— Чуть-чуть отекли, самую капельку.
      — Не забывай, что мазь не лечит, когда она в банке.
      — Да, Сильвина.
      — Ну что ты все поддакиваешь, да еще так робко? — в голосе женщины прозвучала неожиданная теплота и ласка. Менолли ответила Сильвине смущенной улыбкой, и та, захватив поднос, вышла.
      Девочка быстро натянула одну из новых рубашек и синие кожаные штаны, взбила травяной тюфяк и застелила его меховым покрывалом.
      Когда она вошла в комнату Главного арфиста, Сильвина как раз заканчивала уборку. Красотка стремительно влетела следом и уселась Менолли на плечо. Наблюдая, как девочка проверяет яйца. маленькая королева с интересом вертела головой. Потом вопросительно чирикнула. — Ну? — насмешливо осведомилась Сильвина. — Что решили специалисты? Менолли хихикнула.
      — Не думаю, чтобы Красотка соображала в этом больше меня. Ведь она никогда не видела рождения, Но я должна сказать, что яйца стали заметно тверже. Ведь мы так заботились, чтобы им было тепло. Не могу утверждать наверняка, но, по-моему, они могут проклюнуться в любую минуту.
      Сильвина громко охнула, испугав Красотку.
      — Ох уж этот Робинтон! Теперь придется его разыскивать! — Она в последний раз ткнула кулаком тюфяк и разгладила покрывало. — Ведь если за ним не явятся от лорда Гроха, — женщина кивнула в сторону утеса Форт холда, — то уж от Ф'нора — обязательно. А нет — так от лорда Лайтола по поводу белого дракончика.
      — Придется ему сделать выбор, если он хочет Запечатлеть файра!
      Сильвина недоуменно уставилась на Менолли, потом заразительно расхохоталась.
      — А знаешь, пожалуй, это самое радостное событие с тех пор, как погибли две королевы, — проговорила женщина, утирая слезы. — Ведь он почти не спит… — Сильвина махнула рукой в сторону заваленного рукописями кабинета — стол испещрен нотными значками, полупустой винный бурдюк печально свисает со стула. — Нет, он ни за что не упустит такую возможность — Запечатлеть файра! Неужели нет какого-нибудь знака, который говорил бы, что рождение вот-вот наступит? Всадники обычно знают в этом толк. Понимаешь, Робинтон занят очень важными делами.
      — Когда рождались мои файры, старшая королева и ее стая громко гудели… — после минутного раздумья неуверенно сказала Менолли. Сильвина понимающе кивнула.
      — Но это не Красоткины яйца, так что не знаю, как она будет реагировать, хотя все бенденские драконы гудели, когда рождалось потомство Рамоты. Может быть, и файры будут вести себя так же…
      — Надеюсь, у нас будет в запасе какое-то время, чтобы известить Робинтона? Навряд ли он сможет сидеть здесь целый день, а может, и больше, в ожидании рождения.
      Менолли медлила с ответом — уж больно трудно что-нибудь утверждать, опираясь на одни догадки.
      — Ведь малышам, после того, как они родятся, нужно, наверное, дать поесть? — спросила Сильвина, явно успокоенная полученными сведениями. — Непременно! И лучше всего — мяса, — Менолли вспомнила свой мешок клешнезубов, которых ее новорожденные файры умяли в одно мгновение. А ведь с ними не так-то легко справиться!
      — То-то Камо обрадуется! — заметила Сильвина. — Я думаю, тебе лучше остаться здесь. А что тут такого? Я уверена, Робинтон готов пожертвовать гораздо большим, чем неприкосновенность своего жилища, чтобы заполучить собственного файра. Он даже грозился отказаться от вина… — Сильвина фыркнула, явно сомневаясь в реальности такого подвига. — Да что это ты сама не своя?
      — Скажи, Сильвина, ведь обед уже был?
      — Ну конечно.
