* * *

      – Я знаю, как сделать это, – объявил Кларк, входя в кабинет Райана подобно киноактеру Джону Уэйну, появляющемуся в воротах Аламо.
      – Тогда расскажи. – Джек указал в сторону кресла.
      – Я только что вернулся из аэропорта Даллес, поговорил там кое с кем. "Боинги-747" японской компании "Джал", совершающие трансполярные перелеты, оборудованы прямо-таки для наших целей. Верхняя гостиная отведена для спального помещения, и, там размещены койки, как в старом пульмановском вагоне. Для нас это удобно. В гостиной хорошая акустика, что облегчает нашу задачу. – Кларк положил на стол Райана план. – Вот здесь и здесь находятся столы. Мы установим два беспроволочных жучка, работающих на четырех радиоканалах.
      – Объясни понятнее, – попросил Джек.
      – Радиожучки – всенаправленного действия. Радиоволны от них поступают на передатчик сверхвысокой частоты, и уже тот посылает их дальше, за пределы самолета.
      – Но зачем четыре канала?
      – Самое трудное – нейтрализовать шум самолета, рев двигателей, свист проносящегося ветра и тому подобное. Два канала – для внутренних звуков, остальные два – только для ликвидации фонового шума. Это понадобится для того, чтобы отфильтровать глушение. У нас есть специалисты в научно-техническом отделе, которые занимались этим в течение длительного времени. Они используют записанный на магнитной ленте шум для того, чтобы выяснить влияние помех, затем просто меняют фазу и нейтрализуют этот шум. Это очень просто, если имеется соответствующее компьютерное оборудование. У нас оно есть. Ясно? Передатчик будет размещен в бутылке. Мы направим его в сторону иллюминатора. Я уже проверил, никаких трудностей. Далее, нам понадобится самолет сопровождения.
      – Что за самолет?
      – Что-то вроде "Гольфстрима", а еще лучше – "ЕС-135". Я бы советовал использовать не один самолет, а несколько, чтобы они могли сменять друг друга.
      – На каком расстоянии?
      – Лишь бы они находились в прямой видимости.., скажем, миль тридцать, причем совсем не обязательно на одной высоте. Мы не собираемся устраивать ему почетный эскорт.
      – Насколько сложно организовать все это?
      – Очень просто. Самое трудное – это батарея, источник питания, как я уже сказал, она разместится в бутылке виски. Выберем сорт, который продается в магазине аэропорта, не облагаемом пошлиной. Я поручил одному парню заняться этим – лучше всего не в стеклянной бутылке, а в керамической. Скажем, какой-нибудь дорогой сорт вроде "Чивас". Японцы очень любят хорошее виски.
      – Какие меры на случай обнаружения? Кларк ухмыльнулся, как школьник, которому удалось облапошить учителя.
      – Вся система будет исключительно из японских компонентов, причем на борту самолета находится приемник, работающий на тех же частотах. Премьер, как всегда, летит в сопровождении группы журналистов. Приемник будет находиться в мусорной корзине одного из туалетов нижней палубы. Если операция накроется, они придут к выводу, что виновник – кто-то из своих. Все будет сделано так, будто это дело рук журналиста.
      – Хорошая мысль, Джон, – кивнул Райан.
      – Я так и знал, что тебе это понравится. После посадки один из наших парней заберет бутылку. Мы устроим так, что японцам не удастся открыть эту бутылку – пробка будет на суперклее.
      – Подниметесь на борт самолета в Мехико?
      – Я поручил Дингу заняться этим. Пора ему приобрести вкус к планированию операций, а эта – достаточно простая. Со своим испанским мне не составит труда ввести в заблуждение мексиканцев.
      – Вернемся к аппаратуре подслушивания. Мы не сможем получать информацию в реальном времени?
      – Нет, никак не сможем. – Покачал головой Кларк. – Она будет поступать к нам в намеренно искаженном виде, но высокоскоростные рекордеры запишут ее, затем мы пропустим запись через компьютеры и получим чистый вариант. Это – дополнительная мера предосторожности. Экипажи самолетов сопровождения не будут знать, что они подслушивают, и только пилотам сообщат, за кем следовать.., может быть, удастся обойтись даже без этого. Я еще проверю.
