Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Планета под следствием

ModernLib.Net / Маккефри Энн / Планета под следствием - Чтение (стр. 9)
Автор: Маккефри Энн
Жанр:

 

 


Большинство населенных пунктов, которые навряд ли можно было назвать городами, было расположено на прибрежных равнинах у крупнейших рек материка: Богота стояла на реке Лакримас, Кабул — на восточном притоке Нового Ганга, а Лхаса — на Сьерра-Сангре. Еще одна деревня, носившая название Сьерра-Падре, находилась выше по течению Сьерра-Сангре, у подножия гор Сьерра-Падре. Поселок Катманду был отделен от остальных селений горным хребтом, который какой-то оптимист назвал Шамбалой.
      Катманду казался Мэттью именно тем местом, где можно будет обнаружить культуру, не затронутую безумными мистическими теориями северного материка. В Боготу, самый крупный и доступный населенный пункт, эти теории скорее всего уже добрались...
      В течение долгих часов, прошедших с того момента, как они оставили теплую гавань Фьорда Гаррисона, с обеих сторон окруженную ледяными берегами северного материка, под ними простиралась только серая поверхность холодного океан, что, впрочем, не особо расстраивало Мэттью, поскольку именно такой холодный серый цвет был одним из его любимых цветов. В этих водах дрейфовали огромные льдины размерами с остров, если не с целый континент. По предварительным отчетам, на южном побережье северного материка было множество ледников, сползавших в океаны планеты.
      Солнце заставило сколы льда искриться подобно сапфирам; из соленых серых вод взлетали серебристые рыбы. Стаи дельфинов следовали за тенью вертолета, скользящей по океанской глади. Мэттью не обращал на них внимания, равно как и на фонтаны “пробирочных” китов Сурса, названных так потому, что их предки были воссозданы из замороженных и затем выращенных в пробирках клеток. Выращенные под тщательным наблюдением в строго контролируемой среде, эти огромные сильные млекопитающие затем были выпущены в только что созданные океаны планеты. Судя по всему, китов, как и дельфинов, привлекал вертолет, бывший для них явлением новым и необычным.
      Наконец, ближе к вечеру, вдали появился южный берег. Зрелище было столь грандиозным, что даже Мэттью был вынужден признать это.
      Хотя вода в гавани, как и во Фьорде Гаррисона, подогревалась геотермальными источниками и реками, которые, казалось, подчинялись воле планеты, остальная линия берега была покрыта льдом. Высокие ледяные утесы сияли белизной или сверкали как бриллианты; в глубине они были глубокого темно-синего цвета, а в трещинах отливали васильковым. Языки ледников сползали к морю, от них с грохотом откалывались огромные куски и в брызгах соленой пены рушились в волны и медленно, величаво плыли вдаль, в открытое море.
      Когда вертолет подлетал к южному континенту, солнце начинало клониться к закату, окрашивая землю и море в алые и оранжевые тона.
      Подлетев еще ближе, они увидели стада оленей-карибу, бегущих по прибрежным равнинам, огромных белых медведей, бредущих по льду или купающихся в озерах, которые были разбросаны по равнине подобно осколкам зеркала.
      После этих величественных зрелищ вид Боготы сильно разочаровывал.
      Поселок состоял из двух рядов зданий, весьма напоминающих бараки, длиной не более километра; в опасной близости от них расположилась взлетно-посадочная полоса, отмеченная горой топливных баков; на берегу можно было разглядеть несколько небольших лодок, очень похожих на те, которые Мэттью уже видел во Фьорде Гаррисона. Вертолет пролетал над городом достаточно низко для того, чтобы можно было разглядеть разгуливавших по улице жителей. Судя по всему, национальный костюм здесь состоял по преимуществу из частей списанной униформы Компании. Особого оживления прилет вертолета здесь не вызвал: мало кто даже обернулся, чтобы взглянуть на него.
      С огромной осторожностью пилот посадил вертолет непосредственно позади топливных баков, выключил моторы, без единого лишнего слова выбрался из кабины и занялся заправкой. Как ни странно, никто не пришел проверить груз вертолета, хотя менее чем в ста метрах Мэттью видел людей, которые наблюдали за ними. Пока Грин заправлялся, Мэттью также выбрался наружу, теперь наконец он мог требовать ответов на свои вопросы — Грин не мог больше делать вид, что не слышит его.
      — Разве вас никто не должен проверять, Грин?
      — Зачем? Они знают вертолет, знают, что на нем летаю я... Если бы у меня был груз, который я должен был бы выгрузить здесь, я бы включил огни и кто-нибудь пришел бы, чтобы принять у меня груз.
      Мэттью задумался над этим объяснением. Вот еще один пример небрежности и безразличия, которые пышным цветом расцветали на этой планете и которые должно было искоренить.
      — И это что, весь поселок? — Мэттью жестом обвел посадочную полосу и два ряда зданий.
      — Богота? Да, сэр. В Боготе мало кто живет.
      — Почему?
