Хейла напряглась, готовая встать и броситься в объятия Соргена, но тот устало опустился в кресло и даже чуть прикрыл глаза, словно свет лампы показался ему невыносимо ярким. Внутри бушевал пожар, но снаружи царил лед.

– Здравствуй, – проворковала Хейла. В ее голосе тоже не было посторонних ноток – ни нетерпения, ни разочарования. Только ласковая вкрадчивость кошки, которая провинилась перед хозяином и ластится, чтобы заработать прощение.

– Старинные знакомцы! – мечтательно воскликнул забытый всеми Рогез. – Как я вижу, ваше знакомство на самом деле было очень близким и … дружеским, хе-хе. Ну вот, Сорген! Я заслужил прощения?

Не слушая ответа и не глядя на застывших в креслах гостей, Рогез вскочил и стал суетливо шарить ногой, надевая тапок.

– Ну, вы тут поворкуйте. Я пойду, распоряжусь о вине, да и ужинать пора.

Сорген отметил исчезновение князя краем глаза. Да, он не мог врать себе – Хейла привлекала к себе все его внимание, независимо оттого, что он думал о ней, или что хотел бы думать. Со времени их последней встречи в царском дворце Зэманэхе наследница тамошнего престола изменилась еще сильнее, чем сам Сорген. Недоумевая, он разглядывал ее и не знал, смеяться ему или плакать? Тогда, пять лет назад, она была коренастой и мускулистой женщиной-солдатом, сильной, воинственной странницей. Откуда взялась эта тонкая шейка, нежная золотистая кожа и длинные, грациозные ноги? Короткое платье с поясом подчеркивало округлость бедер и невесть откуда взявшуюся талию, а из складок, грозя разорвать жемчужные нити, просилась наружу пышная грудь. Сорген возблагодарил судьбу за то, что усмешка никогда не покидала его губ: сейчас она могла бы оказаться символом насмешки. Нынешняя Хейла походила на куклу, роскошную оболочку, надетую глупой девицей в тщетной надежде понравится предмету обожания. Да, кожа прекрасна на ощупь, грудь упруга, бедра круты – но все это фальшивка! Сорген одернул себя: быть может, он зря думает, будто это сделано ради него… Есть ведь много других мужчин, а Хейла любит их всех. Почти всех… Однако, ее взгляд не может обмануть. Эти глаза! Ах, здесь она поступила чуть мудрее, ибо лицо осталось прежним. Раскосые глаза, хитрые, сводящие с ума, пухлые губы, которые так хотелось целовать. Тонкие, приятные черты… Сорген вдруг поймал себя на том, что почти полностью успокоился и разглядывает Хейлу, словно статую или портрет: немного восхищения, легкая грусть, вызванная воспоминаниями, и никакой страсти. Долгое время, даже после их разрыва, ему казалось, что он любит Хейлу страстной, сжигающей любовью, которую способна погасить только смерть. Ее измена жалила, как болотная гадюка, каждый раз, когда он вспоминал эти глаза и улыбку; много раз в ночи, на жесткой земле, у дымного костра он едва не плакал, мечтая вернуться в объятия ее сильных рук… Однако теперь он стал другим. Этот человек по имени Сорген отказывался дрожать от чувств, принадлежавших другому, по имени Дальвиг. Любовь осталась вместе с прежней оболочкой, сброшенной, как змеиная шкура.

Хейла, подняв подбородок, разглядывала Соргена не менее пристально, чем он – ее. Ноздри женщины трепетали, щеки порозовели, а пальцы с силой сжимали подлокотники кресла. Она открыла было рот, но тут вернулся Рогез, а с ним и слуги, принесшие вино и закуски – креветки и водоросли под красным соусом.

– Ну что ж, – невнятно пробормотал князь. – За вино мы должны благодарить нашу даму. У нас такого не делают, увы.

