— Ну что ж, Аудива, давай послушаем, что у тебя получится, — сказал Тальмор, ободряюще улыбаясь девочке.
      К недоумению Менолли, Аудива испуганно сжалась, демонстрируя явную неуверенность. Вот она начала перебирать струны, кивая головой и отбивая ногой такт, причем гораздо медленнее, чем того требовал темп пьесы. Менолли не знала, что и думать. Может быть, Аудива только недавно начала учиться? Если так, то она уже обогнала Бриалу — та даже ноты читает с трудом.
      Тальмор велел Бриале сесть за стол и переписать ноты, чтобы упражняться дома. Пона оказалась не лучше двух предыдущих учениц. Правда, эта белокурая девочка с хитрым личиком играла хотя бы в приличном темпе, но слишком шумно и со множеством ошибок. Когда, наконец, настал черед Менолли, ее просто тошнило от бездарной игры предшествующих исполнительниц.
      — Менолли, — вызвал Тальмор со вздохом, выдававшим тоску и усталость.
      Какое же это счастье — сыграть музыку так, чтобы она звучала! Менолли и сама не заметила, как увеличила темп и кое-где приукрасила аккорды собственными вариациями.
      Тальмор долго молча смотрел на нее. Потом поморгал и, сложив губы трубочкой, протяжно выдохнул.
      — Так ты уже видела эту вещь раньше?
      — Нет, что вы. У нас в Полукруглом нот почти не было. Красивая музыка!
      — Ты хочешь сказать, что играла ее без подготовки?
      Внезапно Менолли поняла, что наделала: теперь игра других девочек выглядит совсем беспомощной… Она остро ощущала их ледяное молчание и враждебные взгляды. Но не играть в полную силу — нет, это нечестно, никогда она таким не занималась и не будет! Менолли запоздало сообразила, как можно было избежать неприятностей: кое-где сбиться под предлогом больной руки, взять два-три неверных аккорда. Но она не могла отказать себе в удовольствии: после их неумелых потуг исполнить, наконец, музыку так, как она того заслуживает.
      — Просто я оказалась последней, — попыталась она как-то исправить дело, — у меня было больше времени, чтобы познакомиться с нотами и поучиться… — она чуть не ляпнула: на чужих ошибках.
      — Я так и понял, — перебил ее Тальмор, да так поспешно, что Менолли даже подумала: «неужели он угадал, что я собиралась сказать?» — Кто тебя послал в этот класс? — с непонятным раздражением обратился он к ней. — Я подумал… — Тут его отвлек чей-то смешок, и он грозно обвел взглядом разом притихших девочек.
      — Какой-то подмастерье.
      — Кто именно?
      — Не знаю. Я была во дворе, а он проходил мимо и спросил, почему я не на занятиях. А потом велел мне идти сюда.
      Тальмор поскреб подбородок.
      — Теперь уже, пожалуй, поздновато, но я все равно выясню. — Он повернулся к остальным девочкам. — А теперь давайте сыграем… — Но они выжидательно смотрели на дверь, и ему пришлось прерваться.
      — Что тебе, Сибел?
      Менолли обернулась, чтобы посмотреть на человека, которому предназначалось второе яйцо огненной ящерицы. Сибел оказался стройным русоволосым юношей на полголовы выше ее самой; на загорелом лице блестели живые светло-карие глаза. Одет он был в коричневый камзол с выцветшей нашивкой ученика арфиста, полускрытой складками рукава.
      — Мне нужна Менолли, — сказал он, в упор разглядывая девочку.
      — Я так и знал, что за ней должны прийти. Кто-то по ошибке направил ее ко мне, — недовольно проговорил Тальмор и жестом велел Менолли следовать за Сибелом.
      Она слезла с табурета и замешкалась, не зная, брать ли с собой гитару, потом вопросительно взглянула на Сибела.
      — Сейчас она тебе не понадобится, — сказал он, и Менолли бережно положила инструмент на полку.
      Она чувствовала, что девочки не спускают с нее глаз, знала, что Тальмор выжидает, пока она уйдет, чтобы продолжить урок, и поэтому вздохнула с облегчением, когда за ней закрылась дверь.
