Глава 9

– Сколько времени до прихода корабля? – спросил Марти де Кервалор.

– Ох уж это нетерпение молодежи! – вздохнул Робин де Фарт. – Эти суда похожи на доисторические парусники: известно, когда они отплывают, но неизвестно, когда приплывают. Вам плохо в нашем дорогом Городе Космоса?

Марти мог не отвечать старому сиракузянину: его усталые глаза, редкая бородка, неопрятный вид, мятый костюм – все в нем выражало скуку, презрение, тоску.

Оба сиракузянина все дни просиживали в одном и том же ресторане в квартале скоджей. Сидя перед чашкой горячего кове, черного густого напитка, они убивали время, вспоминая о прелестях родной планеты. Для молодого Кервалора присутствие со-планетянина в этом закрытом опасном мире, где он задыхался, было глотком свежего воздуха.

Два стандартных месяца назад обнаженный и покрытый кровью Марти материализовался в приемном тамбуре деремата. Не успел он оправиться от воздействия эффекта Глозона, обычного недомогания при переносе клеток, как робот связал его ремнями, лишив подвижности. Затем автоматические пинцеты сбора клеток и магниторезонансные зонды вцепились в него, как стервятники в падаль. Робот впрыснул ему снотворное. Он заснул, пришел в сознание в длинной полосатой тунике. Он лежал в огромном дортуаре, куда направляли «временных», категория случайных посетителей, деловых людей извне или эмигрантов, чьи дела по окончательной натурализации еще не были завершены.

Администраторы долго допрашивали Марти о причинах его нахождения в стенах города. Если не считать нескольких деталей – он постарался обойти молчанием ритуал жертвоприношений и коллективного совокупления ярых воинов Машамы, – он сказал правду: он участвовал в революционном движении на Сиракузе, их предали и уничтожили силами общественного порядка. Сам он успел проскользнуть в деремат в момент, когда полицейские ворвались в их тайное убежище.

– Деремат? – удивился один из администраторов. – Я думал, что все дерематы контролируются полицией и крейцианской Церковью.

– Среди нас был сын директора МТК. Он заполучил неисправный деремат до отправки в переплавку и отремонтировал его…

– Опасно материализоваться в стенах города… Один неверный жест – и роботы впрыснули бы тебе мышьяциан и выбросили в пространство. Почему у тебя на теле кровь? Ведь на тебе нет ран…

– Мы… дрались с полицейскими… Один раненый упал на меня…

– Раненая. Анализ крови категоричен: кровь принадлежит женщине.

– Может быть… Все произошло так быстро…

– Просишь ли ты статуса свободного горожанина космоса?

– Не знаю…

Администраторы удалились на совещание. Через час один из них, мужчина лет пятидесяти, вернулся и произнес вердикт: Марти назван «временным» и должен дождаться прилета корабля видука Папиронды.

– На какие деньги собираешься жить?

Марти пожал плечами.

– Ты уже не на Сиракузе! Здесь воздух, жилье и еда оплачиваются. Что ты умеешь делать?

Молодой Кервалор счел, что нет смысла рассказывать о беззаботном существовании отпрыска знаменитой сиракузской семьи.

– Особой профессии у меня нет…

– В таком случае будешь приписан к службе очистки и переработки отходов. Этим оплатишь воздух, жилье и еду. Но если хочешь отправиться на корабле Папиронды, придется потрудиться, чтобы заработать деньги. Много денег.

– Как?

– Увидишь. Для красивого парня, к тому же сиракузянина, случай всегда представится.

