Летчикам хотелось подыграть, чтобы впечатление стало еще ярче, но они решили не рисковать. Более того, с этого момента они хранили полное молчание. Пилот отвел от себя ручку управления, еще больше увеличив скорость снижения, затем повернул налево, словно пытаясь достичь Мальты. Операторы на башне управления утратят все сомнения, когда стрелка альтиметра минует отметку 25 тысяч футов, подумал он. Настроение у него было отличным. Раньше он был летчиком-истребителем в военно-воздушных силах своей страны и тосковал по радостному чувству, с которым бросал послушный истребитель в самые отчаянные развороты. При таком снижении лица пассажиров уже побледнели бы от паники. Пилоту казалось, что только так и нужно летать.
      - Он, должно быть, тяжело нагружен, - заметил начальник смены.
      - Направляется в Париж, в аэропорт де Голля. - Оператор поморщился и пожал плечами. - Только что наполнил баки в Бенгази.
      - Может, некачественное топливо? - Оператор в ответ снова пожал плечами.
      Происходящее походило на сцену гибели самолета на телевизионном экране, было более страшным: цифры, обозначающие высоту падающего самолета, менялись быстро, как на игровом автомате.
      Начальник смены поднял трубку телефона.
      - Свяжитесь с ливийцами. Спросите, может быть, они смогут послать на помощь спасательный самолет. В заливе Сидра терпит бедствие самолет.
      - Башня управления Валетты, это корабль ВМС США "Рэдфорд". Как слышите меня? Прием.
      - "Рэдфорд", это Валетта.
      - Видим ваш контакт на радаре. Похоже, он быстро снижается. - Это был голос младшего лейтенанта, который этой ночью нес вахту в центре боевой информации. "Рэдфорд" был устаревшим эсминцем типа "спрюанс" и направлялся в Неаполь для совместных учений с египетским флотом. По пути командиру "Рэдфорда" приказали пройти через залив Сидра, чтобы подтвердить свободу мореплавания, - маневр, который был почти таким же старым, как и сам эсминец. Когда-то залив служил яблоком раздора и даже стал причиной двух воздушных и морских стычек в восьмидесятые годы, но теперь плавание через него превратилось в нудную рутину - в противном случае "Рэдфорд" не зашел бы сюда в одиночку. Ночная вахта испытывала такую скуку, что персонал в центре боевой информации прослушивал радиопереговоры на гражданских частотах, чтобы как-то взбодриться. - Контакт на расстоянии восемь-ноль миль к западу от нас. Осуществляем слежение за ним.
      - Вы сможете осуществить спасательную операцию?
      - Валетта, я только что разбудил капитана. Дайте нам несколько минут на подготовку. Думаю, можем попытаться.
      - Он падает как камень, - доложил старшина, сидящий у главного радиолокационного экрана. - Постарайся выровнять самолет, парень.
      - Цель - реактивный самолет "Гольфстрим G-IV". Мы видим его на высоте шестнадцать тысяч футов, он быстро снижается, - сообщила Валетта.
      - Спасибо, у нас такие же сведения. Остаемся на связи.
      - В чем дело? - послышался голос капитана, который появился в брюках цвета хаки и майке. Доклад младшего лейтенанта не потребовал много времени. - О'кей, разбудите вертолетчиков. - Затем капитан поднял трубку телефона внутренней связи. - Мостик, это центр боевой информации. Говорит капитан. Полный вперед, перейти на новый курс...
      - Два-семь-пять, - сообщил старшина у экрана радиолокатора. - Цель на пеленге два-семь-пять, расстояние восемь-три мили.
      - Новый курс два-семь-пять, - повторил в трубку капитан.