Он разлил по кубкам густую, похожую на кровь цветом и консистенцией жидкость. По кабинету поплыли волны аромата, снова опрокинувшего Соргена в пучину воспоминаний. Сколько раз они пили это вино вместе с Хейлой! Этот запах напоминал о ее теле, ее ласках, ее словах любви… лживых словах. Едва не скрипнув зубами, Сорген подвинул кресло. Это позволило ему на пару мгновений опустить лицо и справиться с собой. Нет, он недооценил своей хладнокровности. Хейла продолжала будить в нем чувства, хотя и не те, что раньше.

– Так-так, – сказал Рогез, поднимая кубок. – Подходящий моменту тост даже не надо придумывать – он сам просится на язык! За встречу!

Кубок был выточен из темного, испещренного многочисленными прожилками малахита. У Соргена был такой же, тяжелый, с толстыми стенками, из-за которых неудобно пить. Он тоже поднял кубок и поймал взгляд Хейлы. За что пила она, догадаться можно было без слов. Она видела только Соргена и пила с ним, не замечая князя и его слов. Вздохнув, Сорген разом опустошил свой кубок.

Рогез, хлебнув немного вина, подцепил с тарелки креветку, разломал и стал высасывать мясо. Очевидно, он не мог спокойно смотреть на лежащую рядом с ним еду, потому как не успокоился, пока не опустошил оба блюда. Сорген тоже позволил себе взять пару ложек водорослей, а Хейла только молча сверлила бывшего дружка взглядом и потягивала вино. Тягостное молчание продолжалось ровно столько, сколько потребовалось князю, чтобы расправиться с закусками. Затем он, изрядно повеселевший от дурманящего вина, принялся болтать.

– Ты, Сорген, наверное, хорошо знаешь, что за причина заставила нас собраться здесь, в моем замке? Север созывает Черных под свои знамена, чтобы сокрушить оплот Белого отродья. Князь Ргол прислал весть на той неделе, а потом приплыла Хейла на своем корабле. Теперь явился ты, и все, кто может представить море Наодима в грядущей большой войне, готовы к походу. Правда, наши армии… хм… не очень велики по сравнению с полчищами Ргола. После того, как тот захватил в пустынях Страны Без Солнца Йелкопан, сила его возросла неимоверно. Все кочевники идут за ним, забыв о трусости и боязни чистого неба. Он сокрушил Мейону. Он вторгся в Белоранну и где-то в ее лесах бьется против тамошних рыцарей, которым помогают Белые маги.

– В Белоранне магам делать нечего, – позволил себе вставить Сорген. – Там нет эфирных потоков, просто ни одного.

– Ну, не знаю, – немного смутился Рогез и поскреб в затылке. – Я сам там не был, просто слышал все это от посла.

– Разве это все важно? – презрительно спросила Хейла. – Ргол, хоть он и противен мне, как извративший мужскую сущность, сильный воин и полководец. Он ведет войну, в которой обязан участвовать каждый Черный.

– Да-да! – торопливо поддакнул князь. – Впрочем, Теракет Таце и так не оставила Ргола в одиночестве. Ему уже помогает этот мрачный старичок, как его… Бейруб! Еще с ними Земал и Хойрада, старая ведьма. Кроме того, там несколько ормани помельче; однако, чтобы идти на Энгоард, который кишит Белыми магами, этого мало. Поэтому Ргол зовет нас, а Старцы благословляют. Все Черные, какие только есть на свете, обязаны вступить в войну всеми своими силами – магией, воинами, золотом. Великая Необходимость требует…

– Энгоард – слишком крепкий орешек. Всех Черных мира может не хватить, чтобы побороть многочисленных магов Белой империи, – Сорген с сомнением покачал головой.

– Что с тобой!? – внезапно воскликнула Хейла. – Я-то думала, что ты первым побежишь на север, забыв обо всем!! Разве не ты мечтал лишь об одном: как бы наказать Белых свиней, убивших твоего отца?

– Тогда меня обвиняли в нелепых, невыполнимых желаниях, – Сорген тоже повысил голос и нахмурился. – К тому же, я не собирался победить всю огромную Империю. Моей целью были несколько Высоких, а не Император-Маг и его непобедимые войска. Кто теперь свихнулся? Я-то повзрослел. Я сам жил там и знаю, чего ждать вторгшимся врагам!

