— Снова исчезла, — раздраженно произнес офицер ПЛО. Акустический буй, сброшенный десять минут назад, обнаружил слабый шум, установил контакт на две минуты, затем потерял его. — Парень ведет себя просто мастерски.

— И слишком близко, — добавил Моррис. Если подлодка продолжит смещаться на юг, она окажется на границе активной гидролокации фрегата. До настоящего момента «Фаррис» не обнаруживал своего присутствия. Капитан подводной лодки не мог не знать, что где-то поблизости находятся надводные корабли из-за присутствия вертолетов, но он не подозревал, что американский фрегат преследует его всего в десяти милях к югу.

Моррис посмотрел на офицера ПЛО:

— Давайте-ка проверим наш температурный профиль. Через тридцать секунд они опустили за борт датчик батитермографа. Прибор измерял температуру воды и передавал ее на дисплей в гидролокационном посту. Температура воды являлась наиболее важным фактором, влияющим на эффективность гидролокации. Надводные корабли измеряли ее время от времени, тогда как подводная лодка могла делать это непрерывно, что было еще одним небольшим преимуществом субмарины.

— Вот! — указал на экран Моррис. — Сейчас градиент намного сильнее, и они пользуются этим. Они избегают этого глубинного канала, наверно, ускоряясь над слоем термоклина, вместо того чтобы делать это под ним, как мы рассчитывали. О'кей…

Вертолеты продолжали сбрасывать акустические буи, и непродолжительные контакты, которые удавалось устанавливать, показывали, что цель движется к югу, в сторону фрегата. Моррис подождал десять минут.

— Мостик, говорит центр боевых действий, лево руля, новый курс ноль-один-один, — скомандовал Моррис, направляя свой корабль в сторону предполагаемого местонахождения подводной лодки. Фрегат неслышно двигался по гладкой морской поверхности со скоростью пять узлов. Команда центра боевых действий следила за тем, как курс на кормовой переборке медленно меняется на восток.

Пользоваться тактическим дисплеем не имело смысла. Компьютер, сбитый с толку множеством непродолжительных контактов с акустическими буями — к тому же большинство поступающих сигналов было ошибочным, — выдавал район местонахождения субмарины площадью в сотню квадратных миль. Моррис подошел к прокладочному столику в углу.

— Мне кажется, что он находится вот здесь. — Моррис указал на точку на карте. -

Замечания?

— Двигается на малой глубине? Это противоречит общепринятым правилам, — возразил офицер ПЛО. В соответствии с положением, которого обычно придерживались русские подводные лодки — так сообщали разведывательные источники, — они старались оставаться на глубине.

— Проверим. Начинаем поиск по системе «янки». Офицер ПЛО немедленно отдал соответствующую команду. Поиск подводной лодки по системе «янки» означал включение активного гидролокатора и излучение мощных импульсов в глубь моря. Моррис рисковал. Если субмарина находилась так близко, как он надеялся, тем самым капитан раскрывал положение собственного корабля и намного увеличивал опасность ответного удара, от которого его фрегат вряд ли смог бы найти защиту. Акустик не сводил взгляда с гидролокационного дисплея. Первые пять импульсов — гидролокатор вел свой луч с запада на восток — ничего не обнаружили. После следующего на экране появилась яркая точка.

— Контакт — четкий акустический контакт, пеленг ноль-один-четыре, расстояние до цели одиннадцать тысяч шестьсот ярдов. Считаю это подводной лодкой.

— Берите его! — скомандовал Моррис.

Твердотопливный ускоритель воспламенился, и ракета взлетела с палубы фрегата, описывая в небе дугу, видимую благодаря бледно-серому следу. Ракета горела три секунды и пронеслась по воздуху подобно пуле. В тысяче футов от морской поверхности торпеда отделилась от носителя и спустилась вниз на парашюте.

— Он меняет курс, сэр, — сообщил акустик. — Цель поворачивает и увеличивает скорость. А вот и рыба: наша торпеда в воде и посылает поисковые акустические сигналы. Она опустилась совсем рядом с целью.

Офицер оперативной группы не обратил внимания на возглас акустика. Сейчас к месту вероятного нахождения лодки летели три вертолета. Он понимал — вполне возможно, что торпеда пройдет мимо цели и тогда окажется важным не потерять ее, не дать ей уйти. Он скомандовал рулевому повернуть направо, чтобы пассивные акустические датчики, тянущиеся за фрегатом, получили возможность «слушать» субмарину, которая сейчас на большой скорости пыталась уклониться от торпеды и издавала громкие шумы. Появился первый вертолет и тут же сбросил акустический буй.

