Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Три, два, один, ноль

ModernLib.Net / Боллард Джеймс / Три, два, один, ноль - Чтение (Весь текст)
Автор: Боллард Джеймс
Жанр:

 

 


Боллард Джеймс
Три, два, один, ноль

      Джеймс Боллард
      Три, два, один... ноль
      Перевод Д. Ю. Семенычева
      Вы обязательно спросите, как я обнаружил в себе эти необычные, противные нормальному человеческому естеству способности? Может быть, это Сатана собственноручно преподнес мне такой подарок в обмен на мою душу, как было с беднягой Фаустом? Или же проявились свойства какого-то чудодейственного талисмана (например, хрустального глаза древнего божества или сушеной обезьяньей лапы), найденного под обивкой старого трухлявого кресла, или завещанного издыхающим моряком, который привез его из дальних странствий? А почему бы моему телу не приобрести эту уникальную и ужасную власть, когда я, как книжный червь, месяцами просиживал в библиотеках и старых архивах, листая ветхие фолианты, где во всех подробностях описывались жуткие элевсинские черные мессы и прочие дьявольские ритуалы? Может быть, именно в тот момент я и прозрел, поняв все могущество данной мне власти и осознав заключенный в ней и возведенный в абсолют ужас, витавший в парах серы и в клубах ладана?
      * Ежегодные религиозные празднества в г. Элевсин в честь Деметры и Персефоны (Прим. переводчика).
      А вот и нет! На самом деле эта сверхъестественная сила раскрылась сама по себе, совершенно случайно, в суматохе обыденной жизни. Ее проявление было внезапным и почти совсем незаметным, словно выявился талант к вышивке.
      Ну, теперь-то вы уж точно полюбопытствуете, с какой это, скажите на милость, стати я раскрываю свои тайны и подробно описываю источник своих невероятных способностей, о котором раньше никогда и не подозревал, спокойно выкладываю имена своих жертв и подробно, в деталях, описываю время и обстоятельства их смерти? Неужели вы могли подумать, что у меня настолько не в порядке с головой, что я стремлюсь сам к тому, чтобы восторжествовало правосудие со всеми его причиндалами - приговором, судьями в черных шапочках, набрасывающимся на меня Квазимодо-палачом, дергающим за колокольчик смертника, висящий на шее? Чепуха, все это (о, ирония судьбы!) потому, что сама природа моего тайного дара позволяет мне свободно и безбоязненно разгласить его секрет всем желающим слушать. Я преданно служу этой силе, а своим повествованием, как вы убедитесь лично, довожу верность ей до предельной черты.
      Ну что же, кажется, пришло время начать мой рассказ. Рэнкину, бывшему моим непосредственным начальником в компании "Вечное страхование", крупно не повезло. Именно его судьба избрала для того, чтобы открыть мне глаза.
      Рэнкина я просто не переносил на дух. Это был самовлюбленный и очень самодовольный типчик, к тому же весьма невоспитанный и вульгарный. Он стал начальником отдела исключительно благодаря двуличности своей натуры и подхалимству, которое, судя по всему, было у него в крови. А также потому, что делал все возможное, чтобы я не попал в руководящее звено фирмы, упорно отказывая мне в благожелательных рекомендациях, Женившись на дочке одного из директоров компании (между нами, порядочная стерва!), он обеспечил себе место начальника отдела и стал совсем как непотопляемый авианосец. В основе наших отношений лежало взаимное чувство глубокой неприязни, но, если я был готов удовольствоваться этой ролью, веря в свою звезду и способности, то Рэнкин вовсю пользовался своим положением и преимуществом в стаже, чтобы при любой оказии очернить меня в глазах начальства или придраться к моей работе.
      Назначив случайного человека на должность, которую должен был занять я, он окончательно подорвал мой авторитет среди сотрудников отдела, которые ранее неформально находились в моем подчинении. Затем он поручил мне работу над долгосрочными, но малозначимыми проектами, лишив меня тем самым возможности общения с коллегами. Но, главное, он изыскивал любой повод, чтобы досадить мне. Он чихал и кашлял в моем присутствии, напевал легкомысленные песенки, без разрешения садился на мой письменный стол потрепаться с машинистками о всяких пустяках, а затем, вызывая в свой рабочий кабинет, нахально заставлял томиться в ожидании, повернувшись ко мне спиной и делая вид, что внимательно читает какой-то документ.