      — Мне нужно… Я обязательно должна быть у мастера Шоганара. Он очень настаивал…
      — В самом деле? А он может объяснить Главному арфисту, что твой голос важнее, чем его файр? Да не переживай ты так! Сибел побудет здесь вместо тебя. А ты скажи своим файрам, чтобы они посидели с ним… — Сильвина подошла к открытому окну и выглянула во двор. — Пьемур, Пьемур! Скажи Сибелу, чтобы он зашел в комнату мастера Робинтона. Менолли? Да, уже проснулась, она тоже здесь. Нет, она не может идти к мастеру Шоганару, пока не явится Сибел. Что? Ну так сбегай к мастеру Шоганару и передай ему мои слова: Менолли подчиняется в первую очередь мастеру Робинтону, потом мне, а потом уже любому из мастеров, с которыми занимается.
      Ожидая, пока Пьемур разыщет и приведет Сибела, Менолли сидела как на иголках; она предчувствовала ярость мастера Шоганара.
      — Что, рождаются? — Сибел с разбега остановился в дверях: он раскраснелся и тяжело дышал, на лице написана неподдельная тревога.
      — Нет еще, — успокоила его Менолли, которой не терпелось скорее бежать к мастеру Шоганару. Но пришлось еще ненадолго задержаться; было бы невежливо протискиваться мимо остановившегося в дверях подмастерья. — А как я узнаю, когда начнется?
      — Менолли говорит, что файры должны гудеть, — ответила за девочку Сильвина. — Шоганар требует ее к себе.
      — Он такой! А где Главный арфист?
      — Сейчас уже, наверное, в Руате, — подумав, сказала Сильвина. — За ним прилетел всадник из Бендена, и мастер отбыл туда. Потом он собирался завернуть в Телгар, повидаться с мастером Фандарелом… Сибел недоуменно перевел взгляд с Сильвины на Менолли, видимо, считая, что девочке это слышать не положено.
      — Нечего удивляться. Менолли, как никому другому, не считая, конечно, тебя, предстоит уяснить, сколько разных мелодий приходится исполнять арфисту, а тем более — Главному, — изрекла женщина. — Я пришлю тебе кла и велю Камо, — она весело хохотнула, — как следует поработать топориком, чтобы приготовить побольше мяса.
      Менолли приказала файрам оставаться с Сибелом, а сама, сбежав по лестнице, припустила через двор к залу для хоровых занятий.
      Несмотря на все уговоры Сильвины, девочка с большой опаской предстала пред очами мастера Шоганара. Но он встретил ее молча. Тем острее она ощутила свою провинность. Мастер сверлил ее взглядом, пока она не принялась смущенно переминаться с ноги на ногу.
      — Никак не могу понять, юная Менолли, что в тебе такого, чтобы взбаламутить весь Цех… Ведь я знаю, ты не из выскочек. Ты, если можно так сказать, до нескромности скромна. Ты не хвастаешься, не кичишься своим положением, не лезешь на глаза. Ты умеешь слушать, а это, смею тебя заверить, большая редкость. Ты усваиваешь то, чему тебя учат — а это уж и вовсе неслыханно. Я уже начал было питать надежду, что, в кои-то веки, обнаружил в столь юной девице усердие, необходимое для истинного музыканта, истинного арфиста! И я даже почувствовал, что способен извлечь из тебя настоящий голос… — Неожиданно кулак мастера, как кувалда, обрушился на письменный стол, так что тот подскочил на своих ножках, а вместе с ним и Менолли. — Но даже я бессилен что-нибудь сделать, если тебя нет со мной!
      — Но Сильвина сказала…
      — Сильвина — замечательная женщина. Без нее все пришло бы в полное запустение, — еще не остыв, вскричал мастер Шоганар. — К тому же, она отличный музыкант… как, ты не знала? Тогда тебе, девочка моя, нужно послушать, как она поет… Но! — его голос снова угрожающе громыхнул, а необъятный живот подпрыгнул, хотя все остальное тело сохраняло полную неподвижность. — Я полагал, что доступно объяснил: ты обязана являться ко мне, что бы ни случилось, каждый день без исключений!
      — Да, мой господин!
      — Тогда… — его голос приобрел обычное звучание, — начнем с дыхания.
      Менолли едва поборола искушение хихикнуть. Ей удалось справиться со смехом, набрав в грудь побольше воздуха. Скоро, увлекшись уроком, она забыла обо всем.
