Из-за этих тел он предал тысячелетние традиции своих учителей. Он еще продолжал жить, но какой ценой! Каждый раз, вспоминая свой процесс, он ощущал то же унижение, тот же болезненный ожог, как в тот момент, когда высший суд крейцианской инквизиции публично разжаловал его в раскатта и приговорил к вечной ссылке на Красную Точку, где живут все преступники и подпольные торговцы миров Центра. Он, один из пяти великих смелла, был изгнан из конгрегации, как последний из мерзавцев. Строгие и презрительные взгляды его бывших коллег до сих пор жгли ему лицо и затылок. Теперь он проводил все дни в ленивом безделье в своем саду, пил кислые фруктовые соки и занимался любовью с юными пруджами Матаны, которые за щедрую плату соглашались на все. Он постепенно утерял достоинство и волю, душа его превратилась в пустырь, обдуваемый ветрами сожалений.

Тончайший контакт с Шри Алексу окончательно прервался. Он перестал чувствовать присутствие третьего наставника, присутствие постоянное, которое слабо вибрировало, словно далекая звезда в коллапсе.

Вдруг старику захотелось в последний раз оказаться полезным, завершить жизненный путь изящным поклоном: надо было спасти дочь Шри Алексу, помешать ей угодить в ловушку, которую расставили притивы и скаиты. Хотя осознавал, что этот последний поступок не станет отпущением прежних грехов. Но он был обязан сделать хоть что-то в память о далеком сиракузском друге, ставшем жертвой его отказа от борьбы.

Сидя на корточках у бассейна, Маранас встряхивал свою рыжую шевелюру – капли с его головы летели на лиловый кустарник. Острый коготь желания вспорол нижнюю часть живота старика, и во рту его стало сухо. Невероятным усилием воли он подавил искушение в последний раз забыться в головокружительных ощущениях.

– Иди сюда, Маранас! Мне надо сообщить тебе нечто важное.

Горящий взгляд юного пруджа, удивленного властным и торжественным тоном, кинжалом вонзился в глаза старика.

– Иди, прошу тебя! Это не только важно, но и очень срочно! Старик вылез из гамака, который свернулся и превратился

в гладкий шар размером с кулак. Потом поднялся на террасу по подвесным ступеням. Маранас пожал плечами, подобрал тунику, небрежно набросил ее на плечо и присоединился к Двойной Шкуре в гостиной, просторной комнате с синими водяными занавесями, закрывавшими овальные окна и поддерживавшими прохладу и полумрак.

Старик сидел в позе лотоса на подвешенном к балке сиденье. Его длинные белые волосы обрамляли лицо тускло-серым ореолом.

– Оденься и сядь напротив меня!

Маранас вздохнул, с сожалением натянул тунику и уселся на пуфик. Его охватило странное ощущение: мужчина, сидящий напротив него, был не тем, кого он знал. Он перестал быть Двойной Шкурой, утонченным хозяином, чья нежность не знала пределов. Он перестал быть внимательным, терпеливым любовником, чей прозрачный взгляд наполнялся болью, когда он созерцал и желал. Казалось, он ушел внутрь себя, исчез. Ощущая неловкость, юный прудж хотел заговорить, чтобы нарушить тяжелое молчание, но старик властным жестом руки велел ему молчать.

– А теперь, Маранас, выслушай меня внимательно! Его могучий голос словно доносился из чрева земли.

– Я неоднократно проверял твой ментальный потенциал и заметил, что он намного превышает средний уровень. Вот что ты должен сделать: прежде всего закрой глаза. Затем дай мыслям свободно всплыть на поверхность твоего сознания, словно они пузырьки воздуха, лопающиеся на поверхности воды. Не гони их: достаточно открыть им дверь, они уйдут сами. И наконец, позволь безмолвию овладеть всем твоим существом на всех уровнях существования. В нормальной ситуации для контакта с цитаделью безмолвия я должен был бы тебе передать антру, звук жизни. Но у нас нет времени действовать по правилам. Ты, вероятно, не поймешь, что все это значит, и не старайся понять! Просто с открытой душой следуй моим инструкция!!. Я помогу тебе. Хочешь попробовать?