С этого дня для Марти началось новое и трудное существование. Город, гигантское скопление восстановленных античных кораблей, соединенных герметичными переходами – главными улицами, – делился на шестнадцать кварталов. К исходному населению, состоявшему из раскатта, людей, внесенных в Индекс, политических противников империи или уголовников, присоединились эмигранты, бедные люди с ближайших планет, которых влекли миражи города, как светлячков космоса. Резкий демографический рост вынуждал администраторов искать новые решения, чтобы увеличить возможности приема новых граждан. Они уже добавили тридцать кораблей к начальному ядру, но, поскольку было все труднее найти корабли в хорошем состоянии – распространение в течение семисот лет дерематов вызвало уничтожение или отправку на свалку тысяч космических кораблей, – город достиг критической точки развития. Кварталы (лучи звезды) стали городами в городе со своим собственным правительством, своей милицией, и горожанам было все сложнее жить в рамках федерального устройства. Криминализация и войны между бандами достигли опасных пределов. Понадобилось всего пятнадцать стандартных лет, чтобы превратить в кошмар мечту о свободе нескольких раскатта-гуманистов.

Кроме кислородной станции и службы оздоровления, администраторы контролировали систему обороны, позволявшую противостоять любому нападению со стороны императорских войск, обосновавшихся на соседних планетах. Как член службы очистки, Марти получил красный комбинезон, респиратор и волновой ключ – маленькую магнитную карту, которая висела у него на шее.

Мусорщики, которых звали Пунцовыми, были единственными гражданами, которые могли посещать все шестнадцать кварталов, не опасаясь за свою жизнь. Без них километры стальных труб, объединяющих корабли, быстро были бы заполнены отходами, превратившись в вонючие свалки. Космический город с тремя сотнями тысяч жителей, теснившихся в маленьких квартирах-каютах, проулках-коридорах и общежитиях, производил невероятное количество отбросов. К этому добавлялись отсутствие дисциплины и общая безалаберность. Дикие свалки плодились сами собой, а мощные вентиляторы гнали мусор к аэрационным решеткам, к генераторам искусственной гравитации и в якорные турбины.

Для человека вроде Марти де Кервалора, привыкшего к роскоши и лени, работа мусорщика, физическая, тяжелая и неблагодарная работа, казалась пребыванием в аду. Он научился скользить во вращающихся узких трубах, чтобы изгнать из них с помощью омикронных генераторов органические отходы. Спускаться в трюмы, когда на ногах висят тяжелые металлические башмаки, а лицо закрыто респиратором, чтобы очистить эвакуационные отверстия, забитые синтетическими обломками. Лезть в верхние кессоны корпусов, чтобы удалить металлическую пыль, оставленную ремонтными зондами. Вначале он думал, что умрет от усталости. Мышцы болели, их сводило, они стали тверже дерева. Многочисленные царапины на лице, шее и руках воспалились, превратившись в отвратительные гнойные нарывы, причинявшие при вскрытии острую боль. Когда он возвращался в дортуар после десяти часов работы, то прямо в одежде падал на подвесную койку. У него даже не было сил освежиться под общим душем или доползти до столовой. Он почти в беспамятстве лежал, скорчившись на койке, выжатый до предела, и по его исхудавшим щекам текли слезы. Гордые воины Машамы мечтали о славных завоеваниях, о звоне холодного оружия, о пролитии благородной крови в поединках, а теперь единственными противниками молодого Кервалора, которым он мог бросить вызов, были экскременты мрачного космического города. Он спрашивал себя, что сталось с остальными… С прекрасной Аннит. Сейчас он горько сожалел, что оскорбил ее чувства… Гнили ли они в темницах Орга, планеты-каторги? Мучались ли на огненных крестах? А Эммар Сен-Галл… Какие выгоды извлекла из своего предательства эта куча гнусного жира? Сон захватывал Марти на пике горьких сожалений и уносил на берега ужасных кошмаров.

