Я не успел провести в новом мундире и двух дней, как вдруг из заоблачных высей выпорхнула бумага с красным грифом, предписывающая немедленно отложить в сторону все текущие дела и заняться выполнением плана «Вихрь». Да-да, тот самый… Очередной самолет-ракета разбился вдребезги, экипаж погиб. Это уже не шуточки, выполнению программы был дан наивысший приоритет. Вручая приказ, начальник регионального управления Комитета многозначительно заметил, что наверху придают исключительное значение работе над проектом. Сам Главный Маршал… Ведь это наш несимметричный ответ на американскую программу. Его голос захлебнулся. Понимаете, пропал один из наших главных козырей на предстоящих переговорах… Мы не имеем права… Вопрос жизни и смерти…

Я с радостью бросил все административные хлопоты, к которым так не лежала душа, и вылетел на свою заимку-лабораторию. Пока я не мог полагаться ни на кого, кроме самого себя со товарищи. Я не доверял столичным болтунам, сыплющим цитатами направо и налево и глубокомысленно рассуждающим о потаенном смысле символа «вода» в системе воззрений Конфуция. Кроме пустого сотрясения воздуха, они не способны ни на что. Настоящие колдуны сохранились только в глубинке. Доморощенные и посконные.

Прежде всего следовало отыскать Зибеллу. Все удивлялись, как это я столь смело держу продукты на заимке, не опасаясь мышей, бурундуков, хомяков и прочих тварей, лакомых до чужого добра. Местные жители не раз страдали от их сокрушительных набегов на кладовые, а я — нет, хотя кошки не держу. Не люблю этих ластен и нахлебников. Я обзавелся другим сторожем, куда более надежным. Когда-то на Руси приручали ласок и горностаев. Потом это искусство было утеряно вместе с благородной соколиной охотой и многим, многим другим. Мне пришлось положить немало труда, чтобы заручиться благосклонностью горностая. Изящный, проворный зверек, неутомимый и беспощадный охотник, в то же время ласковый и привязчивый. Словом, настоящий друг. Конечно, недостатки имелись и у Зибеллы. К месту и не к месту он любил поминать, что состоит в родстве с наиблагороднейшими баргузинскими соболями. Не с хорьками вонючими, не с куницами разными, а с самими соболями. И вообще сам горностай на три четверти царский зверь. Ведь не даром же пурпурные мантии оторачивают именно горностаями. Имя себе подходящее выбрал. Но в конце концов, кто из нас тоже не лишен капельки тщеславия. Это не самый страшный порок.

Вернувшись на заимку, я только руками всплеснул. Отъезд был настолько поспешным, что лишь сейчас я полностью оценил ущерб, причиненный дурацкой охотой за банным. Я дал указания капитану, молчаливо черкнувшему в своей книжечке, и отправился в кладовую, высвистывать Зибеллу. Впрочем, тот не заставил себя долго ждать и стремительной коричневой змейкой выскользнул из какого-то потаенного закутка. Видимо, он только что завершил охотничью экспедицию, потому что вся время довольно поуркивал и чистил усы. Бедные мыши.

Внимательно посмотрев на него, я тяжко вздохнул. Он был таким маленьким, таким хрупким. А испытания предстояли серьезные, справится ли?

Уловив сомнение в моих глазах, Зибелла раздраженно фыркнул. Он теперь не мог, когда его называли малышом и нюхом чуя подобные моменты, даже если слово и не произносилось вслух. Ведь он такой большой и выносливый.

— Понимаю! Все знаю заранее, что ты собираешься сказать, — поспешил я успокоить горностайку. — Но до сих пор ты имел дело с миниатюрными мышками да увальнями-хомяками. А сейчас мы столкнулись с другим противником. Злобным. Коварным. Сильным. Хитрым. Вооруженным до зубов.

Зибелла презрительно свистнул, показывая, что не боится никого.

— Ты таких зверей не встречал. И не приведи господь встретить…

Глаза горностая запылали, как два уголька.

— Кроме того противник, не стесняясь, прибегает к подлым колдовским трюкам.

По мнению Зибеллы это тоже было несущественно. Ведь мы оба изрядно поднаторели в искусстве ведовства.

— Я думаю, скорее всего нам придется драться с крысами, — предположил я. — Это самый предрасположенный ко злу зверь. И уж, разумеется, не с нашими рыжими пасюками. Я боюсь, это будет черная норвежская крыса.

