12. Сверхновые звезды

— Эй, друг! Сколько можно ждать? — потерял терпение Лукас. Вот уже десять минут он бестолково топтался в маленькой душной лавке ростовщика.

— Сию секунду!

Старший клерк и одновременно единственный владелец заведения стоял за стеклянным прилавком, покрытым бесчисленными отпечатками пальцев, царапинами и масляными пятнами — неизбежными спутниками провинциального бизнеса. Большое дряблое тело имело форму груши — узкие плечи и широкие бедра. Стоя в углу, он приглушенно разговаривал по телефону. В лавке пахло плесенью, влажным картоном и машинным маслом.

— Передай ему, что это невозможно, потому что собака Корки уже пыталась это сделать, и от нее осталось только мокрое место...

— Извини, друг! Мы очень торопимся! — В голосе Лукаса звенело нетерпение. У него было такое ощущение, словно по спине ползла целая армия муравьев.

Рядом с ним стояла Софи. Время от времени она поглядывала сквозь стекло витрины на улицу, где на автостоянке супермаркета Стаки стоял грузовик. Молоденький служащий в рабочем комбинезоне заправлял «Черную Марию» дизельным топливом.

Повернувшись к прилавку, Софи чуть толкнула Лукаса в бок и тихо сказала:

— Интересно, успеем мы закончить до ночи?

Лукас нетерпеливо постучал о прилавок костяшками пальцев.

— Мы дождемся, когда нас обслужат?

Прикрыв ладонью трубку, клерк с деланной любезностью произнес:

— Сию секунду!

— Черт побери! Сколько можно ждать?! — Лукас ударил кулаком по стеклянному прилавку.

Слегка вздрогнув от неожиданности, клерк тупо уставился на Лукаса. Потом произнес в трубку:

— Я тебе перезвоню позже.

Положив телефонную трубку, клерк с каменным лицом приблизился к Лукасу и спросил ледяным тоном:

— Могу быть чем-нибудь полезен?

— Можешь, это точно!

Лукас вынул их кармана скомканный носовой платок и, положив на прилавок, развернул его. На тонкой хлопчатобумажной ткани лежал талисман Мелвила.

— Сколько дашь за эту штуку?

Клерк внимательно посмотрел на вещицу.

— Что это за чертовщина?

Лукас и Софи переглянулись. Чем дольше Лукас находился в этом душном помещении, тем сильнее ему хотелось разбить башку этому неповоротливому и непонятливому толстяку.

— Очень редкое французское украшение!

Клерк надвинул на глаз лупу и низко склонился над талисманом.

— Французское украшение?

— Ну да! Французское украшение! — Голос Лукаса неожиданно сорвался на фальцет.

Вынув из кармана шариковую ручку, клерк слегка ткнул ею в сморщенную поверхность, повернул талисман обратной стороной и задумчиво поглядел в потолок. Казалось, ему противно касаться этой вещицы голыми руками.

Лукас в нетерпении переминался с ноги на ногу. В животе у него что-то все время переворачивалось.

— И камни там настоящие!

— Камни? — подозрительно взглянул на Лукаса клерк.

— Ну да! Изумруды, бирюза и всякое такое!

Убрав ручку в карман, клерк неожиданно посуровел и, искоса глядя на талисман, тихо спросил:

— Где вы это взяли?

— Какая тебе разница? Сколько дашь за нее?

— Нисколько.

— Что?!

Клерк поморщился:

— Мне такая штука не нужна.

— Что ты несешь?!

Лукас почувствовал, как к горлу подкатила тошнота, внезапно началась сильная изжога. Он болел редко, поэтому нынешнее внезапное ухудшение самочувствия всерьез встревожило его. Лукас обладал луженым желудком, безотказно переваривавшим любую дрянь, которую подавали в придорожных закусочных. Но теперь с ним творилось что-то неладное.

Софи взяла его за локоть и сказала:

— Ладно, выбрось это в мусорный бак.