      Хотя я вполне способен контролировать свои чувства, но с некоторых пор моя ненависть к Рэнкину возросла неимоверно. Каждый день, уходя с работы, я чувствовал, что ярость просто душит меня. По дороге домой, сидя в вагоне подземки и раскрыв перед собой газету, я был настолько ослеплен лютой неприязнью к этому порочному мерзавцу, что оказывался не в состоянии прочитать ни строчки. Все свободные вечера и выходные были напрочь испорчены и нудно тянулись в пустом пережевывании нанесенных мне обид и смаковании праведного гнева.
      В конце концов, и это было неизбежно, в моей голове созрели мысли о мести. Особенно после того, как я начал подозревать, что Рэнкин строчит начальству отрицательные отзывы о моей работе. Однако, несмотря на всю злость, мне поначалу было довольно-таки трудно придумать нечто такое, что могло бы полностью удовлетворить это страстное желание. Но, окончательно отчаявшись, я все же решился! Правда, не сразу, так как тут избранный способ мести глубоко претил моей натуре: я решил отправить анонимное письмо, но, естественно, не в адрес руководства фирмы, поскольку в этом случае меня запросто вычислили бы, а лично Рэнкину и его жене.
      Я насочинял несколько таких посланий, в которых обвинял обоих в супружеской неверности, но все же так и не отправил их. В конце концов я счел их наивными, не адекватными задуманному делу, слишком явно наводившими на мысль, что это - неуклюжая поделка какого-то озлобленного параноика. Посему я спрятал их в небольшой металлический ящик. Попозже я переиначил их, напрочь убрав из текста грубые непристойности, заменив их изящными намеками нездорового и извращенного характера, призванные отравить разум получателя черным ядом подозрительности.
      Это случилось, когда я готовился к такого рода письму на имя жены Рэнкина. У меня была старая тетрадка, нечто вроде личного дневника, куда я аккуратно заносил свои впечатления о самых отвратительных качествах её мужа. Так вот, работая с ней, я совершенно неожиданно ощутил в себе какое-то новое качество. Это было странное, ни с чем не сравнимое, чувство умиротворения как от самого факта реального изобличения ненавистного мне человека, так и от процесса творческого оформления самого этого шага. Мне нравилось делать это на бумаге в угрожающем тоне анонимного письма (я считаю, что таковые без всякого сомнения, составляют особую ветвь литературы, со своими собственными, ставшими классическими, правилами и специфическим, устоявшимся набором лексики). Я с вожделением описывал его порочную природу, рассказывал, насколько глубоко он погряз в грехе и разврате и намекал на то, что над его головой висит дамоклов меч ужасной мести. Конечно, подобного рода внутреннее очищение - обычное дело для тех, кто привык делиться своим неудачным жизненным опытом со священником, другом или женой, но для меня, человека, привыкшего к одиночеству и сторонящегося приятелей, подобное открытие подарило исключительно острые ощущения.
      В течение нескольких последующих дней я взял за правило каждый вечер после возвращения с работы домой составлять краткую справку о всех зловредных деяниях Рэнкина, анализировать причины, которые могли подвигнуть его на такие действия, и даже прикидывать, какие наглости и злоупотребления служебным положением он позволит себе завтра. Все это я тщательно в повествовательной форме описывал на бумаге. При этом, правда, я позволял себе некоторые вольности: например, вставлял в сухое изложение фактов описание вымышленных событий и диалогов, которые, с одной стороны, служили дополнительным свидетельством жестокости и безобразного поведения Рэнкина, а с другой, оттеняли мой собственный стоицизм и долготерпение. Это здорово помогало, так как последнее время Рэнкин просто озверел и перешел все границы. Потеряв всякий стыд, он в открытую преследовал меня, обвинял в том, что я плохо выполняю свою работу, причем делал это публично, перед молодежью нашего отдела, и даже грозился написать по этому поводу докладную начальству. Однажды после обеда он так меня взвинтил, что я с трудом удержался, чтобы не набить ему морду. Почти сразу же после стычки я со всех ног кинулся домой, вошел в квартиру и первым делом открыл стальной ящичек, в котором хранил личные записи. Достав тетрадку, с головой погрузился в творчество, находя в этом отдохновение от всего пережитого на работе. И так, страница за страницей, я подробно рассказывал обо всех произошедших со мной за день событиях, чтобы в конце концов подойти к главному. По моему сценарию окончательное выяснение отношений должно было произойти завтра утром, и мой рассказ заканчивался описанием несчастного случая, который якобы должен был произойти в нужном месте и определенное мною время, причем так, чтобы я мог избавиться от своего мучителя и сохранить при этом работу.