Постепенно он привык к суровой действительности своего нового положения. Сон сократился с двенадцати часов до десяти, потом до восьми, и это позволило ему посетить разные кварталы города. Каждый из них состоял примерно из сотни кораблей, стоявших впритык друг к другу или соединенных поперечными мостиками. Поскольку ничто не может больше походить на серый металл, чем другой серый металл, а внутренность одного корабля – на внутренность другого, кварталы отличались только атмосферой и запахом. Там, где жили в основном скоджи, царила веселая анархия, атмосфера гудящего улья, плавали соблазнительные запахи пряностей и благовоний, звонко звучали голоса торговцев и смех женщин, которые беседовали, стоя на пороге своих кают. Шесть кварталов, принадлежащих выходцам с Маклеха, разделенным на банды под названием «Мириады», были более тихими, более чистыми и опасными. Редкие прохожие скользили вдоль перегородок из страха оказаться замешанными в сведение счетов между бандами. Это было королевство тайной смерти: она била исподтишка, без предупреждения, в тени трюмов или пустынных коридоров, использовала холодное оружие, а главным запахом был сладковатый и тошнотворный запах крови. Были еще кварталы неоропцев. Здесь жили разные люди, поскольку скопление Неороп объединяло несколько планет с разным климатом и резко отличающимися друг от друга цивилизациями. Разные расы с разными обычаями и нравами были вынуждены сосуществовать в ограниченном пространстве космического города. Тесное соседство порождало напряженность, внезапные вспышки ненависти, ссоры, драки, взрывы насилия, которые администраторы давно уже перестали подавлять (одно из средств справиться со жгучей проблемой перенаселенности).

Время от времени, когда ярость, вызванная тоской, вспыхивала в душе Марти, он забирался в заброшенную рубку управления и любовался небесным сводом через панорамное стекло и голубоватое сияние магнитного щита. Он так и не научился читать звездные карты и был не способен отыскать систему с двойной звездой. Вид Розового Рубина и Солнца Сапфир мог бы утешить его, но и звездное небо немного успокаивало.

Он понял, что хотели сказать администраторы, намекая на то, что ему будет легко заработать деньги. Куда бы он ни шел, его окликали, мужчина или женщина, молодой или старик, и предлагали немалые деньги за право час-другой попользоваться его телом. Вначале он отказывался, испытывая шок от того, что его считали вульгарной проституткой, и от физического облика тех, кто его зазывал. Потом понял, что не сможет собрать достаточно денег для путешествия до прилета корабля, и ему придется долгие месяцы, а то и годы оставаться на этой металлической каторге. Годы лазанья по металлическим трубам, как кошкокрыс, чтобы уничтожить неизвестные вещества, которые наполняли вонью трюмы и кессоны.

В первый раз он согласился на предложение пожилой неоропки, одетой довольно элегантно по сравнению с теми, кто исповедовал моду грязных тряпок, царившую в коридорах и в герметичных переходах. Она затащила его в каюту, закрыла дверь на два оборота ключа, поспешно разделась, улеглась на кушетку и потребовала, чтобы он занялся с ней любовью. Он, как смог, справился с задачей, стараясь не замечать резкого запаха мыла, который пропитывал тело клиентки, дряблость кожи и кислый вкус ее поцелуев. Оценив его добросовестность, она добавила пять стандартных единиц к обещанному гонорару. Они договорились встречаться раз в неделю.

Постепенно Марти создал сеть постоянных клиенток, но категорически отказывал мужчинам, хотя те зачастую предлагали вдвое больше, чем женщины. Независимо от происхождения, все женщины ценили тонкость его черт, шелковистую кожу и деликатность манер. Многие из них были замужем, а потому прилагали чудеса изобретательности, чтобы удалить своих сожителей, если те не покидали каюты в рабочие часы. Статус мусорщика – он никогда не снимал красного комбинезона и не расставался с ключом – позволял ему переходить из квартала в квартал без того, чтобы милиция или банды приставали к нему, требуя денег. Он не опасался, что его будут мучить или просто зарежут. Как только его служба заканчивалась, он принимал душ, обедал и отправлялся на очередное свидание.

