Проблема заключалась в толерантности по отношению к окружающей среде. Они знали, что базовый организм являлся настолько эффективным, как от него это требовалось. Просто он был слишком слабым. Подвергнутый воздействию воздушной среды, он погибал слишком быстро. Они не были точно уверены в причине. Это могла быть влажность, или температура, или слишком большая концентрация кислорода — этот элемент, исключительно важный для жизни, являлся настоящим убийцей жизни на молекулярном уровне. Такая неуверенность являлась величайшим раздражителем, пока один из членов группы не нашел решения проблемы. Они применили технологию генетической инженерии для того, чтобы пересадить в организм гены рака.
      В особенности они использовали генетический материал, взятый из рака толстой кишки, одну из наиболее выносливых разновидностей, и результаты были поразительными. Новый организм был всего на треть микрона больше и намного сильнее. Доказательство видно на телевизионном экране электронного микроскопа. Крошечные нити подвергались воздействию комнатной атмосферы и комнатного света в течение десяти часов, перед тем как их снова ввели в блюдце с культурой. Теперь, заметила техник, крошечные нити становились активными, используя свою RNA для размножения после питания, копируя самих себя в дальнейшие миллионы маленьких нитей, у которых была лишь одна цель — пожирать живую ткань. В данном случае это была ткань почки, хотя ткань печени была уязвима в равной степени. Техник — у нее была медицинская степень из Йельского университета — сделала соответствующие письменные заметки и затем, поскольку это являлось ее проектом, решила подобрать имя для него. Она с благодарностью вспомнила курс сравнительной религии, который слушала двадцать лет назад. Вы ведь не можете назвать его как-нибудь, правда?
      Шива, подумала она. Да, наиболее сложный и интересный из индийских богов, одновременно бог-созидатель и бог-разрушитель, который контролировал яд, предназначенный для уничтожения человечества, и одной из супруг которого была Кали, богиня смерти. Шива. Идеально. Техник сделала соответствующие заметки, включая рекомендованное ей имя для организма. Предстоит еще один тест, нужно преодолеть еще один технологический барьер перед тем, как все станет готовым для исполнения.
      Исполнение, подумала она, подходящее название для проекта . В огромном масштабе.
      Для своей следующей задачи она взяла образец Шивы, запечатанный в контейнер из нержавеющей стали. Затем она вышла из своей лаборатории, одна восьмая мили по коридору, и вошла в другую.
      — Привет, Мэгги, — поздоровался с ней руководитель лаборатории. — У тебя есть что-нибудь для меня?
      — Привет, Стив. — Она передала ему контейнер. — Вот он.
      — Как ты его назвала? — Стив взял контейнер и поставил на стол.
      — По-моему, ему подходит имя Шива.
      — Звучит пугающе, — с улыбкой заметил Стив.
      — О да, еще как, — пообещала ему Мэгги. Стив был еще одним доктором медицины и доктором философии, он получил обе степени в университете Дюка и являлся лучшим специалистом компании по вакцинам. Для этой работы его сняли с исследований по СПИДу, которые начали казаться многообещающими.
      — Значит, раковые гены толстой кишки оказались такими, как ты предсказывала?
      — Десять часов на открытом воздухе они демонстрируют также хорошую толерантность к ультрафиолету. Правда, я не совсем уверена относительно прямого солнечного света.
      — Два часа на открытом воздухе и стойкость к ультрафиолету — это все, что нам требуется, — напомнил ей Стив. А вообще-то оба знали, что достаточным будет и один час. — Как относительно системы распыления?
      — Еще не пробовала, — призналась она, — но не думаю, что это составит какую-то проблему. — Стив и Мэгги понимали, что это правда. Организм должен легко выдержать прохождение через сетку выпускного отверстия, которой снабжается распылитель для создания туманного облака, — это будет проверено в одном из больших помещений с обычной окружающей средой. Было бы еще лучше проверить стойкость организма, разумеется на открытом воздухе, но, если Шива настолько вынослив, как, по-видимому, считает Мэгги, лучше не рисковать.