      — А где мне полагалось быть? — спросила она, но Сибел лишь кивнул в сторону лестницы.
      — Разве тебе никто не передал? — Он внимательно следил за выражением ее лица, но по его невозмутимому виду было непонятно, что у него на уме.
      — Никто.
      — Ты ведь сегодня завтракала у Данки?
      — Да… — Менолли с горечью вспомнила тягостную трапезу. Вдруг, заподозрив неладное, она недоверчиво взглянула на юношу. — Нет, не может быть! Не могла же она нарочно…
      Сибел молча кивнул, в его карих глазах девочка прочитала сочувствие и понимание.
      — А ты не знала, что нужно было прийти ко мне и спросить…
      — К тебе? — Ой, кажется, Пьемур что-то говорил о том, что Сибела недавно произвели в подмастерья… — То есть, к вам, господин…
      Юноша добродушно улыбнулся.
      — Что ж, наверное, я заслужил, чтобы простые ученики именовали меня «господином», но наш Главный арфист, в пример другим мастерам, не столь строг в отношении подобных формальностей. Здесь по традиции старший из подмастерьев отвечает за самого младшего ученика своего мастера. Так что за тебя отвечаю я. По крайней мере, пока я нахожусь в Цехе и отдыхаю от своих странствий: ведь все мы — странствующие подмастерья. Вчера мне не удалось тебя повидать, а сегодня утром… ты не пришла к мастеру Домису, а он тебя ждал…
      — Нет! — Менолли чуть не заплакала от досады, — Только не мастер Домис! — Его гнева остерегается даже Пьемур. — Что, мастер Домис был очень… недоволен?
      — Сказать по правде, очень. Но ты не бойся, Менолли, — я сумею обратить этот неприятный случай в твою пользу. Не стоит лишний раз раздражать Домиса.
      — Он и так-то меня невзлюбил… — Менолли даже зажмурилась, чтобы прогнать мрачное видение — насмешливое лицо мастера Домиса, перекошенное от гнева.
      — С чего ты взяла?
      Менолли пожала плечами.
      — Вчера я ему играла, и почувствовала, что он меня не любит.
      — Успокойся, — усмехнулся Сибел, — мастер Домис не любит никого, даже самого себя. Так что ты вовсе не исключение. Но учиться у него…
      — Неужели мне придется у него учиться?
      — Да не трусь ты! Учитель он первоклассный. Уж я-то знаю. Я думаю, как инструменталист он даже в чем-то превосходит самого мастера Робинтона. Хотя, разумеется, у него нет блеска и размаха, присущих Главному арфисту и его проницательности в делах, выходящих за пределы нашего Цеха. — Сибел говорил по-прежнему бесстрастно, но Менолли ощутила его бесконечную верность и преданность своему учителю. — Ты, — сказал он, слегка подчеркнув первое слово, — многому научишься у мастера Домиса. И пусть его манеры тебя не обескураживают. Он согласился с тобой заниматься, а это уже немалого стоит.
      — А я не явилась к нему сегодня утром… — Тяжесть собственного проступка ужаснула Менолли.
      Сибел ободряюще улыбнулся:
      — Я уже сказал, что сумею обратить это в твою пользу. Домис не любит, когда его распоряжения не выполняют. Короче, это не твоя забота. Давай лучше поспешим, и так пол-утра потеряно.
      Они поднялись по ступеням, и Сибел неожиданно открыл дверь, ведущую в Большой зал. Помещение оказалось вдвое больше столовой и втрое — Главного зала Полукруглого холда. В дальнем конце находился помост, отделенный от зала занавесом. Вдоль стен и под окнами в беспорядке громоздились столы и табуреты. Справа вокруг небольшого столика были расставлены более удобные стулья со спинками. Сибел кивнул ей на один из них и сам сел напротив. — У меня есть к тебе несколько вопросов, но зачем мне нужны эти сведения, я объяснить не могу. Это дела арфистов — для разумного человека этих слов достаточно, чтобы не задавать лишних вопросов. Видишь ли, мне нужна твоя помощь…
      — Моя?