За несколько недель ему удалось собрать около двух тысяч стандартных единиц. Правда, он стал больше уставать и иногда чувствовал себя на грани истощения. Его часто тошнило, но регулярное пополнение кошелька заставляло терпеть, удовлетворяя клиентуру неверных жен, хотя он чувствовал глубокое отвращение к самому себе.

Эта двойная профессиональная жизнь продолжалась до того дня, когда он встретился с сиром Робином де Фартом. Однажды после крайне бурной деловой встречи с клиенткой-нимфоманкой он вдруг ощутил голод и зашел в прокуренный зал ресторана в квартале скодж, расположенного рядом с кислородной станцией. Он уселся за столик и сделал заказ. К нему приблизился старик с серыми волосами и морщинистым лицом. Марти решил, что, несмотря на благородство черт незнакомца, тот был одним из многочисленных потребителей извращенной любви, которыми кишел город.

Старик остановился у его стола и долго рассматривал Марти.

– Что вы хотите? – агрессивно бросил Кервалор, желая поскорее отделаться от надоедливого посетителя.

– Вы сиракузянин по происхождению, не так ли?

В отличие от большинства горожан старик говорил на превосходном империанге без малейшего акцента и, редкий случай, ставил ударения на нужных слогах. Официант, скодж с изрытым оспинами лицом, без церемоний оттолкнул его рукой, чтобы поставить на стол тарелку из синтетического фарфора.

– Быть может, ну и что?

– Позвольте представиться: Робин де Фарт, этносоциолог…

Марти поднял голову и всмотрелся в собеседника сквозь пар, подымавшийся от его тарелки.

– Фарт? Вы из семьи венисийских Фартов?

– В вашем вопросе, мой юный друг, не только содержится ответ, он указывает, что вы имеете отношению к мирку придворных. Позвольте присесть за ваш столик?

С этого дня два сиракузянина стали регулярно встречаться в ресторане. Оказавшись вдали от родного мира, сопланетяне стали друзьями, и Марти ощутил неодолимое желание поделиться некоторыми воспоминаниями, размотать нить своей истории, опустив лишь ритуальные жертвоприношения и коллективные оргии Машамы.

– Сколько вам принесли любовные подвиги?

– Около двух тысяч единиц.

– И ими вы собираетесь оплатить путешествие? Видук Папиронда потребует не меньше пятидесяти тысяч! Его корабль прибудет через пару месяцев. Посчитайте количество женщин, которым вам придется… оказать честь. Даже если они расплатятся с вами, вы быстро поймете, какой физиологический вызов бросаете самому себе! Хотя вы молоды и сильны, я все же не вижу, что вы удовлетворите более двух тысяч женщин за столь короткое время…

Обеспокоенный словами Робина де Фарта, Марти едва сумел сдержать слезы, прибегнув к жалким остаткам ментального контроля.

– Мне не хотелось бы оставлять сопланетянина в столь трудном положении, – продолжил Робин с широкой улыбкой. – Сумма, которой я располагаю, позволит, вероятно, оплатить два космических путешествия. Можете прекратить свои взаимоотношения с клиентурой, если, конечно, согласны совершить путешествие вместе со мной до планетного скопления Неороп…

Марти спросил себя, не содержит ли предложение Робина – весьма соблазнительное – некоторых скрытых желаний, в которых никто никогда не признается.

– Окажите мне честь, – добавил старый сиракузянин с хитрыми огоньками в глазах. – Я уже давно отказался от плотских удовольствий. Но меня терзает одиночество, и если я что-то у вас покупаю, то только мгновения радости, которые мне доставляет общение с вами. Но я не могу оплатить администраторам ваш воздух и жилье. Поэтому вам придется заниматься уборкой мусора до прилета корабля… Каковы ваши соображения?

Обескураженный Марти разозлился на себя за то, что засомневался в искренности намерений Робина. Он с трудом пробормотал слова благодарности, а потом сообразил, что практически ничего не знает о своем собеседнике, хотя уже многое рассказал ему о себе.

– А как вы попали в подобное место?