      — Тогда все о'кей. Спасибо, Мэгги. — Стив повернулся к ней спиной и поставил контейнер в защитную камеру с перчатками, чтобы открыть его и начать свою работу над вакцинами. Основная часть исследований была уже закончена. Базовый агент им знаком, и правительство финансировало деятельность его компании после паники, возникшей год назад, а Стив был широко известен как один из лучших специалистов по созданию, выделению и размножению антител, необходимых для повышения сопротивляемости иммунной системы человека. Он испытывал смутное чувство сожаления из-за прекращения работы по исследованию СПИДа. Стиву казалось, что он вроде бы напал на метод производства антител широкого спектра для борьбы с этим проворным маленьким негодяем — может быть, в 20 процентах случаев, по его мнению. Кроме того, ему принадлежало дополнительное достоинство открытия нового научного направления, позволяющее ученому стать знаменитым... может быть, достаточно знаменитым для полета в Стокгольм лет через десять. Однако через десять лет это не будет иметь никакого значения, верно? Маловероятно, сказал себе ученый. Он повернулся и посмотрел на тройные стекла окон своей лаборатории. Какой прекрасный закат. Скоро ночные существа выйдут на простор. Летучие мыши будут охотиться за насекомыми. Совы предпочитают мышей и полевок. Кошки покинут дома. У Стива был комплект очков ночного видения. Ими он часто пользовался для наблюдения за существами, которые занимались работой, мало чем отличающейся от его собственной.
      Но сейчас он повернулся обратно к рабочему столу, выдвинул клавиатуру своего компьютера и сделал несколько замечаний по новому проекту. Многие использовали для этой цели записные книжки, но проект требовал, чтобы для регистрации хода исследований применялись только компьютеры и все записи проходили электронное кодирование. Если это было приемлемо для Билла Гейтса, то почему это не приемлемо для него? Простые способы не всегда самые лучшие. Это объясняло, почему он оказался здесь, став частью недавно созданного проекта «Шива», не правда ли?

* * *

      Им были нужны парни с ружьями, но их трудно найти, — по крайней мере хороших парней, с соответствующим подходом — и задача становилась еще более трудной из-за правительства, у которого были похожие, но резко отличающиеся цели. Впрочем, это помогало им избегать явно чокнутых.
      — Черт побери, здесь так красиво, — заметил Марк.
      Его хозяин фыркнул.
      — Вон там находится новый дом, сразу на обратной стороне этого хребта. При спокойной погоде я вижу дым, поднимающийся из его трубы.
      Марк не удержался от смеха.
      — Вот так соседство. Ты и Даниэль Бун, верно?
      На лице Фостера появилось несколько смущенное выражение.
      — Да, это правда, до него добрых пять миль.
      — Но знаешь, ты прав. Представь себе, как это выглядело, перед тем как сюда пришел белый человек. Никаких дорог, за исключением речных берегов и тропинок, протоптанных оленями, да и охота была здесь, по всей вероятности, потрясающей. Достаточно хорошей, полагаю, чтобы тебе не приходилось заниматься тяжелой работой, добывая пищу. — Фостер сделал знак в сторону стены своей бревенчатой хижины, где возвышался камин, — стена была увешана охотничьими трофеями, причем не все были добыты законным способом, но здесь, в горах Биттеррут Монтаны, было немного полицейских, а Фостер держался одиноко.
      — Это наше право первородства.
      — Должно быть, — согласился Фостер. — За это стоит бороться.
      — Насколько отчаянно? — спросил Марк, восхищаясь трофеями. Ковер из шкуры медведя гризли был особенно впечатляющим — и, по всей вероятности, чертовски незаконным.
      Фостер налил еще бурбона для своего гостя.
      — Я не знаю, как обстоят дела на востоке страны, но здесь если вы боретесь, то вы действительно боретесь. До самого конца, парень. Пуля между фарами обычно успокаивает твоего противника.
      — Но затем тебе приходится избавляться от тела, — сказал Марк, отпивая бурбона.
      Этот человек покупал только дешевое виски. Ну что ж, по-видимому он не мог позволить себе что-то получше.
      — Ты когда-нибудь слышал об экскаваторе? А как относительно хорошего костра?
      Кое-кто в этой части штата считал, что Фостер убил полицейского, следившего за правилами охоты и рыбной ловли. В результате он старался избегать местной полиции, а дорожные полицейские следили за тем, чтобы он не превышал положенной скорости даже на милю. Однако, несмотря на то, что полицейский автомобиль удалось найти — сожженным — в сорока милях отсюда, тело исчезнувшего полицейского так и не удалось обнаружить. На этом все закончилось. В этой части штата было мало людей, готовых выступить свидетелями, даже если они живут в новом доме в пяти милях отсюда. Марк отпил еще несколько глотков бурбона и откинулся на спинку кожаного кресла.
