Щербинский был весел, ему даже похоже нравилось лупить из дробовика в чудовищ, и он явно радовался, когда очередным метким выстрелом снимал какую ни будь особо мерзкую костлявую тварь.

Через толпу лесной жути с ревом прорывалось что-то огромное, похоже на неумеренно толстого человека, покрытого жестким коричневым ворсом. На башке у него торчали острые коричневые уши, и чудище раскидало окружающих непрерывно ревя. Неожиданно оно остановилось и заорало:

– Покорми!!! Покорми!!! – И снова ломанулся вперед, не глядя давя более мелких.

– Покорми?!! – Заорал в ответ Сергей почти так же громко, в ушах у него уже звенело. – А тот орал Открывай!!! Так жри же!!!

"Дракон" у него в руках загрохотал, выплевывая крупную картечь и волосатый орун лишился части лица и, видимо нижний челюсти. Он помахал в воздухе поразительно знакомыми волосатыми лапами с черными когте-ногтями и завалился на землю, попутно придавив мелкую суркоподобную, тварь.

Они стреляли, они лупили, они были прикладами, если кому удавалось прорваться. Щербинский орал ничуть не хуже прущих на них чудищ, Лапниковская псина дико испуганно выла. У Сергея уже вовсю гудела голова, от беспрестанного ружейного грохота. Болью отзывалось плечо, на каждый толчок приклада, а глаза стали слезиться от дыма.

– "Это же война"! – Подумал он. – "Я попал на настоящую войну, бойню"!

Твари стекались из леса, падали под выстрелами, оставшиеся с трудом, оскальзываясь взбирались на трупный холм, снова падали, ловя картечь.

Вообще теперь поток ослаб, стал пореже и на них уже не перли многоводной рекой порождения леса, несколькими ручейками хвост в нос вытекали они из-за вала, часто падали, кого то затаптывали собственные собраться.

Неожиданно Щербинский утратил веселость и вытянул ружью в сторону вала, одновременно выпалив.

– Идут! – оглушительно заорал он – Эти самые идут!

– Кто идет!!!

– Дерева идут!! – бум! – туристы!!

– "Какие туристы"? – Подумал Сергей в отупении, потом вспомнилось.

– Это те что ли, что шофера прорастили?! – закричал он пробираясь к зоотехнику. Какая то тварь умудрилась проскочить через огневую завесу и цапнуть Сергея за ногу. К счастью вроде не ядовитая. Серега замедлился, и прикладом сломал маленькому монстру хребет.

– Ага те!!! – БАМ! БАМ! И селянин перезарядил ружье.

– Ого!! – заорал вдруг Лапников, видно тоже увидел.

Увидел и Серега. Странная троица как раз взбиралась на вал и видно было ее во всей красе. Две аляповатые фигуры в ярких футболках и дорогих куртках по бокам, у одного на голове рваная бейсболка, фотоаппараты на поясе, а между ними кто то страшно изогнувшийся и покрытый молодой свежей корой. Словно вырезанное из дерева лицо, распахнувшийся в крике рот, похож на дупло. Все трое едины, и из ног у них растут оборванные корни, двое туристов с зеленоватыми лицами и закрытыми глазами, у шофера в середине из плеч растут зеленые, похоже кленовые побеги.

Щербинский переключился на новую цель, и почти без перерыва выпалил из обоих стволов. Оба заряда пришлись в крайнего правого туриста и от того веером разлетелись сверкающие щепки яркого молодого дерева. Блеснули весело на солнце. Турист покачнулся, завалился бы, но двое других не дали, и троица лишь шатнулась назад, не прекращая своего умеренного движения вперед.

– Как стрелять в деревяных!? – закричал озабоченно Щербинский, на миг поворачиваясь к горожанам, но не забыл при этом откинуть пинком что то многолапое, пищащие почти на ультразвуковом диапазоне.

Лапников что-то пропищал ему в ответ, но это никто не расслышал за грохотом Серегиного дробовика. Деревянная троица качалась, от нее летели щепки, и второй уже турист тоже утратил лицо. Впрочем его это похоже не колыхало, как не колышет дерево уродливый кап и цепочка поганок на стволе.

Трое людей палили теперь только в деревянных пришельцев. Мелкие твари уже прорвались сквозь вал и плясали под ногами, пытаясь ухватить за штанину. Их давили по мере сил, но удавалось не здорово. Один раз бывшие туристы бесстрастно завалились на спину, но так же неукротимо поднялись.