– Я внесен в Индекс великих еретиков. Меня осудили и приговорили к огненному кресту в первый год империи Ангов. И вот уже пятнадцать лет я играю в прятки с полицией и скаитами-инквизиторами Церкви. Учитывая, что Город Космоса является последним островком свободы во вселенной, логично, что я в нем и укрылся. Корабль контрабандистов доставил меня сюда тринадцать лет назад. Я попросил – и добился статуса свободного гражданина, что позволило мне снять отдельную каюту. Нет, не шикарные апартаменты, а закуток, нечто вроде улучшенного шкафа.

– А за что вас осудили?

– Еретические и богохульственные высказывания, хотя я ни разу не произносил ничего подобного. На самом деле крейциане устроили мне процесс заочно, поскольку я был другом Шри Алексу, одного из последних наставников индисской науки.

– Шри Алексу? Никогда не слыхал…

– А воители безмолвия? А Найа Фикит?

Это имя впервые произносилось в присутствии Марти, но оно пробудило живой интерес в его душе. Оно звучало, как далекий и привычный призыв, как обещание встречи, как скрещение судеб. Его охватило какое-то ментальное головокружение, он всеми фибрами души ощутил невероятный подъем радости.

– Нет, конечно, вы ее не знаете, – продолжил Робин де Фарт. – Родители и воспитатели поспешили исполнить инструкции сенешаля Гаркота… У Шри Алексу была дочь Афикит, или Найа Фикит, как ее зовут в народе. Она была в монастыре абсуратов во время Гугаттской битвы. Отец послал ее на встречу с махди Секорамом, великим предводителем абсуратского рыцарства, одним из двух последних наставников индисской науки. Скаиты-инквизиторы обыскали планету Селп Дик, но так и не нашли ее следов.

– Быть может, она умерла…

Но, произнеся эти слова, Марти вдруг ощутил уверенность в обратном. Она не только была жива, но ему предстояло отправиться на ее поиски. К этому подталкивала неведомая сила, словно ветер, возникший ниоткуда.

– Я уверен, что она выжила при пожаре монастыря и нашла средство перебраться на другую планету, – сказал Робин.

– Какую?

– Не обижайтесь, но пока я предпочитаю хранить эту информацию в тайне.

Старый сиракузянин встал. Но перед тем как раствориться в толпе людей, сновавших в сумрачных коридорах, он обернулся и долго смотрел на своего сопланетянина. Он был одет в просторный белый пиджак и черные шаровары по моде скоджей, а его волнистые волосы ореолом светились вокруг головы. Марти спросил себя, смог ли сир де Фарт, потомок одной из старейших семей Венисии, привыкнуть к отсутствию облегана, второй кожи, без которой не могли обойтись сиракузяне.

– Вы получите ответ на ваш вопрос, если решитесь пойти до конца путешествия, мой юный друг… Вашего путешествия…

Марти медленно продвигался по вентиляционной трубе. Роботы безопасности, встроенные в металлические стенки, изредка выпускали ремни-уловители, но стоило Кервалору протянуть свой волновой ключ, как они тут же отступали в свои ниши. Когда он заканчивал смену, необоримый импульс заставил его посетить кислородную станцию, гигантский блок, к которому были подключены все трубопроводы кораблей. Он выждал, пока его коллеги Пунцовые, эмигранты разного происхождения, бедняги, которые были вынуждены вкалывать всю свою жизнь для оплаты кислорода и еды, вошли в коридор раздевалки, чтобы ускользнуть от них и двинуться по коридорам и мостикам, ведущим к станции. Щедрое предложение Робина де Фарта позволило ему разом прекратить все коммерческие взаимоотношения с клиентками. А потому у него было много времени.