      — Здесь ненадежно, сэр. Вы же видели ледники. Здесь земля всегда двигается; на ночь вас вроде как укачивает — иногда слабее, иногда сильнее. Потом тут медведи. Они все больше рыбой питаются, но, ежели им придет в голову разнообразить меню, не побрезгуют ничем, включая и человечину...
      Из вертолета выбрался Брэддок, судя по всему, действие таблеток прошло, и его снова подташнивало. С видимым усилием он постарался снова вступить в обязанности помощника.
      — Вы предлагаете использовать это место в качестве нашей штаб-квартиры?
      Пилот поскреб в затылке, надвинул фуражку на лоб.
      — Ну что ж, это место не хуже любого другого на этом континенте. Оно считается базой, хотя здесь явно недостает оборудования, которое имеется на космобазе. Большей частью сюда прилетают для того, чтобы набрать рекрутов или чтобы привезти назад демобилизовавшихся солдат из этих мест. Я здесь особо не летал, честно говоря: бывал только в Боготе и в Сьерра-Падре. Летом от разлива теплых рек земля становится влажной, создается сильная турбуленция, и летать тяжело — того и гляди в гору врежешься. Сьерра-Падре немного побольше, житье в ней поудобнее: ее называют домом многие южане. Конечно, вы понимаете, многие на самом деле не живут оседло все время, а в зависимости от времени года перебираются из охотничьих лагерей в рыбацкие и наоборот.
      — Благодарю вас, капитан Грин, — ответил Мэттью. — В таком случае нам незачем терять время: нужно добраться до Сьерра-Падре, пока не стемнело. Поднимайтесь на борт; продолжим наш полет.
      Брэддок едва не застонал от отчаяния; Мэттью одарил его осуждающим взглядом. Он-то полагал, что его главный помощник сделан из более прочного материала.
      — Что ж, сэр, — сказал Джонни Грин, — должен, вам признаться, что из-за этого у меня будут проблемы в штабе. Я должен был выполнить еще одно задание, как только вернусь.
      — Смею вам напомнить, что в настоящее время вашим заданием являюсь я, капитан: мои дела являются наивысшим приоритетом.
      — Так точно, сэр! В таком случае отправляемся немедленно: сначала заброшу вас в Сьерра-Падре, а потом отправлюсь назад.
      — Я полагал, что вы останетесь при мне и будете работать с нами, пока мы не окончим эту важнейшую исследовательскую миссию.
      — Я получил приказ доставить вас сюда, сэр, и вернуться на север для выполнения следующего задания. Однако ж вот что я вам скажу: это задание не займет много времени. Вы пока могли бы расположиться в Сьерра-Падре, проехаться на снегоходе, поговорить с разными людьми, а через несколько дней я вернусь и заберу вас.
      — Я бы предпочел получить более точную информацию, капитан.
      — Да, сэр, я тоже. Но сейчас все еще слишком неопределенно. У вас с собой есть портативное устройство связи, не так ли?
      — Оно есть у Брэддока. Разумеется.
      — Тогда если к тому времени, как вы будете готовы отправиться в какое-нибудь другое поселение, вы просто свяжетесь с космобазой, меня или кого другого тут же отправят к вам.
      — В случае необходимости я готов смириться с этими вопиющими неудобствами, капитан Грин. Однако вашей и только вашей обязанностью является доставить меня в следующий пункт назначения в течение трех дней. Если ваше отсутствие будет создавать мне слишком большие неудобства, единственным летным транспортом, которым вы сможете управлять, станут бумажные самолетики. Полагаю, я достаточно ясно выразился?
      — О да, сэр, я знаю, как глупо было бы с моей стороны перечить такому важному человеку, как вы, сэр, — ответил Грин, однако в его голосе явно недоставало почтения и смирения.
      — Подождите минутку, — внезапно подал голос Брэддок. — Грин? Как ваше имя?
      — Джонни, дорогуша. А твое? — Грин одарил Брэддока издевательским и до крайности нахальным взглядом.
      — Сэр, — Брэддок повернулся к Мэттью, — не тот ли это капитан Джон Грин, который был пилотом у доктора Фиске, когда тот попал в катастрофу в зоне вулканической активности?
      Мэттью ощутил огромное облегчение. Все-таки он был прав, взяв с собой именно Брэддока. Мальчик может скулить и жаловаться, его может тошнить, но умственные способности его от этого не страдают. Мэттью и сам вспомнил бы это имя, если бы не был так занят сбором новых данных.
      Однако прежде чем он успел сформулировать вопрос, капитан заговорил снова:
      — Так точно, сэр, это я, и, сказать по правде, доктор Фиске вроде как одолжил меня вам из любезности. Обычно я работаю только на него.
      Мэттью улыбнулся:
      — Ну что ж, капитан Грин, я прошу вас поблагодарить моего старинного друга Виттэйкера за его любезность и сообщить ему, что я хотел бы воспользоваться ею на несколько более длительный срок, дабы вы помогли мне в моем расследовании. Если вы, со своей стороны, будете так любезны, что доставите нас в Сьерра-Падре, мы, по крайней мере, сможем с пользой распорядиться своим временем, дабы продвинуться в расследовании. Однако же вы должны вернуться непременно!
      Грин отдал ему честь.