Борясь с тошнотой, Лукас выпалил:

— Ни за что!

— Перестань, Лукас! Пойдем отсюда! — Софи настойчиво тянула его к двери. Ее глаза были широко раскрыты от страха, и чувствовала она себя отвратительно.

Вырвавшись из ее рук, Лукас шагнул обратно к прилавку. Яростно сунув талисман прямо под нос клерку, он рявкнул:

— Да ты дотронься! Он же не кусается!

Клерк развел руками:

— Я в такие дела не лезу!

— Дотронься!

— Я вызову полицию!

— Дотронься, черт тебя подбери!

Внезапно Лукас содрогнулся от резкой боли в животе. Казалось, кто-то пытался завязать его кишки в узел. Задыхаясь от боли, он отступил назад, задев при этом стеллаж с кухонной утварью. Посуда со звоном посыпалась на кафельный пол, осколки фонтаном брызнули во все стороны.

Клерк за прилавком наклонился, словно пытаясь отыскать что-то на полу.

— Я же сказал, я в это не ввязываюсь!

Софи ухватила Лукаса за плечи и снова потащила его к выходу. Но он все продолжал рваться обратно к прилавку, выкрикивая:

— Вот и отлично! Пошел ты к черту! Я в два счета продам эту вещь в соседнем городишке!

Клерк в ответ вытащил из-под прилавка шестизарядный «магнум», снял предохранитель и навел дуло на Лукаса.

— Вон!!! — истошно завопил он.

— Отдай мою вещь!

Схватив талисман, Лукас сунул его обратно в карман. И тут все его тело охватила внезапная дрожь, по спине побежала струйка горячего пота.

Собравшись с силами, он двинулся к выходу. Голова кружилась, словно от высокой температуры. Колени подгибались. Жар и жжение в животе сделались настолько невыносимыми, что он закричал и повалился на пол.

Недвижно застыв от боли, он почувствовал новый приступ, в тысячу раз сильнее прежнего. Горячая волна боли начиналась от самых кончиков пальцев на ногах и поднималась все выше и выше. Когда нестерпимая боль достигла легких, Лукас открыл рот и пронзительно закричал.

Рядом с ним тут же появилась Софи. Словно сквозь туман Лукас увидел, как она, нагнувшись, пытается поднять его на ноги. Ее голос долетел до него, как через целлофановую пленку:

— Нам нужно вернуться в грузовик!

С огромным трудом Лукасу удалось встать на ноги, и Софи вывела его на улицу. Четырехполосная проезжая часть, испещренная следами торможения, пятнами машинного масла и трещинками, сквозь которые упрямо пробивались зеленые ростки травы, показалась Лукасу непроходимым болотом, отделявшим его от вожделенного грузовика.

— Надо... вернуться на трассу... — с великим трудом выдохнул Лукас, сгибаясь пополам от жестокой боли и волочась вслед за Софи к грузовику. С каждым шагом тошнота становилась все сильнее, в позвоночник точно всадили иглу. Но он продолжал брести из последних сил, почему-то уверенный, что единственное спасение от боли — это сесть за руль грузовика и вернуться на шоссе.

«...на мне лежит проклятие...»

Софи плелась рядом с ним. Похоже, ей тоже очень нездоровилось. Она дрожала всем телом, и ее кожа блестела от обильно выступившего пота. Позади раздался резкий гудок. Обернувшись, они увидели летевший прямо на них пикап, в последнюю секунду сумевший обогнуть их, избежав столкновения. Водитель пикапа яростно погрозил им кулаком и скрылся в облаке пыли.

Добравшись до противоположной стороны улицы, они, шатаясь, побрели дальше, к своему грузовику. К этому времени изо всех магазинчиков и контор на улицу высыпали горожане, чтобы подивиться на странное зрелище. Молоденький служащий заправочной станции тоже оторвался от заполнения бака «Черной Марии» дизельным топливом и с удивлением наблюдал за двумя качавшимися из стороны в сторону фигурами, приближавшимися к черному грузовику.

