Тактика…, нет, только дилетанты занимаются тактикой, мрачно подумал Алексеев. Профессиональные военные занимаются вопросами материально-технического обеспечения. Ключ к успеху зависит от его способности сохранить наведенные через Лайне мосты и успешно организовать движение по дорогам, ведущим к Альфельду. Система организации движения уже дважды давала серьезные сбои, и Алексееву пришлось направить группу полковников решать все проблемы.

— Надо было выбрать место получше, — пробормотал Алексеев.

— Извините, товарищ генерал? — не понял Сергетов.

— В Альфельд ведет только одно хорошее шоссе, — иронически улыбнулся генерал. — Нам следовало выбрать для прорыва участок фронта, где проходят по крайней мере три.

Присутствующие следили за тем, как продвигаются — скорее ползут — по карте флажки. Каждый флажок олицетворял собой батальон. Ракетные установки «земля-воздух» и зенитные батареи выстроились вдоль коридора, ведущего вдоль этого шоссе, с севера на юг, и шоссе постоянно проверяли саперы, чтобы удалить с него мины, устанавливаемые на расстоянии, — войска НАТО впервые применяли их в таком большом количестве.

— Двадцатая танковая понесла серьезные потери, — выдохнул Алексеев. «Его» дивизия. Прорыв можно было осуществить намного быстрее — если бы не авиация НАТО.

— Две усиленные дивизии завершат прорыв, — уверенно произнес Сергетов.

Алексеев был согласен с ним. Свежие части несомненно завершат прорыв вражеской обороны — если не случится чего-то непредвиденного.

Моррис сидел напротив командующего надводными силами Атлантического флота США. Вице-адмирал с тремя золотыми звездами на погонах, он провел всю свою службу на фрегатах, эсминцах и крейсерах — на кораблях, которые любил называть «настоящим» военно-морским флотом. У небольших серых кораблей не было ни привлекательного блеска авиации, ни таинственности подводных лодок, но сейчас именно они играли ключевую роль в сопровождении конвоев через Атлантику.

— Иван изменил свою тактику, причем сделал это намного быстрее, чем мы ожидали от него. Теперь он нападает на корабли охранения. Атака на ваш фрегат была заранее рассчитанной. Он намеренно охотился за вами, а не просто натолкнулся на вас. Скорее всего, вам устроила засаду русская подводная лодка.

— Они намерены прежде топить эскортные корабли?

— Да, но при этом обращают особое внимание на корабли с буксируемыми гидролокационными антеннами. Мы нанесли урон их подводным лодкам — не такой уж серьезный, но все-таки достаточно ощутимый. Особенно хорошо проявили себя патрули с буксируемыми гидролокационными антеннами. Иван обратил на это внимание и теперь пытается устранить их. Он ищет также гидролокационные суда с буксируемыми антеннами, однако с ними ему намного труднее. Нам удалось потопить три подводные лодки, пытавшиеся охотиться за ними.

Моррис кивнул. Гидролокационные корабли с буксируемыми антеннами представляли собой модифицированные рыболовные суда, предназначавшиеся ранее для ловли тунца, и волокли теперь за собой огромные кабели с множеством пассивных гидролокационных датчиков. Их хватало только для прикрытия половины путей, по которым двигались конвои, зато они передавали надежную информацию в штаб противолодочной обороны, расположенный в Норфолке.

— А почему русские не пытаются уничтожить их своими «бэкфайерами»?

— Мы тоже удивляемся этому. Судя по всему, они считают, что на крохотные суденышки не стоит тратить столько усилий. К тому же они обладают гораздо более эффективными электронными возможностями, чем считают многие. Их очень трудно обнаружить с помощью радиолокаторов. — Адмирал не стал развивать эту мысль, но Моррис понял, что технологию «стеле» — военно-морской флот занимался ею в течение нескольких лет — использовали, по-видимому, при переоборудовании этих судов. Если русские приняли решение охотиться за корабликами, занимающимися ловлей тунца, решил он, и топить их, тем лучше.

— Так вот, Эд, решено представить вас к награде. Вы превосходно справились со своей задачей. У меня только три капитана, проявивших себя лучше вас, и один из них вчера погиб. Насколько серьезно поврежден ваш фрегат?