– Но что это… Почему ты об этом просишь? – в недоумении пробормотал прудж.

– Объяснения займут много времени! Сделай это ради меня. Я хоть раз к тебе плохо отнесся, предал? Доверься мне, прошу тебя. Закрой глаза, позволь мыслям выйти на поверхность и отдай себя во власть безмолвия!

Для Маранаса эта новая прихоть была не столь забавной, как эротические игры, в которые обычно Двойная Шкура вовлекал его. Но цена вознаграждения менялась от уровня удовлетворения партнера, а потому он закрыл глаза. Эта ситуация, когда он сидел на пуфике, а старик напротив него на сиденье, когда оба с серьезным видом закрыли глаза, показалась ему легковесной и смешной, и он едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

В ожидании сигнала, означающего конец игры, он несколько раз моргнул. Но каждый раз сквозь частокол ресниц видел совершенно неподвижную фигуру своего любовника, и, похоже, эту недвижимость ничто и никто не могли нарушить.

Веки пруджа отяжелели. У него не осталось ни сил, ни воли открывать их. Он начал бесцельные блуждания внутри себя, пока его не подхватил мощный поток и не вынес на умиротворяющие берега безмолвия. Место было таким приятным, таким успокоительным, что он без малейшего сопротивления погрузился в бездны бесконечного океана, окружавшего его, хотя еще ощущал свои беспокойные, далекие и эфемерные мысли, которые исчезали на поверхности легкими беглыми пузырьками.

– Прекрасно, Маранас! А теперь попытайся сохранить этот уровень безмолвия.

Внезапная буря сотрясла душу пруджа, пораженного этим шепотом, возникшим из ниоткуда. Внутри него кто-то был, и прозрачные слова, которые шептал этот кто-то, пробуждали в Маранасе громкое эхо. Он приоткрыл глаза, пытаясь увидеть, откуда доносится этот голос, но ему пришлось согласиться с очевидностью: в комнате никого не было, кроме старика, чье тело застыло, как статуя. Их окружал густой полумрак.

Он испытывал то недомогание, то ощущения отрыва от реальности, словно слишком быстро выбрался из глубокого сна, залитый потом и отравленный лоскутьями кошмаров. Он машинально зажмурился, чтобы избежать неприятного ощущения, а не подчиниться правилам игры, заданным стариком. Буря словно по волшебству улеглась, а могучий поток вновь унес его в океан безмолвия.

– Не подавляй свои реакции. Двигайся за ними до самого конца и затвори дверь, обретя безмолвие. Прекрасно. Ты – одаренный ученик. Не пытайся мне отвечать, ибо безмолвие воспользуется этим, чтобы уйти, и я не смогу этому помешать. Безмолвие есть наш самый драгоценный дар, ибо в нем кроются все возможности. Но как любая драгоценная вещь, оно хрупко. Если я решил передать тебе это послание таким способом, то только потому, что знаю: за мной постоянно следят и глазами, и мысленно…

Новый толчок сотряс разум пруджа. Старик приостановил передачу и использовал всю свою энергию, чтобы восстановить спокойствие.

– Прекрасно. Ты понял. Этот способ общения создан на основе забытой науки, индисской науки. Когда я его использую, никакой чтец мыслей, который контролирует меня, не может перехватить наш разговор. Нет, никаких объяснений, у нас нет времени. Постарайся, чтобы у безмолвия не возникло новой возможности исчезнуть. Не удивляйся ничему, что услышишь от меня, и избавляйся от пузырьков, порожденных твоими эмоциями.

Он выдержал паузу.

– Я вскоре умру.

Несмотря на предупреждение, Маранас не сумел справиться с невероятным страхом, обрушившимся на него, как пламя пожара, раздутое порывом ветра. Игра вовсе не была забавной, он больше никогда не вернется к Двойной Шкуре и должен поставить крест на деньгах, которые получал за свое благожелательное отношение.