— Два винта, шум кавитации. Похоже, это «чарли» идет полным ходом, сэр, — сообщил старшина. — Мне кажется, торпеда засекла его.

Акустический пеленгатор торпеды переключился с режима посылки импульса и прослушивания на режим непрерывных импульсов — торпеда преследовала пытающуюся скрыться подводную лодку, следуя за ней на глубину. Когда торпеда пересекала слой термоклина, она на короткое время утратила контакт с лодкой, затем, когда тоже вошла в холодную воду под термоклином, снова обнаружила ее и начала быстро догонять. Подводная лодка выпустила источник шума, но он оказался неисправным. Тут же в пусковой аппарат поместили другой. Слишком поздно. Торпеда ударила в левый винт субмарины и взорвалась.

— Здорово! — послышался восторженный возглас старшего акустика. — Слышал детонацию боеголовки. Мы прикончили ублюдка!

— Попадание. Слышим взрыв, — пришло подтверждение с вертолета. — Оставайтесь наготове. Машины цели продолжают работать…, слышим посторонние звуки. Продувает балластные цистерны, продувает цистерны. Поднимается на поверхность, подводная лодка поднимается вверх. Видим воздушные пузыри. Боже милосердный, вот она!

Нос подводной лодки показался над поверхностью в шести милях от фрегата. Три вертолета зависли над поврежденной субмариной, как голодные волки, и «Фаррис» устремился на север к цели. Его пятидюймовое орудие было наведено на подводную лодку. Впрочем, это оказалось излишним. Носовой люк субмарины открылся, и на палубу начали выбираться люди. Другие члены команды появились на боевой рубке и стали прыгать за борт, когда машинное отделение наполнилось водой. Десять моряков успели выбраться из подлодки, прежде чем она скользнула обратно в морские глубины. Через несколько секунд на поверхность вынырнул еще один матрос — он был последним.

Вертолеты сбрасывали морякам, плавающим в воде, спасательные жилеты. Двух человек успел поднять вертолет со спасательной лебедкой, прежде чем к месту гибели субмарины прибыл «Фаррис». Моррис руководил спасательными операциями с мостика. На воду быстро спустили шлюпку, и все остальное оказалось простым делом. Члены команды русской подлодки были потрясены случившимся и не сопротивлялись. Вертолеты вели шлюпку к каждому из них и затем принялись осматривать водную поверхность в поисках остальных. Все одиннадцать моряков были подняты из воды, и шлюпка вернулась к висящим талям. Старший боцман присматривал за ее подъемом. Рядом с ним молча стоял младший лейтенант.

Раньше никто не задумывался о возможности подобного. Торпеда, попавшая в подводную лодку, должна обязательно потопить ее. Военнопленные, подумал Моррис. Что же мне делать с военнопленными, черт побери? Нужно было принять решение, где разместить их, как обращаться. Наконец, как их допросить — есть ли в составе команды фрегата кто-нибудь, кто говорил бы по-русски? Капитан передал управление кораблем своему помощнику и поспешил на корму.

Там уже стояли вооруженные матросы, неуклюже держа свои М-14 и с нескрываемым любопытством глядя на шлюпку. Матросы в шлюпке закрепили тали, и старшина, управляющий лебедкой, поднял шлюпку на борт корабля.

Советские моряки выглядели жалкими, многие еще не оправились от шока, связанного с таким неожиданным спасением от неминуемой гибели. Моррис насчитал трех офицеров, причем один из них был, по-видимому, командиром подлодки. Он прошептал несколько слов боцману Кларку.

Тот скомандовал вооруженным матросам отойти от борта и достал из кармана боцманскую дудку. Как только шлюпка опустилась на шлюпочные блоки, он издал заливистый трехтонный свисток и приветствовал советского капитана, словно почетного гостя.

На лице русского офицера появилось изумление. Моррис подошел к нему, чтобы помочь выйти из шлюпки.

