История вечности

Печальный изгнанник вспоминает счастливые мгновения и видит их sub specie aeternitatis [39], напрочь позабыв о том, что одно отменяет (или откладывает) все другие. Переживая прошедшее, память забывает о времени. Счастливые мгновения прошлого сливаются для нас в единый образ; различной яркости закаты – я вижу их каждый вечер – запоминаются как один закат. Так и с предвидением; несовместимые надежды без труда ладят друг с другом. Иными словами, вечность – это время наших переживаний. (Отсюда – особое наслаждение перечней, скрывающих намек на вечность, на immediata et lucida fruitio rerum infinitarum [40].)

IV

Осталось поделиться с читателем собственным представлением о вечности. В моей убогой вечности уже нет ни Создателя, ни иного творца, ни архетипов. Она была описана мной еще в книге «Язык аргентинцев», изданной в 1928 году. Приведу выдержку: страничка называлась «Чувство смерти».

«Расскажу о том, что случилось со мной несколько ночей тому: столь мимолетным и трогательным кажется мне пережитое и такая сердечная тоска заключена в нем, что ни происшествием, ни вымыслом назвать я его не могу. Речь идет об одном ощущении и о его обозначающем слове; слово это уже было мной упомянуто, однако так глубоко прочувствовать его не доводилось ни разу. Приступаю к рассказу, со всеми обстоятельствами времени и места, возвестивших его.

Было так. Накануне вечером я оказался в Барракасе: я редко забирался в такую даль, и уже сама мысль о расстоянии таила смутные предчувствия. Никаких определенных целей у меня не было; вечер выдался теплый, и, перекусив, я вышел пройтись и поразмышлять. Но я все никак не мог решить, по какой дороге идти. А идти хотелось во всех мыслимых направлениях, дабы не утомить себя поиском единственно возможного. Поэтому, чтобы хоть как-то удовлетворить свое желание, я двинулся, как принято говорить, наугад; согласившись с единственным разумным ограничением – обходить стороной проспекты и широкие улицы,– я доверился заманчивым посулам слепого случая. И все же нечто похожее на тягу к близким местам увлекло меня к тем кварталам, что издавна внушают мне почтение и чьи названия всегда вспоминаю с охотой. Нет, речь идет не о родном квартале – столь знакомом пространстве моего детства,– но о его и поныне загадочных окрестностях, близких и далеких одновременно, о которых столько приходилось слышать, но которые все не доводилось увидеть. Казалось, что там, где кончается квартал, берет начало другой, потусторонний мир, оборотная сторона знакомого и близкого, столь же загадочная, как подвал в нашем доме или мой собственный, недоступный глазу скелет. Дорога привела на перекресток. В тихом спокойствии души я стоял и вдыхал ночь. Быть может, то моя усталость стерла очертания незатейливой окрестности. Подобная всем другим, она казалась призрачной. При виде улицы низеньких домиков сперва подумалось о нищете, но внезапно меня осенило радостью. Улочка была самим воплощением счастья и нищеты. Вокруг тихо; на углу чернеет смоковница; воротца, возвышающиеся над длинной линией стен, сливаются с бесконечной мглой ночи. Тропа обрывается над улицей, первозданной глинистой улицей еще не завоеванной Америки. В конце поросший травой переулок уводит на Мальдонадо. На серых комьях земли розовый коврик не отражает луну, но сам словно излучает мягкое свечение. Ничто не выразит нежность лучше, чем этот розовый свет.

Я стоял и смотрел окружающую простоту. Похоже, подумал вслух: «Так же, как и тридцать лет назад…» Вспомнил о тех временах: для других стран это ничтожный срок, а для нашей, и вовсе забытой части света – далекое прошлое. Где-то пела птица,– мной овладело крошечное, с птичку размером, умиление; и точно, среди той головокружительной тишины – ни звука, только неумолчный стрекот сверчков. Обретя плоть, незамысловатое «сейчас тысяча восемьсот такой-то…» уже не было сочетанием приблизительных слов. Казалось, я умер и превращаюсь в чистое сознание мира; у науки оно вызывает безотчетный страх, а метафизике представляется простой очевидностью. Нет, нет, мысли, будто мне однажды приходилось погружаться в эти воды времени, не было и в помине; скорей закралось подозрение, будто я улавливаю непостижимый, а то и вовсе отсутствующий смысл невообразимого слова «вечность». Только потом я понял, что мне выпало пережить».