Не дойдя каких-нибудь шести метров, Лукас рухнул на четвереньки, и его вывернуло наизнанку. Все его большое тело судорожно изгибалось. Его желудок был почти пуст, поэтому его вырвало только одним желудочным соком и слюной, смешанной со слизью. Голова горела, словно в лихорадке. Перед глазами посыпались горячие, ослепительные искры, похожие на праздничный фейерверк.

Ухватившись за его жилет, Софи изо всех сил пыталась поднять его на ноги, и тут Лукаса внезапно охватил озноб.

В полубреду он вдруг представил себе, как его рвет не проглоченной пищей, а собственными внутренностями. Вот было бы зрелище! Человек выплевывает все свои внутренности! Потом, сквозь туман невыносимой боли, Лукас посмотрел на тротуар и увидел, что от его рвотной жижи поднимается пар, словно над тарелкой горячего супа.

«... на мне лежит проклятие... никогда не останавливаться... никогда и ни за что... никогда не останавливаться...»

Голос покойного Мелвила Бенуа не затихал в его воспаленном мозгу. Измученный невероятно сильной болью, Лукас вдруг понял, как легко поверить, что именно проклятие ведьмы и ее колдовские чары причиняют страшные мучения... Превозмогая боль, он пополз к грузовику, все еще отказываясь поверить в то, что это действие черной магии. Непременно должно существовать какое-либо логическое объяснение тому, что единственное средство от боли — возвращение за руль.

Внезапно рядом с ним упала на колени Софи. Вся согнувшись, она дико закричала и схватилась обеими руками за живот, как женщина, у которой наступили родовые схватки. Лукас хотел помочь ей, но у него не осталось сил. Такое было ощущение, словно руки и ноги пронзали горячими стальными копьями.

Перед глазами у Лукаса все поплыло...

— Со...фи...

Ему удалось проползти еще несколько футов и свалиться почти без сознания совсем рядом с кабиной. Он почувствовал во рту привкус крови и дорожной гари. Глаза почти ничего не видели, вместо яркого солнечного света перед ним внезапно сгустились сумерки. В любую минуту он мог потерять сознание. Тогда ему точно пришел конец.

Сделав над собой невероятное усилие, Лукас взглянул вверх и сквозь красные круги и ослепительные искры, вспыхивавшие у него перед глазами, различил водительскую дверь кабины, которая показалась ему страшно далекой и совершенно недостижимой. Двигатель был заглушен, дверь плотно закрыта. Лукасу показалось, что кабина издевается над собственным хозяином. Он снова сделал попытку подползти поближе, но тело уже не слушалось его. Он был парализован страшной болью.

Теперь он уже был в нескольких дюймах от кабины, но силы быстро покидали его. Приподнявшись всем телом, он попытался открыть дверь кабины, но рука не слушалась.

— П-по-помогите!!!

Дверь, словно по волшебству, неожиданно распахнулась.

Лукас замер на месте. В кабине кто-то был, и этот кто-то быстро и умело включил зажигание и завел двигатель. Из выхлопной трубы вырвалось облачко дыма. Незнакомец в кабине тут же наклонился к пассажирской двери и ее тоже распахнул настежь. А потом мгновенно исчез.

Лукас забрался на ступени подножки и с криком отчаяния ввалился в кабину. Оказавшись на водительском сиденье, он тут же нажал на педаль газа. Двигатель радостно взревел. И тут в кабину с пассажирской стороны упало обмякшее тело Софи. Рот у нее был распахнут в немом крике, глаза крепко зажмурены, с нижней губы стекала тоненькая струйка слюны.

Лукас рванул на себя рычаг переключения скоростей.

Молоденький парень, все еще возившийся с заправкой, едва успел отскочить с криком:

— Сукин сын! Ты что это творишь?!

