- Твоими бы устами... Ладно, не будем о грустном. И так со вчерашнего дня настроение паршивое, а тут еще эта зануда!
      - А что случилось вчера?
      - А ты разве не знаешь? Марисель уехала.
      - Ага! - воскликнула Снежана. - Джульетта уехала, а Ромео страдает от любви!
      - Да иди ты! - нахмурился я. Вообще-то Снежана девчонка ничего, но иногда такие глупости может сморозить, что хоть стой, хоть падай.
      - Да ладно, не красней, - улыбнулась Снежана, - я понимаю... Фиделина вот тоже грустная со вчерашнего дня ходит. Кстати, это не ты ее обидел?
      - Да что ты, как можно, - зачем-то начал оправдываться я, - как я могу ее обидеть...
      - А вот и можешь, - возразила Снежана, - я тебя знаю. Я помню, как она от тебя плакала.
      - Нашла, что вспоминать, - угрюмо пробурчал я. Мне не хотелось развивать эту тему. Как и не хотелось вспоминать свои дурацкие поступки полугодичной давности, когда я от нечего делать "доводил" Фиделину, и она убегала домой в слезах. Меня даже Марисель за это журила... Но сейчас же все по-другому!
      Фиделина сама давно уже забыла обо всем. А если и помнит, то не говорит на эту тему...
      - Это было давно и неправда, - сказал я. - А теперь мы друзья...
      - Жених и невеста? - спросила Снежана.
      - Опять ты со своими глупостями! - начал злиться я. - Сказала бы лучше, где она сейчас.
      - У кабинета физики, - ответила Снежана. И тут же, хитровато прищурив карие глаза, выдала. - Так-так, понимаю. Ромео решил найти себе новую Джульетту?
      - Ты опять? - я едва сдерживал себя, чтобы не заехать Снежане в ухо.
      Но вместо этого резко повернулся и побежал вверх по лестнице.
      - Ты что, обиделся? - услышал я за спиной тихий, и как мне показалось, чуть виноватый голос Снежаны.
      Я не стал оборачиваться. Конечно, если разобраться, злился я зря. Снежана не хотела обижать меня, она просто шутила. Но настроение у меня было не столь радужное, чтобы выслушивать дурацкие шутки...
      VIII
      Фиделина стояла около окна, опираясь руками о подоконник, прижав лицо к стеклу. Вокруг нее царила обычная школьная суета. Девчонки кучковались небольшими группками, о чем-то перешептывались и хихикали. Наверное, сплетничали. Мальчишки сломя голову носились по узким школьным коридорам школа была старая, не очень просторная, - подставляли подножки, мерились силой, дергали девчонок за волосы, а те наказывали своих обидчиков, отвешивая им учебниками по голове. Строгие дежурные пытались утихомирить, призвать к порядку, но их никто не слушал. И тогда дежурные, которым тоже хотелось играть, бегать и бороться, то есть нарушать заведенные порядки, а не следить за тем, чтобы их не нарушали другие, сами начинали гоняться за нарушителями, то и дело организуя небольшие свалки.
      А Фиделина тихо стояла у окна и печально смотрела куда-то вдаль, поверх деревянных домиков, выстроившихся в ряд сразу за школьным двором. Шумный улей лихого безвременья, когда уроки еще не начались, и строгие учителя не вышли из учительской, держа под мышками журналы и проверенные тетради, и школа продолжала жить свободной жизнью ребячьей вольницы, - этот мир, мир шумных школьных коридоров, казалось, был очень далек от Фиделины. Издалека Фиделина показалась мне такой маленькой и беззащитной, что я испугался за нее - вдруг стремглав носящиеся по коридорам мальчишки ненароком заденут ее, толкнут, и она не просто упадет от толчка, а рассыплется на части маленькими стеклянными осколками. Так раскалываются, рассыпаясь на части, фарфоровые фигурки...
      И мне вдруг страшно захотелось как-то защитить Фиделину, закрыть ее от неминуемой беды и сказать какие-нибудь добрые и приятные слова, чтобы она не стояла так грустно и неприкаянно у окна... Чтобы она приветливо улыбнулась мне и сказала мне что-нибудь хорошее и доброе...