      — Можешь удивляться, но тем не менее, это так. — В его карих глазах заплясали смешинки. — Мне нужно научиться ходить под парусом, потрошить рыбу и вообще держаться так, чтобы я смог сойти за моряка… Говоря, юноша постукивал по столу кончиками пальцев, и Менолли невольно обратила внимание на его руки.
      — Стоит только взглянуть на твои руки, и сразу поймешь, что ты никогда не имел дела с парусом!
      — Почему? — спросил он, невозмутимо разглядывая свои ладони.
      — У моряков руки смолоду грубеют от тяжелой работы, трескаются от соленой воды и рыбьего жира, темнеют от солнца и ветра.
      — А другим людям, не морякам, это тоже известно?
      — Мне-то, как видишь, известно!
      — Что ж, вполне справедливо. Тогда, может быть, ты научишь меня вести себя так, — он лукаво усмехнулся, — чтобы я мог сойти за моряка хотя бы издали? Трудно, например, научиться править лодкой? Или наживлять крючок? Или рыбу потрошить?
      Его вопросы только подогревали любопытство Менолли. Что за таинственные дела у этих арфистов? Зачем, спрашивается, подмастерью арфиста знать о таких вещах?
      — Ходить под парусом, рыбачить — все это требует сноровки…
      — Но ты смогла бы меня научить?
      — В общем-то, смогла бы, будь у меня лодка, море, крючок, наживка и несколько рыбин. — Девочка не выдержала и засмеялась.
      — Что тут смешного?
      — Да нет, просто я думала, что здесь-то уж мне больше не придется потрошить рыбу.
      Сибел добродушно посмотрел на нее, в уголках рта притаилась усмешка.
      — Понимаю, Менолли. Я вот вырос среди равнин и думал, что мне больше не придется подолгу бродить по ним. Так что не удивляйся, о чем бы тебя здесь ни попросили. Главный арфист хочет, чтобы мы для пользы своего Цеха разучили много разных мелодий… причем, не только на гитарах и свирелях. Ну ладно, — он вернулся к делу, — положим, я все устрою с лодкой, морем и рыбой. И что тогда? — Юноша тихонько свистнул сквозь небольшую щербинку между передними зубами. — Нам будет нелегко найти свободное время — ведь ты учишься, да еще заботы о яйцах… — Он заглянул ей в глаза и улыбнулся. — Кстати, ты имеешь представление, кто появится из моего яйца?
      Менолли улыбнулась в ответ.
      — Не думаю, что здесь можно предсказать так же точно, как с драконами, но я на всякий случай оставила для мастера Робинтона два самых крупных яйца. Из одного должна получиться королева, а из другого — по крайней мере бронзовый.
      — Бронзовый файр?
      Лицо Сибела просияло таким восторгом, что Менолли забеспокоилась: а что, если из обоих яиц вылупятся коричневые? Или зеленые? Почувствовав ее неуверенность, юноша усмехнулся.
      — Для меня цвет — не главное. Мастер Робинтон говорит, что файров можно научить доставлять письма. И, как я слышал, еще и петь!
      «А этот Сибел, несмотря на невозмутимый вид, тоже порядочный насмешник!», — подумала Менолли, и, тем не менее, с ним она чувствовала себя удивительно по-свойски.
      — Еще Главный арфист говорит, что они так же привязаны к своим друзьям, как драконы к своим всадникам.
      Девочка молча кивнула.
      — Хочешь познакомиться с моими?
      — Хотелось бы, только сейчас некогда, — ответил Сибел, с сожалением качая головой. — Я должен поднабраться у тебя сведений о морском деле. Ну-ка, расскажи, как проходит день у вас в Полукруглом?
      Не переставая дивиться, что здесь, в Цехе арфистов, приходится объяснять такое, Менолли поведала смуглому подмастерью тот распорядок, который за долгие Обороты стал для нее чем-то привычным и незыблемым. Сибел оказался внимательным слушателем — иногда он просил повторить какую-то важную, на его взгляд, деталь или пояснить что-то непонятное. Она диктовала ему список рыб, населяющих моря и океаны Перна, когда колокол зазвонил снова, и ее голос потонул в гомоне наводнивших двор школяров, которые наперегонки устремились в столовую.