— Не исключено, что его придется списать, сэр. Подводная лодка, напавшая на нас, относилась к типу «виктор». Торпедное попадание в носовую часть, сэр. Взрывом оторвало киль и носовую часть корабля. Вместе с ним погибло все, что находилось перед пусковой установкой ASROC. От силы удара пострадали почти все корабельные системы, но нам удалось их восстановить. Для выхода в море «Фаррису» придется приварить новую носовую часть. — Адмирал кивнул., Он уже прочитал доклад о причиненном ущербе.

— Вы действовали исключительно успешно при спасении своего фрегата, Эд. Пока вы не нужны «Фаррису». Я принял решение прикомандировать вас к своему оперативному отделу. Нам тоже пришлось изменить свою тактику. Прошу вас ознакомиться с разведывательной и оперативной информацией, имеющейся в нашем распоряжении, и предоставить мне свои соображения.

— Думаю, нужно начать с того, чтобы ограничить действия этих проклятых «бэкфайеров», сэр.

— Этим сейчас занимаются. — В коротком ответе прозвучали одновременно уверенность и скепсис.

К востоку, на острове Эспаньола, находилась Гаити, а к западу — Куба. С выключенными ходовыми огнями, с готовыми к действию, но бездействующими радиолокаторами корабли шли боевым ордером в сопровождении эсминцев и фрегатов. На направляющих пусковых установок, нацеленных влево, находились ракеты, а их расчеты сидели, полные напряжения, в своих кабинах с кондиционированным воздухом.

Они не ожидали неприятностей. Кастро тайно проинформировал американское правительство, что не принимает никакого участия в этом конфликте, испытывая раздражение от того, что Советы не сочли нужным сообщить ему о своих планах. С дипломатической точки зрения, однако, было важно для американской эскадры пройти у берегов Кубы под покровом ночи, чтобы кубинское правительство могло честно ответить, что им ничего не удалось обнаружить. В качестве жеста доброй воли Кастро сообщил американцам о советской подводной лодке, притаившейся во Флоридском проливе. Одно дело, когда тебя используют как марионетку, а вот втянуть твою страну, даже не предупредив об этом, — дело совсем другое.

Моряки, однако, даже не подозревали о столь высоких материях. Им было известно только то, что серьезной угрозы со стороны Кубы не ожидается. Как и к любым другим разведывательным сводкам, они отнеслись к этой информации с определенным недоверием, поэтому их вертолеты сбрасывали цепь гидроакустических буев, а радиолокаторы, действующие в пассивном режиме, прислушивались к пульсирующим сигналам, характерным для радаров, изготовленных в Советском Союзе. Впередсмотрящие, разместившиеся на высших точках кораблей, направляли неуклюжие приборы ночного видения на небо в поисках самолетов, пожелавших вести за ними визуальное наблюдение, что не представляло особой трудности. На скорости в двадцать пять узлов каждый корабль оставлял за собой пенный кильватерный след, светящийся в темноте, подобно неоновой рекламе.

Маалокс что-то больше не помогает, проворчал про себя капитан одного из фрегатов. Он сидел в командирском кресле в боевой рубке своего корабля. Слева от него находился прокладочный столик, перед ним (он сидел лицом к корме) молодой офицер, координирующий тактические действия, склонился над планшетом. Было известно, что кубинцы располагали свои реактивные установки береговой обороны вдоль побережья, словно старинные крепости. В любой момент радиолокаторы кораблей могли обнаружить рой приближающихся «вампиров». В передней части фрегата стояла изготовленная к "пуску реактивная установка с одной направляющей, а на верхней палубе надстройки трехдюймовое орудие и многоствольная двадцатимиллиметровая пушка. Все стволы были направлены в сторону далекого берега. Пить кофе, пожалуй, не следовало, решил он, но капитану нужно постоянно оставаться настороже. Теперь ему приходилось расплачиваться за выпитый кофе острой болью в желудке. Может быть, следует поговорить с фельдшером, подумал капитан, а потом выбросил эту мысль из головы. У него нет на это времени. В течение трех последних месяцев ему приходилось работать едва ли не круглые сутки, готовя корабль к выходу в море, проводя приемочные и ходовые испытания, все время что-то исправляя на фрегате. При этом он подгонял себя и свою команду, но прежде всего себя. Гордость не позволяла ему признаться даже самому себе, что он принял непосильную ношу.