      - Линка, - тихо позвал я.
      - Андрей, -повернулась она. Чуть улыбнулась. Но ее глаза остались грустными.- Привет... Как хорошо, что ты пришел.
      - Привет... О чем задумалась?
      - О Мари. Сегодня утром она уже будет в Гаване. А я еще не скоро увижу свой Камагуэй...
      - Ты очень хочешь на Кубу? - спросил я, не зная, с чего начать разговор о Луэлле.
      - Спрашиваешь... Ты знаешь, как я сейчас завидую Мари. Она почти уже дома.
      А я увижу свой дом только летом, когда поеду на каникулы. Тебе, Андрей, не понять меня, ты живешь в своей стране...
      - Ну почему, Фиделинка? Я понимаю...
      - Спасибо, - сказал Фиделина, и ее глаза, как мне показалось, чуть повлажнели. - Тебе Мари обещала писать?
      - Писать? - переспросил я. Ну конечно, Фиделина ничего не знает... Фиделина считает, что Марисель уехала на Кубу. И, значит, должна написать Фиделине письмо, на которое она, конечно же, сразу ответит.
      Если бы Фиделина знала, где сейчас Марисель...
      Казалось, что может быть проще - сказать прямо, кто такая Марисель и где она сейчас. И сразу станет легче, словно сбросишь с души огромный камень...
      Но почему мне так трудно сказать эти простые слова - "Марисель улетела на другую планету..."? Что-то мешает мне произнести их...
      - Она обещала мне писать, - говорит Фиделина, отковыривая ноготком старую краску с облезлого подоконника. - Сказала мне, что постарается написать мне сразу, как приедет. Только плохо, что письма с Кубы идут так долго.
      Больше месяца... Вот если бы придумали мгновенную почту. Чтобы написать письмо, и оно сразу бы дошло до адресата. Танька Громова как-то говорила, что такую почту в будущем обязательно придумают. А хотелось бы сейчас...
      Но я буду ждать.
      Я вдруг представил себе, как Фиделина просыпается утром и подходит к своему почтовому ящику. Заглядывает в его темную пустоту, надеясь увидеть долгожданное письмо. Дружеский привет с далекой родины... Ей, Фиделине, кубинской девочке одиннадцати с половиной лет, живущей в гостеприимной, дружественной, но все-таки чужой для нее стране, как никому другому важна сейчас эта тоненькая, но очень прочная ниточка, которая крепко связывает ее с далекой родиной. Поэтому Фиделина будет каждый день подходить к почтовому ящику, надеясь увидеть там почтовый конверт.
      Но письма нет. Ящик пуст...
      Но Фиделина не отчаивается. Она знает, что письма с Кубы идут очень долго.
      "Значит, письмо придет завтра", - вздыхает Фиделина. И нетерпеливо ждет наступления завтрашнего дня.
      А назавтра все повторяется снова...
      "Эх, Фиделинка ты Фиделинка, - мысленно говорю я ей, - напрасно ты будешь ждать письмо от Марисель. Она не напишет тебе. Никогда не напишет.
      Никогда-никогда. Потому что только в фантастических романах существует межпланетная почта..."
      - Она и тебе напишет, - продолжает литься серебром тихий ручеек голоса Фиделины. - Она напишет тебе... А когда в следующем году я тоже уеду, я буду тоже писать тебе. Мы будем вместе писать тебе. А ты будешь нам писать?
      - Не знаю,- отвечаю я, думая совсем о другом.
      - Будешь, - уверенно говорит мне Фиделина, грустно улыбаясь. Улыбка грустная, но мне очень радостно, что я вижу улыбку на ее губах, будешь... Куда ты от нас денешься?
      И вдруг я понимаю, что никогда не смогу сказать правду этой девочке с большими черными и очень грустными глазами. Будет очень жестоко разрушить надежды Фиделины, которая сейчас больше всего на свете мечтает получить письмо от Марисель. Она верит в письмо, мысль о нем придает ей силы. А если я скажу, что Марисель улетела на другую планету, и потому никогда не напишет ей, то получится, что я совершу предательство. Предательство не только по отношению к Фиделине, но и к самой Марисель. Которая просила никому говорить, что она с другой планеты.