Теперь Зибелла немного оторопел. Он был отчаянно храбр, но не безрассуден. Однако горностай быстро оправился, взлетел ко мне на плечо и крохотным горячим язычком лизнул в ухо. Успокаивал, хотя сам так и плясал от возбуждения. Для чего спрашивается, он провел столько времени, изучая старинные боевые искусства Востока? Да он свернет шею любой крысе в два счета.

— Не бахвалься.

Нет, это просто точная оценка собственных сил.

Почему я упомянул крыс? Тщательный анализ видеозаписи открыл нам нечто неожиданное. Черная кошка, перебегавшая дорогу «Вихрю», была совсем не кошка! Сквозь нее можно было ясно различить малейшую щербинку на бетоне. Полосу пересекало современное привидение — движущийся голографический образ. Фантом. Призрак. Сразу родился ряд вопросов. Почему он все-таки влиял на судьбу машины? Кроссинг-Т до сих пор изучался для материальных объектов и отчасти для истинных приведений, имелись лишь отдельные отрывочные сведения по проекциям магических измерений на реальностные. Но вот голограмма… В моей богатой практике такое встречалось впервые. В определенной степени это была революция в ведовстве, если только подтвердятся первые прикидки. Да здесь можно написать том страниц этак на тысячу.

Впрочем, я немного отвлекся. Может, именно голография позволяла нам отделаться легкими авариями? Однако в полном соответствии с законами диалектики, которым подчиняются даже сверхъестественные явления, произошло накопление количества, давшее в результате качественный скачок. Цепь аварий завершилась катастрофой.

Кто же создал этот фантом? Тщательное обследование местности, прилегающей ко взлетной полосе, открыло великое множество крысиных нор. Раньше мы на них не обращали внимания, гоняясь за исконным крысиным врагом — кошками. Мы были просто слепы. Жирные нахальные крысы так и кишели. Но можно смотреть и не видеть. Никто не задумался, откуда они взялись, чем питаются в безжизненной пустыне. Главной же сенсацией стали вьючные крысы. Так мы назвали их, потому что они таскали на спине тщательно упакованные тюки. Целые караваны! Много позже открылось, что они доставляли продовольствие и снаряжение по тайным тропам от южных границ. Выявить базы контрабандистов в горах Гиндукуша мы смогли, но разгромить их… Увы.

Крыс пытались отловить. Куда там. Человечество три тысячи лет воюет с серыми вредителями — и без малейшего успеха. А тут хотели справиться за три дня. Просто смешно. Даже специально обученные фокстерьеры опростоволосились. Один слишком резвый пес неосторожно бросился в узкую нору и был искусан до полусмерти.

Зибелла выслушал это, самодовольно ухмыляясь. Чужие провалы его лишь радовали. Конкуренты уходили, предоставляя возможность показать себя в полном блеске.

— Понимаешь, — сказал я, — мы должны обеспечить взлет «Вихря» любой ценой, иначе рухнет еще одна космическая программа. Мы обязаны разрушить происки врагов. Мне страшно не хочется думать, что произойдет, если… — Незаметно я перешел на язык генералов. Мундир так влияет или еще что-то?

Зибелла всем своим видом показал, что ни секунды не сомневается в успехе.

— Нам придется захватить с собой Ерофея.

Горностай удивился. Это зачем?

— Ерофей — один из лучших специалистов по проискам и козням. Возможно, ему придется лететь на орбитальные станции, потому что я уверен — враг не ограничится диверсиями на земле. Нам придется схватиться с ним и в космосе!

Зачем же для этого нужен домовой? Зибелла наотрез отказался понять необходимость такой поездки.

— Временами ты меня просто поражаешь, — упрекнул я его. Ведь на станции люди живут. А раз живут — значит это дом. А раз дом

— его должен кто-то охранять. А кому охранять, как не домовому?

— Меня просто зациклило на звуке «а», но остановиться я уже не мог. — А Ерофей — домовой современный, развитой, любознательный. Не откажется слетать.

Зибелла считал как раз наоборот.

— Прикажу, — отрубил я. — Генерал я или не генерал? Властью, данной мне правительством, мобилизую вас обоих на военную службу. Тебе определим на должность собаки-крысолова.

Зибелла икнул и свалился на пол. Я же говорил, что временами он бывает слишком эмоционален.