***

      Тишь проснулась и, перед тем как снова двинуться по следу лошадей и кота из Килкула, убила и съела полевку. Она давно покинула свою территорию и находилась теперь среди диких зверей, которые могли убить и съесть ее так же легко, как она убила и съела мышь, и все-таки чем дальше она продвигалась вперед, тем лучше себя чувствовала. Даже грязь и снег под ее лапами словно бы наполняли ее силой, делали ее шаг легче, а бег — быстрее.
      Вскоре после того, как Тишь снова отправилась в путь, она наткнулась на место, где явно останавливались на привал люди: остывший пепел костра, утоптанный снег, разбросанные по земле травинки — остатки лошадиной трапезы, несколько маленьких косточек — остатки кошачьей... Тишь осторожно и опасливо принюхалась, но тут же успокоилась: это были кости кролика, а не кошки. Она обнюхала метку, оставленную котом-охотником, и снова побежала вперед.
      На ходу она думала о Сатоке, о своем уничтоженном народе и о девушке; однако же нужно было быть осторожной и не погружаться в воспоминания и раздумья слишком глубоко. Один раз она едва успела заметить, что из кустов за ней следит волк. По счастью, в отличие от кошек, волки не умеют лазать по деревьям. В ту ночь ей пришлось спать на дереве, а утром она снова отправилась в дорогу.
      На следующую ночь, выслеживая белку, она успела прыгнуть высоко в воздух как раз вовремя, чтобы уловить запах лисицы, прятавшейся всего в нескольких шагах от нее. Тишь отвлеклась, и белка бросилась в свое убежище среди древесных корней;
      Тишь метнулась за ней, буквально повиснув на хвосте у маленького зверька, и вовремя: как раз в этот момент у норки появилась лиса.
      Тишь забилась в нору, тяжело дыша и не обращая внимания на белку, прятавшуюся тут же. Ей хотелось выть. Ей было так трудно, она была так далеко от дома, вокруг было столько тех, кто хотел съесть ее, а она была совсем одна... Кроме того, у Тиши было ощущение, что скоро у нее снова начнется течка.
      — Я совсем одна, — крикнула она. И что-то ответило ей:
      — Но ты была создана быть одинокой...
      — Не все время, — возразила она. И что-то ответило ей:
      — Не все.
      — Я боюсь, — крикнула она. — Человек убьет меня, звери съедят меня, а кошки Килкула так далеко, а их люди стали добычей Сатока...
      — Кто говорил о кошках Килкула? — спросил новый голос. Другой голос, громкий — голос кота, но кота большого, гораздо больше ее самой. — Кто ты, маленькая сестра ?
      — Я Тишь, последняя из моего народа, жившего в Проходе Мак-Ги, — ответила она. — Кто ты?
      — Нанук. Что ты знаешь о людях, которые находятся под защитой кошек Килкула?
      — Я знаю, что они в опасности. Саток убьет их, как убил нас. Он забрал девочку. Он наверняка убьет мальчика или заставит его подчиняться, как заставил всех тех, кто под моей защитой.
      — Ясно. А собака? Была с ними собака? Она вполне ничего для собаки.
      — Она мертва. А ты.., далеко? — спросила Тишь.
      — Два дня дороги от того места, где мы оставили мальчика и девочку.
      — Я в пути уже два дня.
      — У тебя короткие лапы.
      — Я боюсь. Я одна.
      — Я иду, — ответил голос Нанука. И чуть позже добавил:
      — И нет, я не ем моих маленьких родственниц.

