* * *

      Не только весь этаж отеля был отведен для президента и сопровождающих его лиц, но освобождены были и два этажа ниже. Итальянские и американские охранники стояли у каждого входа и размещались в зданиях вдоль улицы. Но коридор у входа в комнаты президента охраняли только агенты Секретной службы. Прежде чем отправиться спать, Коннор и Д'Агустино совершили личный обход, проверяя посты. На виду находились десять агентов и еще десять скрывались за различными дверями. У трех сотрудников Секретной службы, занимающих открытые посты, к груди – наискось – были прикреплены черные ранцы, где скрывались израильские автоматы "Узи". Официально эти ранцы назывались ОМР – "оружие мгновенной реакции". Агенты, вооруженные ими, были готовы открыть огонь через полторы секунды после сигнала тревоги. Любой непрошеный гость, сумевший проникнуть в этот коридор, мог рассчитывать на жаркий прием.
      – Значит, Ястреб и Гарпия обсуждают государственные проблемы, – тихо заметила Дага.
      – Постыдись, Элен! Не ожидал, что ты такая ханжа, – упрекнул ее с лукавой улыбкой Коннор.
      – Я знаю, это не мое дело, однако в старину у входа должны были стоять евнухи или кто-то вроде.
      – Вот поговори еще, и Санта-Клаус бросит тебе в чулок раскаленную головешку.
      – Обойдусь – меня устроит новый автоматический пистолет, который приняли на вооружение в ФБР, – усмехнулась Дага. – Они походят на ребятишек. Это просто неприлично.
      – Послушай, Дага…
      – Да знаю – он наш босс, взрослый человек и нам следует отвернуться, чтобы не видеть происходящего. Успокойся, Пит. Неужели ты считаешь, что я проболтаюсь репортерам? – Она открыла дверь, ведущую на пожарную лестницу – там стояли три агента Секретной службы, и два из них держали наготове автоматы.
      – А я только собирался пригласить тебя пропустить стаканчик на ночь, – произнес Коннор с каменным выражением лица. Это была шутка. Ни он, ни Дага не брали в рот спиртного во время работы – а на работе они находились почти всегда. Нельзя сказать, чтобы Коннор не думал временами о том, как бы завалить Дагу к себе в постель. Он был разведен, и Дага тоже, но это не привело бы ни к чему хорошему. Она тоже понимала это и потому ухмыльнулась.
      – Я бы не отказалась – они в этой стране пьют вино, которое мы в детстве считали соком. Ну что у нас за паршивая работа! – Она взглянула вдоль коридора. – Все на местах, Пит. Думаю, можно отправляться спать.
      – Тебе действительно понравился этот десятимиллиметровый пистолет?
      – Пристреливала один на прошлой неделе в Гринбелте. Первая же обойма легла кучно. Лучшего трудно ожидать, милый. Коннор остановился, посмотрел на нее и рассмеялся:
      – Боже мой, Дага!
      – Считаешь, кто-нибудь может нас заметить? – Д'Агустино посмотрела на него невинным взглядом. – Теперь ты понимаешь, что я имею в виду?
      – Господи, да разве итальянцы бывают святошами? Элен ткнула старшего агента локтем под ребра и пошла к лифту. Коннор прав. Она превращается в какую-то ханжу, а это ей совсем не свойственно. Она была страстной по натуре, но ее единственная попытка создать семью закончилась неудачей, потому что рамки семьи были слишком узки для двух самостоятельных властных людей, и к тому же итальянцев. Она понимала, что позволяет предрассудкам влиять на ее суждения. Это плохо, даже если касается вопроса одновременно тривиального и не связанного с ее работой. Ястреб имеет полное право заниматься чем угодно в свободное время, но у него был такой взгляд… Неужели он влюбился в эту стерву? Интересно, допускали подобное другие президенты? Наверно, признала она. Они были всего лишь мужчинами, а все мужчины иногда думают не головой, а тем, что у них ниже пояса. Дагу оскорбляло лишь то, что президент превратился в слугу такой ограниченной особы. Но подобная точка зрения, тут же поняла она, была странной и непоследовательной. В конце концов, она принадлежит к числу свободно мыслящих женщин. Почему она допустила, чтобы это беспокоило ее? Слишком длинный день, решила Дага. Ей нужно отдохнуть, а через пять или шесть часов снова надо вставать на дежурство. Черт бы побрал эти поездки за океан…

* * *

      – Тогда что это? – спросил Куати сразу после восхода. Весь предыдущий день он отсутствовал – проводилось совещание с другими руководителями партизанских отрядов, а потом Куати ездил к своему врачу. Госн знал об этом, хотя и не мог спросить о результатах.