«Черная Мария» рванула с места, заправочный пистолет так и остался торчать в ее баке. Двигатель взревел, словно разъяренный динозавр, из трубы вылетело облако выхлопных газов, заскрежетали задние колеса, поднимая в воздух тучи пыли и мелкого гравия, и тяжелый грузовик умчался со стоянки. Заправочный пистолет переломился надвое, и дизельное топливо фонтаном брызнуло на землю.

Сидя в кабине, Лукас пытался перевести дух и прийти в себя. На какую-то долю секунды ему даже показалось, что сейчас он, как Мелвил, вспыхнет живым факелом. Но как только грузовик начал набирать скорость, все стало понемногу возвращаться на свои места. Жжение в желудке утихло, вернулась острота зрения. Он открыл окно, и ветер обдувал его мокрое от пота лицо.

В эту секунду он почувствовал себя наркоманом, принявшим приличную дозу героина. Облегчение пришло так быстро, что, казалось, сам факт движения действует на него, как наркотик.

Обернувшись к Софи, Лукас внимательно посмотрел на ее измученное лицо.

— Ты как? Оклемалась?

Софи глубоко дышала, вытирая рот краем футболки. Ее щеки покраснели, в глазах стояли слезы.

— Не знаю... — едва слышно ответила она и отвернулась к окну. — Ты видел, кто это был? Ты узнал того, кто помог нам?

Сделав несколько глубоких вдохов, Лукас провел ладонью по вспотевшему лбу и взглянул в боковое зеркало.

— Нет, я не успел как следует рассмотреть его.

— О Боже... — всхлипнула Софи и открыла окно со своей стороны. Грузовик уже подъезжал к выходу на скоростное шоссе, но позади еще виднелась автостоянка супермаркета Стаки.

— Кто же это мог быть? — пробормотал Лукас, всматриваясь в зеркало заднего вида, в котором отражалась толпа горожан, собравшихся на стоянке. Они показывали пальцами в сторону удалявшейся «Черной Марии» и что-то кричали. Молоденький служащий заправочной станции лихорадочно пытался заткнуть фонтан дизельного топлива, бивший из сломанного автомата.

Внезапно Лукас заметил две человеческие фигурки, торопливо бежавшие в сторону припаркованного на обочине старого школьного автобуса. Старик, одетый в выцветшую старую рубаху, полотняные штаны и кроссовки, и паренек в рваных джинсах, с длинными непослушными волосами. Паренька Лукас узнал сразу.

Это был Анхел Фигероа.

13. Склеп

— Эй! Есть тут кто-нибудь?! — Делберт уже третий раз принимался барабанить кулаками в железные ворота.

Что-то тут было не так. Собственно говоря, все пошло кувырком с того момента, как на взятой напрокат машине он съехал с главного шоссе в сторону болот. Прежде всего выяснилось, что сержант полиции Пойнт-Сирена дал ему ошибочные указания, как добраться до кладбища Хокинса. Почти двадцать минут Делберт колесил в поисках нужного поворота, причем колесил совсем не там. Когда же он наконец нашел старое заболоченное кладбище, выяснилось, что входные ворота крепко заперты.

Делберт постучал в четвертый раз. Костяшки пальцев стали уже оранжевыми от ржавчины.

— Откройте! Полиция!

В ответ — лишь дальние крики пеликанов, гнездившихся на побережье, да лягушачье кваканье.

Отойдя на несколько шагов, Делберт принялся разглядывать главный вход кладбища. По обе стороны ворот, словно стражи, стояли огромные дубы и кипарисы. Их стволы были покрыты мхом. Во влажном воздухе пахло гнилой рыбой и болотным газом. Лучи полуденного солнца едва проникали сквозь густую листву. Делберт еще раз взглянул на ворота. Покрытая мхом и увитая диким виноградом арка была очень высокой. На ней красовалась надпись: «МЕМОРИАЛЬНОЕ КЛАДБИЩЕ ХОКИНСА».