      В качестве примера могу привести несколько последних строк из моего рассказа:
      "...Миновал полдень. Прошло около двух часов после нашей последней ссоры с Рэнкиным. Как всегда в это время, он стоял на лестничной клетке седьмого этажа, облокотившись на металлические перила лестницы, и отслеживал сотрудников, которые запаздывали на работу после обеденного перерыва. Внезапно покачнувшись, он потерял равновесие, и, подавшись вперед, камнем полетел вниз. Через несколько секунд он насмерть разбился о мраморный пол перед главным холлом..."
      Описывая эту вымышленную ситуацию, я считал, что по справедливости все так и должно было бы быть на самом деле, и, конечно, не осознавал, что судьба в тот момент любезно и благосклонно вложила в мои руки оружие огромной разрушительной силы.
      На следующий день я возвращался после обеда на работу. К моему вящему удивлению, возле главного входа толпились люди, а у перекрестка стояли машины полиции и скорой помощи. Мне пришлось изрядно поработать локтями, чтобы протиснуться поближе. Я увидел, как из центральной двери вышли несколько полицейских, расчищая дорогу санитарам, несшим носилки. На них, скрытые от любопытных глаз толпы покрывалом, угадывались контуры тела человека. Лица не было видно, но из отрывков разговоров зевак я понял, что кто-то разбился насмерть. Появились два босса из числа директоров нашей фирмы. Судя по виду, случившееся взволновало их до глубины души.
      - Кто это был? - спросил я у запыхавшегося мальчишки-посыльного из нашего отдела, который ошивался рядом.
      - Рэнкин, - тяжело вздохнув, ответил тот и показал на лестничный пролет. - Он поскользнулся и, не удержавшись за перила, свалился вниз. От удара даже раскололась одна из мраморных плит перед входом...
      Мальчишка продолжал что-то бубнить, но я, потрясенный ощущением насилия в чистом виде, которое, казалось, пронизало все вокруг, уже отвернулся от него. "Скорая" увезла труп, и через несколько минут толпа сама собой рассосалась. Руководство вернулось в свои кабинеты, по пути обмениваясь со служащими принятыми в таких случаях словами сожаления и выражая недоумение. Швейцары, притащив ведра и метелки, на скорую руку убрали все следы ужасного происшествия, оставив лишь на треснувшем мраморе пола мокрое пятно красного цвета.
      Мне потребовалось чуть меньше часа, чтобы прийти в себя. Сидя напротив опустевшего кабинета Рэнкина, я наблюдал, как машинистки, которые все ещё никак не осознали, что их шеф никогда больше не вернется на свое рабочее место, бесцельно слонялись перед его столом. Понемногу я сал чувствовать, как сладко заняло сердце, как каждая струнка моей души запела от радости. Я словно заново родился и чувствовал завидное облегчение. С груди свалился тяжкий груз, который чуть было не раздавил меня. Ум снова был ясен, исчезло прежнее напряжение, умчались прочь все мучившие меня горести. Рэнкин навсегда покинул этот мир. Эпоха несправедливости кончилась.
      Сотрудники отдела организовали сбор средств на венок, и я, конечно, внес свою щедрую лепту. При этом самым искренним образом выражал соболезнования в связи с его кончиной. И уже готовился переехать в рабочий кабинет Рэнкина, рассматривая его как свое законное наследство.
      Можно представить мое удивление, когда через несколько дней некий молодой человек по имени Картер, который по сравнению со мной в профессиональном плане был просто желторотым птенцом и вообще, как считалось, уступал во всех отношениях, оказался во главе отдела, на месте Рэнкина. Вначале я был просто потрясен и никак не мог понять, какой же извращенной логикой руководствовалось начальство, дабы назначить его. Это противоречило всем правилам старшинства по службе, критериям опыта и заслуг. Видно, Рэнкину все же удалось окончательно скомпрометировать меня в глазах директоров, решил я.
      Несмотря на все испытанное унижение, я тем не менее заверил Картера в своей преданности и даже помог ему реорганизовать работу отдела.
      Внешне эти перемены вроде бы были совсем незначительными, но чуть позже я понял, что все гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд. С моей подачи Картер сосредоточил в своих руках чуть ли на абсолютную власть. Это злило и возмущало меня больше всего. Никто и пикнуть теперь не смел без его ведома. Я же продолжал заниматься самой обычной бумажной текучкой. Дела, которые я вел, даже не выходили за рамки отдела и соответственно никогда не попадали на стол начальства. Больше того! В прошлом году, когда отделом руководил покойный Рэнкин, Картер имел возможность в деталях ознакомиться со всеми аспектами моей деятельности, и сейчас беззастенчиво присвоил все заслуги в разработке ряда подготовленных лично мною мероприятий.