– Но, может быть, это было слишком давно и все переменилось? – вкрадчиво спросил Рогез. – Старцы не стали бы посылать верных адептов на заведомую смерть. Вероятно, они знают что-то такое, что внушает им надежды? Удары с нескольких сторон могут внести разлад и панику в ряды имперцев. Может быть, долгая война не входит в намерения Ргола… кто знает, вдруг план заключается в быстром опустошительном набеге и столь же поспешном отступлении. Это мы потом выясним.

– Так еще глупее. Думаешь, Император станет терпеть эту пощечину? Война – танец двух партнеров и не оканчивается по исключительному желанию одного из них.

– Тогда как тебе вот эта новость: есть еще одна сила, которая может нам помочь. Лейдские степняки обещали вступить войну, если увидят, что Империя содрогается под нашими ударами! Они нанесут удар с юго-востока. Они, конечно, не Черные – но и не Белые. Пусть их колдуны не обладают сильной магией, зато армии намного больше, чем у Ргола и у нас. К тому же, есть вероятность, что после падения Белоранны и вступления в войну стольких сил Удельные князья на границах Энгоарда также переметнутся на нашу сторону.

Сорген, все еще хмурый, задумчиво пожевал губы. Теперь, после нарисованной Рогезом картины, он не мог так просто поручиться за безнадежность предприятия.

– Это будет великая победа! – воскликнул князь. – Могучая твердыня Облакопоклонников рухнет и их гнездилище останется только на далеком западе… кто знает, надолго ли? Неужели мы останемся в стороне и погубим этот прекрасный замысел??

– Разве тебе это не по нраву? – вкрадчиво спросила Хейла. Сорген молчал. Снова наполнив кубок вином, он медленно цедил его, разглядывая стол и остатки снеди на тарелках, а его собеседники в это время напряженно ждали.

– Радужную картину ты нарисовал, – сказал наконец молодой маг. Рогез нервно облизнулся, потянулся к ковшу с водой для разбавления вина и выпил его почти до дна. Хейла зло усмехнулась. Сорген посмотрел на нее долим взглядом и резко поставил кубок обратно на стол. – Такие простые и приятные слова, замечательные идеи и счастливые мечтания. Легко представлять себя великим победителем, сидючи в удобном кресле. Но за этими лощеными фразами – кровь, боль и необычайное напряжение. Ты готов к этому, Рогез?

– Я… я тут тоже не прохлаждаюсь! – вспылил князь. – Знаешь, как достается княжеское благополучие здесь, в Рха-Удане?

– Да, наслышан, – Сорген примирительно выставил руки, словно защищаясь от возможного нападения. – Просто драки с крестьянами не сравнить с настоящей войной, которую ведет обученное и многочисленное войско.

– В конце концов, я собираюсь стать лишь одним из многих, – пропыхтел Рогез, все еще раздраженно. – Я не собираюсь становиться полководцем и вести в бой многотысячные армии. А ты этого боишься, Сорген?

– Нет. Я пойду. Просто за прошедшие годы я стал, смею надеяться, чуть мудрее, чем был пять лет назад. Тогда я тайно пробрался вглубь страны и схватился всего с несколькими Высокими. За меня сражалась жалкая кучка воинов. Это была… несерьезная схватка. Когда объявляешь настоящую войну, масштабы возрастают во много раз и управлять положением становится намного труднее. Способны ли мы на это? Ргол был хорошим полководцем, когда я воевал под его началом в Стране Без Солнца. Но тогда он бился с глупыми и трусливыми кочевниками.

– К чему все эти разговоры? – не выдержала Хейла. Вскочив, она принялась метаться по кабинету, как взбешенная тигрица. В воздухе расползлись дурманящие, не хуже вина, ароматы ее духов и притираний. Закрыв глаза, Сорген кивнул.

– Тогда пора их закончить. Мне кажется, все решено заранее? Никто не может и не хочет отказаться. К чему было толочь воду в ступе? Проще объявить, когда и в каком порядке выступаем.