***

      Банни и Диего видели следы кошки на снегу, но были слишком заняты, чтобы обратить на это внимание. Они оба плохо спали. Выбравшись из деревни, Диего погрузился в раздумья, а Банни болтала без умолку.
      Диего достаточно хорошо знал девушку, чтобы заметить, что ее руки дрожат. Ее лицо, как и лицо самого Диего, было покрыто синяками и царапинами, губы распухли. Диего казалось, что у него в голове стучат кузнечные молоты; возможно, думал он, и Банни чувствует то же, что и он. Однако, несмотря на то, что девушка все время говорила, она не сказала ни слова о головной боли, да и вообще не жаловалась: большей частью она была разгневана. Как могли эти люди позволить Сатоку сделать такое!.. Как он сумел сделать такое с людьми — и с планетой?!.
      Диего не отвечал Банни. Он слушал ее вполуха, поскольку в основном был занят тем, что слагал песню. Снова он пожалел о том, что у него нет инструмента: ему хотелось создать для песни гневную музыку, и он чувствовал, что даже самый большой барабан ему тут не поможет.
      Когда молодые люди сделали привал на ночь, Диего начал записывать свою песню; Банни смотрела на него с интересом, не прекращая говорить. Теперь ее голос звучал, как шорох дождя или урчание мотора. Диего кивал и хмыкал, однако все его мысли были заняты песней.
 
Заживо похороненная, кричащая:
Камни сдавлены,
Корни скованы,
Земля задушена
Белой смертью, похожей
На снежный покров:
Дар того,
Кто сын
И не сын тебе.
 
      Диего прекратил писать. Планета должна услышать песню об этой убитой ее части, но песня была еще не завершена, что-то в ней было неверно. Здесь нужна была песня лучше, чем эта. Диего спел Банни то, что у него сложилось. Девушке песня понравилась, но Диего напомнил себе, что она гордилась и тем, какой шум был поднят вокруг ее лицензии на вождение снегохода. Нет, эта песня должна быть самой лучшей, потому что в ней рассказывается о страшных ранах, нуждающихся в исцелении...
      На следующее утро по дороге к Фьорду Гаррисона оба молчали.