      В конце концов мне все это порядком надоело, и я в открытую сказал Картеру о его непорядочности. Но вместо того, чтобы попытаться каким-то образом сгладить ситуацию, он начал выговаривать мне и указывать на то, что я являюсь его подчиненным. С тех пор шеф не обращал ни малейшего внимания на все предпринимавшиеся с моей стороны шаги к примирению и делал все возможное, чтобы потрепать мне нервы.
      С появлением в отделе Якобсона, который сразу же был назначен на должность официального заместителя, мы окончательно разругались. В тот же вечер я вновь достал из стального шкафчика дневник и принялся описывать все несчастья, свалившиеся по вине Картера.
      Задумавшись, я случайно бросил взгляд на последнюю фразу истории с Рэнкиным.
      "... Как всегда в это время он стоял на лестничной клетке седьмого этажа, облокотившись на металлические перила, и отслеживал сотрудников, которые запаздывали на работу после обеденного перерыва. Внезапно покачнувшись, он потерял равновесие и, подавшись вперед, камнем полетел вниз. Через несколько секунд он разбился насмерть о мраморный пол..."
      Мне показалось, что каждое слово этого описания было живым и даже как-то странно вибрировало потаенной внутренней энергией. Они не только содержали удивительно точное пророчество относительно судьбы Рэнкина, что было уже само по себе поразительно, но и являлись носителем некоей властной, притягательной и почти ощущаемой на ощупь силы, которая выделяла их во всем тексте.
      Увлекаемый неосознанным желанием, я перевернул страницу и начал строчить.
      "На следующий день, вкусно пообедав в ресторане за углом, Картер возвращался на работу. Проезжавшую мимо машину внезапно вынесло на тротуар, и она смяла его в лепешку..."
      Что за нелепые игрища я затеял? Вдруг почувствовал себя глубоко необразованным и темным человеком, чем-то похожим на гаитянского колдуна, протыкающего глиняную статуэтку, олицетворяющую врага. Вымученно улыбнулся, как бы насмехаясь над самим собой.
      На следующий день, спокойно сидя за письменным столом, я работал. Услышав жуткий визг тормозов, оцепенел. Шум движения на улице стих. Сначала раздались несколько нетерпеливых сигналов клаксонов, какие-то голоса, но потом воцарилась тишина. В нашем офисе только окна кабинета Картера выходили на улицу, потому мы гурьбой ринулись туда, чтобы выяснить, что там снаружи произошло. Самого Картера на месте не было: он не так давно вышел в город.
      Чью-то машину полностью занесло на тротуар. С десяток человек пытались с большой осторожностью спихнуть её на проезжую часть улицы. Не было видно никаких повреждений, но что-то, похожее на масло, медленно стекало к канализационному люку. И в этот момент все разом увидели под машиной тело человека. Его руки, ноги, голова перемешались в каком-то невообразимом месиве.
      Цвет его костюма был нам до странности знаком.
      Через пару минут сообщили, что это был Картер.
      В тот вечер я вырвал и уничтожил те страницы дневника, на которых была описана история с Рэнкином. Было ли все это случайным совпадением или все-таки я своим недвусмысленно выраженным пожеланием был причастен к его гибели, так же как к смерти Картера? Чушь какая-то! Трудно было даже вообразить, что существовала какая-либо связь между моими дневниковыми записями и этими двумя несчастными случаями. Ведь следы карандаша на бумаге - не более чем простые извилистые графитовые линии, которые произвольно облекают в материальную форму мысли, бродящие только в моем разуме.
      В этот момент подумалось о том, что все сомнения можно рассеять самым элементарным способом.
      Я закрыл дверь на ключ, перевернул страницу дневника и начал подбирать подходящий для эксперимента объект. На столике прямо передо мной лежала вечерняя газета. В статье на первой полосе сообщалось, что молодому парню, который за убийство старухи был приговорен к смерти, высшую меру наказания заменили на пожизненное заключение. С фотографии на меня смотрел какой-то неотесанный индивид, вне сомнения лишенный всякой совести, и к тому же явно опасный тип.
      И тогда я написал: "...Фрэнк Тэйлор умер на следующий день в тюрьме Пентосвиля".