– Да, но есть кое-какие детали! – Рогез крутил головой, провожая мечущуюся Хейлу и оглаживая взглядом ее прекрасные ноги, обнаженные до колен. – Перед нами… э-э-э… страшное препятствие – Барьерные горы. Никто не знает, какие там таятся опасности; никто никогда не преодолевал их…

– Вы – трусливые ослы, а не мужчины! – снова разъяренно вскричала Хейла. – Да никогда еще армия с тремя Черными магами во главе не пыталась штурмовать горы. К чему мучаться сомнениями? Забейтесь в норы, скулите на своих подстилках, поджимайте хвосты! Я пойду одна.

– Никто не отказывается! – поспешил с оправданиями Рогез. – К тому же, ты не дала мне закончить. Именно переход такого большого количества людей, целой армии, представляет собой проблему. Вообще-то я слыхал историю, что молодой рыцарь из Кеттанка, едва смыслящий в магии, смог перейти Барьерные горы в поисках невесты, а потом даже вернулся обратно с девушкой и приданым.

– Это легенда, а не быль, – покачал головой Сорген. – Да и горы там не так высоки и неприступны. Ты же не собираешься идти так далеко на запад?

– Каждая сказка основывается на реальных событиях, – Рогез поспешно налил себе вина и с сожалением оглядел пустые тарелки. – И если какой-то щенок смог протащить свою девку, то мы тоже должны суметь провести опытных солдат.

– Кстати, а как обстоит дело с этой самой армией? – спросил Сорген. – В моей ровно тридцать пять солдат. Впечатляет? Для вашего сведения, только личная гвардия Императора ровно в тысячу раз больше.

– Да не в армии дело! Хотя, конечно, она тоже не помешает. Наше дело – ударить! Разве ты не видел, как собаки охотятся на горного медведя? Их много, и пускай они меньше и слабее, свора рвет косолапого с разных сторон, кусает, пока тот не обессилит от потери крови. К тому же, демонстрация удара по Империи в такой близости от Лейды подвигнет на войну тамошних жителей. Это огромное войско!

– Ладно, ладно… Хватит подстегивать себя магическими фразами о том, как все будет замечательно. Просто отвечай на мой вопрос – сколько у нас солдат?

– Я не могу взять с собой всех, ты ведь понимаешь. Здесь и так трудное положение, ибо Гуон, одна крупная деревня, совсем уже распоясалась. Надо бы разобраться с ее старостой, но нет… потом. И все же, я не могу взять больше шести или семи сотен человек. Хейла привезла с собой двести отменных бойцов. Настоящие головорезы!

– Да, внушительное сборище, – усмехнулся Сорген. – Набирается целая тысяча… или нет? Сколько пройдет горы? За ними их встретят не пирогами, а мечами. Гейнджайнд, Зурахат, Пейсонд – все это страны, поклоняющиеся Богу-Облаку.

– Пустяки. Я слыхал, там живут не воины, а купцы. Мы пройдем их, не задерживаясь.

– Ты такой смелый, Рогез! – с придыханием сказала Хейла и многозначительно посмотрела на Соргена. Кажется, она совершенно успокоилась. Быстро скользнув к креслу князя, Хейла обвила руками его шею и поцеловала прямо в лысину. – Ты мне нравишься! Ты не бросишь меня! Пусть этот сопляк остается здесь.

Сорген криво усмехнулся и откинулся на спинку кресла. Прищурившись, он смотрел на густо покрасневшего князя и холодное лицо Хейлы.

– Я уже сказал, что иду. Мне надоела эта страна… эта жара. Я соскучился по снегу. И на самом деле, пора бы закончить то старое дельце с некоторыми Высокими, ведь они уже заждались.

Зловеще ухмыляясь, Сорген встал – словно распрямилась пружина. Он первым вышел из кабинета, а остальные двое шли чуть поодаль, словно между ними до сих пор не было найдено общего языка. Однако, стоило Соргену свернуть за угол, женщина догнала его и прижала к стене с силой и чувством, на которые была способна только прежняя, сильная и упрямая Хейла. Хотя эта грудь была теперь такой мягкой и податливой…

– Если послезавтра мы двинемся в путь, то есть всего две ночи, чтобы как следует вспомнить прошлое! – прошептала она, почти прикасаясь губами к уху Соргена.