      - Слушаюсь, сэр. Ложимся на курс два-семь-пять, полный вперед, отрепетовал вахтенный офицер. Главный старшина на мостике передвинул вперед ручки прямого управления машиной, и в огромные турбины фирмы "Дженерал электрик" хлынул дополнительный поток топлива. Корпус "Рэдфорда" задрожал, его корма осела, и эсминец начал стремительно набирать скорость, переходя с крейсерских восемнадцати узлов на предельную. Капитан обвел взглядом просторное помещение центра боевой информации. Вахтенные находились на местах, хотя кое-кто старался стряхнуть дремоту. Тем временем отрегулировали радар, и изображение на главном экране стало четче.
      - Объявить боевую тревогу, - скомандовал шкипер. Надо воспользоваться возможностью, чтобы провести учение, подумал он.
      Загремели колокола громкого боя, через тридцать секунд все проснулись и побежали к своим постам по боевому расписанию.
      ***
      Спускаясь к морской поверхности в ночное время, нужно быть особенно осторожным. Пилот "гольфстрима" не сводил взгляда с альтиметра, следя за высотой и скоростью снижения. При отсутствии визуальных ориентиров легко врезаться прямо в воду, и хотя это было бы идеальным завершением их операции, летчикам не улыбалось, чтобы оно оказалось столь идеальным. Еще несколько секунд, и они исчезнут с радара Валетты, а затем начнут выходить из пике. Единственное, что беспокоило пилота, это возможное присутствие корабля в районе, однако в свете четвертной луны он не видел на воде никаких кильватерных следов.
      - Приступаем, - заявил пилот, когда самолет миновал отметку высоты в пять тысяч футов. Он потянул на себя ручку управления. В Валетте могут заметить перемену в скорости снижения по его транспондеру, если он все еще виден у них на экране, но даже если заметят, то решат, что после крутого пике, необходимого, чтобы встречный поток воздуха помог ему снова включить двигатели, теперь он пытается выровнять самолет для управляемой посадки на гладкую поверхность моря.
      ***
      - Он уходит с экрана, - сказал оператор. Светящаяся точка на экране несколько раз мигнула, вспыхнула снова и погасла. Начальник смены кивнул и включил микрофон.
      - "Рэдфорд", это Валетта. Джульетта-альфа исчезла с нашего экрана. Последняя отметка высоты была шесть тысяч футов, снижение продолжалось, курс три-четыре-три.
      - Понял вас, Валетта, мы все еще видим его на экране. Высота сейчас четыре тысячи пятьсот футов, скорость снижения замедлилась, курс три-четыре-три, ответил вахтенный офицер центра боевой информации. В шести футах от него капитан говорил с командиром авиационной группы "Рэдфорда". Понадобится больше двадцати минут для взлета SH-60D "сихок" - единственного вертолета, который был на эсминце. Его готовили к взлету, прежде чем поднять на летную палубу. Пилот вертолета повернулся и посмотрел на радиолокационный дисплей.
      - Море спокойное. Если у него есть хоть капля здравого смысла, находящихся в самолете можно спасти. Надо только попытаться совершить посадку вдоль волн и скользить по воде. О'кей, сэр, вылетаем. - С этими словами пилот покинул центр боевой информации и направился к корме.
      - Самолет исчезает за горизонтом, - доложил старшина у главного радиолокационного экрана. - Только прошел отметку высоты полторы тысячи футов. Похоже, он собирается совершить аварийную посадку на воду.
      - Сообщите в Валетту, - приказал капитан.
      ***
      Пилот выровнял свой "Гольфстрим G-IV" на высоте пятьсот футов по радарному альтиметру. Опуститься ниже он не рискнул. Сделав это, он включил двигатели на крейсерскую мощность и повернул влево, к югу, в сторону Ливии. Теперь он предельно сосредоточился. Лететь на такой высоте трудно даже при благоприятных обстоятельствах, а уж ночью да еще над морской поверхностью еще труднее. Но пилот получил четкий приказ, хотя его смысл ему был неясен. В любом случае конец операции быстро приближался. При скорости чуть больше трехсот узлов он через сорок минут совершит посадку на военном аэродроме, там дозаправится и вылетит к месту назначения.