      – Не знаю точно, – ответил техник. – Думаю, устройство для создания радиолокационных помех или что-то в этом роде.
      – Очень интересно, – сразу послышался ответ командира. Несмотря на разрядку в отношениях между Востоком и Западом – или как это называют политики, – дело оставалось делом. Урусских все еще была армия, которая нуждается в оружии. Меры, принимаемые против этого оружия, всегда представляли ценность. Особенный интерес русские проявляли к израильскому снаряжению, поскольку американцы пользовались израильскими разработками. Даже устаревшее снаряжение показывало, в каком направлении работают их инженеры, и помогало разгадать действие современных систем.
      – Да, мы сможем продать его нашим русским друзьям.
      – Как проявил себя американец? – спросил Куати.
      – Просто великолепно. Он мне нравится, Исмаил. Теперь я понимаю его лучше. – И техник объяснил почему. Куати кивнул.
      – Как нам поступить с ним? Госн пожал плечами.
      – Пусть пройдет курс, научится владеть оружием. Посмотрим, как он притрется к нашим бойцам.
      – Хорошо. Я пошлю его туда утром, чтобы посмотреть, что он может. Сколько тебе нужно времени, чтобы разобраться в этой штуке?
      – Я собирался поработать сегодня.
      – Тогда не буду тебе мешать.
      – Как чувствуешь себя, командир?
      Куати нахмурился. Самочувствие его было ужасным, но он пытался убедить себя, что отчасти это объяснялось заключением какого-то договора с израильтянами. Неужели это происходит на самом деле? Разве такое возможно? История утверждает обратное, но вокруг так много перемен… Какое-то соглашение между сионистами и саудовцами… Чего еще можно ожидать после войны с Ираком? Американцы сыграли свою роль в этой войне и теперь предъявляют к оплате какой-то счет. Это разочаровывает, но такого следовало ожидать, и любые шаги американцев отвлекут внимание от недавних зверств израильских оккупантов. Эти люди, хотя и называют себя арабами, оказались бабами и безо всякого сопротивления подчинились огню и смерти… Куати покачал головой. Это не метод ведения войны. Значит, американцы предпринимают что-то, чтобы ослабить воздействие политического взрыва, вызванного бойней на Храмовой горе, а саудовцы лижут им пятки, словно болонки. Никакие договоры, никакие соглашения не смогут оказать влияние на борьбу палестинцев за свободу. Да и я скоро почувствую себя лучше, подумал Куати.
      – Это неважно. Сообщи мне, когда узнаешь что-то определенное.
      Госн понял, что разговор окончен, и вышел. Здоровье командира беспокоило его. Куати серьезно болен – это он узнал у своего зятя. – но насколько тяжела его болезнь? Как бы то ни было, пора приниматься за работу.
      Мастерская выглядела полуразвалившимся сараем с деревянными стенками и крышей из рифленого железа. Если бы она походила на что-то более солидное, пилот какого-нибудь израильского истребителя-бомбардировщика Ф-16 уже давно уничтожил бы ее.