Это произошло, когда капитан допил третью чашку кофе. Боль не покидала его и раньше, однако на этот раз приступ оказался неожиданным и сильным, словно удар ножа. Капитан согнулся, и его стошнило прямо на палубу боевой рубки. Подбежал матрос, вытер рвоту, и в полумраке рубки никто не заметил, что на палубе лужа крови. Капитан не мог покинуть боевую рубку в столь ответственный момент, несмотря на боль и внезапный озноб. Он решил в ближайшие несколько часов не пить кофе. Может быть, он все-таки посоветуется с фельдшером, как только появится такая возможность. Если она появится. В Норфолке их ожидала трехдневная стоянка. Там он сможет немного отдохнуть. Капитан знал, что нуждается в отдыхе. Усталость, накапливавшаяся на протяжении многих дней, теперь дала о себе знать. Капитан недоуменно покачал головой. Странно, утверждают, будто после приступа рвоты чувствуешь себя лучше.

Моррис обнаружил, что его дом пуст. Ну конечно, ведь он сам предложил жене съездить в Канзас и пожить там со своей семьей. Не имеет смысла жить здесь, где и ты и дети будете постоянно беспокоиться обо мне, сказал он. Теперь Моррис пожалел об этом. Сейчас ему нужно было тепло домашнего очага, ласковое прикосновение, хотелось увидеть детей. Едва войдя в дом, он подошел к телефону. Жена уже знала, что случилось с его кораблем, но не сказала детям. Понадобилось две минуты, чтобы заверить ее, что он действительно находится дома, живой и здоровый. Затем он поговорил с детьми и наконец понял, что вернуться домой его семья не сможет. Все авиалайнеры занимались военными перевозками, билеты на гражданские рейсы были закуплены до середины августа. Эд понимал, что нет, смысла просить жену ехать с детьми на автомобиле из Салинаса, где находился дом ее родителей, в Канзас-Сити и там ждать, не освободятся ли места на одном из рейсов. Прощание было тяжелым.

Однако ему предстояло еще более тяжелое испытание. Капитан третьего ранга Эдвард Моррис надел морской мундир и достал из бумажника список семей, которые ему нужно было посетить. Все они уже получили официальное уведомление, но одна из тяжелых обязанностей командира корабля ВМФ заключалась в том, что он должен лично побывать в каждой семье. Вдова его старшего помощника жила совсем рядом, всего в полумиле. Хороший парень, умел готовить мясо на вертеле, вспомнил Моррис. Сколько уик-эндов он провел у него во дворе, наблюдая, как шипят жарящиеся на угольях бифштексы? Что он скажет теперь его жене? Что скажет остальным вдовам? Детям?

Моррис подошел к своей машине, она словно насмехалась над ним своим номерным знаком — FF-1094. Редко кому приходится ездить в машине, постоянно напоминающей о постигшем его несчастье. Большинству везет — они оставляют все воспоминания позади. Включив двигатель, Моррис подумал, а сумеет ли он когда-нибудь спать без кошмарных сновидений, заставляющих его снова и снова переживать те ужасные минуты на мостике фрегата.

Эдвардсу впервые удалось побить сержанта в том деле, которым тот так гордился. Несмотря на частые рассказы о своем рыбацком опыте, сержант после часа бесплодных усилий вернулся с пустыми руками и молча передал удочку лейтенанту. Спустя десять минут Эдвардсу удалось поймать четырехфунтовую форель. — Вот проклятье! — расстроенно развел руками Смит. Чтобы пройти последние десять километров, потребовалось одиннадцать часов. Им пришлось пересечь только одну дорогу, но на ней было оживленное движение. Каждые несколько минут к югу или северу проезжала автомашина. Русские пользовались этой проселочной, усыпанной гравием дорогой для переброски войск и припасов по суше в северную часть острова. Американцам пришлось просидеть шесть часов среди валунов на еще одном лавовом поле, ожидая удобного момента, чтобы перебежать через дорогу. Дважды они видели вертолет Ми-24, но оба раза издалека. Пеших патрулей они не заметили, и Эдварде пришел к выводу, что советские войска не в состоянии контролировать столь большой остров. Он достал русскую карту из планшета, снятого с убитого советского лейтенанта, и принялся расшифровывать нанесенные на ней знаки. Русские войска, увидел он, концентрировались по дуге от северного до южного побережья полуострова Рейкьявик. Эдварде передал эту информацию в Шотландию, потратив десять минут на объяснение знаков, которыми пользуются русские.

С наступлением сумерек движение стало более редким и они сумели перебежать на другую сторону дороги. Там они оказались среди озер и ручьев, но без пищи. Все, с них хватит, решил Эдварде. Нужно отдохнуть и наловить рыбы для пропитания. Весь следующий этап перехода пройдет вдали от населенных пунктов.