      – Сколько понадобится времени, чтобы получить расшифрованную чистую запись?
      – Это придется делать уже после прибытия.., скажем, через два часа. По крайней мере таково мнение ребят из научно-технического отдела. А ты знаешь, в чем прелесть этой затеи?
      – В чем?
      – Подслушивать на самолетах – пара пустяков. Ребята в научно-техническом отделе разрабатывали эту проблему очень долго. Им помог прорыв на военно-морском флоте – совершенно черный, настолько он секретен. Никто не подозревает, что это нам по плечу. Компьютерные коды чрезвычайно сложны. Многие пытались решить эту проблему, однако успеха добился один парень из Управления национальной безопасности с помощью теоретической математики. Повторяю, сэр Джон, никто не подозревает, что такое возможно. Японская служба безопасности тоже не готова к этому и потому проспит. Даже если им удастся обнаружить жучок, они придут к выводу, что это неуклюжая попытка какого-то кустаря-одиночки, не разбирающегося в технике. А приемник, который я доставлю на борт самолета, не сможет принять ничего полезного ни для кого, кроме нас…
      – Но наш парень заберет и его, чтобы подстраховаться на случай нарушения радиопередачи?
      – Совершенно верно. Так что у нас будет двойная страховка – или даже тройная, я так и не разобрался в терминологии. Три независимых канала передачи информации: один на борту самолета и два, ведущие передачу с него.
      Райан поднял кружку кофе в шутливом тосте.
      – Отлично. Теперь, когда техническая сторона проекта выглядит осуществимой, мне нужна оценка оперативной вероятности успеха.
      – Ручаюсь за нее, Джек. Черт меня побери! Как хорошо снова чувствовать себя разведчиком. При всем уважении к тебе служба в качестве твоего телохранителя – это недооценка моих возможностей.
      – И ты мне тоже нравишься, Джон, – рассмеялся Райан. Впервые он сбросил напряжение. Если им удастся провести эту операцию, может быть, эта сука Эллиот хоть на время оставит его в покое. Может быть, и президент поймет наконец, что полевые операции с использованием настоящих полевых агентов не утратили своей важности. Это окажется победой, хотя и небольшой.

      – Так для чего собираются их использовать? – спросил второй помощник, глядя с мостика на палубный груз.
      – Говорят, для потолочных балок какого-то храма. По-видимому, храм невелик, – заметил первый помощник. – Сколько же еще будут расти эти волны?..
      – Надо бы сбавить скорость, Пит.
      – Я уже дважды говорил с капитаном. Но он заявил, что не может нарушать график.
      – Тогда объясни это чертову океану.
      – Не знаю, к кому обращаться.
      Второй помощник, исполняющий обязанности вахтенного офицера, только фыркнул. Первый помощник – следующий по старшинству после капитана – поднялся на мостик, чтобы оценить обстановку. Вообще-то это входило в обязанности шкипера, но капитан спал у себя в каюте.
      Лесовоз "Джордж Макриди" пробивался через огромные тридцатифутовые волны, стараясь поддерживать скорость в двадцать узлов. Впрочем, старался безуспешно, хотя дизели работали на полную мощность. Небо было затянуто облаками, и лишь изредка между ними проглядывала луна. Вообще-то шторм стихал, но ветер продолжал дуть со скоростью шестьдесят миль в час, а волнение продолжало увеличиваться. По мнению обоих офицеров, это был типичный шторм, характерный для северной части Тихого океана. Но все же он отличался некоторой необычностью. Было тепло – десять градусов по Фаренгейту, но летящие брызги замерзали на лету и били по окнам мостика подобно дроби на утиной охоте. Правда, повезло, что волны катились навстречу судну. "Джордж М." был грузовым судном, а не пассажирским лайнером, и у него отсутствовали стабилизаторы, уменьшающие бортовую качку. По правде говоря, корабль не так уж и бросало. Надстройка была расположена в кормовой части, что заметно смягчало килевую качку. Это обстоятельство мешало офицерам полностью осознать, что действительно происходит на носу, тем более что видимость из-за туч летящих брызг была плохой.