      Бомба – Госн все еще думал о ней как о бомбе – лежала на глиняном полу. А-образная опора – подобно тем, что используются для погрузки тяжелых предметов, – была установлена вчера в соответствии с его указаниями, чтобы он мог передвигать бомбу в случае необходимости. Госн включил свет – он любил работать в ярко освещенном помещении – и посмотрел на.., бомбу.
      Но почему я называю этот предмет бомбой? – спросил он себя. Госн покачал головой. Начинать нужно с люка, это ясно. Работа предстояла трудная. При ударе о землю наружная оболочка бомбы деформировалась и петли люков внутри ее были, несомненно, повреждены… Но у него достаточно времени.
      Госн выбрал в ящике с инструментами отвертку и принялся за работу.

* * *

      Президент Фаулер проснулся поздно. Усталость от полета еще не прошла, и.., он едва не засмеялся, глядя на себя в зеркало. Боже мой, три раза – меньше чем за двадцать четыре часа.., верно? Он попытался сделать мысленные расчеты, но понял, что такое усилие ему по плечу лишь после утреннего кофе. Как бы то ни было, три раза с относительно небольшими перерывами. Такое не удавалось ему вот уже сколько времени! Зато он сумел отдохнуть. Его тело после душа казалось легким и полным сил, а бритва, снимающая крем с его лица, открывала мужчину с молодыми, тонкими чертами, соответствовавшими огню в его глазах. Еще через три минуты он выбрал полосатый галстук, гармонирующий с белой рубашкой и серым костюмом. Сегодня он должен быть одет серьезно, но не мрачно. Пусть духовные лица ослепляют телевизионные камеры блеском своего красного шелка. Его речь произведет еще большее впечатление, если ее произнесет хорошо, со вкусом одетый бизнесмен-политик – таким был его политический образ, несмотря на то что он никогда в жизни не руководил частным бизнесом. Он серьезный человек, этот Боб Фаулер, – вышел из народа, конечно; но все-таки серьезный человек, на которого можно положиться, который всегда поступит правильно.
      Сегодня я уж непременно продемонстрирую это, заметил про себя президент Соединенных Штатов, заглядывая в еще одно зеркало, чтобы проверить, как повязан галстук. Послышался стук в дверь, и он повернул голову.
      – Заходите.
      – Доброе утро, господин президент, – произнес специальный агент Коннор.
      – Привет, Пит. Как жизнь? – Фаулер снова повернулся к зеркалу. Узел выглядел не так, как ему хотелось, и он принялся завязывать галстук снова.
      – Отлично, сэр. Спасибо. Сегодня на улице такая прекрасная погода.
      – Жаль, что тебе и твоим сотрудникам приходится столько трудиться. Мало спите и никогда не видите красоты мест, куда мы приезжаем. Тут и моя вина, правда? – Вот так, решил Фаулер, теперь все хорошо.
      – Ничего страшного, господин президент. Мы все добровольцы. Что заказать на завтрак, сэр?
      – Доброе утро, господин президент! – Из-за спины Коннора показалась доктор Эллиот. – Вот и пришел этот день! Боб Фаулер посмотрел на нее с улыбкой.
      – Верно, пришел. Позавтракаешь со мной, Элизабет?
      – С удовольствием. У меня есть кое-какие материалы – займет немного времени на этот раз.
      – Пит, завтрак на двоих.., и пусть кладут побольше. Я голоден.
      – Мне только кофе, – произнесла Элизабет, обращаясь к агенту. Коннор обратил внимание на ее тон, но только согласно кивнул и вышел. – Боб, ты выглядишь просто великолепно.
      – Ты тоже, Элизабет. – Это было сущей правдой. Она надела свой самый дорогой костюм, женственный и в то же время достаточно серьезный.
      Доктор Эллиот опустилась в кресло и открыла папку.
      – По мнению ЦРУ, японцы что-то задумали, – сказала она после обычного утреннего брифинга.
      – Что именно?