      — Так приятно чувствовать себя частью природы, правда?
      — Да, сэр. Несомненно. Иногда я думаю, что мне понятны чувства индейцев.
      — Знаком с ними?
      — Да, конечно. Чарли Грейсон, он же Нез Перс, охотничий гид, я забрал у него лошадь. Поступаю так, чтобы заработать немного наличных, главным образом отвожу лошадей на высокое плато, встречаю людей, которые имеют их. Кроме того, там немало лосей.
      — Как относительно медведей?
      — Здесь их достаточно, — ответил Фостер. — Главным образом черные, но попадаются и гризли.
      — Чем ты пользуешься для охоты? Луком со стрелами?
      Фостер добродушно покачал головой.
      — Нет, я восхищаюсь индейцами, но сам не принадлежу к их числу. Это зависит от того, на кого я охочусь и где занимаюсь охотой. Главным образом применяю «винчестер магнум» калибра 0,300, но вблизи сойдет и полуавтоматический дробовик, заряженный пулями. Нет ничего лучше, чем просверлить отверстие в три четверти дюйма, когда добываешь добычу.
      — Патроны заряжаешь сам?
      — Разумеется. Так ты лучше чувствуешь приготовления к охоте. Нужно иметь уважение к зверям, понимаешь, делать счастливыми горных богов.
      Фостер улыбнулся, произнося это своим обычным сонным голосом, заметил Марк. В каждом цивилизованном человеке скрывается дикарь, ждущий удобного случая, чтобы выйти наружу, действительно верящий в горных богов и в умиротворение убитых животных. Так поступал и он, несмотря на свое техническое образование.
      — А чем занимаешься ты, Марк?
      — Молекулярной биохимией, я ведь доктор философии.
      — Что это значит?
      — О, пытаюсь разгадать, откуда пошла жизнь. Почему, например, у медведя столь тонкое обоняние, — продолжал он лгать. — Это может быть интересным, но моя реальная жизнь заключается в том, что я бываю в местах вроде этого, охочусь, встречаюсь с людьми, которые действительно разбираются в животных лучше меня. Парнями вроде тебя, — заключил Марк, поднимая стакан в качестве салюта. — А чем занимаешься ты?
      — Видишь ли, сейчас я вроде как ушел от дел. Заработал немало. Ты сможешь поверить, что я был геологом нефтяной компании?
      — Где ты работал?
      — По всему миру. У меня хорошее чувство поиска нефти, и нефтяные компании платили мне кучу денег за то, что я находил им удачное место. Но мне пришлось отказаться от этого. Наступил момент — ты ведь много летаешь, правда?
      — Да, бываю здесь и там, — подтвердил Марк, кивнув головой.
      — Коричневое пятно, — сказал дальше Фостер.
      — Что?
      — Да брось ты, видишь его во всем проклятом мире. Поднимаешься на тридцать тысяч футов, и вот оно, коричневое пятно. Сложные углеводороды, главным образом от пассажирских реактивных лайнеров. Однажды я летел из Парижа — там у меня была пересадка во время перелета из Брунея, я полетел иным путем, потому что мне захотелось остановиться в Европе и встретиться с другом. Как бы то ни было, я летел в гребаном «Боинге-747» над серединой гребаной Атлантики примерно четыре часа от ближайшей земли, понимаешь? Кресло первого класса у иллюминатора, смотрю в окно и вижу его, это пятно, — это проклятое коричневое дерьмо, и тогда я понял, что помогаю появлению этих пятен, загрязняющих всю гребаную атмосферу, вот и все.
      — Как бы то ни было, — продолжал Фостер, — это был момент моего обращения, думаю, это можно назвать так. На следующую неделю я написал заявление об отставке, забрал свои акции, обратил их в наличные, получил полмиллиона долларов и купил эту землю. Так что теперь я охочусь и ловлю рыбу, осенью немного работаю гидом, много читаю, написал небольшую книгу о том, что делают продукты нефтяной промышленности с окружающей средой, этим все и закончилось.