      ***
      Через пять минут "Рэдфорд" немного изменил курс, чтобы ветер дул в наиболее благоприятном направлении. Тактическая навигационная система "сихока" скопировала имеющуюся информацию с аппаратуры боевого информационного центра. Вертолет будет вести поиски в круге диаметром пятнадцать миль - процедура однообразная, требующая много времени, но отчаянная. В воде находились люди, а самым первым и старым законом моря является спасение попавших в беду. Как только вертолет взлетел, эсминец снова повернул налево и полным ходом устремился к месту предполагаемой катастрофы. Все четыре турбины работали на пределе, и корабль мчался со скоростью тридцать четыре узла. К этому времени капитан уже сообщил о происшедшем в Неаполь и запросил дополнительную помощь от находящихся поблизости военных кораблей - в непосредственной близости не было американских судов, зато в этот район, к югу, направлялся итальянский фрегат и даже ливийские ВВС затребовали информацию.
      ***
      "Пропавший" самолет совершил посадку как раз в тот момент, когда американский вертолет достиг района предполагаемой катастрофы и принялся за поиски. Экипаж "гольфстрима" вышел из самолета, чтобы освежиться, пока его баки наполняли топливом.
      Они увидели, что четырехмоторный транспортный АН-10, изготовленный в России, включил двигатели и приготовился принять участие в операции по поиску и спасению. Ливийцы теперь активно участвовали в таких операциях, пытаясь вернуться в мировое сообщество, но даже их командование ничего не знало о происшедшем в действительности. Всего несколько телефонных звонков помогли проведению операции, и тот, кто вел переговоры, знал только, что два самолета совершат посадку, заправятся и полетят дальше. Через час "гольфстрим" снова взлетел и направился в сторону сирийской столицы Дамаска. Сначала предполагалось, что они вернутся на свой аэродром в Швейцарии, к которому приписаны, но пилот возразил против этого на том основании, что два самолета, принадлежащие одной и той же компании и пролетающие в одном и том же районе практически в одно и то же время, могут вызвать интерес и ненужные вопросы. Во время набора высоты пилот повернул самолет на восток.
      По левому борту, внизу, в заливе Сидра, они увидели мелькающие огни, причем, к их удивлению, принадлежащие вертолету. Люди жгли топливо, тратили время - и все напрасно. Эта мысль заставила улыбнуться пилота, когда он достиг крейсерской высоты и расслабленно откинулся на спинку кресла, доверив автопилоту вести самолет на заключительном этапе длительного рабочего дня.
      ***
      - Мы уже прилетели?
      Моуди повернул голову. Он только что заменил своей пациентке бутылку с раствором для внутривенного вливания. Лицо под пластиковым шлемом отчаянно чесалось от растущей бороды. Он увидел, что сестра Мария-Магдалена испытывает такое же ощущение от своего немытого тела. Первое, что она сделала, когда проснулась, - поднесла руки к лицу и коснулась ими прозрачного пластика.
      - Нет, сестра, но скоро будем на месте. Прошу вас, отдыхайте. Я справлюсь сам.
      - Нет-нет, доктор Моуди, вы, должно быть, очень устали. - Она попыталась встать.
      - Я моложе вас и лучше отдохнул, - остановил ее врач. К счастью, Жанна-Батиста находилась под воздействием наркотика.
      - Сколько сейчас времени?
      - Достаточно, чтобы вы отдохнули. Когда мы прибудем к месту назначения, вы займетесь своей подругой, но меня тогда сменят другие врачи. Прошу вас, берегите силы. Они скоро вам понадобятся.
      Моуди знал, что говорит правду.
      Монахиня не ответила. Привыкшая выполнять указания врачей, она повернула голову, что-то прошептала - наверно, молитву - и закрыла глаза. Когда Моуди убедился, что она действительно уснула, он прошел в кабину летчиков.