      Правда, она сказала мне: " Фиделина, быть может, поверит тебе..."
      Хотя - зачем? Зачем я буду рассказывать Фиделине обо всем? Фиделина вернется на Кубу только на следующий год, за этот долгий срок много воды утечет в реке Волге, сама Фиделина станет на год старше, и, быть может, в Староволжск приедет новая кубинка, которая станет подругой Фиделине, которая постепенно вытеснит у нее память о Марисель...
      А сейчас, когда память о Марисель еще жива в детской душе Фиделины, я не могу лишить Фиделину веры. Не могу отнять у нее надежду...
      Потому что самое страшное - это лишить человека надежды...
      "А вдруг - пронзает мозг отчаянная мысль, - Марисель действительно напишет ей? Или снова прилетит на Землю? И мы снова будем вместе, как раньше?"
      Да, это было бы так здорово!
      И потому я говорю Фиделине:
      - Марисель напишет тебе. Обязательно напишет... Куба находится очень далеко от России.
      - Я знаю, - вздыхает Фиделина, - Конечно, далеко. Но у вас в России есть песня... Очень хорошая песня. "Куба далека - Куба рядом". И я верю, что письмо придет очень быстро. А если во что-то веришь, то оно обязательно сбудется. Ведь правда, Андрей? - И Фиделина кладет мне на плечо свою легкую ладонь.
      - Правда, - отвечаю я.
      .. И сейчас, спустя много лет, я вижу тебя рядом, маленькую кубинскую девочку Фиделину. Русоволосую, с золотистыми точечками веснушек на курносом носу. Ты стоишь передо мной, положив мне на плечо маленькую ладонь. И смотришь на меня снизу вверх черными смородинками грустных глаз.
      И я чувствую твой взгляд даже сейчас. Как чувствую мягкое прикосновение твоей горячей ладони. И мне очень хорошо оттого, что ты стоишь рядом, смотришь на меня и касаешься рукой моего плеча. Мне никто вот так не клал на плечо ладонь. Кроме моих друзей-кубинцев. Кроме тебя, моя далекая Фиделина, кубинская девочка одиннадцати с половиной лет, которая сейчас давно уже выросла. Которая стала взрослой. Но в моей памяти осталась прежней маленькой девочкой, подругой моих детских игр...
      IX
      Прошли два месяца. Наступила зима. Уже ощущалось приближение самого прекрасного на свете праздника - Нового года. Единственного на свете праздника, прихода которого с нетерпением ждут все - и взрослые, и дети.
      Ждут и надеются, что в Новом году наконец-то сбудутся самые сокровенные желания. Самые сокровенные...
      Однако меня почти не радовала зима - мое любимое время года. И даже приближение новогодних праздников и школьных каникул не настраивало на мажорный лад. Потому что мне очень хотелось снова увидеть Марисель...
      Знаете, так бывает всегда, когда уезжает какой-нибудь очень близкий тебе человек. Твой друг... И ты вдруг начинаешь понимать, что уехал не только твой друг, но вместе с ним куда-то исчезла частичка твоей души. И хотя эта частичка очень маленькая, ты начинаешь понимать, что она настолько важна, что без нее будет очень трудно жить.
      Так случилось и со мной. Пока Марисель жила в Староволжске, я не придавал этому очень большого значения. Мне казалось, что так будет всегда. Иногда я обижал ее, и она плакала. Но потом мы мирились...
      Конечно, я знал, что когда-нибудь Марисель уедет на Кубу. Но я думал, что это наступит не скоро. Я не был готов к наступлению этого дня и гнал от себя мысли о будущей разлуке. Я старался не задумываться о том, что будет, когда Марисель уедет на Кубу. Не говоря уж о том, что она улетит на другую планету.
      И теперь, когда Марисель не было рядом, я часто думал о ней. Именно о Марисель. Я не мог называть ее звездным именем Луэлла. Что-то мешало мне назвать ее так...