– А стоит ли? – небрежно бросил тот. Он не отталкивал Хейлу, но и не пытался обнять – просто стоял столбом. – Сходиться, расходиться… это не по мне.

Хейла резко ткнула его в грудь, отстраняясь: Сорген отшатнулся и стукнулся плечом в стену. Волосы женщины разметались по плечам, глаза горели ярче факелов на стенах. В этот момент она сделалась давешней Хейлой, которую любил юный Дальвиг; горло Соргена перехватило и он поплотнее сжал губы. Словно бы внезапный порыв ветра взметнул языки пламени над умершим было костром. Страсть и желание обладать этой женщиной вновь заставило тело колдуна трястись, как в лихорадке.

– Не смей так говорить, мальчик! – прошипела Хейла. Сорген стоял, как окаменевший, упираясь плечом в стену и тяжело дыша – однако, лицо его сохраняло видимость спокойствия. – Я никогда не клялась тебе в верности, но моего сердца ты никогда не покидал, слышишь!

– Даже тогда, когда ты спала с другими?

– Ха! – она яростно махнула рукой, словно выбрасывая нечто ненужное. – Это были мимолетные интрижки, игра плоти, а не разума, и они не имели никакого значения! Если бы ты не был столь твердолоб и обидчив тогда!

– Я? Обидчив? Мне казалось, что это ты пришла в ярость из-за того, что я увидал в твоей спальне другого.

– Забудь о нем! Он плохо кончил.

– А остальные? Кто был после него?

– Что тебе в этом? Женщина не может обойтись без мужчины, и если нет рядом того, кто ей дороже других – приходится пользоваться тем, что есть. Ты собираешься осуждать меня за это? Разве ты хранил мне верность все эти годы?? – в ее голосе скользнула тщательно скрываемая надежда – или это только почудилось?

– Нет, – смеясь, ответил Сорген. – Только я боюсь, что мы с тобой стали совсем чужими.

В Хейле снова произошла резкая перемена. Разъяренный зверь превратился в кроткую женщину, молящую о прощении: она порывисто прильнула к Соргену и схватила его за плечи.

– Ты… боишься? – прошептала она. – Не нужно, мой милый, я тебя умоляю – не нужно! Я докажу тебе это. Прямо сейчас!!

– Не нужно! – вяло запротестовал Сорген, но Хейла уверенно и бесцеремонно ухватила его за руку и повлекла за собой.

– Идем. Ты обнаружишь во мне много нового, что не может тебе не понравится!

Повернувшись, Хейла повела его по коридорам в свои покои. Сорген больше не сопротивлялся. Разгоревшийся было костер по-прежнему пылал, но теперь в нем бушевала только одна похоть. Рука сама скользнула за борт платья и сжала восхитительную грудь, выдавив из Хейлы нетерпеливый стон. Она надеялась на возрождение любви, а Сорген понял, что ему нужна женщина. Любая – раз ей хочет быть Хейла, пусть будет, но на большее, чем общая постель, ей вряд ли стоит рассчитывать. Не стоит ей об этом говорить, по крайней мере, пока.

Ее крики по-прежнему походили на рычание дикой кошки, а новое тело было по-старому ненасытным, но Хейла, с которой Дальвиг провел столько ночей, исчезла. Эта была скорее покорной, чем неистовой и повелительной. Будто пытающаяся сохранить расположение фаворитка, она старалась угодить, ласкалась и шептала о любви, о своем восхищении Соргеном.

Поздней ночью, когда Хейла уснула, разметав по подушке тяжелые черные локоны, Сорген осторожно встал, оделся и ушел к себе.