      - Сколько еще?
      - Сорок минут. Мы совершим посадку немного раньше, чем предполагалось, нам помогает попутный ветер, - ответил второй пилот.
      - Значит, до рассвета?
      - Да.
      - Чем она больна? - не повернув головы, спросил пилот. Ему так все надоело, что просто хотелось услышать что-то новое.
      - Уверяю вас, вам лучше об этом не знать, - заверил его Моуди.
      - Она умрет, эта женщина?
      - Прежде чем этим самолетом воспользуются снова, в нем следует провести самую тщательную дезинфекцию.
      - Нас уже предупредили об этом. - Пилот пожал плечами, даже не подозревая, какой ужас мог испытать, знай он, что за пациентка находится на кушетке в салоне. А вот Моуди знал это. В пластиковой простыне под нею уже, должно быть, накопилась лужа зараженной крови. При ее выгрузке им придется вести себя исключительно осторожно.
      ***
      Бадрейн был доволен, что не прикоснулся к алкоголю. Он оказался самым разумным человеком среди всех, находившихся в бункере. Подумать только: десять часов. Они говорили и спорили, как торговки на базаре, уже десять часов.
      - Он согласится на это? - спросил командующий национальной гвардией.
      - Это вполне разумное предложение, - ответил Али. Пять известных имамов прилетят в Багдад и останутся здесь в качестве заложников, подтверждая тем самым если не добрую волю, то по крайней мере верность своего лидера данному им слову. По сути дела это было надежнее, чем предполагали собравшиеся здесь генералы. Впрочем, они не проявили особого интереса. Когда эта проблема была решена, генералы переглянулись и кивнули один за другим.
      - Мы согласны, - произнес командующий национальной гвардией, он говорил от имени всей группы. То, что сотни офицеров более низкого ранга останутся здесь и понесут наказание, генералам было безразлично. Во время продолжительной дискуссии этот вопрос не затрагивался.
      - Мне нужен телефон, - сказал им Бадрейн. Начальник спецслужбы провел его в соседнюю комнату. Там всегда была прямая связь с Тегераном. Даже во время войны между Ираном и Ираком она не прерывалась. На этот раз канал связи шел через микроволновую башню. Дальше связь осуществлялась по оптиковолокнистому кабелю, ведущиеся по нему разговоры невозможно было перехватить.
      Под внимательным взглядом иракского генерала Бадрейн, нажав на кнопки, набрал номер, который запомнил несколько дней назад.
      - Это Юсуф. У меня новости, - сказал он человеку, который поднял трубку.
      - Прошу подождать, - был ответ.
      ***
      Дарейи, как и всякий нормальный человек, не любил, чтобы его будили так рано, особенно если принять во внимание, что последнее время он плохо спал. Когда на тумбочке рядом с его кроватью зазвонил телефон, он несколько раз моргнул и лишь затем протянул руку к трубке.
      - Слушаю.
      - Это говорит Юсуф. Все согласовано. Потребуется пять друзей.
      Хвала Аллаху за Его милосердие, подумал Дарейи. Для того чтобы созрели эти плоды, потребовалось столько лет войны и мира. Впрочем, нет, возносить хвалу Аллаху преждевременно. Еще предстоит сделать так много. Однако самое трудное теперь уже позади.
      - Когда начнем?
      - Как можно скорее.
      - Спасибо. Я не забуду твою верную службу. - Теперь Дарейи проснулся окончательно. Этим утром впервые за много лет он забыл произнести утренние молитвы. Аллах поймет, что работа, направленная на Его благо, должна выполняться быстро.