– Да что ж такое?! – орал Лапников испуганно, – Да что ж…!

Лупили теперь в туловища, но толку было, мало, все равно что в колоду стрелять. Незамеченный крысобогомол прорвался через огонь и в мощной прыжке вцепился Сереге в горло, и намертво повис так. Сергей заорал дурным голосом, и попытался оторвать чудище от себя, дробовик рухнул наземь, а Лапников кинулся отдирать приставшую к шее хитиновую гадость. Первым делом он стремительным совершенно движением с корнем выдрал ядовитое жало, что воинственно размахивало с намерением вонзиться в человека. Сергей лупанул по скорпиону, ему отдалось в шею, и он закашлялся, сев ошеломленно на землю, и вяло давя трехглазых мышей. В это время журналист отодрал богомолистую крысу от горла приезжего и гневно смял в руке. Пробормотал что то:

– Слизи много, рука скользить будет, – и снова принялся за стрельбу. Так как Сергей временно выбыл из строя, огонь уменьшился и трое зеленых зашагали резвей. Щербинский был уже не то в ярости, не то в истерике, он палил с феноменальной скорость, не давя передышки и казалось у него в руках пулемет, а не банальная Тульская двустволка. Вал трупов обильно усеивали яркие сочащиеся смолой щепки. В солнечных лучах плясали опилки, а три колоды, которые раньше имели сходство с людьми невозмутимо шли в их сторону.

Дошли они наконец до Щербинского, тот шарахнул дуплетом в упор и вместе с дробью горящая масса пороха вонзилась в деревянную плоть бывших людей. Дерево оказалось довольно таки сухим, а смола мигом воспламенилась. Занялся сначала шофер, а затем огонь быстро перекинулся и на туристов. Все это неожиданно рванулось вперед, но Щербинский отскочил и живой горящий факел, издавая низкие воющие звуки, от которых ныли зубы промчался мимо врезавшись с размаху в бревенчатую стену ближнего дома. Трое рухнули. От них начал медленно запалятся дом, и гнилые бревна загорались одно за другим.

– АААА!!! – орал Щербинский в ярости-радости – Спалил их спалил!!! – и снова начал стрелять.

Монстров не уменьшалось кроме того часть провалялась во время пальбы в зеленых и теперь плясала перед ними, таращили разнокалиберные глаза и выла от ярости. Их затоптали, молодецки налетев на отдельные особи, пинками и проклятиями отшвырнули за вал, что высотой был уже приблизительно метр.

Одно было не здорово, несмотря на массу взятых патронов, они все-таки заканчивались. Слишком много монстров перло на них из-за вала, и теперь Сергей начал понимать, почему не смогла прорваться группа из двадцати пяти вооруженных людей.

Это бойня, это даже не сражение, но вот только патроны у них кончаются, а монстры, похоже бесконечны, они все такими же стройными рядами выползали из темноты леса и радостно устремлялись на смерть.

– "Кордон на месте" – подумал Сергей, – "Он никуда не девался и не менялся. Но как все-таки я смог пройти? И Лапников тоже? Старик, все старик!"

Размышлять о таком в царящем кругом буйстве было смешно и Сергей хихикнул загоняя в ружье патроны. Щербинский тут же покосился на него явно проверяя, не близок ли горожанин к умопомешательству. Но Серега сдвинул брови и оскалившись в гримасе начал снова целенаправленно стрелять в толпу. Плечо представляло собой уже целый кровоподтек, а рубашка там подозрительно намокла, видно даже содрал кожу. Лучше даже потом не смотреть, что там твориться. Двенадцатый калибр как ни как. Без всякой связи к нему пришла мысль о том, как измеряют калибр гладкоствольного оружия. Его меряют не диаметром ствола, а сколько круглых пуль можно отлить из бруска свинца определенного веса. Странно на удивление. И глупо как то.

– Мы проигрываем!!! – заорал у него над ухом Щербинский.

– Чего?! – закричал из-за Сергея Лапников.

– Говорю, бьют нас!!!

– Бьют?!!!

– Их все больше!!!

Сергей пригляделся и увидел как ручейки ползущие из леса утолщаются, становятся мелкими речушками, видно пришло подкрепление. Такое ощущение, что тут собрались все мелкие зверьки Ярославской области.