      Но я часто думал о том, как живется ей сейчас на своей далекой планете.
      Вспоминает ли она Землю, Староволжск, "иностранный двор", Фиделину, одноклассников... Меня, наконец...
      И как-то тоскливо и неуютно стало в "иностранном дворе", словно, уехав, Марисель увезла с собой ту бесшабашность, которая была ей свойственно.
      Словно забрала с собой ту воздушную легкость, которая приливами теплых волн всегда исходила от ее черных глаз, когда она затевала какую-нибудь озорную игру, включая в нее всех обитателей иностранцев, даже малышей-дошкольников...
      А Фиделина по-прежнему ждала письмо от Марисель.
      А Марисель не писала, потому что не могла ничего написать. И Фиделина спрашивала у меня:
      - Почему она мне не пишет? Неужели она забыла меня? Или правда письма не доходят?..
      Спрашивала, словно знала, что мне что-то известно о том, почему Марисель ей не пишет...
      Конечно, я знал, почему. Но не мог ничем помочь Фиделине, которая тяжелее всех переживала разлуку с Марисель. Она почти перестала улыбаться, а в глазах затаилась желтая тоска. И я понимал, что когда-нибудь буду должен рассказать Фиделине всю правду. Потому что тайна Луэллы уже начинала тяготить меня, давить на плечи непосильным грузом. Мне хотелось избавиться от этой невыносимой ноши, которую я был вынужден нести в одиночку. И не раз я думал: зачем мне эти душевные муки? Зачем Луэлла рассказала мне о себе? Зачем я узнал о ней правду? Как было бы хорошо, если бы я, как и Фиделина, оставался в неведении! Если бы я тоже думал, что Марисель сейчас на Кубе. Тоже бы ждал от нее письма. И верил, что письмо дойдет, просто оно где-то затерялось...
      И тогда, возможно, я так часто не думал бы о Марисель, не мечтал бы снова увидеть ее, милую девочку-инопланетянку, не хотел бы услышать ее звонкий и веселый голосок, не хотел бы заглянуть в ее бездонные, полные невысказанных тайн черные глаза, не хотел бы подержать ее смуглую руку в своих ладонях...
      Ах, если бы она жила на Кубе, я написал бы ей самое прекрасное в мире письмо!
      А какое письмо напишешь в созвездие Возничего?
      И однажды я твердо решил отделаться от мучившей меня два месяца тайны.
      Сбросить с плеч тяжелый груз и разделить его поровну с Фиделиной и Танькой Громовой. Чтобы и они тоже узнали о Луэлле. Не о Марисель, а именно о Луэлле. Об инопланетянке Луэлле. Потому что случилось странное: я разделил для себя Марисель и Луэллу. Теперь мне начинало казаться, что я знал двух совершенно разных людей: кубинку Марисель и инопланетянку Луэллу. Причем я будто бы всегда знал, что Луэлла прилетела на Землю с другой планеты, но только не придавал этому фантастическому факту никакого значения, словно Староволжск инопланетяне посещали столь же часто, как и выдуманный Киром Булычевым Великий Гусляр, и эти посещения воспринимались горожанами как нечто само собой разумеющееся. Так что Луэлла улетела на Ауэю, Марисель уехала на Кубу, и я одинаково тоскую по ним обеим. Такое вот странное получилось у меня раздвоение...
      Фиделине я хотел рассказать о Луэлле в первую очередь потому, что мы с ней были лучшими друзьями. Она была доброй и чуткой девчонкой и относилась ко мне очень хорошо. Гораздо лучше, чем даже мои сверсники-соотечественники... Ей я доверял как самому себе и мог говорить о многом откровенно, не опасаясь насмешек с ее стороны...
      А Таньке - потому что мне очень хотелось, чтобы она, придумывая очередную сказку о двадцать втором веке, сделала Луэллу героиней своей истории. Ведь если верить фантазиям Таньки, то через сто пятьдесят лет люди уже будут летать к далеким звездам и встречаться с инопланетянами. Почти как в книгах про Алису...