Старик сообразил, что тени смерти, убийцы-притивы, покинули свои укрытия и приближаются к дому. Скаит-чтец потерял контакт и, охваченный сомнениями, велел им покончить с ним как можно быстрее.

Старик обратился ко всем знаниям, которые сумел уберечь, чтобы подавить эмоциональную реакцию пруджа. Он почерпнул в запасах энергии яростную силу, удесятеренную осознанием скорого вмешательства палачей.

– Отвори дверь своим мыслям! Они бесятся сильнее, чем дикие звери в клетке! Создай внутри себя спокойствие! Я приказываю тебе полностью успокоиться! Отбрось свои эмоции! Дай им умереть!

Под непрекращающимся давлением старика Маранасу удалось расслабиться. Тиски страха постепенно разжались.

– Ради бога, контролируй свои эмоции!

Кольцо убийц сжималось вокруг дома. Старик решил напрямую впечатать свои мысли в мозг Маранаса.

– Я умру, потому что пришел мой час. Смерть – вещь естественная, и она не должна страшить. Но перед этим я дам тебе поручение. Выполни его из любви к богам, к небу, к людям или к себе самому. Вспомни о прекрасных часах, проведенных вместе. Мое подлинное имя Лакти Митсу. Если оно тебе ничего не говорит, знай, я был одним из пяти великих смелла конгрегации, которой поручено следить за тем, чтобы решения, принятые на пятилетних асма, соответствовали подлинным текстам Конфедерации Нафлина. Мы следили за равновесием властей. Но из-за отклонений в области секса власть и религия моей родной планеты Сиракузы приговорили меня к вечному изгнанию на Красной Точке. Мне известно, что замысел процесса давно зрел в семействе Ангов при поддержке муффия Церкви Крейца и коннетабля Паминкса, скаита, с целью удалить меня и развязать себе руки, чтобы опрокинуть Конфедерацию. Увы, мне не удалось узнать многого о стратегии завоевания скаитов. Разведывательные корабли, посланные на Гипонерос, мир, расположенный в неизвестном пространстве, исчезли, ничего не сообщив. Скаиты были довольно ловки в эксплуатации моей слабости. Я был настолько глуп, что сам положил голову на колоду палача. Я провалился в исполнении миссии, порученной мне наставниками.

Сознание Маранаса было умиротворенным, он понимал смысл слов, схватывая их на лету. Он предчувствовал намерения до того, как они облекались в слова, и без всяких усилий впитывал эмоции старика, которые ощущал даже лучше, чем свои.

– Я и сам один из потомков династии наставников, наставников индисской науки. Во всей вселенной нас всего трое, как всегда и было. Вернее, нас было трое. Один из нас только что умер. Я потерял контакт с ним. Однако он сделал все, чтобы извлечь меня из бездны распада, но я не желал слушать его призывы. Отныне я – пустой каркас, живущий лишь ради жалкого удовлетворения чувств. По правилам индисской науки каждый из наставников должен подготовить своего наследника, чтобы не прерывалась связующая цепь. Я оставляю за собой пустоту, пустоту, в которую уже устремились скаиты. Будучи на пороге смерти, Шри Алексу послал ко мне свою дочь, из которой готовил наследницу. Сейчас она находится здесь, в нескольких улицах от дома. Она пыталась вступить со мной в контакт, но мне пришлось захлопнуть дверь своей цитадели, ибо я боялся, что наш разговор перехватят. Надо обязательно помешать тому, чтобы она вошла в мой дом. Именно этого ждут убийцы. Они не могут ее локализовать, но знают, что она на Красной Точке. Они используют меня в качестве приманки и хотят устранить нас обоих одновременно.

Мысленный разговор на мгновение прервался. Маранас остро ощутил печаль и крайнюю усталость старика, на котором лежал весь груз разговора и который от долгого бездействия утерял некоторые навыки.