Я бы сказал так. Между двумя событиями – тихой ясной ночью, деревенским запахом жимолости, первозданной глиной – и ночью, запахом и глиной столетней давности нет прямого сходства; без натяжек и оговорок то было одно и то же событие. Стоит лишь нам ощутить эту тождественность, как время покажется иллюзией, ибо для его уничтожения достаточно, чтобы настоящее невозможно было отличить (или отделить) от его подобия в прошлом.

Очевидно, таких ощущений в человеческой жизни не так много. Самые примитивные из них – физическая боль, наслаждение, погружение в сон, в музыку, страсть и апатия – вовсе безличны. Вот мой предварительный вывод: при таком однообразии жизнь не может не быть бессмертной. Но и в однообразии нашей жизни нет уверенности, ибо если чувство времени легко опровергнуть, понятие времени – с его неотъемлемой идеей линейности – куда трудней. Таким образом, за исповедальной робостью этих строк скрыт озноб души, а в пережитом опыте – озарение духа, словно намекающие на вечность, которую щедро мне подарила та ночь.

Необходимость придать жизнеописанию вечности определенный драматизм вынудила меня допустить ряд неточностей: скажем, выразить в пяти-шести именах то, что вынашивалось веками.

Я брал наугад книги из моей библиотеки. Среди пригодившихся мне назову следующие:

Die Philosophie der Griechen, von Dr. Paul Deussen. Leipzig, 1919;

Works of Plotinus. Translated by Thomas Taylor. London, 1817;

Passages Illustrating Neoplatonism. Translated with an introduction by E. R. Dodds. London, 1932;

La philosophie de Platon, par Alfred Fouillйe. Paris, 1869;

Die Welt als Wille und Vorstellung, von Arthur Schopenhauer. Herausgegeben von Eduard Grisebach. Leipzig, 1892;

Die Philosophie des Mittelaltes, von Dr. Paul Deussen. Leipzig, 1920;

Las confesiones de San Augustin, Version literal рог el P. Angel С. Vega. Madrid, 1932;

Comment to Saint Augustine. London, 1930;

Dogmatik, von Dr. R. Rothe. Heidelberg, 1870;

Ensayos de critica filosofпca, de Menиndez y Pelayo. Madrid, 1892.

Примечания

Впервые опубликовано в сборнике «История вечности» (1936). Переведено по изданию: ОС, 353-367.

В примечаниях мы пользуемся следующими сокращениями: Borges J. L. Obras complйtas. 1923 – 1972. Buenos Aires, 1974. – OC; Borges J. L. Prosa complеta. Barcelona, 1980. – PC; Borges J. L. Textos cautivos. Ensayos y resenas en «El Hogar» (1936 – 1939). Barcelona, 1986. – ТС; Borges J. L. Prologo (con un prologo de prologos). Madrid, 1974. – PPP; Borges J. L. Siete noches. Mexico, 1981. – SN.

Borges J. L. The Aleph and Other Stories (1933 – 1969). Together with Commentaries and an Autobiographical Essay. Ed. by N. T. di Giovanni. London; Picador, 1973. – A OS; Алексеев В. Album romanum. M., 1989. – BA.

1

Речь идет об «Эннеадах» Плотина (Ч. III, Кн. VII). Здесь и далее Борхес цитирует главу «О времени и вечности» (Plotini Enneadas. Paris, 1855. P. 168-181)

2

Тимей. 37 d (Платон. Сочинения: В 3 т. М., 1971. Т. 3. Ч. I. S. 477).