Снова подойдя к воротам, Делберт еще раз постучал и закричал:

— Черт пробери! Кто-нибудь откроет мне наконец?! Я из полиции!

И тут за его спиной раздалось:

— Руки вверх, паршивец!

Делберт хотел обернуться, но получил прикладом ружья по шее. Выронив чемоданчик с инструментами, он завопил:

— Подождите секундочку!

Сунув руку в карман, чтобы достать свое удостоверение, Делберт оглянулся, но не успел он разглядеть нападавшего, как тяжелый, кованный железом башмак пнул его в грудь. Зашатавшись, Делберт шлепнулся в грязь рядом с воротами. И тут он наконец разглядел нападавшего.

Женщина. И какая! Таких громадных теток он еще никогда не видел.

— А ну, подними руки! — рявкнула громовым голосом Бабетта Дадли, взводя курок своего ружья.

Чернокожая великанша с пышной шевелюрой жестких курчавых волос была одета в засаленную рабочую робу, едва не лопавшуюся на ее огромном шарообразном животе. В ушах и на запястьях сверкало великое множество африканских украшений. Глаза прятались за огромными солнцезащитными очками. Ткнув дулом чуть ли не в лицо Делберту, она снова рявкнула:

— У тебя уши воском заклеены, что ли?

— Я из округа Пеннингтон, департамент шерифа! — взмахнул дрожащей рукой Делберт. — Ваш шеф, Таггард, должен был позвонить вам и предупредить о моем визите!

Некоторое время Бабетта подозрительно рассматривала Делберта, потом ее черное толстое лицо расплылось в широчайшей улыбке, и она опустила свое ружье.

— Черт побери! Извини, приятель. Меня зовут Бабетта Дадли. Я тут работаю смотрителем.

Поразительно легко наклонившись, она протянула ему руку и легко помогла подняться. Моррисону показалось, что его поднял не человек, а вилы автопогрузчика. В сильном смущении он торопливо отодвинулся от великанши и, когда она отперла ворота, поспешно двинулся вслед за ней.

— Это и есть склеп?

Делберт стоял на пороге часовенки, высеченной из мрамора, заметно пострадавшей от времени и сорняков.

— Так точно, — ухмыльнулась Бабетта и двинулась к боковой дверце, частично скрытой от глаз диким виноградом. Остановившись, она принялась рыться в необъятном кармане в поисках нужного ключа. — Это и есть последнее пристанище всех Дега.

Встав рядом с Бабеттой, Делберт махнул в сторону склепа и спросил:

— И часто у вас бывало, что кто-нибудь нарушал покой могил?

— Я бы так не сказала.

— Сколько раз случались подобные варварства?

На мгновение задумавшись, Бабетта ответила:

— При мне — только раз, в 1983 году.

— Вы что, шутите?

— Клянусь Всевышним, святая правда!

Делберт внимательно оглядел фамильный склеп Дега. Укрытое от солнечных лучей захоронение выглядело, пожалуй, мрачновато. По периметру росли огромные вековые кипарисы, накренившиеся на влажной болотной почве. Надгробные плиты были почти полностью скрыты зарослями сорняков и дикого винограда. Надгробные памятники в ужасном состоянии — полуразрушенные, со стертыми надписями, они сильно пострадали от времени и океанских бризов.

Обернувшись к толстухе, Делберт спросил:

— Не могли бы вы рассказать мне, как это все тогда случилось?

Бабетта продолжала сосредоточенно искать нужный ключ.

— Да тут и рассказывать-то нечего. В один прекрасный день я задержалась здесь чуть ли не до полуночи, а когда снова пришла на следующее утро, склеп Дега стоял открытый.

Делберт посмотрел на крышу сооружения и задал еще один вопрос:

— А легко проникнуть в такой вот склеп?

— Очень даже легко, — пробормотала Бабетта. — А, вот он! — радостно вскричала она, обнаружив наконец нужный ключ.

Повернувшись к двери, она вставила ключ в большой висячий замок и открыла дверь.