— Встать, рядовой Зибелла!

Горностай раздраженно зашипел и повернулся ко мне хвостом.

— Как стоишь?! Да я тебя под арест! Да я тебя под трибунал! Да я тебя… — У меня перехватило дыхание, и я захрипел. — В карцер! На пять суток! — Внезапно проснувшийся во мне генерал разбушевался. Ему осмеливались противоречить. В такие минуты он был готов весь мир загнать в дисбат.

Зибелла немного перетрусил, но все-таки ясно дал понять, что должность фокстерьера для него просто оскорбление.

Я почесал нос и слегка успокоился. В чем-то горностай был прав.

— Может должность сыскного добермана?

Нет, тоже мало.

— Тогда сторожевой овчарки?

Это было уже лучше, но по-прежнему недостаточно.

Я крепко задумался. Привередливость горностая можно понять, но что делать мне, если в моем распоряжении только должности разнообразных собак? В армии не предусмотрены подразделения горностаев, кошек, медведей и прочего зверья. Это фараон Рамзес мог позволить себе львов содержать. А у нас не Древний Египет, у нас КГБ.

К счастью, отыскался еще один вариант.

— Зачисляю тебя личным телохранителем в должности мраморного дога.

Зибелла прикинул размеры собачки, которую я ему предложил изображать, и сменил гнев на милость. Вообще-то мне урок. Следует сделать штатное расписание более гибким! Но каков нахал! Он определенно стал забываться, следовало бы поставить его на место.

— Работать все равно будешь крысоловом, — предупредил я. На это горностай согласился. — Отлично. С этим вопросом покончили, теперь займемся другим. Где у нас молоко?

Поставив блюдце перед печкой, мы с горностаем затаились, даже дышать старались пореже. Ерофей свой парень, но только если вы его уже заметили. До того он будет старательно прятаться. Я полагаю, что он просто страдает гипертрофированной мнительностью. Лапоть мол, сермяга, деревня неотесанная, пережиток… Лапти у него и вправду имелись. Один мой знакомый журналист прислал из Кельна, Ерофею как раз впору пришлись, я и отдал.

Много времени прошло, прежде чем под печью послышалось шуршание, и зажглись два зеленых огонька. С непривычки многие пугаются, увидев в темноте глаза домового, что Ерофея смущает еще больше. Зибелла осторожно толкнул меня лапкой. Не прокарауль. Я прижал палец к губам.

Томительно тянулись минуты. Наконец под печкой раздалось старческое кряхтение и покашливание. Ерофей любит пококетничать возрастом. Четыреста лет, не шутка. Но сам, между прочим, до сих пор зайца на бегу ловит. Он еще долго вздыхал и ворочался прежде чем рискнул выползти наружу. Первым высунулся остренький носик, потом возникла шкиперская бородка — Ерофей однажды прочитал «Петра Первого» и принялся усиленно догонять запад.

Зорко осмотревшись, домовой,наконец выполз наружу. Он смотрелся довольно комично в детском джинсовом костюмчике и лаптях. Основания бояться насмешек он создавал себе сам.

Ерофей долго принюхивался к молоку, подозревая, как обычно, какое-то коварство, чесал в затылке, думал. Но решился — поднял блюдце, осторожно подул на молоко, словно оно было горячим, вытянул губы трубочкой…

Я толкнул пальцем Зибеллу, и тот тенью скользнул с лавки на пол. Выждав немного, я внушительно кашлянул. Ерофей переполошился, уронил блюдце, облился молоком и кинулся обратно под печку, но дорогу ему уже отрезал горностай. Ерофей пискнул от испуга, но потом узнал Зибеллу и неприветливо бросил:

— Это опять вы, — и принялся огорченно рассматривать мокрые штанишки.

— Мы, Ерофеюшка, — льстиво подтвердил я.

— Зачем припожаловали?

— Есть интересное дело для тебя.

— Какое? — Ерофей был непреклонен в своем раздражении и явно намеревался поскорее удрать.

— Только ты и можешь выручить.

Зибелла неистово закивал, я даже испугался, что у него голова отвалится. Горностай всем видом показывал: только на домового и надежда. Ерофей вздохнул.

— Говори.

— Нужно вывести дух поганый из дома.