      Поэтому - считал я- люди будущего непременно должны будут встретиться с ауэйцами и даже с самой Луэллой. А почему бы и нет? Сама Луэлла, улетая, сказала мне, что они живут очень долго, по пятьсот лет. Целые пять столетий! Как это много, если сравнивать с людьми...
      Правда, становится очень грустно от мысли, что меня уже не будет на свете, а Луэлла еще будет жить пять веков. И доживет до земного двадцать второго века. И сможет встретиться с моими потомками, чтобы рассказать им обо мне, о Фиделине, которой тоже к тому времени уже не будет...
      Приятно верить, что тебя будут помнить, когда тебя не станет...
      Но грустно думать о том времени, когда тебя уже не будет. Что ты не сможешь увидеть двадцать второй век, когда все будет по-другому. Если верить фантазиям Таньки Громовой, он будет намного лучше, чем наш двадцатый. И даже лучше, чем двадцать первый... В мире не будет никаких границ, из России на Кубу или в любую другую страну можно будет попасть за секунду, и не нужно ни виз, ни денег, ни приглашений, достаточно зайти в кабину мгновенного перемещения и нажать нужную кнопку...
      И люди в двадцать втором веке будут только хорошие и добрые. Совсем не останется злых людей. Типа Ленки Воронюк, общение с которой мне приносит одни неприятности...
      Конечно, о многом из того, что сочиняла Танька Громова, можно было прочитать в любом советском фантастическом романе о будущем. И в сказках о двадцать втором веке, сочиненных Танькой, я находил знакомые мне по прочитанным книгам картины грядущих времен. Но дело в том, что Танька рассказывала о будущем так ярко, живо и увлекательно, словно сама побывала там. Иногда мне даже казалось, что она сейчас вытащит из кармана джинсов портативную машину времени и задорно крикнет: "Айда со мной в будущее!" И мы увидим воочию двадцать второй век...
      Когда я рассказал Таньке про Луэллу, она внимательно меня выслушала, но, как мне показалось, не очень поверила. Сама безудержная фантазерка, она, вероятно, решила, что я тоже придумал фантастическую историю. И посоветовала написать мне рассказ и отправить в "Пионерскую правду" вдруг да опубликуют... но, увидев, что я обиделся на нее, Танька клятвенно пообещала мне, что непременно сочинит историю о встрече Луэллы с землянами двадцать второго века. Но, видимо, вскоре забыла свое обещание, потому что так ничего и не придумала.
      А потом и сама, никого не предупредив, неожиданно исчезла. Куда-то уехала...
      Как раз через день после того, как на Кубу уехала Фиделина...
      Но это случилось гораздо позже. И это совсем уже другая история...
      X
      Зима - время веселых забав...
      В соседнем дворе каждую зиму заливали ледяную горку, куда ходили кататься ребята со всей округи. Двор, где была горка, отделял от "иностранного двора" высокий забор, воздвигнутый в незапамятные времена чьими-то благими стараниями. Непонятно, правда, кому и зачем был нужен этот забор, который мешал прямому проходу между домами. Поэтому в заборе часто возникали дырки, которые спустя некоторое время кто-то невидимый и неведомый заделывал с завидным постоянством. И наутро место, где еще вчера радостно зияла радующая глаз брешь, тускло светилось желтизной свежевыструганной заплаты. Так что серьезным взрослым людям, которые не могли, как дети, проворно перелезть через забор, приходилось идти в обход, проходя лишний квартал по набережной, грубо проклиная настырных и вездесущих невидимок, для которых наличие забора в его девственном состоянии было намного важнее всех тех неудобств, которые были вынуждены испытывать проживающие рядом с забором люди...
      .. Ледяную горку заливали на небольшом естественном холмике посреди двора. Холмик, видимо, остался с тех давних времен, когда не стояли вокруг серые пятиэтажки, а вместо них были одноэтажные деревянные домики.