      Последовавший за смертью Тэйлора грандиозный скандал едва не привел к отставке министра внутренних дел и шефа полиции. В течение последующих дней газеты нещадно хлестали всех подряд, но в конце концов выяснилось, что Тэйлора до смерти забили тюремщики. Вскоре были опубликованы выводы специальной комиссии, которая занималась расследованием этого случая. Я очень внимательно изучил их, придирчиво исследовал все представленные доказательства, стараясь найти хоть какое-то объяснение таинственной и пагубной сверхъестественной связи, существовавшей между моими дневниковыми записями и реальными смертями, которые неотвратимо следовали за ними на другой же день.
      Впрочем, как я и опасался, в этих отчетах не содержалось даже и намека на какое-нибудь объяснение.
      Я, как всегда, каждый день продолжал спокойно ходить на работу, копаться в изрядно надоевших бумажках и, конечно же, беспрекословно подчинялся всем указаниям Якобсона. Но мысли витали далеко, в поисках природы и смысла неожиданно обретенного поразительного могущества.
      Несмотря ни на что, сомнения все же продолжали одолевать меня, и я решил провести последний опыт. Для того, чтобы прояснить все до конца, а также раз и навсегда исключить любую возможность случайного совпадения, я собрался описать следующее событие в малейших деталях.
      Якобсон, пожалуй, был самой подходящей кандидатурой на роль подопытного кролика.
      Снова уединившись в своей тщательно запертой квартире, я взялся за перо. От волнения у меня дрожали руки, и я боялся, что ручка выскользнет из пальцев и, обернувшись острием к груди, пронзит сердце.
      "Якобсон покончил счеты с жизнью. Он вскрыл себе вены лезвием бритвы и умер в 14 часов 43 минуты. Его тело было найдено в мужском туалете на третьем этаже во второй кабинке слева от входа".
      Я положил тетрадь в большой конверт, запечатал его и сунул в домашний сейф. Всю ночь меня мучила бессонница. В ушах постоянным эхом звучали написанные слова. Они же огненными буквами пылали перед глазами словно некие, доставленные прямиком из ада, драгоценные каменья.
      После смерти Якобсона, которая произошла точь в точь по расписанному мною сценарию, все сотрудники отдела получили недельный отпуск. Администрация была вынуждена пойти на это для того, чтобы избежать всяческих нежелательных контактов персонала с чересчур любопытными журналистами, которые начали подозревать что-то неладное. Руководство выдвинуло предположение, что на решение Якобсона депрессивно повлияли трагические смерти Рэнкина и Картера. Всю неделю и не находил себе места, сгорая от нетерпения поскорее выйти на работу. Мое отношение к проблеме появившейся у меня власти над жизнью и смертью людей в значительной степени изменилось. К своему глубокому удовлетворению я убедился в полной реальности её существования, не выяснив, правда, откуда она появилась. Воспрянув духом, снова начал смотреть в будущее с уверенностью. Если уж мне так повезло и я получил такую силу, то без сомнения и ложной скромности её нужно было использовать на полную катушку.
      Не исключал я и возможности того, что в своих корыстных целях меня используют какие-то темные силы.
      Существовала ещё одна версия, объясняющая происходящее: дневник был всего лишь зеркалом, отражавшим тайну будущего. Совершенно невероятное предположение, но в таком случае у меня были сутки форы, когда я описывал эти смерти. Иначе говоря, я выступал в роли репортера будущих событий, которые в сущности уже состоялись!
      Все эти вопросы требовали ответа и мучительно все время прокручивались в голове.
      Вернувшись на работу, я констатировал, что произошли существенные изменения. Многие сотрудники уволились по собственному желанию. Администрация испытывала большие трудности в подборе новых кадров, так как слухи о каскаде смертей на фирме и особенно о самоубийстве Якобсона распространились повсюду, обрастая домыслами газетных писак. Я же и не помышлял о том, чтобы в трудный момент бросить компанию и этим снискал уважение в глазах начальства. Укрепив тем самым позиции, я возглавил отдел. В конце концов так и должно было случиться. Справедливость восторжествовала! Но теперь я вошел уже во вкус и положил глаз уже на должность директора.
      Выражаясь фигурально, собирался занять пока ещё теплое, но считай уже мертвеца место.