      У качки были свои особенности. Когда корабельный форштевень врезался в подножие особенно высокой волны, скорость падала. Однако в результате огромных размеров судна оказывалось, что нос сбавлял скорость быстрее кормы, и, когда силы торможения пытались замедлить движение судна, по его корпусу пробегала дрожь. Металлический корпус словно протестовал против такой жестокости, и во время особенно резких толчков его длина даже сокращалась на несколько дюймов, во что было трудно поверить.
      – Когда-то я плавал на авианосце, так он в центральной части уменьшался в длину больше чем на фут. Однажды мы…
      – Прямо по курсу, сэр! – выкрикнул рулевой.
      – Черт побери, девятый вал! – успел воскликнуть второй помощник.
      Внезапно гигантская пятидесятифутовая волна появилась всего в сотне ярдов от тупого носа "Джорджа М.". Это не было чем-то совершенно неожиданным. Порой две волны сливались вместе, их высота на мгновения увеличивалась, а затем волны снова расходились… Нос корабля поднялся вверх на волне средней высоты и рухнул на ее обратном скате вниз перед накатывающей зеленой стеной.
      – Держись!
      Нос не успел подняться. Зеленая пенящаяся стена просто нахлынула на носовую часть корабля, словно не встречая препятствий, и покатилась по всей длине в пятьсот футов, до самой надстройки. Офицеры следили за ней будто зачарованные. Судну не угрожала никакая опасность – по крайней мере они пытались убедить себя в том, что не угрожала немедленная опасность. Сплошная зеленая масса воды катилась мимо тяжелых грузовых кранов и мачт, двигаясь вперед со скоростью тридцать миль в час. Судно снова содрогалось от непомерной перегрузки: его нос врезался в нижнюю часть волны и скорость упала. Более того, нос все еще оставался под водой, потому что основание волны было намного шире ее верхней части, которая готова была разбиться об окрашенный в белое стальной утес, возвышавшийся прямо на ее пути.
      – Сейчас! – крикнул вахтенный офицер рулевому. Гребень волны не достиг уровня мостика и разбился об окна кают старших офицеров. В следующее мгновение вверх взлетела вертикальная белая стена брызг, отрезавшая находившихся на мостике от окружающего мира. Это продолжалось всего секунду, но она показалась им долгой минутой. Затем видимость восстановилась, и они увидели перед собой корабельную палубу, находящуюся точно на том же месте, где ей и надлежало быть, хотя и под слоем воды, стекающей в шпигаты. "Джордж М." накренился на пятнадцать градусов и выровнялся.
      – Сбавить скорость до шестнадцати узлов, ответственность беру на себя, – распорядился первый помощник.
      – Слушаюсь, сэр, – отозвался рулевой.
      – Пока я на мостике, я не допущу, чтобы мой корабль развалился, – заметил старший офицер.
      – Разумное решение. Пит. – Второй помощник уже подошел к аварийной панели, чтобы убедиться в исправности судовых механизмов, – в случае аварии или затопления на панели вспыхнул бы сигнал тревоги. Но аварийные лампочки не горели. В этом не было ничего удивительного – лесовоз спроектировали таким образом, чтобы он мог выдержать куда более суровые штормы, однако это не значило, что на море можно терять бдительность.
      Загудел телефон.
      – Мостик, первый помощник слушает.
      – Что там произошло, черт побери, – послышался голос старшего механика.
      – Всего лишь большая волна, чиф, – коротко ответил Пит. – Есть проблемы?
      – Всего лишь? Она так шарахнула в переднюю переборку, я уж решил было, что выбито окно, – похоже, треснул иллюминатор. Почему бы не сбавить скорость? Неприятно, когда тебе в постель хлещут волны, понимаешь?
      – Я уже распорядился.
