АЛЕКС БОР
      РАЗОРВАННЫЕ ПАРУСА
      Романтическая фантазия
      .. однажды в морской дали...
      сверкнет под солнцем алый парус...
      А. Грин.
      1.
      Глухо шуршало уставшее за день море.
      Ленивые волны нехотя облизывали солеными язычками прибрежные камни.
      Хмурое небо тревожно смотрело на Город мириадами внимательных разноцветных глаз. Желтая луна тускло стелилась по матовой морской глади пугливой серебристой дорожкой. Белесые отблески рассеянного утреннего света выхватывали из зыбкого мрака туманные очертания небольшого парусного корабля, похожего на бригантину. На длинных и тощих, похожих в темноте на кости полуистлевшего скелета, мачтах неподвижно висели ждущие зова решительного ветра полотнища парусов. В чернильно-серой ночной тьме, осененной восковым светом бледной луны и тревожно- яркими всполохами света, лившегося на побережье с высокой башни старинного маяка, они казались темно-багровыми, словно были залиты кровью.
      А у кромки морского берега, под гранитным парапетом набережной, на мшистом камне, еще не успевшем остыть после знойного летнего дня, сидели двое. Молодой безусый паренек и совсем еще юная девушка. Сидели, нежно переплетя пальцы взволнованных рук. Совсем недавно, когда они были детьми и верили в сказки, то жили на разных берегах широкого, как Вселенная, океана. Они никогда не слышали друг о друге, но жили предчувствием встречи, которая должна была состояться в далеком будущем, когда они вырастут и повзрослеют. И вот будущее стало настоящим, и они нашли друг друга на тихом морском берегу. Они еще ничего не успели сказать друг другу, кроме короткого "Здравствуй!", и теперь сидели рядом, взявшись за руки, и молчали, потому что знали, что впереди у них будет еще очень и очень много таких же теплых звездных вечеров, и они еще наверняка успеют сказать друг другу все необходимые в этой долгой жизни слова...
      Они сидели рядом, приветливо улыбаясь друг другу и любопытным волнам, которые, шаля и резвясь как дети, близко- близко подбегали к их босым ногам, и приятно щекотали пятки, нежно облизывая кожу солеными язычками. И тут же, словно чего-0то испугавшись, быстро откатывались назад, возвращаясь в материнское лоно ворчливо шуршащего моря, оставляя на мокрой округлой гальке белые клочья губчатой пены.
      Где-то над морем беспокойно и грустно кричала о чем-то невидимая с берега ночная птица. А там, где скрытый плотными шеренгами серебристых тополей затаился ночной город, время от времени чуткую тишину ночи разрывали странные звуки - то были резкие раскаты автоматных очередей. В Городе шла война. Уже много дней и ночей в древнем и вечном, как Вселенная, городе у моря жила смерть, и горожане не могли укрыться от вездесущего ока их новой хозяйки даже за прочными стенами своих домов.
      Смерть, резвясь и играя, настигала выбранные ею жертвы то влетая в плотно закрытые резными ставнями и зашторенные плотными гардинами окна случайной пулей, то вгрызаясь в вековую кирпичную кладку тупоносым снарядом, оставляя после себя груду битых камней. Днем горожане боялись выходить на улицу без крайней необходимости, потому что умереть было намного легче, нежели остаться в живых, а ложась вечером спать, едва солнце скрывалось за морем, не знали, встретят ли они утро следующего дня, а проснувшись утром, думали только о том, как бы дожить до сумерек...
      Но двое, сидевшие на берегу, казалось, забыли - или ничего не знали об обреченном на боль и страдания окружающем мире. Они были еще очень юны, и потому не успели поверить ни в страдания, ни в смерть. Они верили только в бескрайнее море и безграничное небо. А когда их тонкие, еще совсем детские, дрожащие от робости губы сливались в нежном поцелуе, то сам окружающий мир со всеми его тревогами, волнениями и смертями исчезал вовсе. И море сквозь чуткий покров сна сладко и грустно вздыхало, завидуя простому человеческому счастью.