      Ледяная трасса, покрытая, как горбами, многочисленными буграми, шла под небольшим углом от одного дома, расположенного на холме, к другому, который стоял чуть ниже и перпендикулярно первому. Если как следует разогнаться, можно было на полной скорости влететь аккурат в подъезд! В этом была своя прелесть. Однако ворчливые старушки- жительницы домаотчего-то были недовольны. Огласив весь двор визгливым криком, они затворяли дверь в подъезд.
      Стоит ли говорить. Что вскоре эта дверь снова была нараспашку, и шумная игра продолжалась...
      На ледяной дорожке было множество бугров и впадин, и считалось высшим шиком съехать вниз, стоя на ногах, и при этом не упасть, сохранить равновесие. Я как-то попытался, а потом едва поднялся... И потом несколько дней ходил, потирая ушибленные бока. Утешало то, что не я один оказался таким неловким. Редко кому удавалось с честью выдержать испытание, предлагаемое коварной ледяной горкой...
      Фиделина была одной из немногих.
      ..Она стремительно несется вниз, широко расставив в стороны руки, чтобы сохранить равновесие. Громко кричит по-испански: "Hola, mirad!
      Adelante!"1. И все, кто в этот миг толпится на вершине горки, крича наперебой на разных языках, толкая друг друга, бросаются вниз, вслед за Фиделиной. И начинается веселая куча-мала...
      Я смотрю на Фиделину, которая снежным вихрем несется вниз по склону ледяной горы, и меня не покидает странное ощущение, что эта девчонка приехала отнюдь не из жаркой тропической страны, где никогда не бывает зимы и снега, а откуда-то с крайнего Севера, где почти нет лета.
      Удивительное зрелище - кубинка, стремительно несущаяся вниз по скользкой ледяной дорожке!
      Она летит вниз, подпрыгивая на ухабах, полусогнув в коленях ноги, чтобы удержаться, сохранить равновесие, не упасть... Пальто нараспашку, щеки налились морозным румянцем, глаза восторженно горят...
      Нет, говорю я себе. Никакая она не кубинка...
      Она - маленькая снежная принцесса, маленькая повелительница ледяной горы.
      Наверное, что-то напутали в своей заоблачной канцелярии наши небесные покровители - ведь эта бесстрашная повелительница ледяной горы, черноглазая кубинская девчонка, на носике которой играют русские веснушки, должна была родиться не на берегу тропического океана, а здесь, в России, среди снегов и метелей...
      И тогда она не уехала бы на Кубу...
      И я смог бы видеться с ней каждый день...
      ..Но Фиделины давно уже нет в Староволжске. И я могу только вспоминать ее...
      И вот из своего настоящего я смотрю в прошлое, и вижу Фиделину.
      Она, накатавшись на горке, идет сейчас домой, чуть уставшая, но все равно веселая и довольная.
      Идет домой, потому что уже поздно, пора ужинать. И я иду рядом с ней...
      Мы сворачиваем мимо забора. Лезть через него почему-то не хочется.
      Проходим через "ущелье" - узкий проулок между двумя кирпичными стенами старых домов.
      И выходим на набережную.
      Зимой темнеет рано, и очень рано на небе зажигаются звезды. И сейчас они ярко горят над нами, на черном бархате бездонного зимнего неба. Горят, слабо мерцая, словно подмигивая с высоты. Словно хотят пригласить нас в гости и проведать свои тайны... И ты чувствуешь, что можешь легко оторваться от земли, взмыть в вышину, долететь до звезд и коснуться их рукой. Коснуться и не обжечься... Потому что они совсем не горячие, эти лучистые крапинки веснушек на ночном лике бездонного неба, которые так тепло улыбаются нам...
      Звезд на небе высыпало очень много, но я вижу только одну. Самую яркую...
      Капеллу в созвездии Возничего. Она игриво мерцает на юге, справа от нас - там, где спит под ледяным панцирем Волга.
      Капелла светит куда ярче остальных звезд. И мерцает как-то по особенному:
      нежно переливается пестрым разноцветием радуги. Словно тот неведомый, кто зажигает по ночам яркие фонарики созвездий, хочет привлечь внимание людей к этой красивой звезде. Или только мое внимание... Потому что там живет Луэлла...
