Охотник за истребителями. На «Аэрокобре» против асов Люфтваффе

Я буду истребителем!

2 августа 1940 года мы, группа юношей, рано утром прибыли в Ростов-на-Дону. Нас встретили и автобусом повезли по городу. На окраине автобус въехал в открытые красноармейцами большие решетчатые ворота и остановился у двухэтажного здания из красного кирпича. Нам сказали, что это штаб летной школы. За зданием штаба просматривались одноэтажные постройки, еще дальше был высокий кирпичный забор, за которым возвышалась заводская труба. Это был знаменитый завод «Ростсельмаш», выпускавший сельскохозяйственную технику. Наша школа официально называлась Нахичеванской военной авиационной школой пилотов, по месту расположения – ростовскому району Нахичевань.

Рядом располагался палаточный городок, куда нас и привели. Было шесть часов утра. Возле палаток была площадка, похожая на спортивную, с выгоревшей травой. Подвели нас к скамеечкам, вкопанным по краю площадки, и сказали, чтобы располагались до особой команды. Делать было нечего, от скуки все раскрыли свои чемоданы, рюкзаки и стали уничтожать привезенные из дома съестные запасы, выбрасывая бумажки, газеты, обертки из чемоданов. Ветер разнес мусор по всей площадке. Через час подошел к нам молодой, красивый, подтянутый лейтенант и представился: «Лейтенант Пачиашвили, ваш командир взвода». Лейтенант сделал нам внушительное замечание по поводу мусора, построил в шеренгу с интервалом два-три метра и приказал пройти по всей площадке, собрать весь мусор вплоть до папиросных окурков. Многих ребят такой приказ возмутил. Подумаешь, выбросили газетки, ну и что! Такое отношение не понравилось, но под наблюдением лейтенанта приказ выполнили. Эта была первая наша встреча с армейской дисциплиной.

В семь часов послышалась команда по лагерю: «Подъем, тревога!» Ожили палатки, повыскакивали курсанты, быстро взяли оружие, противогазы, скатки и строем куда-то побежали. Это был тренировочный марш-бросок на 35 километров. Вернулись курсанты из похода только вечером, усталые, но с песней. На нас это тоже произвело сильное впечатление.

Разместили нас в палатках, в каждой из которых находилось пять двухъярусных кроватей. Нам показали, как надо заправлять кровать, напомнили, что после отбоя чистая обувь должна аккуратно стоять перед кроватью. Тех, у кого обувь оказывалась грязной, поднимали и заставляли ее вычистить. Как же кое-кому это не понравилось! Через несколько дней появился парикмахер и – новое разочарование – стал стричь всех наголо! Жаль было расставаться с любимым чубчиком… После стрижки была баня и переодевание в военную форму. Выдали нам по два комплекта формы – рабочую и выходную. Начались занятия по прохождению курса молодого бойца, ежедневно по два часа строевой подготовки. Эти занятия проводил с нами лейтенант Пачиашвили, который относился к каждому курсанту очень внимательно. Практически сразу начались и занятия по изучению самолета, мотора, метеослужбы, штурманской подготовки, вооружения. В общем, свободного времени было мало.

Программа обучения в Нахичеванской ВАШП была рассчитана на ускоренный выпуск летчиков. Нас должны были выпустить в звании «старшина», а после ввода в строй в частях присвоить звание лейтенантов. Обучали летать на самолетах Р-5, безнадежно устаревших к этому времени бомбардировщиках-бипланах Поликарпова, а это значит, что и нам предстояло быть летчиками-бомбардировщиками. Как же мне это было не по душе, очень хотелось быть истребителем! У истребителей скорость, маневр, высота, а здесь все не то… Но приказы нужно выполнять, и мне оставалось только смотреть, что будет дальше.

Курсант Нахичеванской ВАШП Борис Дементеев. Ростов-на-Дону, ноябрь 1940 г.

Первый отряд школы заканчивал полеты на самолетах Р-5, а мы, второй отряд, полетали на У-2 и к ноябрю месяцу стали проходить рулежку на Р-5. С конца октября испортилась погода, которая приковала самолеты к земле, и испортилась она очень надолго. В ноябрьские праздники мы приняли воинскую присягу и стали военнослужащими, но летной погоды так и не было. Стало понятно, что наш ускоренный выпуск не состоится, хотя на каждого уже была пошита новая форма. В декабре и вовсе Нахичеванскую летную школу расформировали, а всех курсантов перевели в Батайскую авиационную школу пилотов имени Серова[11], в которой готовили летчиков-истребителей. Моей радости не было предела, хотя вначале я и боялся, что меня из-за высокого роста не допустят на истребители. Обошлось – допустили!