      – Отлично. – Стармех положил трубку.
      – Ну, что тут у вас? – раздался голос капитана. Он появился на мостике в пижаме и халате, успел заметить, как вода с палубы исчезала в шпигатах.
      – Большая волна, пятьдесят-шестьдесят футов. Я сбавил ход до шестнадцати узлов. Двадцать – слишком много при такой волне.
      – Правильно, пожалуй, – проворчал капитан. Каждый лишний час у причала обходился в пятнадцать тысяч долларов, и хозяевам не нравилось напрасно расходовать деньги. – Увеличьте скорость, как только будет возможно. – И он исчез, чтобы не застудить босые ноги.
      – Будет исполнено, – ответил Пит, глядя на пустой дверной проем.
      – Скорость пятнадцать и восемь, – доложил рулевой.
      – Хорошо.
      Оба офицера уселись в высокие кресла и взяли чашки с кофе. Вообще-то в происшествии не было ничего пугающего, теперь оно казалось даже захватывающим. Брызги от форштевня, врезающегося в волны, казались удивительно красивыми в лунном свете. Первый помощник посмотрел вниз на палубу. Лишь через несколько секунд он понял, что произошло.
      – Включить палубное освещение!
      – В чем дело? – Второй офицер поспешил к распределительному щиту, и прожекторы залили палубу ярким светом.
      – А, один все-таки остался…
      – Один… – Вахтенный офицер взглянул на палубу. – О-о… Три остальных…
      Первый помощник изумленно потряс головой. Какими словами описать силу простой воды? А ведь это была прочная цепь, и волна разорвала ее, словно гнилую нитку. Впечатляюще.
      Второй помощник снял трубку телефона и нажал кнопку.
      – Боцман, наш палубный груз только что смыло за борт. Осмотрите переднюю часть надстройки и сообщите мне о причиненном ущербе. – Он знал, что добавлять о необходимости осмотра изнутри, не выходя на палубу, не потребуется.
      Через час стало ясно, что они отделались на удивление легко. Бревна, смытые волной, ударили в то место надстройки, которое было укреплено мощными стальными бимсами. Повреждения оказались незначительными, понадобится всего лишь сварка и окраска. Впрочем, кому-то придется рубить новое дерево. Три бревна из четырех были смыты за борт. Японскому храму придется подождать с новой крышей.
      Три огромных бревна, скрепленных вместе железной цепью, остались далеко позади "Джорджа М.". Они все еще были сырыми и теперь начали впитывать морскую воду, становясь еще тяжелее.

* * *

      Кэти Райан следила за тем, как автомобиль ее мужа отъехал от дома. Время, когда она жалела его, прошло. Теперь она чувствовала себя оскорбленной. Он не хотел говорить об этом – не пытался как-то объяснить, извиниться, вместо этого хотел сделать вид, что.., что? Иногда он говорил, что плохо себя чувствует, очень устал. Кэти хотелось откровенно побеседовать с ним, но она не знала, с чего начать. Мужское эго – хрупкая вещь, доктор Кэролайн Райан знала это, а такая тема – самое чувствительное в нем. Наверно, это сочетание усталости и спиртного. Джек – не машина. Он сжигает себя. Кэти заметила первые симптомы несколько месяцев назад. И на службу ему приходится так далеко ездить. Почти три часа ежедневно. Правда, у него шофер, но все равно… Три лишних часа в добавление к напряженной работе вместо того, чтобы пораньше приезжать домой, где его ждут и любят.
      Так помогаю я ему или наношу вред? – спрашивала она себя. Может быть, отчасти здесь и моя вина?
      Кэти вошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Ну что ж, она больше не краснощекий подросток. Вокруг рта и у глаз появились морщины. Следует подумать об очках. Во время работы у нее случались приступы головной боли, и она знала, что причиной могут быть глаза, – в конце концов, она хирург-офтальмолог, – но у нее, как и у всех остальных, вечно не хватало времени, чтобы посетить своего коллегу тут же в Институте Вильмера. Это глупо, признала Кэти. У нее по-прежнему красивые глаза. По крайней мере их цвет не изменился, хотя способности к преломлению пострадали от напряжения, связанного с работой.