      В общем и целом моя стратегия сводилась к тому, чтобы углубить кризис в делах компании и вынудить тем самым Административный совет назначать новых директоров департаментов. А уж став им, я сумел бы быстренько перемахнуть и в кресло самого Президента Административного совета, продвигая своих людей на места, которые постепенно бы освобождал. Далее автоматически получаю место в Административном совете дочерней компании, где все пойдет по уже наезженной колее, разумеется, с поправкой на новые обстоятельства. Как только окажусь в круге реальной власти, восхождение к вершине абсолютного могущества, сначала национального, а в конечном счете и планетарного масштаба, станет быстрым и необратимым. На первый взгляд, такого рода размышления могут показаться наивно амбициозными, но не следует забывать, что до сих пор у меня не было возможности правильно оценить собственную реальную мощь и предназначение проявившегося необычного дара. Я все ещё продолжал мыслить исключительно категориями малого эксперимента и непосредственного окружения.
      Неделю спустя, когда приговор четырем директорам был приведен в исполнение, причем практически одним махом, я спокойно просиживал в рабочем кабинете в ожидании неизбежного, как я полагал, вызова в административный совет и размышлял о бренности и скоротечности человеческой жизни. Известие о кончине всех четверых в серии последовавших одна за другой автомобильных аварий, погрузило всех сотрудников фирмы во вполне понятное подавленное состояние. Из этого я намеревался извлечь пользу, поскольку оставался, пожалуй, единственным, кто сохранял спокойствие и ясную голову.
      Но на следующий день, к своему величайшему удивлению, я, как и весь оставшийся персонал, получил полное денежное содержание за месяц вперед. И то была единственная новость. В расстроенных чувствах - поначалу даже мелькнула мысль, а не раскрыли ли меня - со всей горячностью и красноречием, на которые только был способен, я попытался оспорить принятое решение о закрытии фирмы у Президента. Тот заверил меня, что очень высоко ценит мою работу, но компания, к сожалению, больше нежизнеспособна, и в создавшейся ситуации он просто вынужден приступить к её ликвидации.
      Ну и комедия! Справедливость все-таки восторжествовала, но каким же гротескным образом! Покидая тем утром кабинет в последний раз, я решил, что впредь буду пользоваться данной мне силой без всякой жалости. Сомнения, угрызения совести, тщательные расчеты лишь повышали уязвимость перед обстоятельствами и жестокими капризами судьбы. Ну что же, отныне тоже буду груб, решителен и смел в своих действиях. И ни в коем случае нельзя было терять ни минуты. Неожиданный талант мог в любой момент куда-нибудь подеваться, оставив без защиты и в ситуации, гораздо худшей, чем та, в которой мне довелось находиться до его обретения. Итак, решил я, моя первая задача заключалась в том, чтобы определить точные границы собственной мощи. В следующую неделю провел в этих целях ряд экспериментов, постепенно оттачивая тем самым новое для криминального мира оружие.
      Мой дом находился в 100 - 300 футах от одной из воздушных трасс, установленных для самолетов, обслуживавших наш город. В течение многих лет я страдал от бешеного рева самолетов, регулярно, с интервалом в две минуты, пролетавших над головой, и неуклонно разрушавших нервную систему, уничтожая всякую живую мысль в голове. От такого гула ходуном ходили стены и качались лампы. И я взял в руки дневник. Появилась идеальная возможность совместить нужное испытание с реваншем за нанесенный моему здоровью ущерб.
      Вы, естественно, тут же зададитесь вопросом, неужели я не мучился угрызениями совести в связи с гибелью семидесяти пяти человек под ночным небом сутки спустя? Неужели, спросите вы, не испытал при этом сострадания к их родным, не задавался вопросом, насколько разумно так слепо использовать свое могущество?
      Ответ однозначен: нет! Я действовал вовсе не слепо, а сознательно ставил необходимый опыт для упрочения пробудившейся во мне убойной силы.
      Более того, решился действовать ещё смелее. Следует сказать, что родился я в жалком и ужасном, донельзя загаженном всевозможными промышленными отходами городишке под названием Стречфорд. Тот сделал все, что мог, дабы сделать меня таким тщедушным и хилым душой и телом. И вот, наконец, наступил момент, когда этому местечку представилась возможность оправдать свое существование. Я решил использовать его в эксперименте в целях подтверждения эффективности обретенной власти в расширенном радиусе действия.
      В тетради написал в этой связи четкую и категоричную фразу:
      "Все жители Стречфорда умрут завтра в полдень".
      На следующее утро специально вышел пораньше из дома, чтобы купить радиоприемник. Просидел около него целый день во ожидании срочного, полного ужаса сообщения о гигантской катастрофе, унесшей тысячи человеческих жизней.
      Но ничего подобного не случилось! Я был ошарашен. Ведь все, что было задумано, полностью провалилось! В пору лишиться рассудка. Неужели моя сила исчезла столь же быстро и неожиданно, как и появилась?