Его автомат и остальное снаряжение лежали у валуна, прикрытые маскировочной курткой. Рядом была Вигдис. Весь день она старалась быть вблизи него. Смит и морские пехотинцы улеглись отдохнуть, оставив лейтенанта заниматься работой.

Этим вечером местное комарье взялось за дело всерьез. Толстый свитер защищал тело, зато лицо Эдвардса привлекало тучи комаров. Он попытался не обращать на них внимания. Немало комаров падало на поверхность воды, и форель увлеченно охотилась за ними. Всякий раз, когда Эдварде видел всплеск, он забрасывал в это место грузило с крючком и приманкой. Вдруг удочка резко согнулась.

— Еще одна! — радостно воскликнул лейтенант. Из кустов в пятидесяти ярдах выглянула голова Смита, он посмотрел на Эдвардса с нескрываемым раздражением и снова улегся отдыхать.

Лейтенант никогда не занимался подобной ловлей рыбы. Его опыт рыбака был накоплен в лодке отца, однако принцип рыбалки мало отличался. Эдварде дал форели слабину, чтобы она поводила леску и устала, но не отпускал слишком далеко. Затем осторожно принялся тянуть ее вверх по течению ручья, поближе к каменистому берегу. Внезапно он поскользнулся и упал в воду, сумев, однако, высоко поднять конец удилища. Эдварде встал, чувствуя, как мокрые форменные брюки облепили ноги.

— Большая рыбина! — с удовлетворением заметил он, обернулся и увидел улыбку на лице Вигдис. Она смотрела, как он подвел форель к берегу, и пошла к нему. Через минуту девушка, схватившись за поводок, подняла рыбу из воды.

— Не меньше три килограмма, — сказала она. Когда Майку было десять лет, он поймал пятидесятифунтового альбакора, но эта коричневая форель казалась гораздо крупнее. Вигдис шла к нему с рыбой в

руках, и Эдварде начал сматывать леску. Десять фунтов рыбы за двадцать минут, подумал он. Пожалуй, мы действительно сможем прокормить себя.

Вертолет появился над ними совершенно неожиданно. Дул западный ветер, и они увидели его на расстоянии меньше мили, когда услышали характерный шум пятилопастного винта. Вертолет направлялся прямо к ним.

— Всем замереть! — послышался возглас Смита. Морские пехотинцы находились в укрытии, а Эдварде и Вигдис стояли на берегу ручья, на открытом месте.

— Боже мой! — выдохнул Эдварде, стараясь сохранить самообладание. Он закончил сматывать леску. — Сними рыбу с крючка. Веди себя естественно.

Она смотрела на него, слыша шум приближающегося вертолета, но боясь обернуться. Дрожащими руками девушка вытаскивала крючок из трепещущей форели.

— Все будет в порядке, Вигдис, — сказал лейтенант, обнял ее рукой за талию и медленно повел в сторону от ручья. Она прижалась к нему. Это поразило Эдвардса больше, чем внезапное появление русского вертолета. Девушка оказалась сильнее, чем он ожидал, а от ее тела исходило тепло.

Вертолет был на расстоянии менее пятисот ярдов и устремился прямо к ним, опустив нос и направив на них многоствольную пушку.

Эдварде понял, что не успеет. До автомата под маскировочной курткой оставалось пятьдесят футов. Если он бросится вперед, русские, что сидят в вертолете, сразу поймут причину. У него дрожали ноги при виде приближающейся смерти.

Медленно и осторожно Вигдис отвела руку, в которой держала рыбу, двумя пальцами взяла руку Майка, сняла ее с талии и положила на свою левую грудь. Затем высоко над головой подняла пойманную форель. Майк бросил удочку, наклонился и взял вторую рыбу, лежавшую на земле. Вигдис повторяла его движения, ухитряясь одновременно удерживать левую руку Майка у себя на груди. Ми-24 завис в пятидесяти ярдах от них. Майк поднял свою добычу. «Убирайтесь прочь», — прохрипел он, повернув улыбающееся лицо в сторону вертолета, несущий винт которого разметал на земле пыль и сухую траву.

— Мой отец — отчаянный рыбак, — заметил глядя вниз, старший лейтенант.

— Плевать на рыбу, — с завистью произнес стрелок-радист. — Я с удовольствием поймал бы ту, что стоит с парнем. Посмотри, где рука у этого молодого мерзавца!

Они наверняка даже не знают, что происходит на их острове, подумал русский. А если знают, то у них достаточно здравого смысла, чтобы ничего не предпринимать. Хорошо, что есть люди, не затронутые безумием, охватившем весь мир… Пилот взглянул на указатель топлива.