— Добро пожаловать на борт моего корабля, капитан. Я — капитан третьего ранга Моррис, ВМС США. — Эд быстро окинул взглядом лица стоящих рядом членов своего экипажа и увидел на них недоуменное выражение. Однако хитрость Морриса не принесла успеха. Русский офицер или не говорил по-английски, или успел овладеть собой и сделать вид, что не понимает американца. Придется поручить кому-то вести допрос пленных русских. Моррис приказал боцману заняться спасенными. Русских отвели вниз для медицинского осмотра. Пока они будут находиться под охраной в санчасти. Исполнив поручение, боцман поспешил обратно к капитану.

— Шкипер, что с ними? — спросил он.

— Видно, им говорили, что сразу после сдачи в плен их расстреляют. Я однажды читал книгу, где говорилось о самых эффективных методах ведения допроса — понимаете, книга была написана немцем, специалистом по получению информации от наших парней во время второй мировой войны, ясно? Так вот, этот парень умел получать информацию от наших ребят, и знаете почему? Он хорошо обращался с ними. Наши спецслужбы после войны переправили его в Америку, и теперь он американский гражданин. Вот что, отделите офицеров от матросов, а старшин от рядовых. Содержите их отдельно. Примите меры, чтобы они комфортно чувствовали себя на борту корабля. Хорошо кормите, снабжайте сигаретами, пусть они будут уверены в своей безопасности. Если найдете кого-нибудь из наших, кто сумел протащить на борт спиртное, заберите бутылку и дайте им по паре стаканчиков. Выдайте новую одежду. Их одежду мы заберем. Пусть перенесут ее в кают-компанию. Посмотрим, нет ли там чего-нибудь ценного. А главное, обращайтесь с ними вежливо — тогда, может быть, один или несколько из них разговорятся.

— Будет исполнено, шкипер. — Боцман ушел, недоуменно покачивая головой. Хорошо хоть на этот раз он сможет нарисовать на рулевой рубке целый силуэт подводной лодки, а не половину.

Моррис вернулся на мостик. Там он распорядился дать отбой боевой тревоги, и фрегат вернулся в режим обычного патрулирования. Затем он связался по радио с командиром конвоя и сообщил о военнопленных.

— «Фаррис», — послышался ответ коммодора. — Нанесите на пусковой установке золотую букву "А". Вся ваша команда действовала отлично, Эд. Вы — лучший корабль во время этого плаванья. Относительно военнопленных я сообщу свое решение позже. Конец связи.

Капитан повернулся и увидел, что вахта, находившаяся на мостике, не покинула его. Все они слышали слова коммодора. Усталости как не бывало — улыбки на лицах, обращенных к Моррису, означали для него больше чем слова коммодора.

Алексеев просматривал разведывательную информацию, которая скопилась на столе. Командующий округом выехал в Москву для участия в совещании высшего командного состава, однако эта информация ничем — почти ничем, поправил он себя, — не отличалась от того, что говорилось в Москве.

— Боевые действия в Германии развиваются недостаточно успешно, товарищ генерал? — спросил капитан Сергетов.

— Да. Мы должны были выйти на окраины Гамбурга через тридцать шесть часов — как выделено планом. А пока не сумели добиться этого, и Третья ударная армия несет тяжелые потери от налетов авиации НАТО. — Он замолчал, глядя на карту. — На месте командующего войсками НАТО, я бы снова контратаковал вот здесь.

— Может быть, они просто не в состоянии сделать этого. Мы сумели отразить их первую контратаку.

— Да, ценой уничтоженной танковой дивизии и шестидесяти сбитых самолетов. Такие победы хуже иных поражений. Да и картина на южном фланге ничуть не лучше. Войска НАТО отступают, выигрывая время, и делают это очень удачно. Их наземные войска и самолеты действуют на той же территории, на которой они проводили маневры в течение тридцати лет. Наши потери почти вдвое больше расчетных, и мы не в состоянии выдержать это. — Алексеев откинулся на спинку кресла и выругал себя за то, что говорил как пораженец. Впрочем, причиной этого было просто желание самому принять участие в сражениях, что-то предпринять. Он не сомневался, как не сомневается любой генерал, что сам сумел бы лучше управлять войсками.

— А как относительно потерь НАТО?

— Мы считаем, что они тоже несут тяжелые потери. На удивление щедро расходуют боеприпасы и снаряжение. Немцы слишком много поставили на карту, защищая Гамбург, и это дорого им обошлось. Если бы я на их месте не смог контратаковать, то принял бы решение об отступлении. Город не стоит того, чтобы уничтожать свою армию. Мы познали этот урок в боях за Киев…

— Извините меня, товарищ генерал, а Сталинград?