      А если это она подает мне знак?
      - Послушай, Делинка, - говорю я, касаясь пальцами рукава пальто Фиделины.
      Она останавливается и с интересом смотрит на меня. Ее черные зрачки похожи на лучистые огоньки звезд. - Видишь вон ту звезду?
      - Вижу, -отвечает Фиделина. - Я давно уже ее заметила. Она очень красивая... Как она называется?
      Фиделина знает, что я раньше ходил заниматься в астрономический кружок и много знаю про звезды. В том числе названия большинства из них.
      - Капелла, - отвечаю я. И неожиданно для себя добавляю: - Там живет Луэлла.
      Фиделина отрывает взор от звезд и удивленно смотрит на меня:
      - А кто это?
      - Девочка. Одна очень хорошая девочка...
      - Как я? - с кокетливой улыбкой спрашивает Фиделина.
      - Как ты, - легко соглашаюсь я.
      - А почему у нее такое странное имя?
      - Она же не земная девочка. Это инопланетное имя.
      Фиделина снова обращает свой взор к звездам и тихо говорит:
      - Как интересно... Звезды, планеты... знаешь, Андрей, мне иногда тоже кажется, что на звездах живут люди...
      - Живут, - отвечаю я. - Но не на звездах. Звезды - это раскаленные газовые шары, человек не может там жить. А вот на планетах, которые есть у большинства звезд, люди живут. Такие же люди, как и мы. Как ты и я... И Луэлла тоже была похожа на земную девочку.
      - А откуда ты про нее знаешь? - с интересом смотрит на меня Фиделина. Мы познакомились, когда Луэлла жила на Земле...
      Фиделина недоверчиво морщит маленький носик и удивленно смотрит мне в глаза. В ее зрачках - черных, как вечернее небо над нами, - застыло выражение недоверчивого интереса. И- нетерпеливого ожидания...
      Фиделина ждет продолжения сказки...
      Конечно, сказки... Она же знает, что я люблю сочинять разные фантастические истории. И в тоже время я понимаю, что сейчас она готова поверить всему, что я ей скажу. Она готова поверить в сказку...
      Наверное, оттого, что звездное небо, раскинувшееся над нами золотистым звездным шатром, настраивает на сказочный лад. И располагает к вере во все необычное...
      ..Прошли годы, и над Староволжском сияют те же звезды. Я вижу то же звездное небо...
      Но под этим небом давно уже нет Фиделины. Уже много лет она живет под другими звездами. И верит в другие сказки. Если еще верит...
      Звездное небо над Староволжском я вижу каждый вечер, если только оно не закрыто облаками. А чтобы снова увидеть Фиделину, нужно преодолеть гигантское расстояние между нашими очень далекими городами и странами.
      Но несмотря ни на что, из своего настоящего я смотрю на наше далекое прошлое...
      Смотрю и чувствую твой, Фиделина, мягкий взгляд.
      Вижу твои задумчивые грустные глаза.
      Вижу, как мы идем рядом по запорошенной снегом морозной улице. И чувствую, что ты ждешь, когда я начну рассказывать тебе сказку про инопланетную девочку. Про Луэллу...
      И я, больше не в силах хранить в душе чужую тайну, снова, как и в тот далекий декабрьский вечер, скрытый полупрозрачной завесой навсегда ушедших времен, рассказываю тебе, Фиделина, правдивую сказку про Луэллу, девочку с планеты Ауэя...
      - Она прилетела на Землю, чтобы изучать людей. Их планета обогнала Землю на несколько веков, но они забыли, какими были в далеком прошлом, и поэтому изучают жизнь на других планетах, хотят понять, как они жили раньше. Вот Луэлла и прилетала на Землю, жила среди людей, ходила в школу, дружила с земными детьми, которые не знали, что она инопланетянка. Не знали, что ее зовут красивым звездным именем Луэлла, потому что на Земле она жила под другим именем...
      - А где она теперь? - спрашиваешь ты.
      - Я же сказал - улетела...
      - Куда?
      - На свою планету. На Ауэю...
      - Навсегда?