***

      — Ты не котенок и не можешь вечно жить со мной в Доме, — сообщила Коакстл девочке по имени Козий Навоз.
      — Я понимаю, почему ты меня прогоняешь, — ответила Козий Навоз, — потому что я ничто и никто. Но если я не могу жить с тобой, тогда давай съешь меня прямо сейчас, потому что пусть лучше меня съест друг, чем страшные дикие твари, а к Пастырю Вопиющему я не вернусь.
      — Разве я говорила, что ты должна это делать, глупая малышка? Но в деревне у устья этой реки есть и другие...
      — Они заставят меня вернуться, — дрожа от страха, проговорила девочка; но Коакстл сказала, что она будет ждать и наблюдать и что, если девочку попытаются вернуть, она убьет этих людей, а девочку отведет в другую деревню, подальше.
      Делать было нечего. Козий Навоз подчинилась воле кошки, как подчинялась воле других людей — во всех случаях, кроме одного. Коакстл шла рядом с девочкой, но, когда они вышли на открытое место, Козий Навоз легла на спину гигантской кошки, сжала коленями ее бока и вцепилась руками в гриву — так они двигались быстрее.
      Небо на западе все еще было бледно-розовым, когда над их головами раздался размеренный шум мотора одного из летающих кораблей Компании. Коакстл хотела было убежать прочь, но равнина была велика, а воздушный корабль двигался быстрее, чем гигантская кошка.
      Козий Навоз следила за приближением летучего корабля с благоговейным ужасом. Она уже видела раньше другие летающие машины. Пастырь говорил, что это Ангелы-Хранители Праведных, посланные Компанией, дабы наблюдать за жителями Долины Слез. Вблизи такую гудящую птицу ей довелось видеть только однажды — когда в особенно суровую зиму небольшой отряд отправился в Боготу в поисках помощи и в ответ в Долину была послана летающая машина с запасом продовольствия. Пастырь Вопиющий неохотно согласился принять эту помощь — Козий Навоз слышала, как он ругается со своими советниками; однако ясно было, что без помощи все жители Долины умрут. Когда прилетел воздушный корабль, это было настоящим чудом: еда — больше, чем у них было за много месяцев, и теплая одежда, и даже игрушки для детей...
      Поэтому-то Козий Навоз и не испугалась, когда над ними повис воздушный корабль — так близко, что можно было разглядеть через стеклянный пузырь, казавшийся единственным глазом гудящей птицы, двух мужчин, явно о чем-то споривших.
      Девочка слезла со спины Коакстл. Сквозь прорехи в ее одежде просвечивало голое тело, она кожей ощущала мягкое тепло меха Коакстл. Ноги девочки были обернуты в невыделанные кроличьи шкурки мехом внутрь, шкурки воняли, но ногам было тепло. Как завороженная наблюдала Козий Навоз за приземлением воздушного корабля.
      — Разве это не замечательно, Коакстл? — спросила она у кошки. Ответа не последовало, и, обернувшись, девочка обнаружила, что кошка удаляется прочь по тундре.
      Издали до нее донеслась мысль, похожая на тихий шепот:
      — Здесь твой народ. Доброй охоты и теплого логова, малыш.
      — Доброй охоты и теплого логова, Коакстл, — почти неслышно прошептала она в ответ; но взгляд ее уже был устремлен на красивого пилота, вылезавшего из кабины воздушного судна, и на худого длинного человека с высоким лбом и длинными белыми волосами, собранными в хвост, направляющегося прямо к ней. Еще один мужчина задержался у второй двери воздушного корабля.
