяние и решили, будто бегство ни в коем случае не спасет их от гибели, а потому лучше напасть первыми? Перед лицом опасности обычно враждующие племена могли объединиться и выставить довольно много воинов… В таком случае старик-проводник – на самом деле лазутчик и предатель, призванный завести армию в ловушку.

Рогез, Сорген и Хейла выехали вперед войска, приказывая солдатам остановиться и приготовиться к худшему. После почти полного дневного перехода под палящим солнцем, с минимальной дозой воды, люди и лошади были чрезвычайно измотаны. Казалось, пара-тройка сотен привычных к жаре кочевников сейчас способны одолеть всю армию Черных, если только не брать во внимание магов.

Сорген чувствовал себя вполне сносно, ибо его порция воды была гораздо больше по размерам, чем у простого солдата. Заклинаний против палящего солнца он не знал, а призвать тучи было просто неоткуда – побережье моря Наодима осталось слишком далеко. Поэтому он терпеливо переносил зной в широкополой соломенной шляпе и белом льняном одеянии – рубашке без рукавов и в мешковатых штанах, с сандалиями на босу ногу.

Поднявшись на очередную дюну по осыпающемуся склону, через заросли страдальчески скрюченных стеблей какой-то высушенной зноем травы, колдуны немедленно увидали в пелене дрожащего воздуха далекого всадника. Он стоял в половине льюмила к северо-востоку, на вершине огромного холма с плешью зелени у самого подножия – там блестело крошечное озерцо. В небе кружили вопящие птицы, потревоженные появлением людей; загадочный человек неподвижно, как высеченный из камня, стоял под палящим солнцем.

– Может, это настоящий истукан? – нерешительно спросил Рогез. Сорген быстрым движением отцепил от пояса небольшой мешочек с высушенными соколиными газами и поднес их ко лбу. Прошептав заклинание, он вздрогнул, когда взгляд внезапно обрел нечеловеческую резкость и силу. Малейшим желанием и почти ощутимым напряжением глазных мышц Сорген мог теперь изрядно увеличить дальность взгляда. Крошечное, расплывчатое пятнышко превратилось в маленькую, но четкую фигурку человека в лениво развевающихся черных одеяниях. Он сидел на понуром сером коне с желтой гривой. На голове всадника был надет войлочный колпак, а плечи укутывал плащ с такими длинными полами, что они закрывали вся заднюю половину лошади до самой земли. Сорген снова слегка вздрогнул, когда увидел, что плащ изрядно изношен и местами оборван. Лицо незнакомца было унылое и бледное, так что это был явно не кочевник. Точных его черт разглядеть было невозможно, но у Соргена создалось впечатление, будто незнакомец не блещет красотой, молодостью и весельем. Вернув свой мешочек с глазами сокола обратно на пояс, молодой маг быстро рассказал своим спутникам об увиденном; Рогез тут же с облегчением вздохнул и стер со лба обильный пот. В такой же соломенной шляпе с полями, как у Соргена, князь походил на какого-то добродушного мельника или представителя другой, не менее мирной и незатейливой профессии.

– Ах, в таком случае, все ясно! Следует отменить приготовления к сражению… по крайней мере, на время, ибо этот человек – орман.

– Да? – удивилась Хейла. – И ты знал, что он появится? Кто это?

Заслышав в ее голосе нотки недовольства, Рогез поспешил наклонить голову, чтобы закрыть лицо полями шляпы. Спешно поворачивая коня обратно, он начал бормотать оправдания.

– Да, я знал: он появится. Хотя и не думал, что так скоро – может, у самых гор или даже с той их стороны? А почему не сказал раньше времени? Гм, ради вас самих, ибо это никто иной, как Гуннир по прозвищу Мясник.

– Гуннир?? – воскликнула Хейла. Сорген быстро поглядел на нее и удивился: редко когда он видел, чтобы его подруга так сильно бледнела. Впрочем, на ее смуглом лице бледность выглядела скорее серостью. Прерывисто задышав, женщина некоторое время пыталась совладать с собой, а потом выпалила: – Знай я об этом… сто раз бы подумала, участвовать ли в вашем походе?

– Что тебя так напугало? – искренне удивился Сорген.