Добравшись до подножия металлической стенки станции, он не стал колебаться. Снял решетку вентиляционного люка и проник в трубу. Потом поставил решетку на место, чтобы не осталось следов его прохода. Хотя он никогда здесь не был, он знал план станции в малейших деталях, словно тот был впечатан в его мозг. Ему казалось, что вместо него действовал другой, неведомый, решительный, неумолимый Марти, выполняющий разведывательную, подготовительную миссию. Он пока не знал, что должен разведать, но был уверен, надо доползти до конца трубы, а затем подняться по второй трубе до сердца главного генератора.

Администраторы, даже самые старые, не знали о существовании этого прохода. О нем могли помнить лишь основатели Космического Города, но они таинственно исчезли десять стандартных лет назад. Станция, жизненный орган города, находилась под постоянным наблюдением. Детекторы клеточной идентификации прочесывали все коридоры, автоматы, снабженные скорчерами, охраняли каждую дверь с кодом доступа, каждый промежуточный трюм, каждый бронированный тамбур. Но в трубе, по которой он двигался, Марти сталкивался только с ремнями-уловителями, которые взлетали вверх, ощутив его присутствие. Техники, вероятно, предусмотрели этот проход на случай экстренного ремонта в самые кратчайшие сроки. Но поскольку чрезвычайных ситуаций не возникало и им не надо было постоянно заглядывать в чертежи, администраторы забыли о его существовании.

Каждое движение Марти поднимало облако густой пыли. Луч его лазерного факела выхватывал странные формы, липкие нити, похожие на водоросли, которые колыхались под едва ощутимыми воздушными потоками. На стенках лежало нечто вроде гумуса, плотная смесь разлагающихся органических веществ. Кое-где нити росли так плотно, что приходилось их обрывать, чтобы проделать проход. Жгучие капли пота стекали со лба в глаза. Воздух, наполненный токсическими частицами, раздражал горло и легкие. Он сожалел, что не захватил респиратор. И клялся, что не забудет его в следующий раз… В следующий раз? Значит, будет еще один подобный поход? С какой целью? Кто решал и действовал вместо него? Что мешало повернуть назад и гнало вперед?

Чем дальше он продвигался по трубе, тем мощнее становился рев генератора. Вскоре он оказался в темном промежуточном трюме, в стенках которого виднелось с десяток круглых отверстий. Из тьмы появился робот и направился к нему. Серебристое металлическое тело на двух гусеницах. В центральной части тела открылось отверстие. Из него показался короткий ствол скорчера.

Марти не потерял присутствия духа. Его проницательный, решительный мозг отдавал ясные и четкие приказы. Он опустил фонарь, медленно поднял карточку-ключ на уровень робота. Машина застыла, словно ее отключили, потом над дверкой вспыхнул белый глазок, мрак пронзил ослепительный луч. Бесконечные секунды потекли одна задругой. Застывший Марти с трудом сдерживал дыхание, ожидая окончания анализа. Он понимал, что успех его миссии – какой миссии? – полностью зависел от реакции механического часового.

Глазок потух, скорчер спрятался в нишу, створка сухо щелкнула, закрываясь. Гусеницы заскрипели на металлическом полу, делая разворот, и тьма поглотила робот, охранявший трюм.

Марти рукавом стер пот, ручьями кативший со лба. Он парился в толстом комбинезоне и сапогах. И задыхался от ужасающего одиночества. Тот, кто захватил его мозг, кто решал и действовал вместо него, лишил его всех человеческих чувств. Другой – Марти это предчувствовал – не был существом из плоти и крови, а был демоном из вселенной-преисподней, явившимся, чтобы сеять смерть и опустошать миры. Но у Марти не было ни средств, ни желания бунтовать. У него не было иного выбора, как стать агентом зла.

Луч фонаря прошелся по стенкам. Третье отверстие было тем самым узким и крутым лазом, который вел к сердцу генератора. Марти понадобилось полчаса, чтобы пройти его. Стенки были гладкими, скользкими, без захватов, что не облегчало подъема. Здесь не было гумуса, нитей водорослей, а только тонкая пленка пыли, взлетавшая вверх при малейшем движении воздуха. Трюмный робот, если и был обманут волновым ключом, прекрасно справлялся со своей ролью ассенизатора: он беспощадно уничтожал все твердые отходы, которые попадали в зону его наблюдения.