      Или же власти, опасаясь всеобщей истерии, специально запретили распространять малейшие сведения о катаклизме?
      Не медля ни секунды, я сел на поезд, идущий в Стречфорд. Приехав в город, прямо на вокзале начал осторожно вести расследование и вскоре убедился, что город цел и невредим. Подумалось, а вдруг все отвечавшие на мои вопросы горожане участвовали в организованном правительством заговоре молчания? Может быть, правительство уже проведало о том, что появилась какая-то грозная и чудовищная сила неизвестного происхождения и сейчас ищет способы нейтрализовать ее?
      Но не было заметно никаких разрушений. На улицах, как всегда, разъезжали машины, повсюду над почерневшими от копоти крышами домов стелился дым из труб бесчисленных заводов.
      Домой я вернулся поздно вечером Угораздило же при этом нос к носу столкнуться с хозяйкой дома, которая принялась браниться по поводу просроченной квартирной платы! Удалось выторговать у неё ещё один день. Войдя в Квартиру, сразу же достал дневник и принялся сочинять рассказ о смерти этой мегеры, моля Бога о том, чтобы чудесная сила меня не оставила.
      Можно представить, с каким удовлетворением я воспринял на следующее утро известие о её гибели. Соседи нашли бездыханное тело на ступеньках лестницы, ведущей в подвал. Как и было предсказано, причиной смерти послужила эмболия головного мозга. Значит, угнездившаяся во мне сила продолжала действовать! В течение нескольких последующих недель занялся уточнением её основных характеристик. Прежде всего определил, что использовать её можно было только для достижения реальных, а не каких-то экстраординарных целей. В теории, например, мгновенная смерть всех жителей Стречфорда могла бы быть вызвана одновременным взрывом нескольких водородных бомб. Но в действительности подобное развитие событий оказалось, с удя по всему, делом невозможным, в силу чего мои намерения и не осуществились (спрашивается, чего тогда стоят заявления наших военачальников, - фанфаронство, да и только!).
      Во-вторых, она воздействовала только и исключительно на людей. Я пробовал контролировать или, по крайней мере, предугадывать колебания ценных бумаг на бирже, узнавать результаты скачек, предусматривать поведение и поступки начальников на новой работе, но все было напрасно.
      Что же касается источника этой таинственной силы, то он так и не проявился. Пришел к выводу, что играл все это время роль посредника, своего рода доверенного лица мрачной Немезиды*, незримо соединявшей перо и страницы моего дневника.
      * Немезида - богиня судьбы, мести в древнегреческой мифологии (Прим. переводчика).
      Иногда мне казалось, что написанные фразы были всего лишь скромными отрывками из какой-то толстенной книги мертвых, существующей где-то в другом измерении. Порой возникало ощущение, что в процессе сочинительства мои предложения накладывались на уже существующий текст, сотворенный неким не менее ужасным писцом "оттуда". Сформулированные мною фразы как бы текли по уже занятым его уплотненным почерком строкам и, таким образом, наши времена пересекались, тут же притягивая с вечных берегов реки Смерти роковой приговор новой жертве в реально существующем моем мире.
      Я заботливо прятал свои записи. Они были опечатаны и находились под замком в большом стальном сейфе. Творил исключительно в обстановке глубочайшей секретности, принял все необходимые меры, чтобы никто не смог бы выявить связь между мной и все растущим числом смертей и катастроф. Правда, в большинстве своем последние были обусловлены чисто экспериментальными целями и принесли мне лишь минимум пользы, а то и вообще ничего.
      Тем сильнее я был удивлен, когда обнаружил, что время от времени нахожусь под наблюдением полиции.
      В первый раз отметил это, когда просто смотрел на улицу. Увидел, как новая квартирная хозяйка оживленно разговаривает с участковым инспектором, показывая при этом на окна моей квартиры и многозначительно кивая головой. Я счел тогда, что таким образом она намекала на наличие у меня телепатических и гипнотических способностей.
      Через несколько дней совершенно незнакомый человек - как потом было нетрудно догадаться, был переодетый полицейский - остановил меня на улице под каким-то надуманным предлогом, втянул в никому ненужный разговор о погоде, пытаясь, без всякого сомнения, выудить кое-какую информацию.
      Естественно, никто и ни в чем меня открыто не обвинял, но через какое-то время стало очевидным, что и начальник как-то странно посматривает в мою сторону. Пришел к выводу, что обладание необычной силой создало вокруг меня особенное поле, как-то воспринимаемое другими людьми. Именно поэтому окружающие и стали проявлять внимание к моей личности.