– Ты что, до сих пор не слыхал о Гуннире?

– Пару слов. Какой-то зловещий колдун, даже по меркам Черных. Приближенное к Трем Старцам лицо.

– Ага. Точнее – их охотничий пес. Никто, конечно, не знает точно, однако поговаривают, что он расправляется с теми, кто смеет перечить Старцам и идти против Великой Необходимости.

– К нам это не имеет никакого отношения, даже если такие слухи – правда! – проворчал Рогез, но в его голосе тоже слышалось опасение. – Уж мы-то наоборот идем точно в колее Великой Необходимости!

– С чего ты взял? – опять удивился Сорген. – Вдруг Старцы не хотят пока ссориться с Белыми до такой степени?

Хейла громко хмыкнула, а князь сложил губы трубочкой и откинул назад шляпу, чтобы вытереть пот не только со лба, но и с залысины на темечке.

– Ну-у-у, – протянул он нерешительно. – Ты, Сорген, очень способный маг, но еще слишком молодой. Возможно, Старцы просто не хотели сообщать тебе лично и ограничились посредником в виде Ргола и этого его пордуса… Но мы с Хейлой были у них, и Рэмарде без всяких околичностей сказал, что война получает полное благословение всех троих. Так что, Гуннир просто послан нам на помощь. Как ты не понимаешь, Хейла, ведь он очень сильный маг! Иному не справиться с ослушниками, среди которых попадались весьма искушенные в колдовстве люди.

– Да ладно, – проворчала Хейла. – Не надо меня успокаивать – ты же и сам боишься!

– Кто? Я? – воскликнул Рогез, привскакивая на стременах. – Да ни капли!!

– Это только тебе так кажется, – засмеялась женщина и пришпорила коня, чтобы избежать дальнейшего спора.

– Дура-баба! – глухо крикнул ей вослед Рогез и воровато оглянулся. – Я спокоен. Совершенно спокоен.

Их войско продолжило движение, как ни в чем ни бывало, и незадолго до заката Гуннир Мясник нагнал ехавших ближе к голове колонны колдунов. Лица всех украсили натянутые, кислые улыбки.

– Троганес, ормани, – вкрадчиво сказал Гуннир. – Я рад приветствовать вас в этой негостеприимной пустыне, где я провел последние несколько дней почти в полном одиночестве.

– Троганес! – ответил на приветствие Сорген, Рогез же и Хейла ограничились степенными кивками и неразборчивым бормотанием. Гуннир грустно улыбнулся, будто бы привык к такому недружелюбию и давно с ним свыкся. Вот только у Соргена от этой ухмылки прошел мороз по коже. Казалось, кто-то дернул за ниточку и раздвинул мертвые губы трупа, чтобы показать его гнилой оскал.

Гуннир был плотно укутан в свои одежды. Под заколками, скреплявшими плащ на горле и груди, виднелась шнуровка плотной куртки, вокруг шеи был намотан грязный шелковый шарф неопределенного цвета, на ноги были надеты высокие сапоги из тяжелой кожи. Тем не менее, Сорген был готов поклясться, что от Мясника веет холодом, особенно страшным и неуместным в этой жаре.

Лицо Гуннира на самом деле представляло малоприятное зрелище. Бледная, нездоровая кожа сморщилась и образовала на нем складки, похожие на застарелые, бескровные раны. Нос, тонкий и синеватый, как у покойника – будто воткнутое в переносицу лезвие, а губы совершенно бескровны. Из-под низко надвинутой на лоб шапки виднелись белесые брови, изогнутые, почти переломанные посередине. Выпуклые глаза смотрели на собеседника одновременно равнодушно и внимательно. Казалось, еще немного – и они выпрыгнут наружу, чтобы приблизиться к тебе вплотную и разглядеть как следует.