      И только однажды, когда хрупкую тишину ночи вспугнул громкий удар далекого взрыва, и там, где у входа в узкую бухту погас маяк, и над мрачно высившимися черным стенам цитадели взвились к звездам стремительные языки пламени; когда тупые пули гулко процокали по булыжной мостовой где-то совсем рядом, в ближайшем к морю переулке, догоняя несчастную жертву, и кто-то отрывисто и протяжно вскрикнул, приняв в спину свинцовую смерть только после этого они оторвались друг от друга, оглянулись и несколько мгновений тревожно вглядывались в жаркие зарницы пламени, вслушиваясь в мятежную тишину Города, откуда неслись неразборчивые, но ощутимо тревожные звуки...
      И на какой-то миг им стало больно и страшно...
      2.
      Ночь перевалила за середину. Выстрелы стихли, пожар угас, и Город погрузился в беспокойную дремоту, лелея в чутком сне надежду, что скорое утро принесет его вечным стенам долгожданные мир и покой.
      Разгоревшаяся луна ярко освещала два легких силуэта, которые медленно плыли по выщербленной брусчатке набережной. Юношу и девушку...
      Девушка была чуть ниже своего спутника. Под пепельно-серым светом луны она казалась тонкой, как веточка миндаля, и легкой, воздушной, почти невесомой, как облачко. Легкое кисейное платье только подчеркивало сказочную стройность ее маленькой, совсем еще детской фигурки. Спутник девушки - невысокий паренек, еще не юноша, но уже не подросток, осторожно и нежно обнимал ее за легкие, почти невесомые плечи. Большие карие глаза девушки озаряла счастливая улыбка, а ее тонкая, словно выточенная из слоновой кости ладонь уверенно покоилась в руке паренька.
      Так, обнявшись, чувствуя не только дыхание, но даже мысли и чувства друг друга, словно они были знакомы миллионы очень долгих, но стремительно промелькнувших лет, медленно шли они по серым квадратам старинной брусчатки. Слева чутко и властно дремало теплое и ласковое море, а справа угрюмо нависали кирпичные островерхие тени проглоченных ночным мраком домов. Но двое юных созданий были поглощены друг другом, и потому не замечали ни моря, готового по первому зову распахнуть им навстречу свои соленые объятия, ни испуганно затаившегося во чреве грозной и опасной ночи Города.
      И потому они не заметили, как из холодного провала самого мрачного переулка вырвались на лунный простор приморского бульвара угрюмые серые тени, принявшие очертания усталых и грязных людей. Тяжелые темные силуэты грузно расплющили искрящиеся блики латунного звездного света, нежными мазками тонкой кисти невидимого художника разлитого по квадратам брусчатки. Море, проснувшись, брезгливо фыркнуло, почувствовав терпкий запах соленого пота и едкой пороховой гари.
      Шестеро черных теней тяжелыми и быстрыми шагами пересекли набережную. В их руках в такт движению лениво, но грозно покачивались тупоносые тени автоматов. Вооруженные тени преградили дорогу идущим, и от черной шеренги отделилась самая высокая и плотная тень.
      - Ваши документы! - прогремел в ночной тишине железный голос, и покрытый вонючей пороховой гарью ствол автомата надменно вперился пустым зрачком в испуганные лица, а холодный луч яркого света, внезапно вылетевший из черного нутра бесформенного фонаря, осветил две пары удивленных глаз. Девушки и ее спутник одновременно подняли ладони, оберегая глаза от слепящего дыхания бездушного света, так мало похожего на свет животворного солнца.
      - Извините, но мы... - прозвенел тонкий, срывающийся голосок юноши, который испугался этих безликих черных теней. Но рядом с ним была его избранница, самая прекрасная девушка во всех мирах бесконечной Вселенной, и этой девушке сейчас наверняка нужна была его помощь, однако он не знал, чем ей можно помочь, кроме как постараться не выпустить из глубин сознания свой собственный слепой страх перед бесформенными ночными тенями, так некстати встретившимися у них на пути, и теперь взиравшими на них бессердечными зрачками одноглазых автоматов...
      - Так у вас нет документов? - проскрежетало ржавое железо, и ледяной зрачок автомата больно уткнулся в живот побледневшего паренька. - Разве вы не знаете, что в Городе военное положение?
      - Не знаем, - спокойно ответил паренек, - мы здесь недавно. Я приплыл в этот Город, потому что здесь должен был встретить свою избранницу... - он кивнул на свою спутницу, вцепившуюся ему в локоть ледяными пальцами.