— Осторожнее, приятель! Там темно, — предупредила Делберта Бабетта, первой ныряя в темноту склепа.

На мгновение Делберт замер, не решаясь идти за ней. Ладони у него стали мокрыми, желудок сдавил спазм. Так он простоял на пороге минуту, а может, и две, размышляя о легкомыслии принятого им решения стать экспертом-криминалистом. Наверное, он переоценил свои возможности. Следовало бы пойти в дорожную полицию, а не...

— Ты что, весь день там стоять будешь? — прервал его размышления грубоватый голос Бабетты.

Делберт вспомнил о своем старом отце, о том, как он гордился своим сыном-полицейским, и, собравшись с духом, отважно шагнул вперед, бормоча молитвы и не выпуская из рук чемоданчик с инструментами.

И оказался в кромешной тьме. Если бы не тонкий лучик солнечного света, проникавший сквозь полуоткрытую дверь, он почувствовал бы себя слепым, словно летучая мышь. К счастью, света от двери было достаточно, чтобы различить пыльный каменный пол и пару дорических колонн.

Делберт задержал дыхание и сделал несколько осторожных шагов. Под его башмаками поскрипывал мельчайший гравий. В воздухе стоял запах старого сухого камня и еще чего-то, как будто залежавшихся специй.

— Это здесь, — раздался из тьмы голос Бабетты. Послышался металлический щелчок, и помещение внезапно озарилось неярким светом ее карманного фонарика.

Оглядевшись, Делберт с удивлением увидел, что все стены исписаны непонятными символами и словами. Поспешно нацарапанные чем-то черным надписи несколько побледнели от времени, некоторые знаки и вовсе почти пропали, особенно там, где Бабетта мыла стены влажной тряпкой. Видны были непонятные слова: АККОН ДРИ, ДАЛИМУС, ЗИЗИМУТ, Е ЮЛ.

Рядом были начертаны пентаграммы и непонятные арабские буквы. Все это не имело никакого смысла, но волосы у Делберта встали дыбом.

Приблизившись стене, он стал внимательно вглядываться в надписи, одновременно пытаясь открыть свой чемоданчик с инструментами. Собственно говоря, он хотел сделать несколько фотографий, но, проведя пальцем по поверхности одной из надписей, так и застыл на месте.

— Это что, засохшая кровь?

— Да, — кратко отозвалась Бабетта. — Полиция считает, что это кровь овцы или коровы. Наверное, какие-то слишком умные сорванцы хотели напугать местных жителей...

Следуя за лучом карманного фонарика Бабетты, Делберт попал в небольшой альков. Толстуха повела фонариком вокруг гробницы.

— Эти негодяи все тут разграбили и разорили — и фамильные ценности, и бронзовые статуэтки, и вообще все...

Делберт заглянул через плечо чернокожей великанши в узкий туннель, где находились другие захоронения:

— А тела умерших были потревожены?

— Да нет, похоже, они пришли сюда просто пограбить.

С бешено колотящимся сердцем Делберт заглянул в туннель, где покоились гробы. В самом дальнем конце туннеля, в большой нише, стоял самый разукрашенный гроб, вся поверхность которого, покрытая древней паутиной, была исписана таинственными надписями и словами.

— Минуточку, — проговорил он, заметив какой-то непорядок, и непроизвольно стиснул зубы. — Посмотрите-ка вон туда, где стоит последний гроб...

Бабетта молча повиновалась. Луч фонарика, скользнув по другим гробам, остановился на самом большом. Делберт смотрел — и никак не мог понять, что же привлекло его внимание, и тут заметил, что крышка несколько сдвинута.

— Похоже, крышка не на месте, — пробормотал он.

Взглянув на гроб, Бабетта тихо выругалась на каком-то непонятном языке и двинулась через весь проход к дальнему гробу. Усилием воли подавив охвативший его ужас, Делберт заставил себя последовать за ней.