      — Давай подождем, пока это стадо очистит двор, — стараясь перекричать шум, предложил Сибел, — а потом ты еще разок перечислишь мне рыб, которые водятся на больших глубинах.
      Когда Сибел подвел Менолли к столу, девочки встретили ее ледяным молчанием, которое дополнялось поджатыми губами и уклончивыми взглядами, а потом принялись пересмеиваться между собой. Несколько успокоенная обещанием Сибела, Менолли решила не обращать внимания. Она целиком сосредоточилась на еде, благо сегодня подавали жареную птицу и хрустящие бурые клубни, такие большущие, каких она в жизни не видывала. Внутри, под аппетитной корочкой, скрывалась нежная мякоть, и Менолли от души налегла на них, позабыв о хлебе.
      Девочки продолжали воротить носы, и она принялась глазеть по сторонам. Пьемура не было видно — а она как раз собиралась попросить его покормить с ней вечером файров. В ее положении нужно постараться укрепить те немногие дружеские отношения, которые ей пока удалось завязать.
      Снова прозвенел гонг, призывая всех к тишине, и дежурный стал читать назначения. Неожиданно Менолли услышала свое имя: ей было предписано явиться к мастеру Олдайву. Девочки немедленно принялись шушукаться, будто за этим вызовом скрывалось нечто неприятное. Менолли не могла понять, в чем дело, и пришла к выводу, что они просто хотят ее запугать. Собрав все силы, она продолжала хранить полное безразличие. Вот, наконец, и сигнал к окончанию обеда…
      Но девочки продолжали сидеть, подчеркнуто не глядя в ее сторону, и ей пришлось перешагивать через скамейку.
      Тут-то ее и поймал мастер Домис.
      — Где, во имя Первой скорлупы, ты болталась все утро? — грозно осведомился он — лицо побледнело от гнева, глаза прищурены. Голоса он не повышал, но в нем звучало такое недовольство, что девочки испуганно поежились.
      — Мне сказали, чтобы я шла…
      — Это мне Тальмор уже сообщил, — не дослушав, отмахнулся он, — но ведь я передал через Данку, чтобы ты явилась ко м не.
      — Но Данка мне ничего не передавала, мастер Домис. — Менолли незаметно взглянула на девочек и по их довольным лицам поняла: они тоже знали.
      — А она утверждает, что передавала, — возразил мастер Домис.
      Менолли глядела на него, не зная, что ответить, и мечтала, чтобы Сибел вступился за нее, как обещал.
      А мастер Домис с издевкой продолжал:
      — Я пони маю, что в последнее время ты жила одна и, должно быть, совсем отбилась от рук, но раз уж ты принята в ученики, придется тебе выполнять указания мастеров. Подавленная столь явной несправедливостью, Менолли опустила голову. Мгновение — и в зал ворвалась Красотка, за ней — пара бронзовых и трое коричневых.
      — Красотка, Крепыш, Нырок! Немедленно назад!
      Раскинув руки, Менолли заслонила собой мастера Домиса, стараясь защитить его от крылатых мстителей.
      — Вы что это, не слушаться вздумали? Нападать на мастера Домиса? Как вам не стыдно — ведь он арфист!
      Менолли пришлось кричать: завидев пикирующих ящериц, девочки, визжа и переворачивая скамейки, полезли прятаться под стол.
      К счастью, у самого Домиса хватило ума стоять смирно, хоть он, конечно, и не ожидал такого оборота.
      Несмотря на то, что девочки вопили как резаные, Менолли, когда хотела, могла перекричать кого угодно.
      И вот уже Красотка, сделав круг, опустилась ей на плечо, откуда продолжала бросать на Домиса злобные взгляды. Остальные, угрожающе шипя, выстроились на камине — крылья растопырены, глаза стремительно вращаются — всем своим видом показывая, что готовы повторить атаку. Поглаживая возбужденную Красотку, Менолли ломала голову, как бы загладить неловкость перед мастером Домисом.
      А он тем временем набросился на замешкавшихся в столовой школяров и мальчиков, убиравших со столов, которые оказались свидетелями невиданного события:
      — Нечего зевать, ну-ка, за работу! Остальные — марш по своим группам! — потом повернулся к Менолли. — Я совсем забыл про твоих верных защитников, — взяв себя в руки, сухо произнес он.