      Когда мастер Шоганар отпустил ее, не преминув напомнить, чтобы она больше не вздумала опаздывать — правда, не завтра, поскольку завтра выходной, а он, как никто другой, заслужил отдых, а послезавтра — группы мальчишек уже возвращались после работы. И, что удивительно, многие здоровались с Менолли, когда она пробегала мимо них, спеша вернуться к драгоценным яйцам. Девочка отвечала на приветствия, еще путая имена и лица, но на сердце у нее стало тепло от их дружелюбных улыбок. Поднимаясь через две ступеньки наверх, она гадала: может быть, мальчишки прознали о вчерашнем ночном происшествии? Наверное. Новости в Цехе распространяются быстрее, чем налетают Нити.
      Ступив на верхнюю площадку, девочка услышала негромкий перебор гитарных струн. Она замедлила шаг и все равно появилась в комнате Главного арфиста запыхавшись — совсем как Сибел. Он поднял голову, понимающе улыбнулся и, желая успокоить девочку, показал на письменный стол. Там, не спуская глаз с юноши, уютно свернулись файры.
      — Как видишь, недостатка в слушателях у меня не было. Правда неизвестно, понравилась ли им моя музыка.
      — Понравилась, — улыбнулась Менолли. Девочка протянула руку, и Красотка немедленно подлетела к ней. — Взгляни, у них все видно по глазам. Сейчас главный оттенок — зеленый, а это значит, что они довольны и собираются вздремнуть. Красный цвет означает голод, голубой и зеленый — все в порядке, белый — опасность, а желтый — страх. Ну, а скорость вращения глаз говорит о том, насколько сильно то или иное чувство.
      — А что можно сказать про него? — Сибел показал на Лентяя, у которого глаза были прикрыты матовой пленкой.
      — Не зря же его зовут Лентяем!
      — Но я играл вовсе не колыбельную!
      — Он всегда такой, если только не голоден. Вот, полюбуйся, — Менолли сняла файра со стола и посадила Сибелу на руку. Юноша замер. — Почеши ему надбровья, погладь изнанку крыльев. Слышишь? — мурлычет от удовольствия!
      Сибел послушно ласкал файра, а тот, припав к руке юноши, обхватил лапками его запястье и, вытянув шею, тыкался головкой в ладонь. По лицу подмастерья расплылась робкая завороженная улыбка.
      — Я и не думал, что у них такая нежная шкурка.
      — Нужно следить, чтобы она не шелушилась, а если что, — сразу смазывать маслом. Я вчера весь вечер трудилась над ними, и все равно видно, где нужно смазать еще раз. Ну-ка погоди… — Менолли быстро сбегала в свою комнату за мазью. Сидящая у нее на плече Красотка недовольно попискивала при каждом толчке. Вместе с Сибелом они тщательно смазали каждого файра. Юноша все увереннее обращался с ящерицами. По лицу его блуждала легкая улыбка — как будто он удивлялся, что приходится заниматься таким непривычным делом.
      — Скажи, все файры поют? — спросил он, обрабатывая Рыжика.
      — Я и сама точно не знаю. Думаю, мои научились только потому, что я все время пела им, когда мы жили в пещере. — Менолли усмехнулась про себя, припоминая, как файры, застыв на карнизе, вертели головками, внимательно прислушиваясь к звукам музыки.
      — Потому что даже такие слушатели лучше, чем никаких? — спросил Сибел. — А ты слышала, что маленькая королева лорда Гроха недавно начала подпевать арфисту Форт холда?
      — Быть того не может!
      — Я бы еще понял, если бы сам Грох мог спеть хоть пару нот, — рассмеялся Сибел, заметив ее испуг. — Да ты не беспокойся, Менолли, — я слышал, что Грох в полном восторге. — Юноша слегка посерьезнел.
      — Не думаю, чтобы нынче ночью лорд Грох был в таком же восторге. — Менолли секунду поколебалась, а потом выпалила: — Как ты думаешь, Ф'нор с Кантом выживут?
      — Должны, просто обязаны! Они нужны Брекки — без них она погибнет. Ведь она и так потеряла свою королеву. Брекки поможет им выжить. Мы узнаем подробности, когда вернется Главный арфист.