Сорген быстро понял, что столь малопривлекательного человека он, пожалуй, еще не встречал. Смотреть ему в лицо при разговоре было совершенно невозможно, потому как все мысли немедленно теряли стройность и логичность. Они тонули в непонятном страхе, ожидании чего-то непостижимого и ужасного. И в отвращении, ибо вместе с холодом от Мясника исходил тонкий запах гнили. Труп!? – вдруг пронзила Соргена мысль. Наверное, на самом деле Гуннир уже умер и теперь это просто кукла, управляемая волей Старцев, как это происходило со всеми Черными после смерти. Первоначальная уверенность и храбрость стремительно покинули молодого мага, и он стал таким же, как двое остальных. Произнеся еще пару фраз, он поспешил покинуть Гуннира – сослался на то, что давно не проверял, как там его наемники. Рогез и Хейла тоже быстро нашли себе неотложные дела, однако Мясник принял эти явно недружественные проявления на удивление спокойно.

Той ночью Сорген долго не мог уснуть и все ворочался, думая о том, что теперь ему придется неизвестно сколько времени терпеть рядом с собой зловещее присутствие Гуннира. Мало того, некто, похожий на Мясника приснился ему совсем недавно и вел себя отнюдь не ласково. Нет, Сорген не верил в вещие сны, однако сам факт не способствовал душевному равновесию. После ужина он успел переговорить с Рогезом и к своему неприятному удивлению узнал, что Гуннир пока еще жив и здоров.

– Хотя ты далеко не первый, кто спутал его с ходячим мертвецом, – тяжело вздохнул князь и зашептал: – Ты знаешь, я ведь тоже не очень рад видеть его здесь. Хотя, уверяю тебя, бояться нечего! Пусть Гуннир и славится своей непредсказуемостью и жестокостью ко всем без исключения, друзьям и врагам, он не осмелится что-то делать с нами. Ведь мы так нужны сейчас всем – Рголу, Старцам, Великой Необходимости!!

По виду и тону князя Сорген ясно понял, что яростнее всего тот уговаривал самого себя, а не молодого компаньона.

– Если он на самом деле хороший колдун, то это будет большой помощью для нас, – прошептал Сорген.

– Да, да, – кивнул Рогез. – Но, если ты не возражаешь, я хотел бы поспать. День был трудный, и впереди такой же.

Теперь Сорген был уверен, что князь, так же, как он сам, ворочается и не может уснуть – если только не выпил какое-нибудь снадобье. И Хейла тоже: не зря ведь она сказалась больной и осталась в своем шатре, под охраной воинов. Печально вздохнув, Сорген порылся в сундуке и нашел нужную бутылку, из которой капнул в стакан с остатками разведенного водой вина. Залпом выпив, он вскоре погрузился наконец в сон.

Дальнейшее путешествие проходило в еще более унылой и гнетущей атмосфере, чем раньше. С каждым утром подниматься и садиться в седло, предвкушая долгое сидение в нем на жаре и пыли, становилось все труднее. Солдаты жаловались и умирали от солнечных и тепловых ударов. Главным образом, это были рха-уданцы, хотя один из солдат Хейлы тоже погиб от укуса змеи. Это случилось в передовом дозоре и несчастного не успели донести до кого-нибудь из волшебников, чтобы тот смог помочь.

Колдуны предпочитали не разговаривать друг с другом, за исключением самого необходимого минимума. Очевидно, каждому из трех предводителей не хотелось слишком явно игнорировать Гуннира, потому они молчали. Мясник тоже не страдал от недостатка общения, хотя иногда и заводил разговор. Обычно он ограничивался ничего не значащим вопросом и быстро отставал, вот только заговаривать почему-то предпочитал с Соргеном.

– Ты ведь родом из Энгоарда? – спросил он один раз.

– Да, – ответил Сорген как можно более равнодушно. – Только я давно там не был.

– Гнилое белое болото, – также равнодушно сказал Гуннир. – Однако, я люблю посещать его. Там не нужно следить за собой… ну, ты понимаешь меня? Ведь с одной стороны даже лучше, когда вокруг одни явные враги.

– Угу, – мрачно согласился Сорген. – Только в окружении врагов можно слишком быстро загнуться.

– Овцам не укусить волка, – ответил Мясник едва ли не со смехом. В голосе его послышалось презрительное превосходство и холодная безжалостность. – Белым, курчавым овцам не поймать быстрого черного волка.

В другой раз Гуннир принялся заботливо спрашивать Соргена, не очень ли он страдает от жары, и предложил научить тому самому заклинанию против зноя.