Бабетта посветила на крышку гроба. Да, действительно, крышка оказалась слегка сдвинутой в сторону. К тому же она еще была и заметно поцарапана, словно кто-то силой пытался отодвинуть ее, и царапины были совсем свежими.

— Это гроб Мориса Дега, — тихо сказала Бабетта. — Надо бы проверить все погребение.

Она решительно отодвинула крышку в сторону, и взору Делберта открылись останки Мориса Дега. Помощник шерифа выронил свой чемоданчик. От удара он раскрылся, и все его содержимое разлетелось в стороны. Увеличительное стекло разбилось вдребезги, порошок для снятия отпечатков пальцев рассыпался, кассеты с фотопленкой треснули, фотоаппарат раскололся надвое, стеклянные пробирки раскатились по всему склепу.

— Господи Иисусе! — выдохнула Бабетта, зажимая рот рукой и в ужасе глядя на тело.

Делберт вдруг осознал, что почти утратил контроль над собой и стоит, оцепенев от ужаса. Единственное, что ему сейчас хотелось, — это поскорее выбраться на воздух, но он не мог ни сдвинуться с места, ни оторвать взгляд от того, что лежало в гробу.

Из многочисленных учебников Делберт знал, что процесс разложения, так называемое омыление жиров, всегда происходит по одной и той же схеме — со временем кожа слезает, а прочие ткани превращаются в мылоподобное вещество. В результате труп становится похожим на оплывшую куклу.

Этот же, похоже, разрушался совершенно иначе.

Тело Мориса Дега съежилось, превратилось в маленькую коричневую мумию. Уменьшившееся в несколько раз лицо карикатурно выглядывало из казавшегося огромным воротника погребального костюма. Съежились и высохли ручки, высовывающиеся из широченных манжет, сложенные на груди покойного.

— Пломба на месте... — пробормотала Бабетта, вглядываясь в крышку гроба, но Делберт не слышал ни единого ее слова. Его мысли были заняты другим. Внезапно он почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и дрожащей рукой зажал рот. С великим трудом заставив собственные ноги повиноваться приказу мозга, он повернулся и, шатаясь, побрел прочь.

Бабетта задержалась возле гроба. Она никак не могла взять в толк, зачем этим паршивцам понадобилось творить такое! Хотя старик Дега никогда не пользовался любовью чернокожих жителей городка и был известен как отъявленный расист, но чтобы так надругаться над могилой!..

— Стыд и срам...

Прежде чем снова закрыть крышку гроба, Бабетта еще раз взглянула на правую руку покойника. Кисть была отрезана.

Какими-то здоровенными садовыми ножницами.

14. Реликвия

— Отзовитесь... канал не... фффффф... шшшшшш!..

Софи испробовала все способы, чтобы настроить рацию на неразборчивую скороговорку, но у нее ничего не вышло. Схватив микрофон, она громко сказала:

— Вызываю Анхела! Вызываю Анхела! Ты слышишь меня? Отзовись! Прием! Прием!

Сквозь страшный шум и треск до нее слабо донеслось:

— ффффф... шшшшшш... пытаюсь... сссс... тттттттш... вы... тттттптттттттт...

— Попробуй переключиться на тринадцатый, — посоветовал Лукас, вытягивая шею, чтобы получше разглядеть в зеркале школьный автобус.

Софи кивнула и прокричала в микрофон:

— Вызываю Анхела Фигероа! Переходи на тринадцатый канал! Повторяю! Переходи на тринадцатый канал!

— шшш... ффф... не могу... ффф... шшшш...

— Подожди-ка!

У Софи появилась идея. Порывшись в отделении для перчаток, она достала оттуда большой фломастер. Сунула руку под сиденье, обнаружила там связку старых бортовых журналов и маршрутных карт. Оторвав картонную обложку одного из журналов, она написала на ней крупными буквами: КАНАЛ ТРИНАДЦАТЬ. Потом передала картонку Лукасу:

— Покажи им!