      В комнату ввалился Камо с тяжело нагруженным подносом в руках. Его плоское лицо жалобно кривилось. Но едва он увидел Менолли и файров, как сразу просиял.
      — Милашки проголодались? Камо будет кормить? — Менолли увидела у него на подносе, кроме прочей снеди, две огромные миски, доверху наполненные кусками мяса.
      — Спасибо, Камо, что накормил милашек утром.
      — Камо все делал тихо, очень тихо. — Дурачок так энергично закивал Менолли, что расплескал кувшин с кла.
      Сибел поспешно забрал у него поднос и поставил на письменный стол.
      — Ты молодец, Камо, — сказал подмастерье. — А теперь ступай на кухню, Альбуна тебя заждалась. Пойди помоги ей.
      — Милашки голодные? — на лице Камо было написано разочарование.
      — Нет, Камо, сейчас не время, — ласково проговорила Менолли, улыбаясь дурачку. — Видишь, они спят.
      Камо потоптался не месте, таращась то на стол, то на подоконник, где, поблескивая свежесмазанными шкурками, растянулись на солнышке файры.
      — Мы с тобой покормим их позже, вечером.
      — Вечером? Хорошо! Не забудешь? Обещаешь? Правда? Камо будет кормить милашек?
      — Обещаю, Камо, — как можно убедительнее сказала Менолли. Жалобный, просительный голос, которым Камо добивался от нее согласия, подсказал Менолли, что надежды дурачка слишком часто оказывались обманутыми.
      — Сильвина сказала, что утром ты едва успела выпить кружку кла, — проговорил Сибел, когда Камо, шаркая, вышел из комнаты. — Я еще не забыл уроки Шоганара и поэтому уверен, что ты зверски голодна.
      К восторгу Менолли на подносе, кроме мясных колобков, кла, хлеба с сыром и варенья, оказались еще и свежие фрукты. Сибел едва притронулся к еде, только чтобы составить девочке компанию. Он сказал, что не хочет есть, хотя все утро провел за учебой. В подтверждение своих слов он отбарабанил названия рыб, которые Менолли дала ему накануне.
      — Ну что, все правильно запомнил? — спросил он, лукаво поглядывая на изумленную девочку.
      — Все!..
      — Смогу я теперь сойти за моряка?
      — Ну, если придется только называть рыб…
      — Если только… — Он в отчаянии закатил глаза. — Кстати, я тут договорился со знакомым всадником из Форт Вейра. Он обещал потихоньку захватить нас куда-нибудь на море, чтобы ты научила меня ходить под парусом.
      — Ходить под парусом! — возмутилась Менолли. — И ты думаешь научиться этому за один раз? Как зазубрил названия рыб?
      — Видишь ли, мне навряд ли придется выходить в море самому. Главное — освоить основные принципы… — ухмыльнулся он. — А подвиги на море я предпочитаю оставить настоящим морякам.
      Менолли вздохнула с облегчением. Ей нравился Сибел, поэтому девочку угнетала мысль, что он может опрометчиво отважиться на борьбу с морской стихией. Янус часто говорил: нет человека, который знал бы все о море, течениях и приливах. Стоит возомнить себя бравым капитаном, как налетит шквал и разобьет твое судно в щепки.
      — Думаю, так будет разумнее. А я лучше поучусь потрошить рыбу — ведь это тоже часть морского промысла, к тому же куда более безобидная, чем мореплавание. Этим и займемся в первую очередь, как только Н'тон достанет свежей рыбы — он обещал.
      Менолли просто сгорала от любопытства: ну зачем, зачем подмастерью арфиста разбираться в морском деле? — но спросить она не решилась.
      — Завтра — выходной, — продолжал Сибел, — может быть, даже будет ярмарка, если погода продержится, что вполне возможно, на мой сухопутный взгляд. Значит, если файры к тому времени вылупятся и мы сумеем незаметно улизнуть, то, возможно, через пару дней…
      — Но я не смогу пропустить урок мастера Шоганара…
      — Быстро же он тебя вышколил!