Хак спал на толстом ковре, постеленном недалеко от двери. Богатырский храп, от которого самому Соргену постоянно приходилось спасаться заклинаниями, сотрясал, казалось, весь дворец. Луратен сидел у окна с закрытыми глазами, будто статуя, высеченная из бело-желтого нефрита. Пордусу не требовался сон, но он сказал Соргену, что однажды все-таки уснет – и тогда уже больше не проснется никогда. Колдун осторожно заглянул в лицо искусственного человека: на нем застыла страдальческая улыбка. Тени от крыльев носа и в глазницах казались черными провалами и превращали физиономию в гротескную маску готового расплакаться чудовища. Луратен не пошевелился, не открыл глаз, и Сорген почел за лучшее оставить его в покое. Он прошел в отгороженный ширмой закуток, где стояла его кровать. Вода в тазу давно остыла, полотенце свалилось на пол, но колдун не собирался умываться. Нахмурившись, он поглядел на заглядывающий в оконце краешек луны. Облака, быстро плывущие по небу, казались ему мечущимися в агонии призраками, и он с трудом подавил в себе желание взлететь и присоединиться к ним. Застыв, Сорген задумался о превратностях судьбы. Хейла желает вернуться к нему, но чувства умерли. Он и сам рад бы снова отдаться страсти, пылать, ждать ее взглядов и прикосновения, говорить с ней, смотреть на нее, не отрываясь, как было раньше… Нет, все ушло. У него не было никакого желания остаться в спальне женщины, чтобы любоваться ею или ждать, когда она проснется и прильнет к нему губами вновь. Он был пуст внутри, пуст совершенно. Теперь это чувство стало определенным, четким и ясным. Ошибки быть не может. На самом деле, он превратился в какое-то чудовище, лишенное большинства обычных человеческих стремлений и желаний. Нет любви, нет даже жажды мести. Золото оставляет его равнодушным, женщины не возбуждают – он сходится с ними скорее по привычке, удовлетворяя требования тела, такие же далекие от разума, как жажда или голод. Но как же тогда остальные Черные? Сорген вдруг поймал себя на мысли, что в голову ему никогда не приходила эта мысль. Ведь не он один стал таким! Каждый орман купил свое положение в обществе ценой души, значит, все должны стать одинаково бездушными, холодными и пустотелыми. Что, в таком случае, заставляет Хейлу страстно искать его расположения? Шептать о любви, неистовствовать и кричать в постели? Неужели только уязвленная гордость, раздражение тем, что Сорген сам по себе ушел от нее… Желание вернуть и доказать самой себе собственную значимость? Но ведь это тоже чувства. Наверное, в ней просто осталось больше человеческого. Или же… Она отдалась Теракет Таце с меньшей яростью, меньшим желанием, чем это сделал шесть лет назад Дальвиг?? Он слишком желал мести, волшебных сил, могущества… Быть может, он на самом деле чересчур талантлив, чтобы оставаться человеком? Ответа на этот вопрос не даст никто – разве что Черные Старцы. Только Сорген не собирался их об этом спрашивать. Луна скрылась с того кусочка неба, что виднелось через окно; он потерял желание к размышлениям, сколь бесплодным, столь и горьким. Нет, что-то человеческое у него еще осталось! Иначе он не страдал бы так, разговаривая с Призраком. Какая ирония судьбы! Из многих чувств и желаний он оставил себе только способность мучиться?? Завидная судьба.

Улегшись в кровать, Сорген некоторое время не мог уснуть. Сначала он думал о том, что ждет его на севере, потом опять с жалостью вспомнил услужливую Хейлу с ее прекрасным новым телом. Потом – Призрака, ушедшего навсегда. И свою потерянную душу… Человек, лишившийся ноги, на всю жизнь становится инвалидом и проклинает злой рок до самой могилы. А ведь он, Сорген, тоже инвалид! Что с того, что его уродства не увидеть глазом? Он-то будет с ним до последнего часа. И даже потом! Он похолодел, представив, что будет чувствовать после смерти. Яростно повернувшись в кровати, уткнувшись носом в подушку, колдун изо всех сил постарался выбросить из головы страшные мысли. Как назойливые комары, они толклись рядом и не давали отмахнуться. В этой борьбе, превратившейся в кошмар, Сорген промаялся долгое время, пока наконец не заснул.