– Со мной покончено. Я – дверь, распахнутая в ничто. Традиция отвергла меня, как я ее отверг. Кто знает, как такое случается? Почему колесо судьбы вращается в одну, а не в другую сторону?.. А она, она представляет собой надежду. Последнюю надежду. Ее зовут Афикит. Прекрасное имя на древнем сиракузии: оно означает «огонь, скрытый золой» или «очаг возобновления». Как только ты покинешь дом, постарайся тайно отыскать ее. Притивы не обратят на тебя внимания, ты их не интересуешь. Если ты ее не знаешь, то она тебя узнает. Она поймет, что ты мой посланец. Ты обязан отыскать ее раньше, чем они, Маранас. От твоей быстроты и ловкости зависит, поверь мне, судьба миллионов людей! Скажешь ей…

Шум поспешных шагов и хлопающих дверей прервал обмен. Маранас инстинктивно открыл глаза. Его обеспокоенный взгляд остановился на угрожающих фигурах, которые ворвались через белые ворота сада. Перепуганный хохлатый павлин, которому мешали раскрытые крылья, засеменил к кустарникам, издавая пронзительные крики. Вдруг его грациозная головка отделилась от тела, взлетела над клумбой и покатилась по камням аллеи. При виде крови, бьющей фонтаном из шеи птицы, желудок и мышцы пруджа болезненно сжались. Охваченный паникой, он вскочил и, с трудом дыша, оглянулся в поисках спасительного выхода. Шри Митсу сосредоточил всю свою энергию в голосе:

– Я должен закончить. Закрой глаза!

Несмотря на ужас, Маранас повиновался, покоренный магнетизмом старика, который притягивал его к себе словно железо. Он уселся на пуф и постарался закрыть глаза, борясь с искушением удрать от бегущих в их направлении людей в сером и белом.

– Быстро! Скажешь ей, что она обязательно должна добраться до третьего наставника. Он поможет ей закончить обучение. Он знает, что надо делать, чтобы исправить мой провал и выправить ситуацию. Третий наставник ждет ее. Но пусть будет осторожна: махди Секорам не… Орден больше…

Маранас услышал резкий щелчок, потом приглушенный свист и ужасающий хрип. Ледяной холод охватил пруджа – он вдруг почувствовал, как в его жилы вливается смерть. Он приоткрыл один глаз: безжизненное тело Двойной Шкуры повисло на подлокотнике пурпурного сиденья. Бескровная, восковой бледности голова старика лежала на плече под немыслимым углом.

Перепуганному и окаменевшему парню понадобилось несколько мгновений, чтобы понять: он пришел веселым и доверчивым к своему старому оригиналу-любовнику и вдруг очутился в центре ужасающего кошмара… Он должен проснуться, и жизнь вернется в нормальное русло.

Из сада донесся короткий приказ, который вырвал его из ступора. Он услышал резкий свист и инстинктивно нагнулся. Блестящий вращающийся диск пронесся над его головой и вонзился в стойку деревянной рамы.

Прудж подпрыгнул, как дикая кошка, и бросился к гравилестнице, ведущей в комнаты второго этажа. В гостиную уже врывались серые и белые силуэты. Еще один диск вонзился в подвижные поручни в нескольких сантиметрах от его руки. Перепрыгивая через четыре ступеньки сразу, он выскочил на площадку и всем телом ударил по ручке пневматического закрытия лестницы, которая с треском ушла в нишу стены. Ступеньки, внезапно лишенные поддержки, с шипением взлетели вверх и превратились в люк в потолке. Двойная Шкура установил это приспособление, чтобы ему не мешали, когда он поднимался в спальню с юными любовниками, которых выбирал по настроению.

Сквозь тонкое перекрытие донеслись ругательства. Потом Маранас услышал глухой шум: преследователи стреляли по мебели, столам и стульям над трапом. Он бросил безумный взгляд на дверь на лестничной площадке. Он задыхался и негромко постанывал. Жгучий пот стекал по лбу прямо в глаза. Пытаясь успокоиться и привести в порядок мысли, он прикинул, какие возможности открывались перед ним.

В щелях люка появился зеленоватый свет, послышался треск, и образовалось отверстие диаметром в метр. С пола поднялся резкий запах гари.