      — Просто он очень требовательный…
      — Да, этого у него не отнимешь. Но, чтобы хоть как-то утешить тебя, могу сказать: голоса он ставит мастерски. С игрой на инструментах у меня никогда не было проблем… — Сибел усмехнулся, вспоминая годы учения, — но петь… вот уж никогда не думал, что из меня может получиться певец! Я ужасно боялся, что меня выгонят…
      — Тебя?
      — Вот именно. А я мечтал стать арфистом с тех самых пор, как выучил первые баллады. Вырос я в холде, где карьера арфиста считалась весьма уважаемым делом. Мой приемный отец помогал мне, чем только мог, а местный арфист неплохо владел инструментами, но не более того. Правда, основы он преподавал очень грамотно. Ну, я и возомнил себя законным музыкантом и очень тем гордился… пока не попал сюда. — Сибел насмешливо фыркнул, припомнив свой мальчишеский гонор. — Только здесь я понял, что искусство арфиста — нечто гораздо большее, чем просто музицирование.
      Менолли понимающе усмехнулась.
      — Как и знать морское дело — нечто большее, чем уметь потрошить рыбу и управляться с парусом?
      — Да, именно так. И если уж речь зашла о музицировании, то Домис, освободив тебя от утреннего урока, не освободил от занятий… Так что мы можем с пользой провести время ожидания. Кстати, прими мои комплименты — вчера ты очень ловко повела себя с Домисом, нашла единственно верный тон.
      — Я никогда не фальшивлю.
      Сибел непонимающе уставился на нее.
      — Я вовсе не имел в виду твою игру. — Он взглянул на девочку пристальнее. — Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе действительно нравится такая музыка? Значит, ты не притворялась?
      — Его музыка просто изумительна. В жизни не слышала ничего более великолепного, — выпалила Менолли, несколько задетая подозрением Сибела.
      — Ну, конечно… Она и должна казаться тебе такой. Вот только сохранишь ли ты свое мнение через несколько Оборотов, после того, как тебе придется постоянно терпеть бесконечные эксперименты Домиса, его вечный поиск чистых музыкальных форм? — Юноша шутливо передернулся. — Вот, взгляни-ка сюда, — он развернул перед девочкой нотные листы. — Посмотрим, как тебе это понравится! Домис отдал тебе партию первой гитары, но, учти, придется выучить и партию второй.
      Пьеса для двух гитар оказалась чрезвычайно сложной, в ней шли постоянные смены ритма, а многие аккорды были сложны даже для здоровых рук. С помощью Сибела удалось придумать новую аппликатуру для отрывков, с которыми она не могла справиться из-за поврежденной ладони. Всю пьесу пронизывала сквозная тема, которая, повторяясь, переходила от одной гитары к другой. Они исполнили две части из трех, и тут Сибел запросил пощады. Посмеиваясь, он принялся растирать уставшие пальцы и плечи.
      — Все равно за один день мы не достигнем совершенства, — возразил юноша, когда Менолли захотела доиграть вещь до конца.
      — Извини, я не подумала.
      — Ты когда-нибудь перестанешь извиняться по пустякам?
      — Изви… Ой, я не нарочно. — Под смех Сибела ей пришлось начать фразу сначала. — Эта музыка — как вызов, да-да, правда. Вот здесь, например… — Она сыграла быстрый отрывок, требующий от исполнителя виртуозного мастерства.
      — Хватит, Менолли. Я смертельно устал, а почему ты не устала, я просто не понимаю.
      — Но ведь ты — подмастерье арфиста!
      — Не спорю, и, тем не менее, я не могу играть весь день напролет.
      — Ну, а чем ты еще занимаешься? Я имею в виду, когда не прикидываешься моряком или еще кем-нибудь.
      — Всем, что поручает мне Главный арфист. В основном, странствую… Приглядываюсь к ребятишкам в цехах и холдах — не найдется ли где способного мальчугана для нашего Цеха. Доставляю новую музыку в отдаленные места… в последнее время — твою музыку.
      — Мою?
      — Во-первых, чтобы заставить тебя объявиться: ведь мы тогда не знали, что ты — девочка. А во-вторых, потому что это как раз такие песни, которые нам нужны.