      – По словам Райана, до них донесся только отзвук, какой-то слух о чем-то в следующем раунде переговоров о торговле. Цитируют слова премьер-министра, который произнес резкие слова в наш адрес.
      – А если точнее?
      – "Нас лишили заслуженно принадлежащего нам места в мире в последний раз, и я расквитаюсь с ними за это", – процитировала доктор Эллиот. – Райан считает, что это очень важно.
      – Как считаешь ты?
      – Думаю, у Райана опять приступ мании преследования. Его лишили возможности принять участие в заключительном этапе работы над договором, вот он и решил продемонстрировать свою важность. Маркус согласен с такой оценкой, но все-таки послал это сообщение, чтобы проявить беспристрастность, – закончила Элизабет подчеркнуто ироничным тоном.
      – Кабот не оправдал наших надежд, верно? – Фаулер бегло просмотрел документы.
      – Он не сумел показать своим подчиненным, кто босс в его ведомстве. Бюрократы запутали его в своих сетях, особенно Райан.
      – Неужели он так не нравится тебе? – спросил президент.
      – Он слишком высокомерен. Он…
      – Элизабет, Райан имеет крупные заслуги. Он тоже не нравится мне как человек, но как разведчик он провел много операций и блестяще справился с ними.
      – Райан – это атавизм, Боб. Джеймс Бонд – по крайней мере так он считает. Хорошо, – согласилась Эллиот, – у него немало заслуг, но ведь все они в прошлом. Сейчас нам нужны люди с более широким взглядом на положение в мире.
      – Конгресс не согласится с таким мнением, – заметил президент, и в это время в комнату вкатили столик с завтраком. Пищу заранее проверили и убедились, что в ней отсутствуют радиоактивные вещества, подслушивающие устройства и яды. Кроме того, специально подготовленные собаки установили, что в ней нет и взрывчатых веществ, – что, подумал президент, было очень непросто для собак, которые, наверно, тоже любили сосиски.
      – Можете идти, мы обслужим себя сами. – Президент отпустил стюарда, прежде чем продолжить. – Он нравится им, Элизабет. Конгресс в восторге от Райана, в полном восторге. – Фаулер мог не добавлять, что Райан как заместитель директора Центрального разведывательного управления, хотя и был назначен на эту должность президентом, прошел утверждение в сенате США. Таких людей трудно уволить. Для этого нужны веские основания.
      – Мне это совершенно непонятно. Особенно позиция Трента. Почему именно он так защищает Райана?
      – А ты бы спросила его, – предложил Фаулер, окуная оладьи в масло.
      – Я так и сделала. Он танцевал вокруг моего вопроса, так и не ответив по существу, подобно прима-балерине. Президент расхохотался.
      – Боже мой, женщина, что если кто-нибудь услышит тебя!
      – Роберт, мы оба одобряем сексуальные вкусы почтенного мистера Трента, но он чопорный сукин сын, и мы это тоже знаем.
      – Это правда, – вынужден был согласиться Фаулер. – Но что ты хочешь этим сказать, Элизабет?
      – Пора Каботу поставить Райана на место.
      – Насколько повлияла на твое мнение роль Райана в идее договора?
      Глаза Эллиот сверкнули от ярости, но президент смотрел в тарелку. Она глубоко вздохнула, прежде чем продолжить разговор, и попыталась понять, намеренно ли хочет президент завести ее или нет. Нет, наверно, однако эмоции такого рода не влияли на Фаулера.
      – Боб, мы уже говорили об этом. Райан всего лишь объединил в одно целое несколько идей, уже выдвинутых другими. В конце концов, он офицер разведки. Их обязанность докладывать о том, что делают другие.
      – Райан делал значительно больше. – Фаулер видел, что происходит с Элизабет, но подкалывать ее было так забавно.