Маранас выбрал большую синюю комнату, единственную на втором этаже, балкон которой выходил на улицу. Он в два прыжка добрался до нее и вышиб дверь ударом плеча. Потом перепрыгнул через прикроватную тумбочку и кровать, опрокинув по пути лампу, которая разлетелась в куски, ударившись о переборку и залив водой синий узор потолка, настенные фрески и гравиподушки.

К счастью, стеклянная дверь балкона была открыта.

Убийцы уже проделали отверстие в потолке и на руках подтягивались вверх.

Маранас разбежался и, обеими руками оттолкнувшись от балюстрады из черного опталия, прыгнул в пустоту. Он приземлился четырьмя метрами ниже на пыльную потрескавшуюся мостовую улицы, залитую полуденным жаром. При падении он подвернул лодыжку. Острая игла боли пронзила ступню и икру. Но, подстегиваемый страхом, он вскочил на ноги и, не теряя ни секунды, поспешно заковылял к ближайшему перекрестку. При каждом шаге с земли взлетало облако пыли.

Убегая, Маранас успел бросить взгляд назад. Почти ослепленный пылью, он заметил белую фигуру, которая, в свою очередь, перепрыгнула через балюстраду. Человек мягко приземлился и тут же бросился вдогонку за подростком.

Перекресток был всего в десяти метрах. Завернув за угол белого здания, Маранас мог уйти от преследователей, нырнув в один из проулков, который выводил к стенам Матаны.

На балконе возник второй преследователь, он остановился и вытянул руку. Из рукава его комбинезона выплеснулась вспышка. И в момент, когда Маранас заворачивал за угол, сверкающий свистящий диск ударил его под правую лопатку. Оглушительная боль разлилась по спине подростка. Капли крови оросили тротуар и низ белого здания. Режущее лезвие вращающегося диска продолжало резать его ткани.

Теряя сознание, Маранас собрал последние силы, чтобы добраться до соседней улицы. Он услышал подбадривающие вопли, похожие на рев собакольвов во время охоты. Жаждущая земля, на которую он ронял пурпурные цветы, жадно пила кровь. Черная вуаль застилала глаза, мужество и воля оставляли его, предавали его, словно покидали вдруг ставшую ненужной и лишней внешнюю оболочку. Застрявший меж ребер диск не смог завершить свое дело.

Ослабевшие ноги Маранаса отказывались нести его. У него было лишь одно желание: рухнуть в пыль и умереть, чтобы забыть об отвратительной боли, пронизывавшей каждую его клетку.

– Обопритесь на мою руку! Быстрее!

Спотыкающийся прудж, словно в тумане, увидел темный силуэт, приближавшийся к нему. Цвета и линии двоились и растекались, но он сообразил, что человек, который спешил к нему на помощь, был нищим. Шаги бегущих преследователей стучали по утоптанной земле. Убийцы вот-вот завернут за угол. Инстинкт самосохранения спас Маранаса. Он почерпнул в себе остатки энергии, сжал зубы и оперся на протянутую руку нищего, чье лицо скрывал грубый капюшон.

– К… Матане… Врата… – простонал Маранас.

– Знаю! – выдохнул нищий, тут же направившийся к стене древнего города, чей высокий зубчатый парапет возвышался над плоскими крышами окрестных домов. Парень всем весом лежал на хрупком помощнике, сгибавшемся под его тяжестью. Они с отчаянной медлительностью добрались до проулка, крохотной городской улочки, лежавшей в тени двух рядов строений и выходившей на эспланаду перед одними из семнадцати монументальными вратами Матаны.

Они пробежали две трети проулка, когда нищий обернулся и увидел серый угрожающий силуэт метрах в ста позади.

– Заклинаю вас, еще одно усилие! Мы почти добрались! Маранас выпрямился и попытался ускорить бег. Он уже не чувствовал затекших мышц. Убийца, в чьей руке блестело кривое лезвие, быстро сокращал расстояние. Они почти ощущали затылком его горячее дыхание, когда оказались на площади, залитой рыжим светом. До спасения было несколько шагов.