      Потом аура стала, очевидно, видна все большему количеству людей стали глазеть в очередях, на автобусных остановках и в кафе. Последовали первые косвенные намеки, причем больше всего интриговало то, что они носили скорее характер шуточек. Когда число их возросло, начал понимать, что время существования потаенной силы подходит к концу. Это означало, что вскоре я уже не смогу использовать её без риска быть раскрытым. В этой связи возникла необходимость уничтожить дневник, продать сейф, который так долго хранил секрет и, возможно, воздержаться от того, чтобы даже думать о своем даре, так как даже от мыслей о нем сияние усиливалось.
      Вынужденное расставание с такой властью и именно в момент, когда я только-только начал осознавать и понимать её бесконечные возможности расценено было мной как жестокая насмешка. Судьбы. По причинам до сих пор мне неведомым позволили заглянуть в таинственный мир безвременья и сверхъестественного, перешагнуть границы обыденности и банальности жизни. Так ли уж тогда было необходимо, чтобы власть и талант предвидения, которые открылись во мне, вдруг разом и навсегда исчезли?
      Терзаясь этим вопросом, я в последний раз перечитывал записи. Тетрадь была заполнена почти до конца, подумалось, что дневник представляет собой одно из самых значительных произведений литературы за всю её историю, несмотря на то, что никогда и нигде не будет опубликован. В нем на деле выявилось торжество пера над мечом!
      Пока я с удовольствием размышлял на эту тему, в голову пришла замечательная мысль. Я неожиданно нашел способ, простой и очень хитрый, как сохранить силу в самом что ни на есть обезличенном виде, оставив при этом все её смертоносное воздействие на людей, лично не применяя её и не намечая новых жертв.
      План выглядел так: напишу рассказ, в котором абсолютно правдиво изложу историю своего открытия и все, что произошло потом. Детально опишу все, что случилось со всеми моими жертвами, сообщу их имена и фамилии, расскажу подробно о всех проделанных экспериментах и о постепенном заполнении дневника. Буду максимально правдив и не утаю ничего. В завершение расскажу о решении отказаться от использования этой силы и опубликовать беспристрастный и полный отчет обо всем.
      Сказано - сделано. После нескольких недель упорной работы новелла была написана и опубликована большим тиражом.
      Вас это удивляет? Ну что ж, могу вас понять. Если бы все произошло так, как изложено, тогда я сам себе подписал бы несмываемыми чернилами смертный приговор и самолично вскарабкался на эшафот. Но я забыл упомянуть одну совсем маленькую деталь, точнее сделал это нарочно: речь идет о концовке, ведь в завершение я приготовил вам сюрприз, так сказать, in cauda venenum*. Как и любой хоть чего-нибудь стоящий рассказ, мой также содержит финальную встряску, но настолько ужасную по своей жестокости, что голова вполне может пойти кругом. Однако именно такого финала мне и хотелось.
      * Латинское изречение - "в хвосте яд", то есть язвительная (смертельная, как у скорпиона) концовка. (Прим. переводчика).
      В конце я использую свою власть в последний раз, вынося смертный приговор. Кому? Подумайте сами! Кто это может быть, если не вы сами, читатель! Признайтесь: блестящая идея! До тех пор, пока будут ходить по рукам журналы с опубликованным рассказом (а тот факт, что их непременно будут обнаруживать всякий раз вблизи жертв этой дьявольской кары, гарантирует широкое распространение моего опуса!), сила, ранее принадлежавшая только мне, будет продолжать свое опустошающее воздействие и триумфальное шествие. Лишь мне, её бывшему хозяину, не стоит ни о чем беспокоиться, потому что ни один суд не примет к рассмотрению показания свидетелей "из вторых рук", а выживших очевидцев просто не будет.
      Вы меня спросите, где было опубликовано это произведение? Вы боитесь случайно купить его и нечаянно прочитать? Отвечаю: да вот же он, перед вами! Эту историю вы только что прочитали. Наслаждайтесь! Потому что конец рассказа - это и ваш конец. Когда будете читать последние его строчки вас будет постепенно охватывать чувство ужаса и отвращения, страха и паники. Итак, ваше сердце останавливается, пульс замедляется... разум погружается во мрак... всё видится в тумане... жизнь покидает вас... вы угасаете... через несколько секунд вашу личность поглотит вечность... три... два... один... ноль!!!

  • Страницы:
    1, 2