      — Мастер Домис, могу я надеяться, что вы…
      — Мастер Домис, — произнес из-под стола чей-то голос, и оттуда выползла встрепанная Аудива. Домис протянул руку, помогая ей подняться. Она взглянула на дверь, потом незаметно кивнула Менолли. — Мастер Домис, Данка ничего не сказала Менолли про ваше распоряжение, и мы все тоже про него знали. Что правда — то правда. — Еще раз взглянув на Менолли, она заторопилась к выходу, чтобы догнать ожидавших во дворе подружек.
      — Как это ты ухитрилась настроить против себя Данку? — ворчливо, но уже не так сердито поинтересовался Домис.
      Менолли вздохнула и посмотрела на своих файров. — Ах, это все из-за них? Что ж, я ее вполне понимаю. — Мастер явно еще не отошел. — Но меня им не испугать!
      — Мастер Домис…
      — Довольно, девочка. Раз уж ты лишена врожденного чувства такта, мне придется…
      — Мастер Домис, — торопливо вмешался подошедший Сибел.
      — Да знаю я, знаю, — буркнул мастер, не слушая объяснений подмастерья. — Ты, оказывается, успела обзавестись еще одним защитником. Будем надеяться, что игра стоит свеч. Жду тебя завтра утром, сразу после завтрака, в своем кабинете — второй этаж, четвертая дверь направо по наружной стороне. А сегодня отнесешь свою свирель мастеру Джеринту. Я слышал, ты сама сделала свирель, когда жила в пещере? Вот и отлично. Потом пойдешь к мастеру Шоганару. А сейчас отправляйся к мастеру Олдайву. Его кабинет на самом верху, направо, с внутренней стороны. Да что ты, Сибел, хлопочешь вокруг нее, как наседка? Я ведь еще не совсем утратил здравый смысл, чтобы наказывать человека за то, что он стал жертвой чужой зависти. — Мастер кивнул юноше, приглашая его следовать за собой, и направился к выходу. Сибел подмигнул Менолли и двинулся за ним.
      — Эй! — Менолли оглянулась и увидела под столом скорчившегося Пьемура. — Уже можно вылезать?
      — Разве ты не должен быть на репетиции хора?
      — Конечно, должен, но ты не волнуйся — у меня есть в запасе еще пара секунд. Так, значит, все подстроили эти дурехи! Или, может быть, Данка велела им молчать?
      — И много ты успел подслушать?
      — Все — от начала до конца! — торжествующе ухмыльнулся Пьемур, выбираясь из-под стола. — Я всегда держу ушки на макушке!
      — Ну, ты и пройдоха!
      — А можно я вечером помогу тебе кормить файров? — спросил мальчуган, пожирая глазами Красотку.
      — Я как раз собиралась тебе предложить…
      — Вот здорово! — Он радостно просиял. — А на них наплюй, — добавил он, кивая на дверь, за которой скрылись девочки, — они тебя не стоят. — Ты просто хочешь подлизаться к моим файрам…
      — А то нет! — Пьемур нахально ухмыльнулся, но Менолли чувствовала: не будь у нее Красотки и остальных, он все равно дружил бы с ней. — Ну, я помчался, а то мне влетит. Пока!
      Менолли направилась в кабинет мастера Олдайва. Он уже приготовил для нее твердый резиновый шарик и показал, как им пользоваться, чтобы разработать руку.
      — Правда, — осклабившись, заметил он, — здесь ты не будешь испытывать недостатка в других упражнениях. Еще побаливает?
      Менолли промямлила что-то нечленораздельное, и лекарь, смерив девочку строгим взглядом, вложил ей в ладонь какую-то склянку.
      — Я могу усмотреть лишь одну причину, по которой на Перне в изобилии произрастает это зловонное растение, известное как холодильная трава — оно отлично унимает боль. Используй по потребности. Состав не очень сильный, так что рука не потеряет чувствительность, но тебе сразу станет легче.
      Красотка, с плеча Менолли внимательно наблюдавшая за Олдайвом, благосклонно чирикнула, как будто подтверждая слова лекаря. Он рассмеялся, заглядевшись на маленькую королеву.