– Бросьте меня… Бегите… – прошептал прудж.

Вдруг из врат вылетела гурьба полуголых ребятишек. Они рассыпались по эспланаде, словно затевая игру. Со смехом и криком отделили преследователя, которому пришлось замедлить шаг, от его добычи. Вверх взлетело облако пыли, разросшееся со скоростью торнадо, затянув площадь желтым плотным туманом, в котором нельзя было ничего различить. Пыль не только слепила: она раздражала глаза и ноздри, словно содержала ядовитое, сернистое вещество. Было немыслимо, чтобы горстка мальчишек за мгновение создала такое непрозрачное облако!

Вращающиеся частички проникли в глазные и носовые отверстия маски наемника, которому показалось, что в его глаза и горло вонзились тысячи шипов. Он попытался сделать еще несколько шагов в этом непроницаемом и непригодном для дыхания тумане, но глаза горели так нестерпимо, что он застыл на месте. Он выронил кинжал, присел на корточки и закрыл отверстия маски ладонями. Через несколько мгновений, когда ощутил, что дышать стало легче, он осторожно их убрал. Пыль оседала, убирая охряную завесу и открывая стену, монументальные врата и эспланаду. Его добыча и мальчишки буквально растворились в воздухе.

– Где этот грязный прудж? Что произошло? – послышался вопль за его спиной.

Наемник подобрал кинжал, обернулся и сквозь припушенные пылью ресницы разглядел собратьев по оружию, которые, в свою очередь, выкатились на эспланаду.

– Ему помог нищий. Я уже догонял их, когда появились мальчишки и подняли дьявольскую пыль!

Человек в черном комбинезоне и маске отделился от группы и приблизился к наемнику, по-прежнему сидевшему на корточках.

– Скаит-чтец посоветовал нам не допускать провала! Провал равнозначен предательству!

– Он, быть может, и читает в мозгу людей, но за ними бегает не он! Прудж укрылся там, – сказал наемник, показав на монументальные врата. – Он сильно ранен и вряд ли далеко уйдет. Надо лишь идти по его следам.

– Нам не следовало вступать в действие так рано, оват! – прорычал другой голос. – Спешка никогда не давала хороших результатов! Вы никого не предупредили и не приказали перекрыть улицу. Матана – настоящий лабиринт, а у нас нет обонятельного зонда. К тому же мы так и не выяснили, где прячется эта проклятая девчонка!

– Скаит потерял ментальный контакт со старым колдуном, – раздраженно ответил человек в черном, оват. – Он не мог перехватить сообщение, которое тот передавал пруджу, и решил, что наилучшим выходом будет одновременное устранение обоих.

– Результат – мы прикончили лишь старика!

– Заткнитесь! – заорал оват. – Отыщите пруджа и нищего! Обыщите, если надо, каждый закоулок Матаны! Новая неудача – и я подвешу вас за кишки! Я возвращаюсь в дом старика, чтобы навести там порядок и оставить шанс на поимку девицы, если она появится. Никаких координат встречи: доберетесь до места собственными средствами.

Распростертый на каменном возвышении, бледный Маранас пытался отдышаться. Боль немного утихла, но у него совсем не осталось сил. Саван из ледяного пота покрывал его с ног до головы.

Сделав свое дело, ребятишки исчезли. Вынырнув из пыльного облака, они окружили беглецов и втолкнули их в ворота. Оказавшись по другую сторону стены, они потащили их вниз по бесконечным спиральным лестницам, почти отвесно опускавшимся на террасы и во внутренние дворики низких домов. Потом маленькая шумная ватага испарилась, словно по мановению волшебной палочки под недовольную ругань стариков, дремавших в тени.