      ***
      Как она, должно быть, устала, подумал Моуди, глядя на Марию-Магдалену. Когда самолет совершил посадку, обе монахини проснулись. Последовала обычная тряска, пока самолет замедлял свой пробег, и Моуди услышал хлюпающий звук. Это значило, что Жанна-Батиста действительно лежит в луже крови, как он и предполагал. Ничего не поделаешь, по крайней мере он сумел доставить ее живой. Глаза сестры были открыты и смотрели на изогнутый потолок салона, хотя вряд ли видели что-то. Мария-Магдалена воспользовалась возможностью и посмотрела в иллюминатор, но все, что она увидела, это аэропорт, а они выглядят одинаково во всем мире, особенно ночью. Наконец самолет остановился и дверца открылась.
      Теперь они тоже поедут в грузовом фургоне. В салон вошли четверо, все в защитных пластиковых костюмах. Моуди расстегнул ремни, удерживавшие пациентку на кушетке, и сделал знак второй монахине оставаться на месте. Четыре армейских медика осторожно подняли прочную пластиковую простыню, держа ее за углы, и понесли больную к дверце. Когда они подняли пациентку, Моуди заметил, что немного крови попало и на кушетку, где лежала Жанна-Батиста. Врач покачал головой. Ничего страшного. Летчикам даны указания, которые повторялись не один раз. Когда пациентку благополучно уложили в кузов машины, Моуди и Мария-Магдалена тоже спустились по ступенькам трапа. Они сняли шлемы, позволив себе наконец вдохнуть свежий прохладный воздух. Врач взял у одного из вооруженных часовых, окруживших самолет, фляжку с водой и передал ее монахине. Сам он тут же взял для себя еще одну. Они выпили по целому литру воды, прежде чем подняться в крытый кузов. Оба с трудом ориентировались после длительного полета, особенно Мария-Магдалена, потому что не знала, где находится. Врач обратил внимание на "Боинг-707", видно, прибывший незадолго до них. Это был тот самый самолет, что доставил груз обезьян, но Моуди не знал об этом.
      - За все эти годы я еще никогда не бывала в Париже - разве только совершала пересадку в аэропорту, - сказала Мария-Магдалена, глядя по сторонам, прежде чем опустился брезент, отрезавший их от внешнего мира.
      Жаль, что вы никогда и не побываете в нем, подумал Моуди.
      Глава 16
      Перевозка из Ирака
      - Здесь ничего нет, - заметил пилот вертолета. "Сихок" описывал круги на высоте тысячи футов, ощупывая морскую поверхность поисковым радаром, достаточно чувствительным, чтобы обнаружить обломки, - он был предназначен для поиска перископов, - но им не удалось увидеть ничего, даже плавающей бутылки из-под минеральной воды "Перрье". У обоих летчиков на глазах были очки ночного виденья, и они заметили бы жирное пятно от разлившегося топлива, но и его не было видно.
      - Трудно, должно быть, не оставить ни следа после падения, - ответил второй пилот по интеркому.
      - Если только мы ведем поиски не там, где следует. - Первый пилот посмотрел на экран тактической навигационной системы. Нет, они находились в районе предполагаемой катастрофы, в этом не было сомнений. Топлива у них осталось на час полета. Пора подумать о возвращении на "Рэдфорд", который тоже прочесывал этот район. Прожекторы прорезали предрассветную мглу, напомнив сцену из кинофильма о второй мировой войне. Тут же летал ливийский АН-10, стараясь помочь, но только мешал поискам.
      - Обнаружили что-нибудь? - запросил их офицер с "Рэдфорд а".
      - Нет, ничего. На поверхности не обнаружили ничего. У нас топлива на один час полета, прием.
      - Понял вас. Топлива на час полета, - ответили с "Рэдфорда".