— Там ситуация была несколько иной, капитан. И тем не менее поразительно, как повторяется история, — пробормотал Алексеев, глядя на карту на стене кабинета. Он покачал головой. В Западной Германии слишком хорошо развита сеть шоссейных дорог, чтобы можно было осуществить такой замысел. — По сообщениям КГБ, у НАТО боеприпасов на две, максимум на три недели. Это станет решающим фактором.

— А как с нашими боеприпасами и горючим? — спросил молодой капитан.

На лице генерала Алексеева появилось мрачное выражение.

По крайней мере здесь была вода. Из ледников, что громоздились в центре острова, стекали потоки — это была вода, которая выпала тут в виде снега больше тысячи лет назад, задолго до начала загрязнения атмосферы, и превратилась в лед. Когда лед начинал таять и питать стекающие с гор потоки, он снова превращался в воду кристальной чистоты и удивительно хорошего вкуса, хотя в ее составе полностью отсутствовали примеси. Кроме того, местная вода была ледяной, а найти брод помельче оказалось непросто.

— У нас пайков осталось всего на один день, лейтенант, — заметил Смит, когда они заканчивали есть.

— Да, об этом нужно подумать. — Эдварде скомкал оставшийся мусор. Гарсиа забирал затем его у всех и закапывал. Если бы имелся способ заровнять следы, которые они оставляли на земле, сержант Смит заставил бы их заниматься и этим.

Закапывать мусор в скалистом грунте было нелегко. Настраивая радио, Эдварде слышал приглушенные испанские проклятья и звон складной лопаты о камни, заменявшие здесь, на вершине высоты 482, почву.

— «Конура», вас вызывает «Ищейка». У нас кончаются пищевые припасы, прием.

— Искренне сочувствую, «Ищейка». Подумаем, как доставить вам несколько порций пиццы.

— Еще издевается, ублюдок, — произнес Эдварде, не переключая радио в режим передачи. — Что теперь вам требуется от нас?

— Вас никто не заметил?

— Раз все еще живы — никто.

— Сообщите, что видите.

— Что видим? Ниже склона холма на север проходит грунтовая дорога, милях в двух от нас. Похоже, поблизости ферма — засеянные поля, что-то вроде этого, только мы не видим отсюда, что там растет. Животноводческая ферма — овцы, наверно, — к западу от нас, мы прошли мимо нее по пути сюда. Большие стада овец. Десять минут назад на дороге увидели грузовик, направляющийся на запад. Самолетов пока сегодня не заметили, но, думаю, это пока. Гражданские лица находятся у своих домов, даже фермеры не пасут овец, а ферма к северу от нас кажется вовсе безлюдной. Никаких — повторяю еще раз, никаких — частных автомобилей. Иван круто поступил с этим островом, жестко зажал население. Вот и все, что можно сказать. Передайте летчикам этих «варков», что они сурово обошлись с подстанцией. От нее ничего не осталось, только огромная воронка. С тех пор мы нигде не видели электрического освещения.

— Понятно, «Ищейка». О'кей, вам приказано направиться на север в сторону Хвамсфьердура. Уклоняйтесь подальше к востоку, чтобы избежать заливов. Ждем вас там через десять суток. Повторяю, десять, самое большее двенадцать. Можете не торопиться. Двигайтесь подальше от населенных пунктов и избегайте всяческих контактов. В течение этого времени придерживайтесь обычного расписания радиосеансов и докладывайте обо всем интересном. Сообщите, как поняли.

— Понял вас, «Конура», нам приказано прибыть к Хвамсфьердур к концу следующей недели, режим радиосвязи обычный. Что-нибудь еще?

— Проявляйте максимальную осторожность. Конец связи.

— Хвамсфьердур? — спросил Смит. — Но это сотня миль по прямой!

— Они советуют нам уклониться к востоку, чтобы не натолкнуться на кого-нибудь.

— Двести миль — пешком по этому дерьму? — Взгляд Смита был таким мрачным, что мог рассечь скалы. — К концу будущей недели? Через десять или одиннадцать суток?

Эдварде молча кивнул. Он и не предполагал, что место, куда их послали, находится так далеко.