Нищий, одетый в слишком просторные одежды, извлек окровавленный металлический диск из раны и бросил его на землю, где он продолжал сверкать, как злокозненное, обожравшееся живой плотью животное. Затем нищий оторвал часть туники пруджа и соорудил временную повязку. Рана выглядела отвратительно: острые осколки костей пробили плевру и бронхи. Нищему даже приходилось прерывать свое занятие, чтобы отвернуться и побороть тошноту. Но ему все же удалось остановить кровотечение: пятно, обагрившее белую ткань, перестало расти.

– Вы хорошо знаете старый город? – спросил нищий удивительно нежным голосом.

Маранас кивнул.

– И знаете место, где вас могут подлечить? Прудж снова кивнул.

– Тогда следует туда отправиться. В вашем состоянии здесь оставаться нельзя. Вам известно, где мы?

– Помогите мне подняться… Я покажу, куда идти… – пробормотал Маранас.

Он обнял нищего за шею, и тому пришлось напрячь все свои силы, чтобы устоять. Потом, с невероятными предосторожностями, прудж встал на ноги.

– Туда… По этому проулку…

Они обогнули возвышение и углубились в невообразимый лабиринт строений, налезавших друг на друга и образующих такую запутанную сеть, что было невозможно понять, где начинается одно и заканчивается другое здание.

Через несколько минут на террасе появились наемники. И почти тут же заметили диск, валявшийся у подножия возвышения.

Они обшарили землю глазами, но не заметили ни единого следа: от террасы уходило шесть проулков, змеившихся среди беленных известкой стен. Их глинистая мостовая была вытоптана так, что уже давно превратилась в камень.

– Был бы у нас зонд! – проворчал один из наемников.

– Какой смысл сожалеть! – возразил второй.

Они решили разделиться, пройти по каждому проулку, хотя такое решение было наихудшим в городе головорезов.

Маранас двигался с все большим трудом. Крутая змеящаяся улочка никак не кончалась. Стояла тяжелая удушающая жара. Уставший нищий едва удерживал пруджа, но продолжал его подбадривать:

– Еще одно усилие! Надо держаться! Ну, давай!

И вдруг затуманенный мозг Маранаса осознал очевидность. Этот непонятно откуда взявшийся нищий в лохмотьях говорил не так, как нищие, и голос у него был слишком звонкий. Это была женщина. Вот почему он слышал такой высокий голос, видел такие тонкие конечности, деликатные ладони… Прудж остановился и оперся о стену дома.

– Кто… кто вы? – спросил он с трудом.

– Бога ради, представляться будем потом! Сохраните силы, чтобы двигаться!

– Вас, случаем, зовут не… Афикит?

– Позже, я же сказала! То место, куда мы направляемся, еще далеко?

Стены проулка отразили эхо поспешных шагов.

– Они нас догоняют… – простонал Маранас, испытывая боль и страх. – Мы пропали… Все пропало…

Отчаянные рыдания вырвались из его глотки. Он потерял желание сопротивляться. Соскользнул вниз по стене, не слушая просьб девушки. У него осталось лишь одно желание: погрузиться в черную холодную бездну, откуда доносился колдовской шепот, уступить вкрадчивому зову смерти и заснуть, как засыпает новорожденный, ощущая тепло и запах матери.

Густой зеленоватый свет Зеленого Огня, еще высоко стоявшего в небе, постепенно изгонял косые красноватые лучи Красного Огня, уходившего за горизонт. Матана просыпалась, начинался первый вечер. С базара в центре старого города донеслись крики торговцев, свидетельствуя о возобновлении жизни.

Топот ног усилился. Афикит буквально чувствовала, как земля сотрясается под ее ногами. Убийца был рядом, не далее чем в пятидесяти метрах. Сиракузянка не знала, что делать. Чувство сострадания боролось с контролем эмоций, поставив ее перед дилеммой, которая могла оказаться губительной. Она никак не решалась бросить раненого. Но если она будет тянуть за собой этот мертвый груз, ей не удастся выбраться из ловушки. А ставка была выше, чем судьба одного смертного, даже если он располагал завещанием Шри Митсу, последним посланием, смысл которого она уже уловила. На память пришла максима Спола Барнета, философа донафлийской эпохи: «Чувство гуманности – хорошее чувство, если только оно не становится вредной чувствительностью. Тогда отбрось его без сожаления: оно мешает тебе действовать».