      Все еще стройная и тонкая. Не мешало бы сбросить фунта три-четыре или, что еще лучше, добавить их к груди. У Кэти была маленькая грудь, как и у всех женщин из ее семьи, а в мире ценились женщины с грудью, превосходящей размерами вымя коровы Элзи Борден. Ее любимая шутка о том, что размер бюста обратно пропорционален размеру мозга, возникла как защитный механизм. Она мечтала о большой груди подобно тому, как мужчины мечтают о большом члене, однако Бог или унаследованные гены не наградили ее мощным бюстом. Был еще способ исправить положение, но Кэти не могла пойти на унизительную операцию – к тому же ей не нравился слишком большой процент осложнений, связанных с впрыскиванием силикона.
      Что касается остального.., прическа, разумеется, всегда выглядела растрепанной, но тут уж ничего не поделаешь – хирургическая дисциплина категорически запрещала ей обращать внимание на волосы. Впрочем, они все еще были светлыми и шелковистыми, и когда Джек обращал на них внимание, то восхищался ими. Морщинки не портили лица, оно оставалось красивым. Ноги всегда были стройными, а благодаря тому, что ей приходилось много ходить по больницам Хопкинса/Вильмера, даже окрепли. Кэти заключила, что, глядя на нее, собаки не станут лаять ей вслед. Она по-прежнему была привлекательна и знала, что так считают и те, с кем работала. Ей нравилось, что порой студенты-практиканты влюблялись в нее. По крайней мере никто из них не избегал ее обходов.
      Вдобавок ко всему Кэти была хорошей матерью. Она много внимания уделяла детям, беспрестанно заглядывая в комнаты Салли и маленького Джека, даже когда они спали. Последнее время, когда муж так мало бывал дома, Кэти старалась заменить его, подыгрывала сыну в футбол (узнав об этом, Джек ощутил глубокую вину). Когда было время, она вкусно и хорошо готовила. По дому все делала сама и лишь немногое, по выражению Джека, "сдавала в подряд".
      Кэти все еще любила мужа и не упускала случая напомнить ему о своих чувствах. Ей казалось, что у нее отличное чувство юмора. Она не упускала возможности прикоснуться к Джеку – как у любого хорошего врача, у нее были легкие руки. Кэти нравились беседы с мужем, ей хотелось знать его мнение по самым разным вопросам, она не скрывала, что дорожит этим мнением. У Джека не было оснований сомневаться в том, что он оставался ее любимым мужчиной. Более того, Кэти любила его с преданностью жены. Она пришла к выводу, что в семейной жизни делала все правильно и не допускала ошибок.
      Тогда почему он.., почему он не может?..
      Лицо в зеркале смотрело на нее озадаченно, скорее с удивлением, чем с обидой. Что еще я могу сделать? – спросила она свое отражение.
      Ничего.
      Кэти попыталась выбросить все это из головы. Начинался новый день. Предстоит собирать детей в школу. Надо приготовить завтрак, пока они не проснулись. Конечно, эта часть жизни несправедлива. Она – хирург, даже профессор хирургии, однако одновременно она и мать, которой приходится выполнять материнские обязанности, не разделяя их со своим мужем, – по крайней мере ранним утром рабочего дня. Вот тебе и эмансипация. Кэти надела халат и пошла в кухню. Впрочем, положение могло быть еще хуже. Дети любили овсянку и предпочитали растворимую, причем ароматизированную. Она вскипятила воду для каши, поставила ее на малый огонь и отправилась будить детей. Десять минут спустя Салли и маленький Джек умылись, оделись и пришли в кухню. Салли была первой и тут же включила телевизор на канал диснеевских фильмов. Кэти использовала эти десять минут тишины и спокойствия, чтобы выпить кофе и заглянуть в утреннюю газету.