      - Сэр, последний зарегистрированный нами курс цели был три-четыре-три, скорость полета два-девять-ноль узлов и скорость снижения три тысячи футов в минуту. Если его нет в этом районе, я не знаю почему, - произнес начальник оперативной части, указывая на карту. Капитан отпил кофе из кружки и пожал плечами. Поисково-спасательная команда стояла на палубе в полной готовности. Два ныряльщика облачились в костюмы для подводного плавания, и тут же находилась команда шлюпки. Повсюду разместились наблюдатели со всеми биноклями, которые имелись на борту эсминца, пытаясь обнаружить мигалки на спасательных жилетах экипажа самолета или вообще что-нибудь, а корабельный акустик прислушивался к высокочастотным аварийным сигналам, которые должен был подавать локатор самолета, потерпевшего аварию. Эти приборы выдерживали даже сильный удар при посадке и автоматически включались при соприкосновении с морской водой, а батареи должны были действовать в течение нескольких суток. Гидролокатор "Рэдфорда" был настолько чувствителен, что обнаружил бы сигналы этого прибора с расстояния в тридцать миль, а сейчас они находились в точке, которую радиолокаторщики определили как район предполагаемой катастрофы. Ни сам корабль, ни его команда еще никогда не принимали участия в подобной спасательной операции, но к этому их тщательно готовили, и все этапы операции были осуществлены настолько четко, что это вполне удовлетворило командира.
      - Корабль ВМС США "Рэдфорд", корабль ВМС США "Рэдфорд", это центр управления полетами Валетты, прием. Капитан взял микрофон.
      - Валетта, это "Рэдфорд".
      - Вам удалось обнаружить что-нибудь? Прием.
      - Нет, Валетта. Наш вертолет прочесал весь расчетный район и пока безрезультатно. - Они уже запросили Мальту относительно точных данных скорости и курса самолета перед тем моментом, когда он исчез с экрана радиолокатора, но более точные приборы эсминца следили за самолетом уже после того, как он исчез с экрана гражданского радара.
      Разочарованные вздохи на обоих концах канала радиосвязи свидетельствовали о том, что они знали, что произойдет дальше. Поиски будут продолжаться еще сутки - не больше и не меньше, им ничего не удастся обнаружить, и на этом все кончится. Уже был послан телекс на фирму, которая занималась изготовлением самолетов этого типа, информирующий ее о том, что одна из их машин потерпела бедствие в море. Представители фирмы, производящей реактивные самолеты "гольфстримы", вылетят в Берн для проверки материалов, касающихся технического обслуживания этого самолета, надеясь найти там ключ к разгадке аварии, и, скорее всего, ничего не обнаружат. После этого данные об исчезновении самолета попадут в раздел картотеки, озаглавленный "причины неизвестны". Но тем не менее игра должна вестись до конца, и к тому же это по-прежнему хорошая тренировка для команды американского эсминца "Рэдфорд". Члены команды отнесутся к поискам без особых эмоций. На самолете не было никого из их знакомых, хотя успешная операция по спасению гибнущих в море изрядно повысила бы моральный дух команды.
      Скорее всего именно запах дал ей понять, что здесь необычного. Поездка от аэропорта была короткой. Еще не рассвело, и когда грузовик остановился, врач и медсестра все еще не отошли от продолжительного полета. Первое, чем они занялись по прибытии, - помогли разместить сестру Жанну-Батисту в отведенной для нее палате. Лишь после этого можно было освободиться от защитного пластикового скафандра. Мария-Магдалена пригладила короткие волосы и глубоко вздохнула, получив наконец возможность оглядеться вокруг. То, что она увидела, удивило ее. Моуди заметил ее замешательство и поспешил проводить монахиню внутрь здания, прежде чем она поняла, в чем дело.
      И тут она почувствовала запах, знакомый африканский запах, оставшийся после переноски клеток с обезьянами несколько часов назад, определенно не похожий на запах Парижа, а тем более на запах такого стерильно чистого медицинского учреждения, каким должен быть институт Пастера. Затем Мария-Магдалена посмотрела по сторонам и увидела, что таблички на стенах написаны не по-французски. Разумеется, она не имела представления о действительной ситуации, просто у нее возникли основания для вопросов - и тут, к счастью для нее, времени для вопросов не осталось. К ней подошел солдат, взял ее за руку и увел куда-то. Мария-Магдалена ничего не понимала и не успела ничего сказать. Она всего лишь посмотрела через плечо на небритого человека в зеленом халате хирурга. Печальное выражение его лица только запутало монахиню еще больше.