      - Навсегда...
      - И уже не прилетит?
      - Не прилетит. Она сделала свое дело. Жители ее планеты узнали про землян.
      - А как же ее друзья? Они знают, что она улетела?
      - Нет, не знают, - отвечаю я. - Они думают, что Луэлла уехала в один очень далекий город на другом конце Земли.
      - Это очень грустная история, - тихо говоришь ты. И, опустив голову, убыстряешь шаг. Мне почему-то кажется, что ты сейчас заплачешь.
      - Скажи, Андрей, ты сам придумал такую грустную сказку?
      - Это не сказка, Линка, - тихо говорю я.
      Как было бы хорошо для нас обоих, если бы это была сказка! Я еще ничего не рассказал тебе, а ты уже загрустила. Я знаю: ты добрый и чуткий человечек, твоя чистая душа всегда раскрыта навстречу людям. Поэтому у тебя так много друзей... многие из них навсегда уехали в свои далекие страны, и ты знаешь, что вы больше никогда не встретитесь. А сейчас, услышав про Луэллу, которая улетела от своих друзей на другую планету, ты, наверное, подумала о том, что когда-нибудь и сама уедешь. Уедешь очень и очень далеко, почти на край земли. Все равно что улетишь на другую планету...
      А здесь, в Староволжске, останутся твои друзья, к которым ты никогда не сможешь вернуться. Как и Луэлла...
      Мы медленно идем рядом, и снег, прихваченный легким морозцем, тревожно хрустит под ногами... Я знаю, что Марисель была твоей лучшей подругой, знаю, что ты по-прежнему ждешь от нее письмо. И если я сейчас расскажу тебе, что Луэлла - это Марисель, как ты воспримешь мои слова? Обрадуешься?
      Или еще сильнее загрустишь?.. А может быть, я все-таки ничего не должен тебе рассказывать, потому что ты права: это просто сказка. Очень грустная сказка, придуманная в минуты острой, щемящей тоски...
      Но я вижу: ты ждешь моего ответа. Единственного ответа... И я понимаю, что больше не могу обманывать тебя. Не могу видеть, как ты тоскуешь в неизвестности... потому что это неправильно. Не по товарищески... А мы же друзья с тобой, ты сама всегда мне это говоришь...
      А раз мы друзья, то все невзгоды и печали у нас должны быть поровну.
      Потому что иначе это уже будет не настоящая дружба...
      И потому, когда мы входим через распахнутые настежь железные ворота, ведущие в "иностранный двор", я говорю тебе:
      - Это не сказка. Я ничего не придумывал. Луэлла жила в нашем городе. И сама рассказала мне о себе, когда улетала...
      - Когда? - удивленно спрашиваешь ты.
      - В конце октября... И понимаешь, Линка, я не понимаю, почему... У Луэллы было очень много друзей. Была у нее и лучшая подруга. Но, улетая, она рассказала о себе только мне одному. Как ты думаешь, почему?
      Ты не сразу находишь ответа. Ты не понимаешь, почему я задаю тебе такой странный вопрос.
      Ты останавливаешься посреди пустого, как космос над нами, двора. И, запрокинув голову, смотришь на небо. На бездну, наполненную лучистым светом ярких звездных огней. Твои губы что-то неслышно шепчут по-испански, я не могу разобрать тихих слов. Лишь чувствую, что с твоих губ срывается имя - Марисель... Возможно, это мне только кажется. Потому что я сам сейчас думаю о ней...
      - Я не знаю, - наконец говоришь ты. - Наверное, Луэлла знала, что ты любишь читать истории про инопланетян, и захотела установить с тобой контакт. Кажется, так это называется по-русски? Знаешь, я не люблю фантастику, но где-то читала, что люди с других планет часто устанавливают контакт с теми, кто читает фантастику... А знаешь, - ты вдруг касаешься холодными пальцами моей руки и быстро-быстро, скороговоркой, словно смутившись первого порыва, говоришь:
      - А знаешь, если бы я была инопланетянкой и улетала с Земли, я бы тоже рассказала об этом только тебе одному...