      – Отлично, он убивал людей! Это делает его каким-то особенным? Проклятый Джеймс Бонд! Ты даже допустил казнь тех, кто…
      – Элизабет, эти террористы убили семерых агентов Секретной службы. Ее сотрудники охраняют меня, и от них зависит моя жизнь. С моей стороны было бы актом черной неблагодарности и полным идиотизмом помиловать людей, убивших их сослуживцев. – На лице президента едва не появилось выражение беспокойства… "Это и есть твоя принципиальность, Боб?" – спросил его внутренний голос, но ему удалось сдержаться.
      А теперь тебе придется вообще воздержаться от помилования любых преступников – ведь тебя могут обвинить в том, что однажды ты отказал в помиловании из своекорыстных соображений. Ты допустил, чтобы тебя загнали в тупик и перехитрили, – напомнила она. Значит, он действительно хотел завести меня, решила Элизабет и ответила ему тем же. Однако Фаулер не поддался на такую ловушку.
      – Элизабет, я, может быть, единственный прокурор в Америке, который не верит в эффективность смертной казни, но мы живем в демократическом государстве, и народ считает ее необходимой. – Он поднял голову от тарелки. – Это были террористы. Не могу сказать, что я был счастлив, когда их казнили, но если кто-нибудь заслуживал такого наказания, то это именно они. В то время я не мог занять иную позицию в этом вопросе. Может быть, во время второго срока. Нужно подождать, когда случай будет подходящим. Политика – это искусство возможного. Это значит, что осуществлять свои цели нужно постепенно, Элизабет. Ты ведь знаешь это не хуже меня.
      – Если ты не примешь меры, то когда-нибудь утром проснешься и увидишь, что во главе ЦРУ стоит Райан. Не отрицаю, у него есть способности, но он принадлежит к прошлому. Для того времени, в котором мы живем, Райан уже не годится.
      Боже мой, да ведь ты завистливая женщина, подумал Фаулер. Впрочем, у всех нас есть слабости. Пожалуй, хватит играть с ней. Не дай Бог обидеть ее слишком серьезно.
      – Что ты предлагаешь?
      – Нам нужно незаметно вытеснить его.
      – Я подумаю над твоим предложением. Знаешь, Элизабет, давай не будем портить такой день спорами подобного рода, ладно? Как ты собираешься сообщить об условиях договора?
      Элизабет откинулась назад и сделала несколько глотков из чашки. Она упрекнула себя за то, что излишне увлеклась и начала требовать уступок от президента слишком рано. Она испытывала острую неприязнь к Райану, но Боб прав, разумеется. Для разговора нужно другое место и другое время. Элизабет знала, что у нее достаточно времени для достижения своих целей и добиваться их следует с немалым искусством.
      – Просто покажу им экземпляр договора.
      – Думаешь, они смогут так быстро прочитать его? – Фаулер рассмеялся. В средствах массовой информации было полно недоучек.
      – Ты бы видел, что говорят о договоре. Передовая статья "Нью-Йорк тайме" передана по телефаксу сегодня утром. Им отчаянно нужна информация. Ради нее пресса готова на все. К тому же я подготовила пояснительные заметки.
      – Поступай так, как считаешь нужным, – сказал президент, доедая сосиски. Он взглянул на часы. Сейчас расчет времени имел огромное значение. Разница во времени между Римом и Вашингтоном была шесть часов. Это означало, что подписание договора должно начаться не раньше двух часов дня, чтобы церемония попала в утренние передачи новостей. Однако американский народ предстоит подготовить, следовательно, телевизионщикам нужно представить подробности договора к трем часам восточного поясного времени – иначе они не сумеют полностью освоить материал. Элизабет сообщит подробности договора в девять – через двадцать минут, подумал Фаулер.
      – И ты скажешь о роли, которую сыграл Чарли?
      Обязательно. Будет справедливо, если мы подчеркнем его заслуги.