      — Поразительно! — сказал беловолосый, разглядывая Козий Навоз. — Посмотрите на ее одежду! Она наверняка замерзла. Кроме того, она здесь совершенно одна — если не считать того дикого зверя, который, несомненно, проголодавшись, съел бы ее. Удивительно! Впрочем, я хотел бы поближе посмотреть на эту кошку. Как мне кажется, она совершенно не похожа на всех прочих, виденных мной.
      На это пилот не ответил ничего; он просто подошел к девочке и опустился перед ней на колени. Перед ней, недостойной, ничем не заслужившей такого почтения! Он даже посмотрел ей в глаза и заговорил с ней — заговорил таким ласковым голосом, что она едва не расплакалась:
      — Похоже, ты забрела далеко от дома, аланна. Ты потерялась? Тот большой кот — он что, из тех, которых у вас здесь используют как следопытов?
      Козий Навоз встала перед ним на колени и склонила голову:
      — Прошу простить спутницу сего недостойного и невежественного ребенка, о Капитан Ангелов. Коакстл стала моим другом из жалости, но теперь, когда здесь те, кто из моего народа, она бежала из страха перед праведными. Ибо разве не должно всем зверям служить людям Компании, дабы те имели мясо и меха?
      — Где ты наслушалась этой чуши? — с отвращением проговорил капитан.
      Этого Козий Навоз не ожидала.
      — Я что-то не так поняла? — испуганно спросила она. — Простите меня, если я неверно запомнила и повторила слова Пастыря Вопиющего. Я самая глупая из девочек, как это часто обо мне говорят...
      — Если хочешь знать мое мнение, ты самая счастливая из всех детей, — ответил пилот. — А нам повезло, что мы нашли тебя, прежде чем ты успела замерзнуть до смерти. А теперь полезай на борт, дорогуша, да перестань трястись. Поверь, теперь тебе никто не причинит вреда.
      С этими словами он обернулся и посмотрел на беловолосого; выражения его лица в сумерках Козий Навоз различить не сумела.
      — Разумеется, дитя мое, — проговорил беловолосый, — тебя никто не тронет.
      Пилот не стал касаться такой грязи, как она, и был, по мнению девочки, абсолютно прав в этом; однако беловолосый взял ее руки в свои, а потом поднял и понес девочку к летающему кораблю на руках:
      — Ты отправишься с нами в Сьерра-Падре.
      — Вы не заставите меня вернуться в Долину Слез?
      — Нет, если именно там тебя научили так говорить о себе. А если ты сбежала из-за всех тех синяков и шрамов, которые я у тебя вижу, тем более мы тебя туда не отправим, — заверил ее пилот.
      — Что такое эта Долина Слез и где она находится? — спросил беловолосый.
      — Вы ведь не заставите меня вернуться туда, сэр? Я не заслужила этого. Я бежала потому, что должна была стать женой Пастыря Вопиющего.
      — Женой?.. Но ведь ты же еще ребенок! — Кажется, это привело пилота в ярость.
      — Сейчас мы направляемся в Сьерра-Падре, — заговорил беловолосый, — где я начну свою работу, а ты, дорогая, получишь горячую ванну, чистую одежду, приличную еду, а потом хорошенько выспишься.
      — Разумеется, — откликнулся пилот. — В Сьерра-Падре живет моя старинная сослуживица, Лонсиана Онделаси, со своими детьми и внуками. Лон-си будет рада принять эту малышку.
      Беловолосый улыбнулся девочке, помог ей забраться в воздушный корабль и усадил рядом с третьим мужчиной. Тот не улыбался. Это успокоило девочку больше, чем все сказанное пилотом: ведь это было правильно, она не заслуживала того, чтобы ей улыбались. А потом поднялся ветер и шум, и Капитан Ангелов вместе с беловолосым патриархом подняли гудящую птицу в небо, где сегодня было так чудесно и волшебно, как в том будущем, которое пообещали девочке...