      Разумеется, именно книга привлекла внимание Марка. Рассказ о коричневом пятне был в ее плохо напечатанном предисловии. Фостер верил в пятно, но он не был сумасшедшим. В его дом проведено электричество и телефон, Марк увидел современный Гейтвэй (компьютер) на полу рядом с письменным столом. Даже спутниковая тарелка плюс обычный «Шеви» пикап с пирамидой для ружей у заднего окна... и дизельный экскаватор. Так что он, возможно, и верил, но не был слишком уж безумным относительно этого. Хорошо, подумал Марк. Фостер просто должен быть достаточно сумасшедшим. Он и был таким. Убийство полицейского, надзирающего за правилами рыбной ловли и охоты, являлось доказательством этого.
      Фостер посмотрел на него дружеским взглядом. Он встречал парней вроде этого во время службы в «Эксоне». Городской тип, но умный, не боится запачкать руки грязной работой. Молекулярная биохимия. Этот предмет не был основным в горной школе, но Фостер подписывался также на «Сайенс Ньюз» и знал кое-что об этом. Вмешивается в законы жизни... но, как ни странно, разбирается в оленях и сохатых. Ну что ж, мир — это сложное место. И в этот момент его посетитель увидел люситовый блок на кофейном столике. Марк поднял его.
      — Что это?
      Фостер ухмыльнулся над своим стаканом.
      — Как ты считаешь, на что это похоже?
      — Ну, это или железный колчедан, или...
      — Это не железо. Я разбираюсь в породах, сэр.
      — Золото? Но откуда?
      — Нашел в своей речке, примерно в трехстах ярдах вон в том направлении. — Фостер протянул руку, указывая направление.
      — Это достаточно большой самородок.
      — Пять с половиной унций. Стоит примерно две тысячи долларов. Ты знаешь, люди — белые люди — жили на этом ранчо, вот здесь, больше сотни лет, но никто не увидел его в речке. Когда-нибудь я захочу проследить путь, по которому он скатился, не исключено, что обнаружу неплохое месторождение. Должно быть, где-то поблизости, на боку самородка кварц. Кварцевые и сопутствующие золотые месторождения нередко бывают богатыми из-за того, как эти породы появились в пузырях из земной коры. Этот район вулканический, все эти горячие источники и прочее, — напомнил он своему гостю. — Иногда здесь случаются даже землетрясения.
      — Значит, у тебя может быть своя золотая шахта?
      Заливистый смех.
      — Да. Ирония судьбы, не правда ли? Я заплатил обычную цену за землю для того, чтобы пасти скот, — и даже меньше из-за холмов. Последний владелец этого ранчо ругался, говоря, что его скот теряет каждый накопленный фунт, взбираясь наверх туда, где растет трава.
      — Насколько богатым может оказаться твое месторождение?
      Фостер пожал плечами.
      — Кто знает? Но если бы я показал его некоторым парням, с которыми учился в горной школе, то многие вложили бы от десяти до двадцати миллионов. Как я уже говорил, это кварцевая формация. Люди делают огромные ставки на подобные месторождения. Сейчас цена золота снизилась, но, если извлекать из земли высококачественный металл, это дерьмо приносит более значительную выгоду, чем каменный уголь, понимаешь?
      — Тогда почему бы тебе?..
      — Потому что мне оно не нужно, да это к тому же безобразный процесс, и наблюдать за ним тяжело. Даже хуже, чем бурение для добычи нефти. После окончания бурения, когда скважина истощится, это место можно привести в божеский вид. Но шахту — никогда. Такое место останется навсегда глубоким шрамом на поверхности земли. Мышьяк проникает в подземные воды, и для их очистки потребуется масса времени. Как бы то ни было, перед тобой два красивых самородка в пластике, и, если мне когда-нибудь понадобятся деньги, я знаю, как поступить.
      — А ты часто проверяешь речку?
      — Всякий раз, когда хожу ловить рыбу, — здесь водится коричневая форель, видишь? — Фостер указал на большую рыбу, висящую на бревенчатой стене. — Каждый третий или четвертый раз я нахожу еще один самородок. По моему мнению, месторождение размыло относительно недавно, иначе его давно бы заметили. Черт побери, может быть, стоит проследить, откуда самородки попадают в речку, где их начало, но я просто дразню сам себя этими мыслями. Стоит ли беспокоиться? — заключил он. — В минуту слабости я могу пойти наперекор своим принципам. Впрочем, месторождение никуда не денется, правда?