      — Вот и мастер Робинтон так сказал…
      — Да полно тебе скромничать! Хотя, с другой стороны, неплохо иметь хотя бы одного скромного ученика среди целой оравы самоуверенных хвастунов… ну, что случилось?
      — Я правда не понимаю — разве музыка мастера Домиса…
      — Пойми, твои песни может запросто сыграть любой арфист-недоучка, любой дурачок, с грехом пополам бренчащий на гитаре. Только не подумай, что я не ценю твою музыку. Просто она и то, что сочиняет Домис, — как говорится, две большие разницы. И не вздумай судить о своих песнях по его меркам! Многие уже слышали твои мелодии и успели их полюбить, и, поверь мне, таких людей куда больше, чем тех, кто услышит творения Домиса, и, тем более, их полюбит.
      Менолли чуть не поперхнулась. Сама мысль о том, что ее незатейливая музыка может понравиться кому-то больше, чем блестящие сочинения Домиса, казалась ей просто невероятной. И все же она поняла отличие, на котором так настаивал Сибел — Домис сочинял исключительно для музыкантов. — Разумеется, музыка мастера Домиса тоже нужна, но она играет совсем другую роль. Он мастер композиции, и тебе еще предстоит у него многое перенять…
      — Да, я знаю. — И поскольку одна мысль никак не давала Менолли покоя, она скороговоркой выпалила: — Посоветуй, Сибел, как мне быть с песенкой о королеве файров? Мастер Робинтон ее переработал, так что она стала в тысячу раз лучше. Но он уже сказал всем, что это моя песня.
      — Ну и что тут такого? Значит, Главный арфист хочет, чтобы все так думали. И наверняка у него есть на это свои причины. — Сибел похлопал девочку по плечу. — А потом, он не так уж много изменил в твоей песне… Просто… — Сибел пояснил свои слова выразительным жестом, — слегка сжал ее. А саму мелодию не тронул, и как раз ее-то сейчас повсюду и распевают. Тебе еще предстоит научиться отделывать музыку, но так, чтобы она не утратила своей свежести. Вот почему очень важно заниматься у Домиса. У него есть чистота формы, у тебя оригинальность.
      Менолли не знала, что ответить. Она с горечью вспоминала, как ей доставалось как раз за то, к чему ее теперь поощряют.
      — Ну что ты сжалась, как улитка? — резко спросил Сибел. — Что случилось? Да ты побелела, как полотно… Скорлупа и осколки! — Последние слова прозвучали как ругательство и, приняв их на свой счет, Менолли испуганно уставилась на юношу. — До чего некстати…
      Проследив за его взглядом, она увидела бронзового дракона, который, кружась, спускался над главным двором.
      — Это Н'тон. Мне нужно договориться с ним о нашей учебной прогулке.
      Я на минутку. — Сибел выскочил из комнаты, его быстрые шаги прогремели по лестнице и смолкли.
      Девочка глядела на партитуру пьесы, которую они недавно играли вместе, и слова подмастерья эхом отдавались у нее в ушах: «У него есть чистота формы, у тебя — оригинальность. Твою мелодию сейчас повсюду напевают». Неужели людям могут нравиться ее безделицы? Трудно поверить! Хотя, вроде, у Сибела нет причин ее обманывать. Как, впрочем, и у Главного арфиста — а ведь он сказал, что ему очень нужна ее музыка. И не только ему — всему Цеху. Просто невероятно! Она ударила по струнам — комнату наполнил мощный ликующий аккорд, но девочка мгновенно спохватилась и повторила его в более сдержанном варианте — решив, что столь безудержный всплеск недопустим с точки зрения чистоты формы.
      И все же ее песни — такие пустяки в сравнении с блестящими прихотливыми произведениями, выходящими из-под пера Домиса! Может быть, если она станет усердно трудиться под его руководством, ей все-таки удастся хотя бы приблизить свои поделки к тому, что не стыдно будет называть музыкой…
      Усилием воли Менолли заставила себя снова сосредоточиться на дуэте для двух гитар. Она стала повторять сложные места — сначала медленно, потом в нужном темпе. Один из аккордов вдруг напомнил ей отчаянный крик, который она услышала ночью. Девочка повторила фразу.