Глава 10

      Мармион, ведомая Шимусом Рурком и сопровождаемая Салли и Миллардом, а за ними и пятеро ассистентов Мэттью, шедшие несколько медленнее, покинули пещеру и вышли в неяркий свет раннего утра. Рик О'Ши замыкал шествие.
      — Ну надо же! Неужели это следующее утро? — воскликнула Мармион. Она повернулась к Шимусу, который усмехался, и его улыбка явно не имела отношения ни к новому дню, ни к чему-либо еще понятному Мармион.
      — Конечно, миссис.
      — Но мы же были там совсем... — начала было Салли, посмотрев на циферблат наручных часов, но тут ее глаза расширились от изумления. — Боже праведный!..
      — Следующий день? — Иван схватил ее за запястье, посмотрел на ее часы, потом проверил свои собственные. Остальные четверо ассистентов с некоторой опаской обсуждали эту неожиданную потерю времени.
      — Но мы же не успеем вовремя с нашей работой... — Иван повернулся к Шимусу с видом обвинителя. — Вы не имели права отрывать нас от работы на целый день!
      — Эта пещера всего в часе полета от космобазы, — сказал Ганс; он был, очевидно, агрессивно настроен, и гнев его был направлен на Шимуса Рурка — обвинять Мармион он не решался.
      — Как мы могли потерять так много времени.., сидя в тумане? — Похоже, это его расстраивало еще больше.
      — Что ж, я нахожу... — Мармион внезапно умолкла, чуть склонив голову набок, затем посмотрела на Салли и Милларда. — Знаете, я вовсе не уверена, что что-либо обнаружила.
      Шимус шумно вздохнул. В его глазах явно читались удовлетворение и насмешка.
      — Зато можете быть уверены, что “обнаружили” вас, миссис. А теперь не будем больше терять времени. — Он жестом пригласил Рика пройти к вертолету.
      — Как меня могли “обнаружить”, мистер Рурк, если я не терялась? — поинтересовалась Мармион; ее голос слегка дрогнул. Рик и Миллард взяли ее под руки и повели к вертолету: идти по холмистой земле было нелегко.
      — О, полагаю, все это еще придет к вам, миссис, — снова хихикнул Шимус.
      — Мистер Рурк, с нами не произошло ничего из того, что описывали доктор Метаксос, его сын или даже майор Мэддок и доктор Фиске. — В ровном голосе Салли проскальзывали тщательно скрываемые нотки удивления и разочарования.
      Шимус внимательно посмотрел на нее, еле заметно улыбаясь. Салли была весьма привлекательной молодой женщиной, и он смотрел на нее с удовольствием.
      — Искренне надеюсь, что не произошло: сейчас, когда никто не взрывает ее и не долбит в ней дыр, планета успокоилась. Но с вами говорили, — уверил он Салли.
      — Это полная бессмыслица, — заявил Ганс. Рик издал звук, который звучал как покровительственный упрек; Ганс резко обернулся. — Я вообще ничего не ощущал с тех пор, как поднялся туман и ничего не стало видно. Потом туман рассеялся. Вы хотите, чтобы мы поверили, что это.., шоу длилось тридцать часов?
      — Похоже, именно так оно и было, — дружелюбно ответил Шимус, помогая Мармион забраться в пассажирский салон вертолета. — Подумайте об этом немного. Понимание к вам придет.
      — Возмутительно, — сказал Джордж с усмешкой. — Бессмысленная трата драгоценного времени.
      — Я не уверен, что мы сможем объяснить доктору Лузону, почему мы оставили наши прямые обязанности, — уныло проговорил Марсель; это были первые слова, которые Мармион от него услышала.
      — О, мои дорогие, но вам и не придется этого делать, — сказала она, застегивая ремень безопасности. — Я беру на себя всю ответственность за эту экспедицию; кроме того, я уверена, что такие трудолюбивые молодые люди, как вы, успеют завершить работу задолго до того, как вернется доктор Лузон.
      — Вы хотите сказать, мадам, — проговорил Ганс, глядя на нее с подозрением, — что мы должны скрыть от доктора Лузона наше уклонение от исполнения обязанностей?
      — О небо, конечно же, нет, дорогой Ганс, — успокаивающе проговорила Мармион, ласково положив руку на его локоть. — Я бы ничего не стала скрывать от Мэттью Лузона, — шутливым тоном прибавила она. — Это просто невозможно! Однако я уверю его в том, что это я похитила вас в качестве необходимого мне эскорта для участия в личной экскурсии, которая могла оказаться опасной, — в экскурсии в так называемую замечательную пещеру, в которой все остальные, по их словам, ощущали нечто необыкновенное.
      Издав тихий разочарованный стон, она обратилась к Шимусу.
      — В самом деле, ничего не случилось, — она подчеркнула последние слова, вложив в них все свое разочарование.
      — Мы потеряли тридцать часов. — По тону Ганса было ясно, что он считает это недопустимым и непростительным. — К тому времени, как мы доберемся до космобазы, уже успеет стемнеть. — — Ну, до ужина время еще будет, — заметила Мармион.
      — Сегодня вечером мы будем работать, — переглянувшись со своими коллегами, заявил Ганс. — Таким образом, мы компенсируем потраченное время.
      — Странно, — заметил Миллард, — я чувствую себя полностью отдохнувшим; к тому же мне необыкновенно хорошо. А как остальные?
      Салли тихо и изумленно охнула:
      — И я тоже. А мне не кажется, что я спала... Мармион также чувствовала себя необыкновенно энергичной и прекрасно отдохнувшей, хотя и не сказала об этом. Она могла бы протанцевать всю ночь напролет, а с утра приступить к работе в полную силу.
      Ей пришло в голову, что, возможно, это было совершенно новой и неожиданной стороной, которой повернулась к ним планета: здесь можно было бы устроить санатории для лечения и отдыха. Однако ей подумалось, что стоит подождать с выводами, поскольку, судя по всему, их экспедиция была единственной, испытавшей на себе целительный эффект пребывания в пещерах. Может быть, им просто повезло? Может быть, как и предположил Шимус, планета просто успокоилась и начала вести себя не так, как прежде? Как бы там ни было, Мармион чувствовала, что ее переполняет кипучая жажда деятельности. А такого подъема она не испытывала уже очень, очень давно...