      — С тобой жизнь кажется гораздо веселее, правда? — сказал он, обращаясь к ящерице. Она снова чирикнула и завертела головкой, как будто разглядывая собеседника. — Она еще вырастет? — спросил он девочку. — Насколько я понимаю, твои файры не так давно вылупились из яйца?
      Менолли пересадила Красотку на руку, чтобы мастер Олдайв мог получше ее рассмотреть.
      — А это что такое? — строго осведомился он, переводя взгляд с Красотки на Менолли. — Никак, кожа шелушится?
      Девочка ужаснулась. Она с головой ушла в свои заботы и совсем забросила файров! И вот итог — на спине у Красотки шершавое пятнышко… Наверное, и у других дела плохи!
      — Масло — их нужно срочно смазать маслом!
      — Только без паники, дитя мое. Эту беду легко поправить. — Он потянулся длинной рукой к висящей у него над головой полке и, как показалось Менолли, наугад достал большую банку. — Это снадобье я изготовляю для местных дам, так что если ты не возражаешь, чтобы твои файры благоухали, как стайка красавиц…
      Менолли покачала головой и с облегчением улыбнулась, вспомнив вонючий рыбий жир, который готовила для своих ящериц, когда жила в пещере у Драконьих камней. Мастер Олдайв окунул палец в мазь и, вопросительно глядя на девочку, поднес его к спинке Красотки. Менолли ободряюще кивнула, и лекарь принялся осторожно втирать снадобье в шелушащуюся шкурку. Маленькая королева настороженно выгнула спинку, но тут же замурлыкала от удовольствия и в знак благодарности потерлась головой о руку лекаря.
      — Чуткая у тебя малышка, — заметил польщенный Олдайв. — Что да, то да, — согласилась Менолли, печально вспоминая, как эта малышка набросилась на мастера Домиса.
      — А теперь посмотрим твои ноги. Гм, да ты их явно перетрудила, даже ступни опухли, — строго сказал лекарь. — Я настаиваю, чтобы ты находилась на ногах как можно меньше. Разве я в прошлый раз не ясно выразился?
      Красотка сердито пискнула.
      — Это она со мной соглашается или тебя защищает? — поинтересовался мастер Олдайв. — Скорее всего, и то, и другое, мой господин: вчера мне пришлось много стоять.
      — Оно и видно, — уже более мягко сказал лекарь. — И все же постарайся беречь ноги. Большинство мастеров отнесется к этому с пониманием. — Вручив ей очередные банки и велев явиться завтра после обеда, Олдайв отпустил Менолли.
      Она шла и радовалась, что окна кабинета мастера выходят во двор, — иначе, он увидел бы, как она трусит к домику за своей свирелью. Но другого выхода нет — ей велено явиться к мастеру Джеринту с инструментом. А испортить отношения с двумя мастерами за один день — нет, это, пожалуй, было бы слишком…
      Хоровая группа убирала главный двор: мальчишки мели, чистили, скребли — словом, выполняли всю ту тяжелую, нудную работу, от которой зависел порядок в Цехе арфистов. Менолли чувствовала на себе их любопытные взгляды, но сделала вид, что ничего не замечает.
      Дверь домика была полуоткрыта, из-за нее доносились громкие голоса.
      — Ее приняли в ученики! — надрывалась Пона. — Тальмор сам сказал мне, что она — ученица! Ей нечего делать с нами: ведь мы-то — не ученицы! Зато у нас есть свои звания, и мы должны их защищать. А для нас она — чужая, пусть отправляется туда, где ей место… к ученикам! — В голосе Поны звенели злоба и зависть.
      Менолли, дрожа, отпрянула от двери. Она прижалась к стене, желая провалиться сквозь землю или скрыться в Промежутке. Красотка вопросительно чирикнула и потерлась головкой о щеку Менолли. От ее свежесмазанной шкурки на девочку пахнуло приятным ароматом.