Рев станции разрывал барабанные перепонки Кервалора. Конец сифона закрывала решетка, привинченная к стенкам. Снять ее было детской игрой. Марти даже не пришлось воспользоваться крохотной отверткой, имевшейся у каждого Пунцового. Было достаточно нанести резкий удар, чтобы изъеденные ржавчиной винты лопнули, как былинки.

Он проник в зал станции, гигантский зал, до потолка которого не доставал луч его фонаря. Рев был оглушительным. От серо-матового генератора, цилиндрического компактного блока диаметром тридцать и высотой около ста метров, отходило множество труб. Станция была одновременно сердцем и легкими города. Углекислый газ, который отсасывался насосами из коридоров и кают, попадал в молекулярные чаны. Здесь вступали в действие синтезаторы, фильтры, которые разделяли молекулы кислорода и углерода. Фильтры удерживали углеродные отходы, а извлеченный кислород поступал в питающие трубы. Заменой фильтров, фотосинтетических решеток, которые производились на мирах Скодж и которые регулярно доставлял корабль видука Папиронды, занимались сами администраторы.

Марти обошел вокруг генератора, освещая лучом фонаря гигантскую его массу, опутанную сетью труб, покрытых густым слоем черной пыли. Невыносимый шум заставил его взять фонарь в зубы и заткнуть уши пальцами. Перед ним возвышались огромные трубы, заставляя протискиваться меж ними и полом. Отверстия были так узки, что он с трудом выбирался из них, оставляя куски ткани и кожи на перегретом металле.

Вдруг он увидел небольшую нишу в нескольких метрах над головой. И так же, как перед роботом, мозг выдал ему ясные, четкие приказы. Пользуясь трубами как лестницей, он полез вверх по генератору. От вибрации сотрясались все его конечности. Он с трудом координировал свои движения. Барабанные перепонки нещадно болели. Он несколько раз едва не выронил фонарь.

Он поднялся на уровень ниши – углубления в толстом металлическом панцире. Устроился на корточках на одной из поперечных труб. Одной рукой схватился за край ниши, а другой, в которой держал фонарь, осветил внутренность углубления. И увидел круглые запыленные клавиши мемодиска.

Из потайных уголков мозга вдруг возник поток технической информации. Роль клавиатуры, соединенной с мемодиском города, состояла в том, чтобы перекрывать трубы, которые требовали срочной очистки или ремонта. Клавиатуру разместили так высоко, чтобы скрыть ее от глаз возможных имперских агентов (тех, которых обнаружили, отослали адресату в виде мелких кусочков). Администраторам не нравилось перекрывать трубы даже на время, потому что они не любили спускаться в зал генератора и заниматься утомительной гимнастикой, чтобы добраться до клавиатуры. А потому никогда ею не пользовались. В случае необходимости они посылали микрозонды-растворители или роботов-ремонтников, за движением которых следили по контрольным экранам. Зонды были предпочтительнее людей, поскольку могли работать в любых условиях.

Марти всматривался в клавиатуру, пока не почувствовал головокружение. В его голове проносились цифры.

Код доступа.

Код, который управлял общим закрытием клапанов на трубах подачи кислорода. Во время будущего посещения ему будет достаточно набрать эту последовательность цифр, чтобы перекрыть подачу драгоценного газа в корабли. В первое время горожане ничего не заметят. А через несколько часов почувствуют непривычную усталость, тяжесть в конечностях, сильную головную боль. Самые сильные доползут до кают, чтобы улечься на койку, остальные растянутся на полу коридоров и мостиков. Код одновременно сотрет данные главного мемодиска, и администраторы не установят связи между задыхающимся городом и клавиатурой в зале генератора.