— Эти двое вряд ли имеют отношение к нападению на наш патруль. У нас горючего на тридцать минут. Пора возвращаться.

Вертолет опустил хвост и на какое-то ужасное мгновение Эдвардсу показалось, что он совершает посадку. Затем машина круто развернулась в воздухе и полетела на юго-запад. Один из русских солдат, находившихся в кабине, помахал им рукой. Вигдис махнула в ответ.

Они стояли, обнявшись, пока вертолет не скрылся вдали. Ее левая рука продолжала прижимать к груди его ладонь. Эдварде впервые почувствовал, что на ней нет лифчика. Он боялся шевельнуться, боялся, что Вигдис не правильно истолкует его движение. Почему она так поступила? Чтобы обмануть русских — или чтобы ободрить его? Или себя? Теперь ему казалось не таким уж важным, что обман сыграл свою роль. Морские пехотинцы оставались в укрытии. Молодые люди стояли рядом совсем одни, и его ладонь, прижатая к груди девушки, словно горела огнем. Как же теперь поступить?

Вигдис нашла выход первой. Его рука соскользнула вниз, когда девушка повернулась и положила голову ему на плечо. Вот я стою, подумал Эдварде, одной рукой обнимаю самую прелестную девушку, какую когда-либо видел, а в другой все еще держу эту проклятую рыбу. Впрочем, он быстро решил эту проблему — бросил форель на землю, обнял Вигдис обеими руками и крепко прижал к себе.

— С тобой все в порядке? Она посмотрела ему в лицо.

— Думаю, да.

Существовало всего одно слово, чтобы выразить испытываемые им чувства. Эдварде знал, что сейчас не время и не место говорить об этом, и потому нежно поцеловал ее в щеку. Ответная улыбка сказала ему больше, чем самые страстные слова.

— Извините меня, — послышался сзади голос Смита.

— Да, — произнес лейтенант, отпуская девушку. — Уходим отсюда, пока им не пришло в голову вернуться.

Все шло хорошо. Американские «орионы» и английские «нимроды» летели впереди, разведывая путь к паковым льдам. Подводным лодкам пришлось отвернуть к востоку, чтобы избежать встречи с русской субмариной, но это было единственной неприятностью. По-видимому, Иван послал почти все свои лодки на юг, полагая, что Норвежское море уже принадлежит русским. До кромки паковых льдов оставалось шесть часов хода.

«Чикаго» сбавил скорость, закончив вести за собой отряд подводных лодок и пропуская их вперед. Его гидролокаторы обшаривали черные воды в поисках характерных шумов русской лодки, но слышали только отдаленный грохот паковых льдов.

Штурманская группа, ведущая прокладку, нанесла на карту положение остальных американских подводных ракетоносцев. Макафферти с удовольствием заметил, что офицерам пришлось нелегко, хотя в их распоряжении имелось лучшее гидролокационное оборудование Америки. Если так трудно сделать это моим офицерам, подумал Макафферти, то русским придется еще хуже. Команда «Чикаго» чувствовала себя, по-видимому, отлично. Три дня в гавани и, соответственно, увольнения на берег восстановили хорошее настроение у матросов. Ящики пива, присланные норвежским шкипером, а также сообщение о том, что выпущенный ракетоносцем «гарпун» все-таки потопил корабль противника, сыграли тут немалую роль. Макафферти уже сообщил команде о предстоящей операции. Все спокойно выслушали его и даже отпустили пару шуток по поводу того, что возвращаются обратно домой — в Баренцево море.

— Вперед пошел «Бостон», шкипер, — сообщил командиру старпом. — Теперь нас тащат за собой.

Макафферти подошел к прокладочному столику и посмотрел на карту. Все выглядело хорошо, но он, тем не менее, тщательно проверил обстановку. Когда по одному курсу движется столько подводных лодок, опасность столкновения становится реальной. Старшина у штурвала перечислил субмарины, обогнавшие «Чикаго». Командир удовлетворенно кивнул.

— Две трети хода вперед, — приказал он. Рулевой отрепетовал команду и передвинул рычаг машинного телеграфа.

— Из машинного отделения подтверждают — две трети вперед.

— Отлично. Лево руля, десять градусов. Новый курс три-четыре-восемь.

«Чикаго» набрал скорость в пятнадцать узлов и занял свое место в хвосте процессии, стремительно двигающейся к арктическим льдам.