      В одном Менолли была твердо уверена: ни за что на свете она не войдет в домик! Во всяком случае, сейчас. Но как явиться к мастеру Джеринту без свирели? Файры беспомощно вились вокруг — закрытые ставни не пускали их в комнату. Вот бы превратить их в одного большого дракона и унестись на нем в уютную пещерку у Драконьих камней! Там ее место, ее и больше ничье. Что ей делать здесь, в Цехе арфистов, тем более — в этом доме? Хоть она и зовется ученицей, все равно мальчишки не примут ее в свою компанию — Ранли дал ей это ясно понять вчера за столом.
      Мастер Моршал не желает, чтобы она воображала себя арфисткой. А мастер Домис и не вспомнит о ней, если она вдруг исчезнет, пусть он и согласился заниматься с ней. И все-таки, если отбросить ложную скромность, она сыграла хорошо даже с больной рукой. И как музыкант она на голову выше остальных девчонок… А если единственная польза, которую она может принести в Цехе арфистов, — это учить подмастерьев притворяться моряками да переворачивать яйца файров, так пусть этим занимается кто-нибудь другой. За два дня она умудрилась приобрести гораздо больше врагов, чем друзей, а немногочисленных друзей привлекают скорее ее файры, чем она сама. Менолли пришла в голову мимолетная мысль: интересно, как бы ее встретили, явись она без девяти файров и двух яиц? Но тогда не было бы и песенки про маленькую королеву, которую переработал Главный арфист. И он еще извиняется перед ней… Главный арфист Перна извинялся перед ней, Менолли из Полукруглого холда, за то, что исправил ее песню! Ее песни — как раз то, что ему нужно, — он сам так сказал. Менолли сделала глубокий вдох, потом медленно выдохнула.
      Ведь в Цехе арфистов она может, наконец, заняться музыкой — вот что самое главное! Может быть, девушки и не бывают арфистами, но кто сказал, что они не могут сочинять песни? А ведь это тоже неплохое будущее!
      Нашла о чем думать, — упрекнула себя Менолли. Подумай лучше, как ты явишься к мастеру Джеринту без свирели? Может, он и кажется рассеянным, но так ли это на самом деле? Свирель лежит в комнате, на сундучке, но ничто на свете, даже любовь и уважение к мастеру Робинтону, не заставит ее войти в домик, где беснуются эти злыдни… Красотка взвилась с ее плеча, окликая остальных файров. Они взметнулись в воздух и вдруг… исчезли! Менолли отлепилась от стены и поплелась обратно в Цех. Что бы такое сказать мастеру Джеринту про свирель?
      Тут у нее над головой вынырнули из воздуха все девять файров. Они устроили такой гвалт, что Менолли в испуге задрала голову. Сбившись в кучку, ящерицы висели прямо над ней. Мгновение — и они, что-то выронив, разлетелись в разные стороны. Менолли машинально подставила ладони, и в руки ей упала… свирель.
      — Милые вы мои! Я и не думала, что вы способны на такое! — Не обращая внимания не боль в руке, Менолли крепко прижала к груди инструмент. Если бы не ноги, она от радости пустилась бы в пляс. Какие же они сообразительные, ее файры, — пробрались в комнату и принесли свирель! Пусть только кто-нибудь еще скажет при ней, что они обычная домашняя живность и обуза, от которой одни неприятности!
      «Даже самый затяжной шторм выбрасывает на берег кое-какую древесину, так что нет худа без добра», — говаривала ее мать — правда, главным образом, для того, чтобы утешить томящегося от безделья отца.
      Ведь если бы ей так отчаянно не понадобилась свирель, если бы девчонки так не злобствовали, она бы никогда не обнаружила, какие умники ее маленькие друзья!
      Когда Менолли входила в мастерскую, на душе у нее заметно полегчало.
      В помещении оказалось неожиданно пусто. Единственным его обитателем был сам мастер Джеринт, склонившийся над привинченными к столу тисками. Он старательно обклеивал тонким шпоном колонку арфы, и Менолли, не желая ему мешать, стала ждать. Ожидание затянулось и, наконец, не выдержав, девочка вздохнула.
      — А, это ты, Менолли. Где же ты задержалась? Ждала? Вот оно что… Свирель принесла? — Мастер протянул руку, и Менолли подала ему свирель.