      В правом нижнем углу на первой странице была статья о России. Может быть, подумала Кэти, это одна из причин, так беспокоящих Джека, и решила прочитать ее. Вдруг она сможет поговорить с ним, узнать, почему он такой.., встревоженный? Может быть, все дело именно в этом?
      "…обеспокоены неспособностью ЦРУ представить сведения по этой проблеме. Ходят также слухи о ведущемся расследовании. Представитель администрации подтвердил сообщения о том, что видный сотрудник ЦРУ подозревается в финансовых нарушениях и неразборчивости в своих отношениях с женщинами. Имени этого сотрудника нам не назвали, но утверждают, что он занимает очень видное положение и в число его обязанностей входит координация информации для руководства страны…"
      Неразборчивость в отношениях с женщинами? Что это значит? Кто этот "сотрудник ЦРУ"?
      Это он.
      Видное положение.., координация информации…
      Это Джек. Ее муж. Именно в такой форме указывают на человека, занимающего должность его уровня. В миг прозрения она поняла, что речь идет о нем.
      Джек.., неразборчив в отношениях с женщинами? Мой Джек?
      Это невозможно.
      Но так ли уж невозможно?
      Неспособность удовлетворить ее, усталость, увлечение алкоголем, невнимательность. Может быть, это и есть причина, по которой он.., кто-то еще увлек его?
      Нет, не может быть. Только не Джек. Только не ее Джек. Но в чем же дело?.. Она все еще привлекательна – это общее мнение. Хорошая жена – какие тут могут быть сомнения? Джек ничем не болен. Она сразу заметила бы симптомы; она – врач, и хороший врач, и знала, что не упустила бы ничего важного. Она очень старалась нравиться Джеку, показать, что любит его и…
      Может быть, при всей маловероятности это все-таки возможно? Да.
      Нет. Кэти отложила газету и взяла чашку с кофе. С ее Джеком этого быть не может.

* * *

      Наступил последний час последней фазы обработки плутония. Госн и Фромм следили за станком на первый взгляд равнодушно, но на самом деле они едва сдерживали волнение. Жидкий фреон, что омывал вращающийся металл, не позволял им рассмотреть цилиндр, обработка которого заканчивалась. Это раздражало их, хотя оба понимали, что, если бы они и могли наблюдать за процессом обработки, никакой пользы это бы не принесло, а потому они следили за экраном компьютера – там было видно, что допуски находились в пределах двенадцати ангстрем, предписанных Фроммом. Они ведь должны верить компьютеру, правда?
      – Еще несколько сантиметров, – произнес Госн, когда к ним подошли Бок и Куати.
      – Вы так и не объяснили, как действует вторичная фаза устройства, – сказал командир. Он уже давно называл бомбу устройством.
      Фромм повернулся, не слишком обрадованный тем, что его отвлекли от созерцания конца работы, хотя и знал, что нужно быть довольным этим.
      – Что вас интересует?
      – Мне понятно, как развивается первичная фаза, но не вторичная, – повторил Куати просто и убедительно.
      – Ну хорошо. Теоретическая сторона этого вопроса понятна, если вам удалось познакомиться с принципом. Видите ли, именно в этом и заключалась трудность – открыть принцип. Сначала считали, что, для того чтобы произошла вторичная фаза реакции, требуется всего лишь высокая температура – это отличает центр звезды, ja? На самом деле это не совсем так, первые теоретики упустили из виду давление. Подобное может показаться странным, когда оглядываешься назад, но в изыскательских работах так бывает довольно часто. Ключ к тому, чтобы инициировать вторичную фазу, заключается в следующем: использовать энергию следует так, чтобы превратить ее в давление в тот самый момент, когда вы используете колоссальную температуру, и одновременно изменить направление ее потока на девяносто градусов. Это совсем непросто, когда речь идет о семидесяти килотоннах энергии, – самодовольно произнес Фромм. – Тем не менее представление, что на практике инициировать вторичную фазу невероятно трудно, – вымысел. Идея Улама и Теллера оказалась простой, как это часто случается с интуитивными озарениями. Давление и есть температура. Им удалось понять, что секрет заключается в том, что никакого секрета нет. После того как вы постигли принцип действия, остальное – всего лишь инженерная проблема. Трудно произвести расчеты, необходимые для того, чтобы бомба сработала, – сами технические проблемы достаточно просты. А вот главная трудность состоит в том, чтобы оружие было небольшим по размерам и весу, поддающимся транспортировке. Эта трудность решается чисто технически.