3

Далее цитируются строки из двух заключительных терцетов сонета Унамуно «Описательная рифма» (Розарий лирических сонетов. 1910. XXXVIII).

4

Эта мысль близка идее схоластиков о времени как о переходе потенциального в актуальное. Ср. с вечными объектами Уайтхеда, составляющими «царство возможностей» и представляющими собой часть времени.

5

Речь идет о центральном тезисе Брэдли – зависимости мыслимого времени от мыслящего субъекта. Ср.: «…время стремится преодолеть собственную природу. Любое взятое наугад время становится настоящим. Время – кажимость, противоречащая самой себе» (Видимость и реальность. 1893. Гл. XVIII). (Bradley F. H. Appearance and Reality. L., 1969. P. 183-185.)

6

элеаты – т. е. последователи Зенона Элейского.

7

В книге «Мистицизм и логика» (1918. Гл. V) Бертран Рассел предлагает осмыслить иррациональные непериодические дроби с точки зрения математики Канто – как бесконечные множества {Russell В. Mysticism and Logic. L 1953. P. 83 – 94).

8

в том удивительном словаре – речь идет о подновляемом и периодически переиздающемся Французском энциклопедическом словаре Рецензия Борхеса на очередное издание этого словаря (ТС, 37), упоминающая о страницах-вкладышах, заменяющих страницы с устаревшими сведениями, могла подсказать Борхесу идею бесконечной книги с неповторяющимися страницами (новелла «Книга песка»).

9

Каждое издание которого заставляет сожалеть о предыдущем (франц.).

10

Т. е. речевому переизбытку, использующемуся как стилистический прием, Борхес приравнивает полноту «умного неба» и полноту языка.

11

Споры о том как следует произносить имя этого испанского теолога, идут по сей день. Каждый вариант подчеркивает либо его арабское происхождение (Шаид), либо португальское (Чайд). Литературовед П. Феликс считает, что правильно называть его Эчайде. Борхес цитирует теологический трактат Малона де Чайде «Крещение Магдалены» (Ч. IV. Гл. IV), выдержанный в духе католического неоплатонизма. (Mahn de Chaide' La Conversion de la Magdalena. Madrid. 1958. V. III. P. 111 – 112).

12

Присносущий, сын Пробудившегося, непостижимый метафизик Робинзон из романа Абу Бакра Ибн Туфейля, отказывается от фруктов и рыбы, изобилующих в его владениях; он боится, как бы ни одно живое существо не исчезло с лица земли – не дай бог, вселенная по его вине оскудеет.

Имеется в виду «естественный человек» из книги Ибн Туфейля «Хайи ибн Якзан» (сер. XII в.); книга представляет собой философско-полемический трактат, отмеченный влиянием суфизма и предвосхищающий роман воспитания. См. цитируемый Борхесом эпизод: Ибн Туфейль. Хайй ибн Якзан. М., 1978. С. 105 – 106.

13

Имеется в виду VII строфа оды Джона Китса «К Соловью» (сборник «Ламия». 1820).

14

Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. М., 1900. С. 497. Далее цитируется отрывок «Существование львов…» (там же. С. 497 – 498).

15

Платон. Государство. Кн. X, 596 b – d.

16

Без стеснения (франц.).

17

Прощаясь с платонизмом (столь ясным), не могу не оставить одного наблюдения, в надежде, что его разовьют и подтвердят: «Понятие может быть более выразительным, чем сам предмет». Примеров тому более чем достаточно. Летом в детстве меня увозили на север провинции. Мы жили на бескрайней равнине, среди пастбищ, и я с любопытством наблюдал за людьми, которые пили на кухне мате. Как я ужасно обрадовался, узнав, что пастбище называют «пампой», а людей – «гаучо». То же самое с влюбленным мечтателем. Общее понятие (повторяемое в памяти имя; тип; отчизна и великое предназначение, которое с ней связывают) важней особенного и единичного, которые только благодаря ему и существуют.