Сон продолжал раздумья реальности. Кто-то, прячущийся в глубокой тени, с голосом Хейлы, предложил Соргену воссоединиться с Призраком в обмен на обе руки. Он согласился: странный продавец выскочил из тени. Против ожидания, он оказался мужчиной, длинным и тощим, одетым в просторный плащ, изорванные полы которого волочились по земле. Напав на застывшего от изумления Соргена, незнакомец принялся избивать его толстой жердиной, втоптал в грязь и ушел, оглушительно хохоча. "Ты меня обманул!" – пытался крикнуть ему во след Сорген, но из горла вылетало только тоненькое шипение. Боли он не чувствовал, только жестокое разочарование и злость. Проснувшись, колдун обнаружил, что изорвал зубами подушку…

В окно сквозь светлые рассветные сумерки проглядывало голубое небо, нежное, приятное глазу. На узком подоконнике блестели капли росы, такие маленькие и беззащитные перед будущей яростью жаркого солнца. Вот яркий пример неотвратимости ужасной судьбы, – подумал Сорген, вытирая пот со лба. – Как и я, они не могут убежать или измениться…

Весь следующий день прошел для Соргена как в тумане. Он нехотя вышел к завтраку, не реагировал на настойчивые заигрывания Хейлы и веселую воинственность Рогеза. К счастью, сотрапезники вскоре отстали от него, теряясь в догадках о причинах столь мрачного настроения. Сославшись на мигрень, Сорген покинул обеденную залу, не закончив трапезы, и до самого обеда провалялся на кровати.

Уставившись в потолок, он думал о смерти. О солнце, чьи лучи приближаются, чтобы испепелить его и превратить в одни лишь воспоминания, в малюсенькое облачко пара. В ничто.

Однако, через какое-то время Сорген вдруг подскочил на кровати и уставился на подоконник, на котором уже не было и следа росы. Внезапная догадка сотрясла все его тело, словно была ножевым ударом в сердце. Он вдруг подумал о том, что капли росы не умирают, а только перерождаются! Исчезая, они улетают в небо и там становятся облаками. Облака несутся прочь, в далекие страны, преодолевая в неимоверной выси огромные расстояния, и потом изливаются вниз дождем. Умершие росинки снова становятся капельками, дрожащими на травинке или листке в ожидании солнечного луча и смерти. Смерть-возрождение. Смерть и возрождение!

Вот он, путь, которым нужно следовать! Вперед, к смерти и праху; нужно только найти способ, чтобы уподобиться этим слабым, несчастным капелькам влаги, обретшим вечную жизнь во множествах инкарнаций!! Для того, чтобы стать прежним, ему нужно родиться заново, так сказал Призрак. Для того, чтобы родиться заново, нужно умереть. Да, именно так.

К обеду Сорген стал почти что бодрым и даже слишком оживленным. Он нежно потрепал по щеке Хейлу и вместе с Рогезом отправился на смотр будущей армии.

Как-то само собой получилось, что Сорген считался главным военным специалистом среди трех Черных магов. Хейла всегда оставляла заботы войны своему отцу, ибо до самого последнего времени походная жизнь ее совершенно не прельщала. Борьба Рогеза с партизанствующими крестьянами была слишком далека от того, что предстояло провернуть теперь. Армия Рха-Уданы предпочитала действовать несколькими небольшими отрядами, быстрыми, не выходящими из города надолго.

Теперь князь собрал разом семьдесят три десятка воинов, почти две трети того, что у него имелось. Все они выстроились на большом пустыре за городом, что преследовало сразу две цели – не создавать столпотворения на улицах города и ненадолго напугать лазутчиков деревенских старост. Пусть ломают голову, на кого обрушится вся эта сила.

Рха-уданцы, несмотря на припекающее солнце, были одеты в черно-серебряные плащи, сапоги из мягкой коричневой кожи и треугольные шляпы с полями и перьями цапель. В комплект обмундирования каждого входили также стальные шлемы, легкие кольчуги с грудными пластинами и круглые щиты, но это все солдатам разрешили оставить дома.

