Я понял жизни цель (сборник)

Полночи скоротать. Ты видел? Понял?

Ты понял? Да? Не правда ль, это – то?

Та бесконечность? То обетованье?

И стоило расти, страдать и ждать.

И не было ошибкою родиться?

На станции дежурил крупный храп.

Зачем же так печально опаданье

Безумных знаний этих? Что за грусть

Роняет поцелуи, словно август,

Которого ничем не оторвать

От лиственницы? Жаркими губами

Пристал он к ней, она и он в слезах,

Он совершенно мокр, мокры и иглы…

1918

МОРСКОЙ МЯТЕЖ

Из поэмы «Девятьсот пятый год»

Приедается всё.

Лишь тебе не дано примелькаться.

Дни проходят,

И годы проходят,

И тысячи, тысячи лет.

В белой рьяности волн,

Прячась

В белую пряность акаций,

Может, ты-то их,

Море,

И сводишь, и сводишь на нет.

Ты на куче сетей.

Ты курлычешь,

Как ключ, балагуря,

И, как прядь за ушком,

Чуть щекочет струя за кормой.

Ты в гостях у детей.

Но какою неслыханной бурей

Отзываешься ты,

Когда даль тебя кличет домой!

Допотопный простор

Свирепеет от пены и сипнет.

Расторопный прибой

Сатанеет

От прорвы работ.

Все расходится врозь

И по-своему воет и гибнет

И, свинея от тины,

По сваям по-своему бьет.

Пресноту парусов

Оттесняет назад

Одинакость

Помешавшихся красок,

И близится ливня стена.

И все ниже спускается небо,

И падает накось,

И летит кувырком,

И касается чайками дна.

Гальванической мглой

Взбаламученных туч

Неуклюже,

Вперевалку, ползком,

Пробираются в гавань суда.

Синеногие молньи

Лягушками прыгают в лужу.

Голенастые снасти

Швыряет

Туда и сюда.

Все сбиралось всхрапнуть.

И карабкались крабы,

И к центру

Тяжелевшего солнца

Клонились головки репья.

И мурлыкало море,

В версте с половиной от Тендра,

Серый кряж броненосца

Оранжевым крапом

Рябя.

Солнце село.

И вдруг

Электричеством вспыхнул «Потемкин».

Со спардека на камбуз

Нахлынуло полчище мух.

Мясо было с душком…

И на море упали потемки.

Свет брюзжал до зари

И забрезжившим утром потух.

Глыбы

Утренней зыби

Скользнули,

Как ртутные бритвы,

По подножью громады,

И, глядя на них с высоты,

Стал дышать броненосец

И ожил.

Пропели молитву.

Стали скатывать палубу.

Вынесли в море щиты.

За обедом к котлу не садились

И кушали молча

Хлеб да воду,

Как вдруг раздалось:

– Все на ют!

По местам!

На две вахты! —

И в кителе некто,

Чернея от желчи,

Гаркнул:

– Смирно! —

С буксирного кнехта

Грозя семистам.

– Недовольство?!

Кто кушать – к котлу,

Кто не хочет – на рею.

Выходи! —

Вахты замерли, ахнув.

И вдруг, сообща,

Устремились в смятеньи

От кнехта

Бегом к батарее.

– Стой!

Довольно! —

Вскричал

Озверевший апостол борща.

Часть бегущих отстала.

Он стал поперек.

– Снова шашни?! —

Он скомандовал:

– Боцман,

Брезент!

Караул, оцепить! —

Остальные,

Забившись толпой в батарейную башню,

Ждали в ужасе казни,

Имевшей вот-вот наступить.

Шибко бились сердца.

И одно,

Не стерпевшее боли,

Взвыло:

– Братцы!

Да что ж это! —

И, волоса шевеля,

– Бей их, братцы, мерзавцев!

За ружья!

Да здравствует воля! —

Лязгом стали и ног

Откатилось

К ластам корабля.

И восстанье взвилось,

Шелестя,

До высот за бизанью,

И раздулось,

И там

Кистенем

Описало дугу.

– Что нам взапуски бегать!

Да стой же, мерзавец!

Достану! —

Трах-тах-тах…

Вынос кисти по цели

И залп на бегу.

Трах-тах-тах…

И запрыгали пули по палубам,

С палуб,

Трах-тах-тах…

По воде,

По пловцам.

– Он еще на борту?! —

Залпы в воду и в воздух.

– Ага!

Ты звереешь от жалоб?! —

Залпы, залпы.

И за ноги за борт,

И марш в Порт-Артур.

А в машинном возились,

Не зная еще хорошенько,

Как на шканцах дела,

Когда, тенью проплыв по котлам,

По машинной решетке

Гигантом

Прошел

Матюшенко

И, нагнувшись над адом,

Вскричал:

– Степа!

Наша взяла!

Машинист поднялся,

Обнялись.

– Попытаем без нянек.

Будь покоен!

Под стражей.

А прочим по пуле – и вплавь.

Я зачем к тебе, Степа, —

Каков у нас младший механик?

– Есть один.

– Ну и ладно.

Ты мне его наверх отправь.

День прошел.

На заре,

Облачась в дымовую завесу,

Крикнул в рупор матросам матрос:

– Выбирай якоря! —

Голос в облаке смолк.

Броненосец пошел на Одессу,

По суровому кряжу

Оранжевым крапом

Горя.

СПЕКТОРСКИЙ

Роман в стихах

Привыкши выковыривать изюм

Певучестей из жизни сладкой сайки,

Я раз оставить должен был стезю

Объевшегося рифмами всезнайки.

Я бедствовал. У нас родился сын.

Ребячества пришлось на время бросить.

Свой возраст взглядом смеривши косым,

Я первую на нем заметил проседь.

Но я не засиделся на мели.

Нашелся друг отзывчивый и рьяный.

Меня без отлагательств привлекли

К подбору иностранной лениньяны.

Задача состояла в ловле фраз

О Ленине. Вниманье не дремало.

Вылавливая их, как водолаз,

Я по журналам понырял немало.

Мандат предоставлял большой простор.

Пуская в дело разрезальный ножик,

Я каждый день форсировал Босфор

Малодоступных публике обложек.

То был двадцать четвертый год. Декабрь

Твердел, к окну витринному притертый.

И холодел, как оттиск медяка,

На опухоли теплой и нетвердой.

Читальни департаментский покой

Не посещался шумом дальних улиц.

Лишь ближней, с перевязанной щекой

Мелькал в дверях рабочий ридикюлец.

Обычно ей бывало не до ляс

С библиотекаршей Наркоминдела.

Набегавшись, она во всякий час

Неслась в снежинках за угол по делу.

Их колыхало, и сквозь флер невзгод,

Примечания

1

Каток для катания на роликовых коньках (от англ. skating-rink).

2

Бушует лес, по небу пролетают грозовые тучи, тогда в волнении бури я рисую, девочка, твои черты. Ник. Ленау (нем.).

3

Медовый месяц (фр.).

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.