— Для такого перехода придется поднапрячься, мистер Эдварде. — Сержант достал из своего планшета крупномасштабную карту. — У меня даже нет подробных карт этого побережья. Черт побери, лейтенант, вы только посмотрите сюда. Хребты и реки на этом острове расходятся от его центра, как спицы в колесе, понимаете? Это означает, что нам придется постоянно карабкаться на скалы, а ведь это не холмики. По всем долинам продолжены дороги, но это же не для нас, верно, лейтенант? — Он тряхнул головой.

Эдварде заставил себя улыбнуться:

— Что, не по зубам? А мне говорили, что морским пехотинцам все ни по чем.

Смит пробегал каждое утро по пять миль. Он не мог припомнить, чтобы этот хилый слабак из ВВС делал что-то похожее.

— О'кей, мистер Эдварде. Говорят, еще никто не захлебнулся от пота. Встать, морские пехотинцы, мы отправляемся на небольшую прогулку. — Роджерс и Гарсиа переглянулись. «Мистер» вообще-то не было принятым обращением к офицеру, однако Смит считал, что вежливость требуется только в том случае, если офицер не знает, что его оскорбляют.

На сборку вертолетов потребовалось время. Огромный Ан-22 доставил на авиабазу два боевых вертолета Ми-24 — изрядный груз даже для такого чудовищно большого транспортного самолета с четырьмя двигателями. Еще на одном Ил-76 прибыли техники и экипажи вертолетов, в задачу которых входило собрать, обслуживать и летать на них. В первоначальном плане, подумал генерал, была допущена крупная ошибка — единственный вертолет, уцелевший после воздушного нападения в первый день, вышел теперь из строя. Вряд ли следует говорить о том, что поврежденную деталь не включили в число присланных запасных частей. Ему требовалось дополнительные вертолеты. Генерал Андреев пожал плечами. Идеальных планов не бывает. В Кефлавик доставят новые вертолеты, а также передвижные радиолокаторы и пусковые установки ракет «земля-воздух». Судя по всему, американцы постараются сделать его пребывание в Исландии как можно более невыносимым, и потому ему требовалось дополнительное снаряжение, чтобы отбить их атаки…

А еще эти ублюдки из КГБ. Мы должны установить мир на острове, заявили они. Как будто Исландия и без того не была достаточно мирной страной. До сих пор здесь не было ни одного случая активного сопротивления, ни единого, подумал генерал, вспомнив год своей службы в Афганистане. По сравнению с тем горным адом этот остров выглядел настоящим раем. А вот для КГБ этого недостаточно! Отвратительные ублюдки, варвары. Приняли решение взять тысячу жителей в заложники и лишь после этого обнаружили, что на острове нет тюрем. И теперь мои десантники должны охранять этих бедняг, пришлось выделить для этой цели роту солдат. Ничего не поделаешь, он получил приказ сотрудничать со здешними кагэбэшниками, работавшими до этого в посольстве. А что значит сотрудничать с ними? Сотрудничать с КГБ — значит подчиняться. В подвижных патрулях находятся офицеры КГБ — в качестве советников, сообщили ему.

Генерал Андреев начинал беспокоиться. Отборные десантники далеко не лучшие тюремные надзиратели. Другое дело, если бы ему приказали хорошо обращаться с местным населением. Вместо этого он получил обратный приказ, и в результате — враждебное отношение исландцев. Когда закончился последний налет и американские истребители-бомбардировщики исчезали вдали, в толпе местных жителей слышались восторженные возгласы. Какой абсурд, подумал генерал. Теперь в городе нет электричества, а они приветствуют успех американцев! И все из-за жестокостей КГБ. Какая глупость! Столько утраченных возможностей… Андреев подумал, а не стоит ли сообщить в Москву о своих возражениях, не попросить ли командование разрешить ему действовать самостоятельно. Но какой смысл? Офицер, не подчиняющийся КГБ, не подчиняется самой партии.

Его размышления прервал рев турбин. Первый из вертолетов Ми-24 проворачивал свой несущий винт, проверяя двигатели. К Андрееву подбежал офицер:

— Товарищ генерал, мы готовы к испытательному полету. Он будет проводиться налегке, без вооружения. Боезапас погрузим, когда вернемся обратно.

— Очень хорошо. Вот что, капитан, во время полета проверьте вершины, окружающие Рейкьявик и Кефлавик. Сколько времени потребуется, чтобы привести в готовность второй вертолет? — спросил Андреев.

— Два часа.

— Отлично. Вы прекрасно справились с работой, товарищ капитан. Через минуту тяжелый вертолет поднялся в воздух.