      - Что такое? Кто это? - спросил директор проекта.
      - У религиозного ордена, к которому они принадлежат, есть правило, запрещающее монахиням ездить поодиночке. Для защиты их целомудрия, - объяснил Моуди. - В противном случае мне бы не разрешили забрать пациентку.
      - Она все еще жива? - спросил директор, которого не было у входа в момент прибытия грузовика.
      - Жива, - кивнул Моуди. - Мы сможем сохранить ее живой еще три дня, может быть, даже четыре.
      - А что делать со второй?
      - Это решаю не я, - уклонился от ответа Моуди.
      - Мы всегда можем использовать ее для получения второго...
      - Нет! Это варварство! - прервал его врач. - Такой поступок омерзителен для истинного мусульманина.
      - А то, что мы собираемся предпринять, не противоречит учению Аллаха? спросил директор. Но он решил, что нет смысла ссориться из-за такого пустяка. Одного пациента, инфицированного вирусом Эбола, вполне достаточно. Вымойтесь, и мы посмотрим на нее.
      Моуди направился в помещение для отдыха врачей на втором этаже. Оно было более изолированным, чем на Западе, - население этого региона особенно стыдливо относилось к своей наготе. Врач не без удивления отметил, что пластиковый защитный костюм выдержал длительное путешествие без единого разрыва. Он бросил его в большую пластмассовую корзину и принял душ, к горячей воде которого были примешаны химикалии - он уже почти перестал замечать этот запах, - насладившись пятью минутами блаженства. Во время перелета его не покидала мысль, будет ли он когда-нибудь снова чистым. Стоя под струей горячей воды, в душе он опять задал себе этот вопрос, но уже спокойнее. Выйдя из душевой, Моуди надел чистый зеленый комбинезон - вообще-то он надел все чистое - и закончил свою обычную утреннюю процедуру. Санитар положил для него в комнате отдыха совершенно новый защитный костюм, на этот раз синий американский "ракал", в который Моуди облачился, прежде чем выйти в коридор.
      Директор в таком же костюме уже ждал его, и они вместе направились к отсеку, где размещались инфекционные палаты и операционные. За охраняемыми запертыми дверями палат оказалось всего четыре. Исследовательское учреждение, куда приехал Моуди с двумя монахинями, принадлежало иранской армии. Врачи здесь все были военными, а санитары - имели опыт работы на поле боя. Как и следовало ожидать, безопасность соблюдалась очень строго. Моуди и директор прошли пункт охраны на первом этаже, и охранник нажал на кнопку, открывающую двери воздушного шлюза. Гидравлические двери с шипением открылись, и стала видна вторая пара дверей, и они заметили, что струйка дыма от сигареты охранника потянулась в сторону шлюза. Отлично. Значит, система очистки воздуха работает нормально и там пониженное давление. Оба врача испытывали странное предубеждение к своим соотечественникам. Было бы лучше, если бы вся лаборатория была построена иностранными инженерами - на Ближнем Востоке особым признанием пользовались немецкие специалисты, - но Ирак уже совершил такую ошибку и потом расплачивался за нее. Методичные немцы сохранили строительные планы всех зданий, в работе над которыми принимали участие, и в результате многие построенные ими сооружения были до основания уничтожены американскими бомбами. Вот почему, хотя почти все оборудование было закуплено за границей, собственно лабораторию выстроили иранские инженеры. Жизнь медицинского персонала в самом буквальном смысле слова зависела от того, как работают все системы, установленные ими, но тут уж ничего не поделаешь. Ведущие внутрь лабораторных помещений двери откроются только тогда, когда герметически закроются наружные двери. Пока все действовало исправно. Директор нажал на кнопку, и они вошли внутрь.