***

      Едва Яна завидела маленькие лодочки, приближавшиеся к причалу, она побежала вниз по лестнице так быстро, как только могла, не рискуя свернуть себе шею: ей хотелось поскорее сообщить Шону все новости. Ардис Суник подтвердила, что большей частью груз, доставленный Джонни Грином во Фьорд, состоял из горючего, которое могло им понадобиться, и снаряжения Шона, подготовленного специально для их путешествия. Она сказала также, что Джонни отправился в Боготу с Лузоном, который замыслил что-то скверное. Нанук, исчезавший на некоторое время из поселка, внезапно появился снова, весь в грязи и репьях, и теперь кружил возле Яны. Похоже, его просто распирало от новостей. Он лизнул руку Яны, потерся красивой головой о ее щеку и заглянул ей глубоко в глаза. Яна чувствовала, что он хочет говорить с ней, но не знала, что сделать, чтобы услышать его.
      Они еще не успели спуститься вниз, когда все местные кошки вдруг развернулись и поспешили в противоположном направлении.
      — В чем?.. — начала Яна.
      "Банни”, — раздался в ее мозгу ясный ответ.
      — Это ты сказал, Нанук?
      Кот смиренно взглянул на нее и негромко заворчал.
      — Я не хочу, чтобы со мной было трудно общаться, Нанук. Кивни головой, если с Банни все в порядке и она едет сюда.
      Нанук с торжественной серьезностью наклонил голову.
      — Это такое облегчение... — Яна с благодарностью погладила великолепный мягкий мех. — Может быть, однажды мы с тобой сможем вести достойную беседу, — прибавила она, набравшись смелости.
      «Скоро».
      — Ох!
      В этот момент из-за края высокой стены, окружавшей гавань, показался Шон, и Яна бросилась к нему, торопливо рассказывая о том, какие вести оставил Джонни вместе с горючим, выгруженным во Фьорде. Несмотря на то что от Шона просто-таки разило рыбьим жиром и морской солью, было так хорошо ощущать его объятия, видеть его лицо, его улыбку — он был явно рад встрече с Яной... Потом Нанук, до того сидевший на ступенях и с достоинством ожидавший своей очереди, должно быть, решил заговорить с Шоном, который широко улыбнулся и потрепал уши кота-охотника.
      — Банни и Диего направляются сюда; Тишь — единственная кошка, которая выжила в Проходе Мак-Ги — следует за ними по пятам. Нанук встречался с ней, чтобы успокоить и защитить ее в пути, но оставил ее и вернулся к нам, чтобы мы больше не волновались о детях. Он говорит, это поселение должно подойти Тишь. Ей нужно снова почувствовать себя в безопасности.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20