– Они могут выступить хоть сейчас, – гордо сказал Рогез, сам восхищенно любующийся неровно выстроившимися шеренгами своих солдат. Те не испытывали особой радости от предстоящего похода – скорее даже относились к нему как нелепому капризу князя. Им не хотелось надолго покидать теплые семейные гнездышки и отправляться в чужие края… Что бы они сказали, если б знали, что им предстоит штурмовать Барьерные горы? – подумал Сорген. Рогез боится сказать правду, опасается бунта. Все равно рано или поздно признаться придется, и что тогда? Надо будет подумать, как подготовиться к этому дню. Пока же Сорген склонил голову к уху Рогеза и подпортил ему радость.

– Если ты поведешь их в горы прямо сейчас, то через пару дней они до дыр изотрут подошвы своих щегольских сапог о камни. Твое войско станет толпой хромых калек! Нужна обувь с грубой, тяжелой подметкой. Кроме того, эти мечи надо отдать мальчишкам на игрушки. Слишком уж они маленькие и легкие – мужчинам нужно мужское оружие! Теплая одежда, потому как в горах уже не так тепло, как у моря. Для коней потребуется великое множество подков, потому как они буду терять их постоянно…

Под градом столь уничижительных критических замечаний улыбка Рогеза быстро завяла, а сам он сжался и схватился за жидкие волосенки.

– О! Не продолжай! Я понял, понял! Нужно составить список всего того, что нужно, и приготовить как можно скорее. До завтра я учту твои замечания.

– Сошьешь тысячу сапог и скуешь тысячу мечей? – усмехнулся Сорген.

– Нет! – воскликнул Рогез. – Сапоги сгодятся и эти, чтобы дойти до предгорий. За это время сапожники натачают новых и их привезут следом. Оружие же есть в подвалах дворца. Там много всякого.

Рассерженный и краснолицый, Рогез пришпорил коня и отправился разгонять своих вояк, суматошно раздавая приказы командирам. На место превратившейся в огромную, пылящую толпу армии Рха-Уданы выступили воины Зэманэхе. Их было ровно две сотни, каждый ростом едва ли не в сажень[1], с широченными плечами и наглыми рожами. Снаряжение каждого состояло из рифленого конического шлема с острой верхушкой, жестким назатыльником и пластиной, защищающей нос вместе со щеками; тяжелой стальной кирасы с золотой вязью на груди, овальных поножей и круглых бронзовых щитов с деревянным подкладом. В вооружении не было совершенно никакого однообразия: кто-то имел копье и меч, кто-то дротики и топор, кто-то булаву с арбалетом, кто-то огромный, устрашающе громоздкий лук. Сомнение Соргена вызвала только чересчур легкая одежда южан – тонкие брючки с короткими штанинами и открытые сандалии, которые с помощью кожаных чулков можно было превратить в некое подобие сапог. Пестрые платки, повязываемые на головы вместо шляп, вряд ли спасли бы их уши во время снегопада в горах, буде такой случится.

В отличие от солдат князя, южане были готовы идти за своей госпожой хоть на край земли. В четком и плотном строю они прошествовали мимо гордой Хейлы и придирчивого Соргена, потом слаженно развернулись и промаршировали обратно. Колдун опять сделал несколько замечаний, касаемых, главным образом, теплой одежды и обуви. Хейла слушала его рассеяно и кивала, с любовью и гордостью поглядывая на шагающих здоровяков. Сорген скрыл усмешку, предположив, со сколькими из них царская дочка знакома ближе, чем полагается.

Сославшись на заботы, после ужина Сорген отправился к своим наемникам, которые по причине малочисленности не участвовали в «параде». Лениво развалясь на лежанках в полузаброшенной и грязноватой казарме, они коротали время за игрой в палочки и кости. Те, кто наигрался или лишился слишком большой суммы, штопали одежду, начищали амуницию или точили оружие. Некоторых не было на месте: они уже отправились в кабаки и бордели.

Сорген объявил, что выступление назавтра отменяется в силу неготовности местного войска к походу.

– Скорее всего, мы двинемся не ранее, чем через три дня. Дорога будет долгой и опасной, вдали от разных благ цивилизации вроде крыши над головой, вина и женщин. Посему я выдаю вам крупные суммы, чтобы вы как следует погуляли. Используйте выпавшие вам лишние три дня с толком, а то потом вспомнить нечего будет. Только смотрите – поменьше драк и никаких убийств!