      Ее несколько удивило, как внимательно мастер стал изучать ее творение, — сначала взвесил на ладони, потом долго рассматривал, как она соединила стебли тростника сплетенной из водоросли бечевкой, поковырял спицей в отверстиях. Наконец, что-то бурча себе под нос, он подошел к окну и принялся придирчиво изучать инструмент в ярком свете полуденного солнца. Взглядом спросив ее разрешения, Джеринт взял свирель длинными пальцами и поднес к губам — полился чистый, нежный звук. Брови мастера озадаченно приподнялись.
      — Это морской тростник, не речной?
      — Речной, но я вымочила его в морской воде.
      — А откуда этот темный блеск?
      — Натерла теплым рыбьим жиром, сваренным с водорослями.
      — Значит, это он дал необычный красноватый оттенок. Сможешь повторить состав?
      — Думаю, что смогу.
      — А что за водоросли и рыбий жир?
      — Жир голована, — произнеся название рыбы, Менолли невольно поморщилась — заныла раненая ладонь. — А водоросли — те, что растут на мелководье, причем чаще на песчаном дне, чем на камнях.
      — Отлично. — Мастер вернул ей свирель и жестом пригласил к соседнему столу, на котором были разложены обручи и кожи для барабанов, а также моток промасленной бечевки, которой прикрепляют кожу к каркасу. — Сумеешь собрать барабан?
      — Можно попробовать.
      Он хмыкнул, но, как показалось Менолли, задумчиво, а не насмешливо, и кивнул в знак согласия. Потом повернулся к ней спиной и снова принялся за свою арфу.
      Понимая, что это, скорее всего, очередной экзамен, Менолли внимательно рассмотрела каждый из девяти барабанных каркасов — достаточно ли дерево сухое и прочное, нет ли скрытых пороков. Наконец, она выбрала единственный, на ее взгляд достойный — из него должен получиться звонкий инструмент. Менолли отдавала предпочтение барабанам, дающим глубокий, сочный тон, который не заглушает даже мужской хор. Такой инструмент отлично задает ритм. Правда, она сразу же вспомнила, что здесь навряд ли стоит беспокоиться о том, чтобы певцы не сбились с такта. Итак, девочка принялась за работу. Первым делом она приладила к краю обручей металлические зажимы, чтобы натянуть кожу. Большинство шкур было хорошо обработано, так что оставалось только подобрать кусок нужного размера и толщины. Она размочила выбранную кожу в лохани с водой и разминала ее в руках до тех пор, пока материал не стал совсем мягким. Теперь пора натягивать его на каркас. Осторожно надрезав кожу, Менолли закрепила ее зажимами, стараясь натянуть как можно равномернее — иначе по краю звук может получиться неровный, а в середине и вовсе глухой. Убедившись, что кожа безупречно растянута, она обрезала ее по окружности, отступив на два пальца от края. Теперь, когда высохнет, барабан должен получиться тугим.
      — Похоже, тебе известны кое-какие секреты ремесла?
      Услышав за спиной голос мастера Джеринта, Менолли чуть не подпрыгнула до потолка. Он суховато усмехнулся. Интересно, сколько времени он простоял, наблюдая за ее работой? Мастер взял барабан, придирчиво оглядел его, то и дело хмыкая, при этом выражение его лица так быстро менялось, что Менолли так и не смогла понять, какого он мнения о ее работе.
      — Ладно, пусть сохнет.
      Джеринт осторожно поставил барабан на верхнюю полку.
      — А тебе пора спешить на следующее занятие. Я слышу, сюда уже направляется младшая группа, — сухим, скучным голосом добавил он.
      Тут и Менолли услышала доносившийся из-за дверей шум: смех, крики и топот множества ног. Она поспешила в вокальный класс, где ее уже ожидал мастер Шоганар, который, похоже, так ни разу и не пошевелился с тех пор, как она накануне распрощалась с ним.
      — Рассаживай своих друзей и вели им слушать внимательно, — сказал он, следя, как файры кружатся под самым потолком. Красотка по обыкновению устроилась у Менолли на плече. — К тебе это тоже относится, — заметил он, наставив на ящерицу длинный толстый палец. — Придется тебе сегодня найти другой насест. — Палец непреклонно указал на скамью. — Вон там!