      Черная рука, туго обтянутая пятнистой темно-зеленой тканью, грозно качнула автоматом:
      - Так ты шпион???
      - Нет, что вы, - прозвенел в напряженной тишине нежными переливами маленького колокольчика голосок девушки, - мы просто очень давно хотели найти друг друга, а встретились только сейчас. Мы как Ассоль и Грей из одной очень древней книги. Мы любим друг друга...
      - Я не знаю, что такое любовь, - металлически грохнула тень, - и эти мятежные имена мне не знакомы, но будет время, я доберусь и до них! Я солдат на службе нашего славного Губернатора, да хранят его боги! Наш славный Губернатор, да хранят его боги, не щадя ни своих, ни чужих сил борется с презренными бунтовщиками, которые вознамерились убить нашего славного Губернатора, да хранят его боги! Тем самым ввергнуть наш богоспасаемый Город в хаос. Я получил приказ нашего славного Губернатора, да хранят его боги, где сказано, что добропорядочным горожанам категорически запрещается появляться на улицах Города с наступлением темноты. Всякий, кто осмелится нарушить приказ нашего славного Губернатора, да хранят его боги, будет объявлен бунтовщиком и сурово наказан. Вам понятно?
      И, не дожидаясь ответа, тень властно бросила через плечо таким же теням, угрюмо стоявшим чуть поодаль:
      - Уведите бунтовщиков!
      Грязно-зеленые тени плотным кольцом окружили поникших бунтовщиков и, направив на них черные зрачки автоматов, громко скомандовали:
      - Вперед!
      И, подгоняемые грубыми окриками и тычками, юноша и девушка, держась за руки, покорно побрели в черную пасть затаившегося в ожидании скорой добычи городского квартала, и каждый новый шаг превращал их в такие же, как и конвоиры, черные тени, расплывающиеся в жидком мареве нехорошо пахнущей темноты...
      Когда они исчезли в узком полуразрушенном переулке, море шумно вздохнуло, и, негодуя, выплеснуло на берег крутую волну. Лунная дорожка подернулась кровавой рябью. Паруса на бригантине слабо качнулись, словно услышали далекий зов тугого ветра.
      3.
      А на рассвете, когда сквозь ярко-голубые разрывы серой кисеи облаков просочилось розовое утро, и первые лучи солнца упали на измученный Город, и жители приморских переулков отворили закрытые наглухо на ночь ставни, чтобы встретить новый день в надежде, что он принесет забытый покой - то никто не удивился и даже не испугался, когда увидели на камнях мостовой беспорядочную груду сваленных как попало человеческих тел. И среди них красивую даже в смерти смуглую девушку, едва успевшую вступить в счастливую пору весеннего цветения, и столь же юного светловолосого паренька, почти подростка. Они лежали рядом, плечом к плечу, их окровавленные избитые пальцы навечно сплелись в крепком последнем рукопожатии, а мертвые глаза удивленно и грустно взирали на бегущие в вышине белые облака, похожие на маленькие парусные кораблики, и на их спокойных и чистых лицах не отражалось ничего, кроме недоумения и печали.
      Они пролежали так до полудня, и мимо проходили, прижимаясь к выщербленным стенам домов, испуганные горожане, уже давно привыкшие к страданиям и смерти. Проходили израненные и злые молодые парни, облаченные в полувоенный камуфляж. Один раз прошагал, чеканя шаг, взвод новобранцев в новых шинелях и в блестящих в лучах солнца сапогах. Каждый солдат нежно прижимал к груди, словно любимого ребенка, приклад новенького, только что с конвейера, автомата. Бессмысленная бойня продолжалась...
      А потом приехала грязная санитарная машина с выцветшим красным крестом на кузове. Из автомобиля неспешно выползли усталые санитары, облаченные в грязно-белые медицинские халаты, заляпанные пятнами крови, быстрыми заученными движениями свалили трупы на носилки и спешно забросили в просторную утробу машины. И увезли, чтобы сжечь в крематории на окраине Города, а то, что останется закопать в общей могиле.
      А бригантина с алыми парусами была разбита в щепки береговой артиллерией еще раньше, едва взошло солнце. Выброшенные на берег обгорелые холстины еще долго служили солдатам. Из них вышли удобные портянки.
      Алекс Бор, 1993, 1999.