— Лечь и замереть! — крикнул Гарсиа. Вертолет был далеко, но одного взгляда на него ему было достаточно.

— Что это за вертолет? — спросил лейтенант.

— «Хайнд». Ударная «птичка», вроде нашей «кобры». Страшная штука, лейтенант. Способен нести восемь десантников, а также массу разных ракет и пулеметов. Даже не думайте пробовать сбить его — у него броня, как у танка.

Ми— 24 облетел вершину, на которой они недавно находились, затем исчез, снова появился и направился на юг, где совершил облет еще одной вершины.

— Думаю, он нас не заметил, — заключил Эдварде.

— Хорошо бы так и на будущее. Пока не пользуйтесь своим радио, лейтенант. Мы свяжемся с нашими, когда отойдем отсюда подальше, ладно?

Эдварде кивнул. Он вспомнил лекции о советских вертолетах, которые им читали в академии ВВС. «Мы не боимся русских, — процитировал преподаватель слова одного афганца, — но их вертолеты нас пугают.»

Этим вечером полковник Эллингтон проснулся в шесть часов. Когда он побрился и вышел из дома, солнце все еще стояло высоко над горизонтом. Мысли кружились вокруг предстоящей сегодня ночью операции. Он не был пессимистом, но трудно смириться с потерей почти четверти экипажей за неделю, со смертью людей, с которыми служил целых два года. После войны во Вьетнаме прошло слишком много времени. Он успел забыть о том, что на войне могут быть такие ужасные потери и как тяжело их переносить. Его летчики даже не имели возможности хотя бы день побыть наедине с собой, чтобы погрустить о погибших, уменьшив тем самым боль утрат, как им этого ни хотелось. Им создавали самые благоприятные условия для отдыха. Согласно приказу каждый из них должен был спать восемь часов в сутки — подобно ночным охотникам, они спали только днем.

Его самолеты, однако, несомненно действовали успешно. В этом он не сомневался. Каждую ночь черно-зеленые «фризби», «летающие тарелки», вылетали, чтобы уничтожить ту или иную важную цель, и русские все еще не разработали тактику борьбы с ними. Аэрофотокамеры, установленные на бомбардировщиках, которые вели съемку в момент удара по цели, доставляли обратно такие снимки, что офицеры разведки с трудом верили своим глазам. Но какой ценой…

Ничего не поделаешь. Полковник напомнил себе, что один вылет в сутки — это не такая тяжелая нагрузка, какая выпадает на долю других экипажей, и что самолеты фронтовой авиации несли такие же огромные потери, как и его эскадрилья. Сегодня ночью предстояла новая операция. Эллингтон приказал себе думать только о ней.

На инструктаж потребовался час. На задание вылетает десять самолетов: по два бомбардировщика на каждую из пяти целей. Будучи командиром, полковник выбрал себе самую трудную: по данным разведки у Ивана к западу от Виттенбурга имелся ранее неизвестный склад горючего, которым заправлялись танки, рвущиеся к Гамбургу. Немцы обратились с просьбой, чтобы огромный склад, расположенный недалеко от линии фронта, был ликвидирован. Его ведомый первым атакует цель французскими «дюрандалями», а Эллингтон следом за ним нанесет удар кассетными бомбами «рокай». Их не будут поддерживать другие самолеты, и с ними не полетит самолет радиолокационной борьбы. Две его «птички» погибли, когда их сопровожу дал такой самолет, и постановка помех всего лишь насторожила русскую противовоздушную оборону.

Полковник внимательно посмотрел на топографическую карту. Местность, над которой им предстоит лететь, была плоской. Почти никаких гор или холмов, за которыми можно спрятаться, зато он сможет лететь на уровне верхушек деревьев, а это ничуть не хуже. Он приблизится к цели с востока, сзади. Ветер — западный, двадцать узлов, и если он приблизится к цели с подветренной стороны, противовоздушная оборона не услышит его до тех пор, пока не будут сброшены бомбы…, если вообще услышит. Покинут они район цели в направлении юго-запада. На проведение всей операции потребуется семьдесят пять минут. Эллингтон рассчитал необходимый ему запас горючего, не забыв, как всегда, принять во внимание воздушное сопротивление подвешенных бомб. К расчетному запасу топлива он добавил пять минут полета в режиме форсажа на случай воздушного боя и десять минут — над Битбургом при подготовке к посадке. После этого, довольный, полковник отправился завтракать. Прожевывая куски тоста, он продолжал думать о предстоящей операции. Она развертывалась перед его мысленным взором, подобно кино: каждый поворот, каждое препятствие, каждая зенитная ракетная батарея, которую понадобится облететь. Затем Эллингтон ввел в сценарий непредвиденные факторы: появление над целью истребителей противника, летящих на бреющем полете. Как это может сказаться на исходе операции? Как будет выглядеть цель во время сближения с ней? Если понадобится совершить второй заход на цель для бомбометания, с какой стороны это делать? Майор Эйсли молча поглощал свой завтрак, сидя рядом с командиром; по выражению его лица он знал, что ему понадобится предпринять при выполнении задания.