В Батайской школе сразу почувствовался другой подход к воспитанию курсантов, особенно со стороны строевых командиров. В Нахичеванской школе нас перевели в казармы в городе, и добирались мы до школы трамваем. Как-то на трамвайной остановке только готовимся мы сесть в подошедший трамвай, как из него выходит наш командир лейтенант Пачиашвили. Он быстро осмотрел нас и отозвал меня в сторону: «Курсант Дементеев, почему вы плохо следите за своей обувью? Не смотрите на сапоги, смотрите мне в глаза! – все это было в присутствии гражданского люда. – Доложите старшине, что в казарму прибудете позже самостоятельно, а сейчас вот вам записка, возвращайтесь в городок, в сапожную мастерскую». Я прибыл в мастерскую, отдал записку сапожнику, который в это время шил хромовые сапоги. Он, прочитав записку, отложил свою работу и сказал, чтобы я снял сапог. Быстро что-то подбил, попросил надеть: «Нет ли замечаний?» Потом так же быстро осмотрел и поправил второй сапог.

В Батайской школе такого не было. Если сапоги разваливались, а срок носки вышел, их меняли на ботинки с обмотками. При осмотре внешнего вида курсантов командир роты за какие-то мелкие недостатки мог наложить взыскание в виде нескольких суток гауптвахты, тогда как ранее у нас было большим происшествием, если курсант получал четыре наряда вне очереди. Комендант школы был зверь. Ходил всегда со свитой и за малейшее нарушение сразу отправлял на гауптвахту. Это очень пагубно сказывалось на настроениях курсантов, особенно вновь прибывших, не прошедших курс молодого бойца и еще не принявших присягу. Вскоре мы вообще забыли такое взыскание как наряд вне очереди, да и другие тоже, а гауптвахта стала нашим родным домом.

Весной 1941 года к нам в эскадрилью назначили командиром роты старшего лейтенанта, прибывшего из кавалерии. Думали, что он будет посуровей предыдущего. Однако новый командир оказался спокойным, имел большой опыт армейской жизни, уважал достоинство подчиненных. Как-то после ужина в столовой мы спускались со второго этажа. Некоторые курсанты, в том числе и я, съезжали вниз по лестничным перилам. Откуда ни возьмись внизу оказался лейтенант, помощник коменданта, со свитой, и забрал нас с намерением отправить на гауптвахту. Появился наш командир и подал команду, чтобы все выходили строиться. Нам приказал встать вместе со всеми в строй, сказав лейтенанту, что он наш командир и сам примет меры к нарушителям порядка. Лейтенант в нарушение всей субординации вел себя весьма высокомерно. После построения и поверки наш командир роты сказал коротко, что мы уже взрослые люди, тем более будущие летчики, которые должны быть серьезными. Он сказал все это спокойно, простыми словами, но так доходчиво и проникновенно, что лучше бы посадил на гауптвахту. Лейтенант же, помощник коменданта, видимо, лишь недавно закончил училище, получил власть над людьми, но не был научен любить подчиненных. Вскоре нашего командира перевели в другую часть. Мы расставались с ним с большим сожалением, провожали всей эскадрильей, даже на руках качали. Он от неожиданности прослезился…

Кто, кроме командиров, должен был направлять в нужное русло наше развитие? Конечно же, политработники, но и здесь все было не слишком хорошо. Когда мы поднимали на комсомольских собраниях злободневные вопросы нашего быта и учебы, никаких действенных результатов, как правило, не следовало. Бесконечно повторялись лозунги типа «Да здравствует советская власть», что было лишено смысла – мы и без лозунгов знали эту власть, верили ей, сознательно были преданы ей. Надо было практическими делами укреплять эту веру, а для этого надо было думать о людях и служить людям, а не использовать свою власть лишь для запретов и отправления на гауптвахту. Поэтому со временем собрания стали проходить вяло, неактивно, мы от них перестали чего-либо ждать. Иногда повестку дня для собрания предлагали вышестоящие инстанции. Существенные вопросы все же иногда ставились на обсуждение, но их надо было решать, а вот этого как раз многие политработники делать не умели и не хотели. Не было у них любви к людям, а было только желание обладать властью, проводили они свою работу формально, для красивых отчетов, и никак не укрепляли веру людей в советскую власть, хотя это и было их основным предназначением. Все ли работники партийного аппарата были такими? Конечно, нет, но известно – ложка дегтя портит бочку меда.