Для персидской и арабской литературы весьма характерен крайний случай, когда влюбляются по устному описанию. Вот повторяющийся сюжет «1001 ночи». Некто услыхал об одной принцессе: ее волосы черны, словно ночь расставаний и разлук, лицо ее, точно день услад, груди – мраморные шары, затмевающие лунный свет; походка ее приводит в смущение антилоп и доводит до отчаяния львов; при виде ее пышных бедер трудно удержаться на ногах; точно наконечник копья, ее стройные ноги. Он влюбляется до смерти. Отсылаю к истории Бадар-Басила. сына Шахримана, или к сказке об Ибрагиме и Ямиле.

18

«Вечность – это обыкновенное сейчас, бесхитростное и блистательное достижение бесконечности вещей» (лат.).

19

Автоцитата Борхеса (ср. с. 39-40). Одно и то же рассуждение о Троице в контексте каббалистической традиции может стать предлогом для обсуждения книги Бытие как универсального текста, а в контексте неоплатонизма – для формулировки идеи вечности. Войдя в культурное пространство, мысль не застывает: с помощью автоцитат Борхес открывает все новые и новые возможности того, что уже состоялось, культурно-исторически оформилось. Этот прием предвосхищает эстетическое решение из новеллы «Сад расходящихся тропок» – книгу Цюй Пена, с ее «ветвящимся» повествовательным временем и «пересекающимися тропками» сюжетного лабиринта.

20

Вневременному глаголу, инфинитиву (нем.).

21

«Истинная вера христианская» (лат.).

22

Всеобщность, предваряющая вещи творения (лат.).

23

Всеобщность в вещах творения (лат.).

24

Всеобщность, последующая вещам творения (лат.).

25

«Я – это я» – парафраза из кн. Исх. 3: 14. «Аз еемь альфа и омега…» – Отк. 1:8.

26

Мысль о том, что время людей несоизмеримо со временем Бога, явствует из одной исламской традиции, восходящей к сюжету «мирадж». По легенде, Пророк на фантастической кобыле аль-Бурак вознесся на седьмое небо, на каждом из небес беседовал с живущими там ангелами и пророками, предстал перед Единым и ощутил холод, пронзивший его сердце, когда Господь похлопал его по плечу. Прежде чем отправиться в путь. аль-Бурак копытом задел кувшин, полный воды; вернувшись, Пророк поднимает его – из него не пролилось ни единой капли.

27

Речь идет о главном труде Боэция «Об утешении философией» (Кн. V. Ч. VI). (Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. М., 1990. С. 286.)

28

«Вечность – это полное обладание бесконечной жизнью» (лат.).

29

См. примечание 19.

30

Здесь: изначальном (лат.).

31

Так пожелал (лат.)

32

Здесь: в одном мыслительном акте (лат.).

33

«Зло находит завершение в высшем блате, смерть растворяется в вечной жизни, нищета духа – в блаженстве небес» (лат.).

Из трактата Иоанна Скота Эригены «О разделении природы» (V, 27); Борхес цитирует по книге Пауля Дейссена (DeussenP. Die Biblisch-Mittelalteriche Philosophie. Leipzig, 1920. S. 374).

34

О разделении природы, книга V (лат.).

35

Аллюзия на господина Журдена из комедии Ж. Б. Мольера «Мещанин во дворянстве», узнавшего, что он говорит прозой.

36

бессознательно (франц.).

37

О природе вещей. Кн. IV. 1077 – 1116 (Тит Лукреций Кар. О природе вещей. М., 1983. С. 152 – 153).

38

У Августина пример с припоминаемым стихотворением приводится раньше (Кн. XI. Ч. XXVI – XXVII. § 33 – 36). Борхес цитирует пример с песней (Ч. XXVIII. § 38). См.: Блаженный Августин. Исповедь // Богословские труды. Сб. 19. М., 1978. С. 194.

39

с точки зрения вечности (лат.).

40

См. примеч. 19.