      Макс фыркнул.
      — Это верно. У тебя есть еще самородки?
      — Конечно. — Фостер встал, открыл ящик письменного стола и достал оттуда кожаный мешок. Марк подхватил его и удивился тяжести — почти десять фунтов.
      Он развязал шнурок и вытащил самородок. Примерно с монету в пятьдесят центов, наполовину золото, наполовину кварц, но благодаря этому несовершенству он казался еще более красивым.
      — Ты женат? — спросил Фостер.
      — Да, двое детей.
      — Тогда возьми его. Сделай кулон и подари жене на день рождения или когда-нибудь в другой день.
      — Я не могу взять это. Он стоит пару тысяч долларов.
      Фостер небрежно махнул рукой.
      — Ничего не значит, только занимает место в моем столе. Почему бы не порадовать кого-то? К тому же, Марк, ты понимаешь. Мне кажется, ты действительно понимаешь.
      «Да, — подумал Марк, — вот и завербованный. Что, если бы я сказал тебе, что существует способ, как избавиться от этих коричневых пятен?..»
      Загадочный взгляд.
      — Ты говоришь о каких-то организмах, которые съедают их, или что-то вроде этого?
      Марк поднял голову.
      — Нет, не совсем... — Насколько подробно может он рассказать Фостеру сейчас? Нужно быть очень осторожным. Ведь они встретились только в первый раз.
      — Захватить авиалайнер — это не сложно, и это ваша задача. Затем надо лететь, чтобы мы могли оказать помощь, — сказал Попов своему хозяину.
      — Куда лететь? — спросил хозяин.
      — Ключ к успеху заключается в том, чтобы затеряться в потоке воздушного транспорта, не дать обнаружить себя радару, а также лететь так далеко, чтобы тебя не заметил истребитель, понятно? Тогда, если ты совершишь посадку в гостеприимном месте, и избавишься от экипажа самолета, перекрасить авиалайнер не представляет особой трудности. Он может быть уничтожен позднее, его можно даже разобрать на запчасти для продажи. Они могут легко затеряться на международном черном рынке, после замены нескольких идентификационных пластинок, — объяснил Попов. — Это не раз делали, как вам известно. Западные спецслужбы и полицейские агентства не особо про это говорят, разумеется.
      — Но весь мир покрыт системами радаров, — возразил хозяин.
      — Это верно, — согласился Попов, — но радиолокационные станции, контролирующие пассажирские авиалайнеры, их не видят. На экранах радаров появляются сигналы, отраженные от радиолокационных транспондеров, установленных на авиалайнерах. Только военные радары видят сами самолеты, а в какой африканской стране есть надежная сеть противовоздушной обороны? Кроме того, с помощью установки простого устройства радиопомех вы можете еще больше снизить возможность обнаружения. Ваше исчезновение не является проблемой, если вы доберетесь до международного аэропорта, мой друг. Это, — напомнил им Попов, — и есть трудная часть. А вот после того как вы исчезнете над Африкой, тогда выбор будет за вами. Страна назначения может быть выбрана по идеологическим соображениям или по финансовым. Вам решать. Ярекомендую первое, но и второе является возможным, — заключил Попов. — Африка еще не стала материком законности и честности, но там есть сотни аэропортов, способных обслуживать реактивные авиалайнеры.
      — Мне жаль Эрнста, — негромко произнес хозяин.
      — Эрнст был дураком! — возразила его подруга сердитым жестом. — Ему следовало ограбить банк поменьше. Вместо этого он выбрал банк в самой середине Берна. Ему, видите ли, хотелось сделать идеологическое заявление, — насмешливо сказала Петра Дортмунд. До сегодняшнего дня Попов знал ее только по имени и... по репутации. Она вполне могла быть в свое время привлекательной, даже очаровательной, но теперь ее когда-то белокурые волосы были окрашены в коричневый цвет, тонкое лицо стало суровым, щеки впалыми, а глаза окружены темными кругами. Ее нельзя было узнать, чем и объяснялось, что европейская полиция не смогла захватить Петру вместе с ее постоянным любовником, Гансом Фюрхтнером.
      Фюрхтнер избрал другой путь. У него было сейчас добрых тридцать килограммов лишнего веса, его густые каштановые волосы или выпали, или он побрился наголо, а борода исчезла.