— Что, своего домового там нет, что ли? Куда смотрит, лежебока? Распустились, обленились… Ох, и молодежь…

— Да нет там никого, Ерофеюшка. Только что построили.

Ерофей неодобрительно поцокал языком.

— Ну и бестолковый же нынче народ пошел. Избу рубят — серебряный рубль под угол не кладут. Того не ведают, скупердяи несчастные, что стократно за свою жадность заплатят. В горницу кошку-муренку вперед себя не пускают. Откуда же счастье в доме возьмется? Домового хозяйство стеречь не зовут. Несерьезные люди.

— Вот-вот, — радостно подхватил я. — А нечисть-то и рада, пользуется глупостью человеческой. Людям пакости строит. До смерти убивать начала.

— Даже? — равнодушно заметил Ерофей. — Значит они сами виноваты. К правильному человеку никакая пакость не пристает. Вот тебе беси лукавые не досаждают. А то забыли дедич и отчич своих, корни подрубили, над древним надсмехаются…

Терпеть не могу, когда Ерофея вдруг заносит на смесь русского и нижегородского. Может ведь говорить по-человечески, но вдруг начинает капризничать. Приходится умасливать, куда денешься, если действительно нужен? Но кончим, там я поговорю с ним иначе.

— Ошибаешься, Ерофеюшка. Хорошие это люди, только темные. Так это не вина их, а беда. Да и нечисть уж больно скверная. Специально подобранная, нарочно засланная.

— Нет, не ошибаюсь, — уперся Ерофей. — Вот, на приятеля своего посмотри. Тоже готов от своего рода-племени отказаться, к чужим примазаться.

Зибелла, естественно, оскорбился.

— А ведь меня тоже обидеть хотели, — вскользь заметил я.

— Тебя? — Раздражение Ерофея начало переключаться на других.

— Убить даже норовили.

— Ка-ак?

— Да, всякие заморские бэнши и тролли.

— Так что же ты сразу не сказал?!

— Опасался, что ты не захочешь мне помочь чужеземных супостатов одолеть.

Ерофей окончательно взъярился.

— В жизнь такого не было, чтобы природный русский домовой перед немцем тонконогим не устоял. Да мы их шапками закидаем!

— Не хвались, на рать едучи…

— А подать сюда! — распалился домовой.

— Ладно, ладно, — начал успокаивать я его. Перестараться в мои планы тоже не входило, еще начнет немедленно что-нибудь ворожить.

— Едем!

— Тогда приготовься получше. Там нечисть дипломированная, Гейдельберг и Сорбонну окончила.

— Ништо, — отбрил Ерофей. — Мы в гимназии не обучались, а все едино — потопчем! Духу чужеземного не сыскать будет. Едем и немедленно.

Я облегченно вытер пот со лба. Ерофей завелся теперь его танком не остановишь. Полдела сделано. Но полетит ли он в космос? Если втянется в работу — конечно. А вдруг нет?

Когда мы вышли из заимки, мой адъютант охнул и взялся за сердце. Еще бы! На моем правом плече сидел Зибелла, рядом шел Ерофей. Конечно, майор знал, чем я занимаюсь. Но одно дело знать, и совсем другое — воочию увидеть.

— Спокойно, майор, — сказал я, чтобы привести его в чувство. Громкий командный голос оказал на него тонизирующее действие, и майор очнулся. — Привыкайте понемногу, ведь вы служите не где-нибудь, а в Тринадцатом Управлении! Нечистая сила — наш профиль. Вам еще придется со многим познакомиться. Разрешите представить — мой заместитель полковник Ерофей!

Майор молодцевато щелкнул каблуками. Получилось лихо. Не люблю специалистов по штабной службе. В карманах тридцать три карандаша, на лице вечное «чего изволите». Не люблю, как всякий строевой офицер.

Но Ерофей вдруг засмущался и потупился. Я заметил, что адъютант в упор разглядывает Ерофеевы лапотки.

— В чем дело? — сухо осведомился я.

— Разве бывают полковники в лаптях? — осторожно поинтересовался майор.

— Бывают, — ни секунды не медля, ответил я. — Так же, как бывают адъютанты, попавшие на губу. Полковник Ерофей выполнял важное агентурное задание и был свободен в выборе маскировки. Учтите, прикажу — вы у меня набедренную повязку оденете, не то, что лапти.

— Так точно, — бодро ответил майор.

Ерофей довольно осклабился.