      — Не оставляй меня одну… — Она подобрала следующий аккорд. — То крик в глухой ночи /В нем, раздирая тишину,/ Тоска и страх звучит — ведь Сибел так и сказал: Брекки не захочет жить, если Ф'нор умрет. — Я без тебя погибну вмиг /Молю тебя, живи/ И мир услышал этот крик / Зов раненой любви.
      Наконец, Менолли удалось выстроить печальные, жалобные аккорды так, что даже самой понравилось. Красотка, Нырок и Крепыш тихонько подпевали. Тогда она занялась стихами.
      — Ну как, ничего получилось? — спросила она у притихшей стаи. — Может, стоит набросать на чем-нибудь?
      — Не нужно, — ответил ей чей-то спокойный голос. Девочка резко повернулась и увидела: за письменным столом сидит Сибел и что-то быстро записывает. — По-моему, я успел уловить все. — Взглянув на Менолли, юноша заметил ее растерянность и ободряюще улыбнулся. — Закрой рот и проверь мою запись.
      — Но… но ведь…
      — Я уже, кажется, велел тебе прекратить извиняться по пустякам?
      — Но я играла просто так, для себя…
      — Разумеется, над песней еще придется поработать, но припев уже и сейчас берет за душу — вот увидишь, народ просто обрыдается! — Он коротко кивнул ей, приглашая подойти поближе. — Возможно, стоит попробовать изменить последовательность событий — сначала рассказать о самой трагедии, а потом дать итог… хотя я и не уверен. Что же касается мелодии… послушай, ты всегда используешь минор? — Он прикрыл песок стеклом, чтобы запись не стерлась. — Посмотрим, что скажет Главный арфист. Ну, что опять случилось?
      — Оставить это? Ты, наверное, шутишь!
      — Нисколько, юная Менолли, — ответил он и потянулся за гитарой. — А теперь посмотрим, правильно ли я записал…
      Менолли застыла на месте и, сгорая от смущения, слышала, как Сибел играет мелодию, которую она сама только что сочинила. Но слушать пришлось — никуда не денешься. А когда файры, завороженные искусной игрой подмастерья, принялись подпевать, девочка в глубине души была готова согласиться: в конце, концов, мелодия действительно не так уж плоха.
      — Отлично, Сибел! Я и не подозревал в тебе подобных талантов. — В дверях, энергично аплодируя, стоял Главный арфист. — Сам я пока еще не решился выразить это событие в музыке…
      — Похвалы не по адресу, мастер Робинтон. Песню сочинила Менолли. — Сибел, вставший при появлении Главного арфиста, церемонно поклонился девочке. — Вот почему, юная девица, арфисты разыскивали тебя по всему материку.
      — Менолли, дорогое мое дитя, не стоит краснеть из-за такой песни! — Робинтон взял ее руки в свои и ласково сжал. — Подумай, от какой заботы ты меня избавила! Я вошел на половине куплета. Сибел, не сочти за труд… — . Он жестом попросил юношу начать сначала. Не выпуская руки Менолли, он пошарил длинной ногой под столом, извлек табурет и уселся, приготовившись слушать. Из-под ловких пальцев Сибела полились выразительные, запоминающиеся, бередящие душу аккорды. — А ты, Менолли, слушай внимательно и постарайся забыть, что эта музыка — твоя. Учись оценивать объективно, как и положено арфисту.
      Он так крепко сжал ее пальцы, что она не смогла бы отнять руку, не рискуя показаться невежливой. Но его пожатие не только ободряло, оно успокаивало. Вот волна музыки и теплый баритон Сибела наполнили комнату — и смущения как не бывало. А когда файры принялись громко подпевать, Робинтон крепче сжал ее руку и улыбнулся.