Они пролетели на восток в глубь Восточной Германии пятьдесят миль, прежде чем повернули на север у Ратенау. Два советских самолета раннего оповещения Ил-76 летали на большом расстоянии от границы в окружении юрких перехватчиков. Оставаясь далеко за пределами дальности действия их радиолокаторов, два бомбардировщика продолжали полет над самой землей и близко друг к другу. Когда они проносились над автострадами, то всегда в направлении, противоположном тому, что вело к цели. Они избегали городов и других населенных пунктов, а также известных им вражеских складов, где могли располагаться охраняющие их пусковые установки с ракетами «земля-воздух».

Инерционная система навигации следила за их полетом, прокладывая курс на электронной карте-дисплее, вмонтированной в панель управления. После того как самолет начал уклоняться к западу, расстояние до цели быстро уменьшалось.

Они промчались над Виттенбургом на скорости пятьсот узлов. Инфракрасные камеры показывали скопление машин-заправщиков автомобилей на дорогах, ведущих прямо к цели…, вот! По меньшей мере двадцать танков виднелось среди деревьев. Они заправлялись из подземных топливных емкостей.

— Вижу цель. Действуйте в соответствии с планом.

— Понял. Я тоже вижу цель. Приступаю, — послышался голос командира бомбардировщика «Шейд-2».

Дюк ушел налево, освобождая путь для ведомого, совершающего налет на цель первым. «Шейд-2» остался единственным бомбардировщиком в эскадрилье, имеющим соответствующие крепления под крыльями, чтобы нести тяжелые бомбы.

— Господи! — На дисплее Дюка показалась пусковая установка зенитных ракет «земля-воздух», расположенная прямо у него по курсу. Ракеты были направлены на северо-восток. Один из его бомбардировщиков ценой своей гибели узнал, что ракеты САМ-11 обладают системой инфракрасного наведения, о чем раньше никто не подозревал. Полковник резко бросил свой самолет вправо, уходя от пусковой установки, пытаясь догадаться, где находятся остальные установки зенитной ракетной батареи.

Вот и цель. «Шейд-2» сбросил четыре бомбы и помчался на запад. Сзади послышались выстрелы зенитных орудий. Слишком поздно…

Изготовленные во Франции бомбы «дюрандаль» оторвались от удерживавших их пилонов. Оказавшись в свободном полете, они повернулись вниз боеголовками, и включившиеся ракетные ускорители придали им еще большую скорость. Бомбы этого типа были предназначены для разрушения бетонных взлетно-посадочных полос и представляли собой идеальное оружие для уничтожения подземных емкостей с горючим. Эти бомбы не взрывались при попадании в цель, а благодаря корпусам из высокопрочной стали вонзались в грунт, проникая вглубь на несколько футов, прежде чем срабатывал детонатор. Три бомбы попали в огромные цистерны с горючим — пробили укрывающий их слой бетона и взорвались, причем сила взрыва была направлена вверх, что открыло путь горящему топливу выплеснуться в воздух.

Колоссальная мощность взрыва мало уступала по силе атомному. Три белых столба пламени взвились вверх подобно фонтанам, разбрасывая пылающее горючее на сотни ярдов вокруг. Все машины, находившиеся поблизости от емкостей, мгновенно оказались охвачены пламенем, и спастись удалось только тем, кто стояли у периметра склада. Резиновые топливные емкости, доставленные туда, взорвались через несколько секунд. Река горящего дизельного топлива и бензина потекла среди деревьев. Прошло несколько мгновений, и двадцать акров леса превратились в гигантский огненный шар, устремившийся к небу. Затем последовали другие взрывы. Ударная волна была настолько сильной, что бомбардировщик Эллингтона резко бросило в сторону.