      Вот и конец роли Райана в процессе урегулирования отношений на Ближнем Востоке, подумал Боб Фаулер, но промолчал. К тому же Чарли и правда дал толчок этому делу. Фаулера охватило смутное чувство жалости к Райану. Президент тоже считал, что заместитель директора ЦРУ относится к ушедшим временам, но ему было известно все, что совершил Райан в прошлом, и это произвело на него глубокое впечатление. Да и Арни ван Дамм высоко ценил Райана, а Арни разбирался в людях лучше всех в администрации Фаулера. Однако Элизабет занимала пост советника по национальной безопасности, и президент не мог допустить столкновения между нею и заместителем директора ЦРУ. Нет, не мог. Так что все было очень просто.
      – Ослепи их, Элизабет.
      – Для этого не понадобится особых усилий. – Она улыбнулась ему и вышла.

* * *

      Работа оказалась намного труднее, чем он ожидал. Госн подумал, а не позвать ли кого-нибудь на помощь, потом отказался от этой мысли. Часть его славы в организации основывалась на том, что он всегда работал, один и обращался за помощью лишь в тех случаях, когда требовались крепкие спины.
      Бомба – или устройство, или подвесной контейнер – оказалась значительно более прочной конструкцией, чем предполагалось. Направив на нее мощные лампы, Госн не спеша очистил и вымыл ее водой. И тут же обнаружил много загадочных деталей. Например, отверстия, заглушенные болтами. Он удалил один из болтов и увидел, что под ним скрывается еще одно электрическое соединение. Особенно удивительным, однако, оказалось то, что корпус бомбы толще обычного. Госну приходилось разбирать подвесное устройство, создающее электронные помехи, которое было изготовлено в Израиле, и он убедился, что, хотя корпус изготовлен из алюминия, а нескольких местах были части из фибергласа или пластика, прозрачные для электронного излучения.
      Госн начал работу с люка в корпусе бомбы, скоро понял, что открыть его почти невозможно, и попытался найти другие способы проникнуть внутрь. Однако их не оказалось, и Госн вернулся к люку, недовольный тем, что напрасно потратил несколько часов.
      Он сел, выпрямил усталую спину и закурил. Так что же ты собой представляешь? – спросил он, мысленно обращаясь к загадочному предмету.
      Теперь ему стало ясно, что этот предмет очень походит на бомбу – да, на бомбу. Тяжелый корпус – почему он не, понял с самого начала, что у системы электронного глушения не может быть такого массивного корпуса… Но разве это может быть бомбой? Никаких взрывателей или детонаторов, внутри Госн увидел только электрические провода и разъемы. Нет, это все-таки что-то, связанное с электроникой. Он погасил сигарету о землю и подошел к верстаку.
      В распоряжении Госна было множество инструментов, среди них циркульная пила по металлу, работающая на бензиновом моторе. Вообще-то ею полагалось работать вдвоем, однако Госн решил, что справится и один, если возьмется за люк, который тоньше, чем корпус. Он установил глубину разреза в девять миллиметров и включил мотор, с трудом подтащив пилу к люку. Визг пилы был ужасен, особенно после того, как алмазное лезвие начало врезаться в сталь, но вес оказался достаточно велик, чтобы удержать пилу на месте, не допустить ее соскальзывания в сторону. Госн медленно водил пилой по краю люка. Для первого разреза ему потребовалось двадцать минут. Он выключил пилу, положил ее рядом, затем проверил разрез тонкой проволокой.
      Наконец! – сказал он себе. Ему удалось проникнуть внутрь корпуса. Сам корпус был гораздо толще – сантиметра четыре, однако люк оказался в четыре раза тоньше. Госн был так доволен успехом, что ему и в голову не пришло задуматься над тем, почему для корпуса устройства электронных помех потребовалась такая толщина закаленной стали. Перед тем как продолжить работу, он надел противошумовые наушники. В ушах у него звенело от визга пилы, и ему не хотелось, чтобы головная боль еще больше затруднила и без того тяжелую работу.