      — Несомненно, над текстом еще придется поработать — можно заменить несколько слов, чтобы усилить эффект, но в целом вполне пристойно. Ты сможешь записать… А, Сибел, ты уже успел — молодчина! — похвалил Главный арфист, когда юноша постучал пальцами по закрывающему нотную запись стеклу. — Я бы хотел, чтобы Менолли на досуге переписала свою песню на белые бумажные листки — ими снабжает нас наш друг Бендарек. Надеюсь, этот досуг не замедлит представиться, — предупредил мастер Робинтон. — Похоже, ночной инцидент переполошил всех файров на Перне, и мы должны его как-то объяснить. А песня хороша, Менолли, даже очень хороша. Ты не должна постоянно сомневаться в своих способностях. У тебя просто врожденное чувство мелодии. Пожалуй, стоит подумать, не отправлять ли нам почаще учеников в морские холды — кто знает, может быть, море благоприятствует развитию музыкальных талантов. Смотри-ка, твои файры все еще напевают мотив…
      Но Менолли уже достаточно оправилась от смущения, чтобы понять: гудение файров не имеет никакого отношения к ее песне, их внимание приковано совсем не к людям, а…
      — Яйца! Сейчас начнется рождение!
      — Рождение! Рождение! — Мастер с подмастерьем наперегонки устремились к двери, за которой находился очаг и горшочки с драгоценными яйцами — Менолли, скорее сюда!
      — Бегу, только мясо захвачу!
      — Они рождаются! — кричал Робинтон, — рождаются! Держи горшок, Сибел, он качается!
      Когда, Менолли ворвалась в комнату, оба мужчины, стоя на коленях, застыли у очага, не отрывая глаз от раскачивающихся глиняных горшочков. — Разве может файр вывестись в горшке? — строго сказала девочка и, забрав у Сибела горшочек, осторожно перевернула его вверх дном, подставив снизу ладонь. Потом оглянулась на Робинтона, но тот уже последовал ее примеру. Оба яйца, озаренные отблесками пламени, лежали на каменном возвышении перед очагом и заметно раскачивались. Вот по скорлупе побежали трещины.
      Файры рядком расселись на каминной полке и дружно гудели. Этот настойчивый, пульсирующий гул, казалось, вторил все ускоряющемуся ритму, в котором подергивались яйца, ритму, в котором новорожденные файры бились о твердую скорлупу, спеша появиться на свет.
      — Мастер Робинтон! — донесся из кабинета голос Сильвины. — Мастер Робинтон!
      — Сильвина! Они вот-вот родятся! — с таким воодушевлением вскричал Главный арфист, что Менолли вздрогнула, а перепуганные файры заверещали и захлопали крыльями.
      Привлеченные шумом, в дверях стали появляться арфисты. «Не годится, чтобы при рождении присутствовало столько народа, — подумала Менолли, — мало ли, что может случиться…»
      — Не входите, пусть все уйдут! — крикнула она, едва соображая, что говорит.
      — Да-да, отойдите-ка подальше, — вмешалась Сильвина, — все равно отсюда всем не видно. Менолли, ты захватила мясо? А, вот оно. Здесь хватит?
      — Должно хватить.
      — А нам что делать? — хриплым от волнения голосом справил Робинтон, стоя на коленях перед яйцом.
      — Как только малыш появится из яйца, сразу же начинайте его кормить, — сказала Менолли, слегка подивившись про себя: ведь Главный арфист столько раз присутствовал при Рождении драконов. — Пихайте мясо ему прямо в рот.
      — Когда же, наконец, они родятся? — нетерпеливо потирая руки, осведомился Сибел.
      А файры гудели все громче, глаза их стремительно вращались в предвкушении волнующего события. Вдруг в комнату молнией влетела вторая золотая королева. Она громко вскрикнула, и Красотка, вскинув крылья, ответила на ее возглас — но не угрожающе, а приветливо.
      — Смотри, Сильвина! — Менолли показала на королеву.
      — Взгляните-ка, мастер Робинтон, — откликнулась Главная смотрительница, а пришелица тем временем уселась на камине рядом с остальными файрами, горлышко ее напряженно трепетало.
      — Это Мерга, королева лорда Гроха, — пояснил Робинтон и оглянулся на дверь. — Надеюсь, он не слишком встревожен — его визит сейчас был бы весьма некстати…
      Но в коридоре, перекрывая гудение файров, уже слышался мощный рык, призывающий Главного арфиста.
      — Пусть кто-нибудь встретит лорда Гроха, — распорядился Робинтон, не отрывая глаз от лежащих перед очагом яиц.