Заканчивалась теоретическая часть нашего обучения. Мы сдавали экзамены по конструкции истребителя И-16, его мотору, по штурманскому делу, метеорологии и воздушно-стрелковой подготовке. При изучении последнего предмета нужно было хорошее базовое знание геометрии, особенно объемной – стереометрии, да и тригонометрия с ее синусами и косинусами тоже была нужна. Многие курсанты, учась в средней школе, не освоили эти науки в нужном объеме, и поэтому атаковали меня и некоторых других ребят просьбами о помощи. Некоторые прямо заявляли, что мало их родители лупили за то, что они плохо учились в школе. Хорошо, что они это осознавали, хотя и позже, чем надо.

Большое внимание в школе уделялось физической подготовке. Два раза в неделю проводились занятия на снарядах в спортзале – использовались турник, брусья, батут, лопинг[12] и другие. Некоторые курсанты сдавали нормативы на спортивные разряды, некоторые занимались с ленцой, но все же физическая подготовка давала свои результаты у каждого.

Примечания

1

Рабочий поселок в Грозном и одноименная железнодорожная станция, названные в честь Сэна Катаямы (1859–1933) – деятеля Коминтерна и одного из лидеров коммунистической партии Японии. Среди жителей Грозного до сих пор используется разговорная форма – «жить на Катаяме», «поехать на Катаяму» (здесь и далее примечания редактора).

2

Иванов Василий Варфоломеевич в 1906 г. возглавлял забастовочный комитет грозненских рабочих-нефтяников, сумевший добиться от промышленников существенных улучшений условий труда. В 1919 г. арестован занявшими город войсками Деникина и повешен.

3

Бичерахов Георгий Федорович (1878–1920), глава Терского казачье-крестьянского совета, а затем Временного народного правительства Терского края, организатор выступления казаков Терека против советской власти в 1918 г. В ноябре 1918 г., после поражения восстания, бежал в Дагестан. В 1920 г. арестован большевиками в Баку и расстрелян.

4

Шерипов Асланбек Джемалдинович (1897–1919), один из руководителей борьбы за Советскую власть на Северном Кавказе, с июля 1918 г. организатор и командующий чеченской Красной Армии. Убит в бою с деникинцами 11.09.1919.

5

Гикало Николай Федорович (1897–1938), в 1918 г. председатель Грозненского горкома РКП (б), командующий советскими вооруженными силами в Грозном, руководил ими во время «стодневных боев» с белоказаками в августе – ноябре 1918 г. В 1919–1920 гг. возглавлял вооруженную борьбу с войсками Деникина на территории Терской области и Дагестана. Был арестован в октябре 1937 г. и 25 апреля 1938 г. Военной Коллегией Верховного Суда СССР был приговорен к высшей мере наказания. Посмертно реабилитирован в 1955 г.

6

Бутенко Василий Степанович, заместитель командира грозненского Пролетарского батальона, участник «стодневных боев» за город. Захвачен белыми казаками в плен и расстрелян осенью 1918 г.

7

Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 28 апреля 1933 г. № 859, в честь выдающихся достижений ученых, авиаконструкторов, работников авиапромышленности, летного и технического состава ВВС был установлен праздник 18 августа – День Воздушного флота СССР, или День авиации.

8

«Готов к труду и обороне СССР» (ГТО) – всесоюзная программа физкультурной и спортивной подготовки населения. Введена в 1931 г., в 1934 г. дополнена ступенью «Будь готов к труду и обороне» (БГТО) для подростков в возрасте до 16 лет.

9

ОСОАВИАХИМ (Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству) – общественно-политическая оборонная организация.

10

Иванов Никита Иванович (1900–1940), майор госбезопасности, в 1937–1939 гг. нарком внутренних дел Чечено-Ингушской АССР. Арестован 07.01.1939, приговорен 19.01.1940 Военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания и расстрелян. Не реабилитирован.

11

Серов Анатолий Павлович (1910–1939), комбриг, Герой Советского Союза. Отличился в воздушных боях во время Гражданской войны в Испании 1936–1939 гг. После возвращения в Советский Союза возглавлял Главную летную инспекцию ВВС. Погиб в авиакатастрофе 11 мая 1939 г.

12

Лопинг – тренажер, которым пользуются для тренировки вестибулярного аппарата летчики и десантники, представляет собой особые качели, способные вращаться вокруг горизонтальной и вертикальной осей.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.