      Сестру Жанну-Батисту поместили в последней палате по правой стороне коридора. В палате находились три санитара. Они уже срезали с больной одежду, под которой обнаружилась приближающаяся смерть. Санитары с отвращением смотрели на разлагающееся тело, состояние которого было намного ужаснее, чем раны на поле боя. Они быстро промыли тело монахини и затем накрыли его из уважения к стыдливости женщины, как того требовали их традиции. Директор посмотрел на бутылку с морфием, который вводился в вену пациентки, и немедленно на треть сократил поступление наркотика в тело умирающей женщины.
      - Нам нужно как можно дольше сохранить ей жизнь, - объяснил он.
      - Но боли при Эболе...
      - Ничего не поделаешь, - холодно заметил директор. Ему хотелось упрекнуть Моуди за излишнюю чувствительность, но он промолчал. Он тоже был врачом и потому знал, как трудно смотреть на страдания своего пациента. Итак, перед ними пожилая женщина европейского типа, не приходящая в сознание и погруженная в глубокий наркотический сон. Ему не нравилось ее слишком медленное дыхание. Один из санитаров подсоединил провода, чтобы снять электрокардиограмму, и директор с удивлением увидел, что сердце женщины бьется сильно и ровно. Отлично. Кровяное давление низкое, как он и предполагал, и директор приказал повесить на стойку рядом с кроватью бутылку с двумя единицами крови для переливания. Чем больше у нее будет крови, тем лучше, подумал он.
      Санитары прошли хорошую подготовку. Все, что прибыло вместе с пациенткой, сложили в пластиковые мешки, которые в свою очередь поместили во второй комплект мешков, после чего санитар вынес сверток из палаты и сунул его в газовую печь. Теперь от свертка не останется ничего, кроме стерильного пепла. Но главным было получение вируса. Пациентка представляла собой питательную среду для их выращивания. Раньше у таких жертв брали несколько кубиков крови для анализа, и через некоторое время пациент умирал. Его тело либо сжигали, либо обливали дезинфицирующей жидкостью и хоронили в химически обработанном грунте. Но вот на этот раз он располагал самым большим количеством вируса Эбола, которое когда-либо попадало в руки вирусолога, а это позволит ему вырастить еще больше смертоносных и уничтожающих все живое вирусов.
      Директор повернулся к стоящему рядом врачу.
      - Скажите, Моуди, каким образом она заразилась?
      - Сестра ухаживала за пациентом "Зеро".
      - Это негритянский мальчик?
      - Да, - кивнул Моуди.
      - В чем была ее ошибка?
      - Мы так и не узнали этого. Я спросил сестру, когда у нее еще были периоды ясного сознания. Она не делала мальчику уколов и всегда была очень осторожна с острыми инструментами. Жанна-Батиста - опытная медсестра, - механически отвечал Моуди. Он слишком устал и способен был лишь доложить о том, что ему было известно, и этого, подумал директор, достаточно. - Она и раньше работала с пациентами, больными лихорадкой Эбола, в Киквите и в других местах. Сестра обучала местный медицинский персонал, как обращаться с такими больными.
      - Может быть, возможен перенос вирусов по воздуху? - предположил директор. Неужели мне так повезло? - подумал он.
      - Центр по контролю за инфекционными болезнями в Атланте считает, что это один из штаммов лихорадки Эбола-Маинги. Вы помните, наверно, что тогда медсестра Маинга заболела лихорадкой и метод переноса вирусов остался неизвестным.
      - Вы действительно уверены в том, что говорите? - Директор проекта посмотрел прямо в глаза Моуди.
      - Пока я ни в чем не уверен, но я опросил всех работающих в больнице и выяснил, что уколы пациенту "Зеро" всегда делали другие, а не сестра Жанна-Батиста. А потому можно предположить, что перенос вирусов осуществлялся по воздуху.