Лукас выставил импровизированный плакат в окно.

Спустя несколько секунд по рации раздался голос Анхела:

— Алло? Софи... ты слы... меня?

— Слышу тебя, но очень плохо. Говори погромче, амиго!

— А как сейцас?

— Отлично, Анхел! Гораздо лучше! Как ты нашел нас?

— Вы зе говорили, что поедете в Сент-Луис. Мой дядя Флако долго работал водителем скольного автобуса, и это фоссе он знает как свои пять пальцев. Мы следуем за вами вот узе миль сто, не меньсе. Прием!

Софи глянула на Лукаса, который не сводил глаз с дороги, и поняла, что он все еще не оправился от пережитого ужаса. Челюсти крепко стиснуты, уголки рта сурово опущены, на висках пульсируют вены. И все-таки Лукас производил впечатление сильного духом человека, и это поразило Софи. Мускулистые руки крепко сжимали руль, в глазах светилось бычье упрямство.

Софи вновь взяла в руки микрофон:

— Анхел, почему ты не пытался раньше связаться с нами по рации?

— Да я все время пытался, но наса рация оцень плохо работает, и я никак не мог правильно выбрать канал. Прием!

Софи взглянула в зеркало заднего вида и увидела в сотне футов позади грузовика старенький школьный автобус, испещренный ржавыми пятнами и царапинами. Казалось, его сдувало ветром, такой он был легкий. И как это она раньше не заметила это ископаемое? Впрочем, она была занята совершенно иным.

Софи снова поднесла ко рту микрофон:

— Анхел, скажи, а зачем вы с дядей следуете за нами?

Последовала короткая пауза, во время которой слышалась лишь приглушенная испанская скороговорка. Наконец Анхел сказал:

— Позвольте познакомить вас с моим дядей Флако... одну минутоцку...

Послышались треск и шорох — похоже, микрофон передавался другому человеку — а потом раздался тихий старческий голос:

— Буэнос диас, друзья. Меня зовут Флако Фигероа, я дядя Анхела. Мне очень жаль, что... ффффф... ссссс...

Голос старика потонул в помехах. Софи проговорила в микрофон:

— Мистер Фигероа? Не смогли бы вы повторить сказанное? Мы вас потеряли!

— Я сказал, что сожалею о тех печальных обстоятельствах, при которых происходит наше знакомство. Когда мой племянник рассказал о том, что произошло с вами утром, я понял, что должен вам помочь.

Поразмыслив над его словами, Софи сказала:

— Я не понимаю вас.

— Это трудно объяснить...

— Что — трудно объяснить?

— Саму ситуацию... в которой все мы оказались.

— Какую ситуацию?

— Простите мой плохой английский. Даже прожив почти тридцать лет в этой стране, я... ффф... ссс...

Голос старика снова потонул в радиопомехах. Софи быстро глянула на Лукаса. Он хмурился и недовольно ерзал на своем сиденье. Казалось, весь этот разговор раздражал его. Выхватив из рук Софи микрофон, он сказал:

— Мистер Фигероа, меня зовут Лукас Хайд. Моя напарница и я благодарим вас за оказанную помощь. Но теперь у нас все в полном порядке. Поверьте мне, у нас все отлично!

Повисла пауза, прерываемая лишь потрескиванием статического электричества. Потом по рации раздался голос старика:

— Мистер Хайд, прошу вас, расскажите мне, что с вами случилось.

— Вы имеете в виду то, что произошло возле лавки ростовщика? Да ничего особенного! Просто нам стало слегка не по себе. Знаете, мы выпили слишком много кофе...

В ответ — взрыв помех и быстрая испанская скороговорка. Потом — раздался голос старика:

— Мой племянник сказал, что утром сгорел заживо молодой парень.

— Да, это был несчастный случай, — не раздумывая ответил Лукас.

— Несчастный случай?

— Именно так.

— А не было ли тут какого-либо проклятия?