Патронов было все меньше, уже выгребали, заряжали остатки, хоть вой от безысходности, трупы тварей валялись во множестве, но могучий девятый вал уже переваливал через горный хребет, что высился посреди улицы.

– Баррикады… – подумал Сергей, – баррикады…

Что-то дернуло его за больное плечо, Сергей сморщился, повернулся, Щербинский с красным, жутко гримасничающим лицом перестал стрелять и тащил его за руку в глубь улицы.

– Что?! – заорал Серега.

– Пошли!!! Пошли а то прибьют!!!

– Лапников! Кончай стрелять!!! Они нас завалят!

Лапников с удивлением обернулся, он похоже уже ничего не соображал и не узнавал зоотехника. Сергей, качнувшись дернул его за руку и потянул за собой.

Подраненной трусцой кинулись они вниз по улице, а впереди неслась Венди, до предела натянув короткий поводок, что немного помогало передвижение впавшего в огнестрельный ступор Лапникова.

Монстры ломонулись толпой следом, но люди уже разогнались и бежали уже галопом, Лапников оборачивался и что-то кричал назад, брызгая слюной, но слегка пришедший в себя Сергей, мощно тянул его за собой. Психоделичный был этот бег, под ослепительным небом и жарким Июльским солнцем, в день, когда не может произойти ничего плохого.

Где-то на середине пути до площади лесные отродья неожиданно отстали. Повыли разочаровано вслед и повернули к кордону. Серега со спутниками же мчался безостановочно.

Наконец доковыляли до площади и без сил рухнули в тени дома сумасшедшего библиотекаря. Ружья вповалку упали на сухую глину, а они сами переползли в палисадник дома, на зеленую травку.

Сергей тупо смотрел на сидящих рядом. Щербинский уже обрел свое обычное спокойствие, только вот лицо у него было все еще под цвет его же бороды, а на щеках обильно запеклась пороховая гарь. Лапников же все ерзал на месте, крутил вокруг головой и корчил дикие гримасы, а временами принимался дергать себя за жиденькую бородку. Одно из стекол его очков в тонкой оправе пресекала змеистая трещина она все змеилась, змеилась…

– "Змеи" – подумал Сергей качая монотонно головой – "Кругом змеи".

Голова болела, сильно. В волосах застряли частички выгоревшего пороха, а на новой с утра куртке обильно растеклась инородная кровь. Он невольно протянул щупать горло. Глотать было больно, эта многоногая гадина впилась на совесть, и теперь у него наверное вид как у натурального висельника. Такого рода отметины называются странгуляционной бороздой.

Щербинский увидел, как он трогает шею, сглатывает, морщась, и сказал:

– Придет домой, надо будет тебя осмотреть, вдруг эта гадина успела таки тяпнуть.

– Да вроде не успела… ну и хватка, Лапников, ты успокоишься наконец?!

Лапников слегка замедлил возню:

– Нас придавили, – произнес он ясным голосом, – надавали и выгнали в зашей. И мы бежали, с позором.

– Не бежали, а грамотно отступили, – веско произнес Щербинский, – а гадов мы положили огого!

– Разумеется мы проиграли – Сказал Серега. – Вы же помните, что двадцать пять человек не смогли здесь прорваться.

– Не смогли, но вряд ли навалили трупов больше чем мы.

– Навалили больше, – сказал зоотехник, подбирая ружье и заглядывая в казенник, – только они все расчистили, скоро на этом месте будет пусто и голо, как и раньше.

Дуло его ружья было рябым от пороховых газов, от туда воняло чем то едким.

– А все-таки старик здесь как-то прошел. – Задумчиво сказал журналист. – прошел и умудрился протащить за собой нас. Кто же он такой?

– Какая разница в конце концов? – возмущенно сказал Серега, -мы не прорвались, а значит со дня на день будем мертвы. Или безногими скользить между древесных корней, шипеть и язык раздвоенный высовывать, тяжело, ой тяжело!

– Я ж тебе говорю, жизнь тяжела, – откликнулся Щербинский – да ты только не хорони себя раньше времени, я вот как то протянул две недели в этом аду.

По земле резво ползла змея, Серега проводил ее взглядом. Пока она не скрылась на той стороне дороги. Псина журналиста издала тихий горестный всхлип, и замолкла. Некоторое время молчали, старались не говорить, отдыхали. Затем Лапников медленно предложил:

– Раз не смогли сбежать, будем воевать, не отступать.