      – А соломинки зачем? – спросил Бок, зная, что его соотечественник захочет ответить на этот вопрос. Этот Фромм, подумал Бок, самодовольный сукин сын.
      – Не могу быть полностью уверенным, однако мне кажется, что это мое изобретение – никому раньше это не приходило в голову. Материал – идеален. Трубочки легкие, полые внутри и легко поддаются изгибу. – Фромм подошел к сборочному столу и взял одну трубочку. – Они сделаны из полиэтилена, и, как видите, внутреннюю их поверхность мы покрыли родием, а наружную – медью. Длина одной "соломинки" шестьдесят сантиметров, а ее внутренний диаметр – три миллиметра. Вторичный источник окружают многие тысячи таких "соломинок". Они связаны в пучки, изогнутые на сто восемьдесят градусов в форме спирали. Спираль – идеальная форма. Она направляет энергию и одновременно сохраняет способность излучать тепло во всех направлениях.
      Каждый инженер, подумал Куати, это неудавшийся учитель.
      – Но каково их назначение?
      – Also .., в момент взрыва первичного заряда происходит
      мощный выброс гамма-излучения. Затем следует рентгеновское излучение. В
      обоих случаях речь идет о фотонах с высокой энергией, квантовых частицах,
      несущих энергию, но не обладающих массой…
      – Световые волны, – сказал Бок, вспомнив уроки физики в гимназии.
      Фромм кивнул.
      – Правильно. Световые волны исключительно большой энергии с иной – более высокой – частотой. Итак, у нас колоссальное количество энергии, излучаемой первичным источником. Какую-то ее долю мы можем отразить или повернуть по направлению к вторичному источнику с помощью созданных нами каналов. Большая часть энергии, разумеется, будет потеряна, однако в нашем распоряжении находится такое гигантское ее количество, что для наших нужд достанет и малой толики. Рентгеновские лучи устремятся по "соломинкам", теряя по пути определенное количество энергии, которая поглощается металлическим покрытием, косые поверхности в свою очередь тоже отразят эти лучи, что приведет к дальнейшему поглощению. Да и полиэтилен тоже поглощает немало энергии. И что происходит в результате?
      – Поглощается такое количество энергии, что, разумеется, должен произойти взрыв, – Бок опередил своим ответом Куати.
      – Совершенно точно, герр Бок. Когда "соломинки" взрываются – на деле они превращаются в плазму, но ведь мы не станем спорить из-за мелочей, когда в нашем распоряжении такой гигантский запас энергии, правда? – плазма распространяется радиально по отношению к их осям, превращая таким образом осевую энергию от первичного источника в радиальную. Происходит взрыв, направленный внутрь к вторичному источнику.
      В голове Куати словно вспыхнул ослепительный свет.
      – Блестяще. Однако вы теряете половину энергии, которая распространяется наружу.
      – На это можно ответить так: и да, и нет. При этом все еще создается энергетический барьер, а он-то нам и нужен. Далее, урановые пластинки, окружающие массу вторичного источника, также превращаются в плазму – под воздействием того же энергетического потока, хотя и медленнее, чем "соломинки", из-за их большей массы. У этой плазмы намного большая плотность, и она давит внутрь-. Внутри корпуса вторичного источника образуется два сантиметра безвоздушного пространства, поскольку отсюда уйдет воздух. Таким образом плазма, устремляющаяся внутрь, получает возможность "стартовать с хода".
      – Значит, вы используете энергию от первичного источника, повернутую под прямым углом, для того, чтобы она оказала на вторичный источник такое же воздействие, какое сначала осуществлялось с помощью химических взрывчатых веществ? – осенило Куати.