Рядом с Маранасом, лежавшим у подножия стены, внезапно отворилась белая дверца, такая низкая, что она больше походила на окошко или вход в подвал. В проеме возникло недовольное морщинистое лицо старухи в ореоле рыжих волос. Темно-синяя татуировка покрывала ее лоб и подбородок. Вначале она выплюнула скрипучим голосом поток непонятных слов. Но, увидев, что Афикит не реагирует, ткнула в нее узловатым высохшим пальцем и дала знак войти.

Девушка не заставила себя просить: она схватила Маранаса за руки, подтащила к низкому порожку. Не переставая ворчать, старуха помогла ей втащить раненого внутрь дома, закрыла дверь и опустила тяжелый засов.

Прислонившись к деревянной притолоке, Афикит отдышалась и привела в порядок мысли. Сердце ее бешено колотилось в груди, у нее было ощущение, что она плавает в океане пота. У нее не было драгоценного облегана, который впитывал всю влагу тела, и она ощущала себя невероятно грязной.

Афикит напряглась и задержала дыхание, услышав шаги убийцы, двигавшегося вдоль стены дома.

Свернувшись в клубок, Маранас лежал на полу и слабо стонал. По его посиневшим губам текла струйка слюны, смешанная с кровью. Старуха пыталась взглядом пронзить капюшон, скрывавший лицо нищего. Потом отвела свои змеиные глаза в сторону и произнесла несколько слов на непонятном жаргоне. Вся ее одежда состояла из широкого куска грубого полотна с синими и зелеными узорами, обернутого вокруг тощих бедер. У нее была медная выдубленная кожа с множеством оспин. Грудь пустыми бурдюками свисала на грудную клетку с торчащими ребрами.

Афикит поняла, что старуха не доверяла ее наряду. И не без удовольствия откинула грубый и пропитанный потом капюшон, который соорудила из лохмотьев. Ее волнистые волосы с золотистыми отсветами рассыпались по плечам. Тонкость ее черт и гипсовая белизна кожи заставили старуху вскрикнуть от удивления. Она решила, что перед ней стоит волшебница из древнейших легенд Красной Точки. По образу и подобию этой годаппи, чужачки из миров Центра, волшебницы любили устраивать маскарад и дразнить смертных.

– Побыстрее! Он серьезно ранен! Ему нужна помощь!

Хотя старуха не поняла ни единого слова, она под воздействием голоса чужачки оправилась от замешательства и, пробормотав что-то бессмысленное, вышла через дверь в глубине комнаты, где начинался залитый светом дворик.

Афикит склонилась над слабо постанывавшим Маранасом. Жизнь потихоньку уходила из него: глаза закатились и стали похожи на разбитые зеркала надломленной души. Охваченная чувством бессилия, сиракузянка горько пожалела о недостатке медицинских знаний.

Старуха вернулась в сопровождении парнишки лет десяти, который принес на медном блюде бинты и розовый флакон. Сиракузянка сразу узнала короткую оранжевую набедренную повязку, почти черную кожу, круглую мордашку с копной рыжих волос и огромными умными глазами. Именно этого парнишку она встретила на эспланаде перед монументальными вратами и попросила его замедлить продвижение убийц-притивов. Тот тут же сунул в рот оба указательных пальца и пронзительно свистнул. Из-за стены вылетела ватага шумных ребятишек. Он отдал быстрые указания своим партнерам. Маленькая дисциплинированная группка явно привыкла оказывать помощь беглецам, искавшим убежище в лабиринте Матаны. Потом Афикит отправилась навстречу Маранасу.

Околдованный ее красотой, грацией и незапятнанной белизной кожи, мальчишка пожирал девушку глазами. Он думал, что имеет дело с нищим в вонючих лохмотьях, а тот вдруг, словно по волшебству, превратился в легендарную колдунью! Одновременно робкая и хитрая улыбка тронула его коричневые губы.