– Ты уже стихами заговорил сдуру, – устало сказал Щербинский, а у меня в башке до сих пор пальба идет.

– Какие стихи! – воскликнул Лапников, – мы как тот прошли чрез кордон! Что то тут есть.

– Ну если по рассуждать хорошо, – сказал Серега – то у нас имеются, образно говоря две силы. Хорошая и плохая. Добро и зло. Свет и тьма. Поле и лес. Плохая сторона у нас налицо. Это творящийся вокруг мрак, эти твари из леса, эти шабаши по ночам, и, конечно наш общий друг и товарищ голем змеерукий. Любящий модничать и носить оцинкованные ведра.

– Не язви, – бросил Лапников.

– Так вот, – не обращая внимания продолжил Серега, – вот наша темная сторона, весь ужас, творящийся в этой безумной деревне.

И было бы это совсем беспросветно, если б не было одного маленького исключения. У нас имеется некий старик. Старки. Который с виду вроде человек, но скорее всего нет, который свободно проходит, через монстровые кордоны, а затем еще и протаскивает за собой нас, Два раза он выходить из одной деревни не мог. Значит он выходил специально для нас с Лапниковым. Из этого я могу заключить, что он преследует некие свои цели, нам, простым смертным не понятные…

– Мистика какая то, – сказал ежась городской Лапников – уже простыми смертными нас обозвал. А он тогда кто? Один из древних Лемеховых богов?

– Да нет, он русский, разве не видно? Да и не бог, это точно, это уж чересчур, никуда просто.

– Хватит трепаться, – сказал вдруг резко Щербинский – вы вроде собирались решать, что будем делать.

По улице прокатилось раскатистый шипение, словно выпускали газ из баллона и в поле зрение показалось чудо-юдо трехголовое. Точнее это было не чудо-юдо, а человеческих размеров змея, из которой торчало три омерзительных головы. Две змеиные по краям, и одна человеческая в центре. Человеческая голова выглядела тупой и одурманенной, а здоровые змеиные ничего абсолютно не выражали. Щербинский подхватил ружье, охнув, поднялся и стремительно выпалил.

Две змеиные головы оторвало и на их месте теперь торчали кровавые лохмотья. Человеческая изумленно повела глазом, по сторонам, не находя остальных, а потом вся эта живая конструкция завалилась на дорогу, и стала биться в конвульсиях.

– Одним меньше, – оптимистично сообщил Щербинский возвращаясь – А те трое какого выглядели?!

– Деревяшки? – спосил Лапинков.

– Туристы, – сказал Сергей, – они были одеты в обыкновенную одежду. Излишне яркую и кричащую, такую только туристы во всех странах носят. И у одного на поясе висел фотоаппарат, ну а потом дробь все стерла, как будто их заново обтесали.

– Бррух, – содрогнулся Лапников, – так что решаем?

– Предлагаю сейчас отправиться к Щербинскому и там передохнуть, – сказал Сергей поглядывая на дорогу, не идет ли кто, да и поесть бы, у меня со вчерашнего вечера в животе бурчит от голода. Припасы мои тоже все разорили, толи сам я их порвал, когда по дому с топором бегал, – при этом воспоминании, Сергей снова потер шею.

– Ну значит пошли ко мне – сказал Щербинский ровно – поднимайтесь, вы! Нечего траву обтирать, по улицам и сейчас нечисть гуляет, – он указал в сторону трехголового чуда, но того на дороге не было, видно уполз куда то.

Поднялись с трудом, Сергея вообще шатало из стороны в сторону, и Щербинский то и дела кидался его ловить. Но приезжий сцепил зубы и не падал. Лишь оперся об стену, помотал головой. То ли шок до сих пор, то ли действительно отравил гад многолапчатый.

– Счас пойдем – сказал он селянину. – Минутку постоим.

Постояли в минуту, затем Сергей оторвался наконец от стены и они двинулись медленно в сторону площади.

– Мой дом вон там, на той стороне подле собора, площадь прейти, делов то, – но сам с сомнением поглядывал на Сергея, дойдет ли.

Но Серега дошел. Более того, в пути через площадь ему малость полегчало и он зашагал увереннее, даже волочившийся позади дробовик подвесил за спину.