— Я не хотела, Мави, правда не хотела! Песня… сама пришла мне в голову. Я и сыграла-то всего пару тактов…
Но мать не желала слушать никаких оправданий. Во всяком случае, сейчас. Когда Менолли поняла, что Янус забрал гитару, ее охватило отчаяние. Теперь, при виде холодной неприязни матери, оно стало просто невыносимым.
— Возьми мешок. На кухне нужна свежая зелень, — без всякого выражения произнесла Мави. — Поищи траву золотожилку — она уже должна бы появиться.
Безропотно взяв мешок, Менолли рассеянно перекинула его через плечо.
И задохнулась от боли — он с размаху опустился прямо на ее исполосованную спину.
Не успела девочка увернуться, как мать быстрым движением задрала ее свободную куртку, и у нее вырвался сдавленный возглас. — Надо бы наложить болеутоляющую мазь, — овладев собой, сказала Мави.
Менолли резко вырвалась. — Что толку сначала бить, а потом унимать боль? — бросила она и выскочила из зала. Можно подумать, что матери есть дело до ее страданий, — разве что здоровой она сможет работать быстрее и дольше.
Тяжелые раздумья гнали ее из дома, хотя каждое движение болью отдавалось в исхлестанной спине. Но она не сбавляла шаг — предстояло пересечь весь обширный холд, и чем скорее она это сделает, тем лучше. Ведь того и гляди, какая-нибудь тетушка пристанет с расспросами: отчего это у детишек так рано закончились занятия, да почему Менолли отправилась за зеленью, вместо того чтобы вести уроки?
К счастью, она никого не встретила. Все либо отправились в Корабельную пещеру, помогать с разгрузкой, либо постарались скрыться с глаз Морского правителя, чтобы избежать этой участи. Менолли быстро миновала домишки рыбаков, ютившиеся на задворках холда, вдоль раскисшей дороги, и свернула на тропинку, обходившую Полукруглый с юга. Ей не терпелось убежать подальше от дома, благо на сей раз все законно — ведь ее послали на поиски зелени.
Шагая вприпрыжку по песчаной тропке, девочка искала глазами островки свежей весенней травы; то и дело она болезненно морщилась — спину нещадно саднило, но она только ускоряла бег. Однажды Алеми, ее старший брат, сказал, что она бегает ничуть не хуже любого мальчишки в холде, а на длинной дистанции запросто обойдет половину из них. Что бы ей было уродиться парнем… Тогда после смерти Петирона она вполне смогла бы его заменить. Да и Янус никогда не стал бы бить мальчишку, если бы тот отважился спеть песню собственного сочинения.
Открывшаяся перед ней низина пестрела розовыми и желтыми цветами сливы и топяники. То здесь, то там виднелись черные прогалины — следы пламени, которые оставили королевы, когда, летая над самой землей, охотились за нитями, ускользнувшими от боевых Крыльев. А вот и проплешина, выжженная огнеметом: здесь какой-то Нити удалось зарыться в землю. Менолли поклялась себе в один прекрасный день распахнуть стальные ставни окон и своими глазами увидеть, как драконы испепеляют врага на лету. Незабываемое, должно быть, зрелище!
«Правда, довольно рискованное», — добавила она про себя. Однажды ей пришлось наблюдать, как мать обрабатывала ожог, нанесенный Нитью. Страшная была отметина — будто кто-то провел по руке рыбака докрасна раскаленным прутом. Осталась глубокая борозда, а по краям кожа обуглилась до черноты. Теперь Торли всю жизнь будет носить сморщенный багровый рубец — укусы Нитей никогда не заживают как следует.
Менолли пришлось перейти на шаг. Она вспотела, и разгоряченную спину нестерпимо жгло. Распустив пояс куртки, девочка принялась обмахивать ею тело, чтобы ветерок слегка остудил саднящие раны.
Ноги сами несли ее — через болото, на гребень каменистого холма, в следующую заболоченную низину. Здесь пришлось идти осторожнее: то здесь, то там подстерегала коварная трясина. И нигде никакого следа травы-золотожилки… Есть, правда, еще одно местечко — за двумя горбатыми пригорками. Прошлым летом ее там было, хоть косой коси… Сначала Менолли услышала странный звук и с ужасом покосилась на небо. Драконы? Она стала испуганно озираться, боясь увидеть на востоке предательское серебристое свечение — предвестника приближающихся Нитей. В лазурном небе не оказалось даже следа этой коварной дымки, но крылья… Она отчетливо слышала их свист. Драконы? Да нет, не может быть — драконы так не носятся. Они всегда летают строем, чертя на небе правильные узоры. А здесь — кувырки и спирали, нырки и свечки. Менолли заслонила глаза от солнца. Вспышки голубого, зеленого, коричневого и… Ну конечно, вот и стремительный, как молния, проблеск яркого золота — королева! Но какая же крошечная…
Девочка наконец вдохнула — от изумления у нее даже дух захватило. Неужели королева файров? Не иначе, как она! Только огненные ящерицы могут так походить на драконов, только совсем-совсем маленьких! Птицы такими не бывают. К тому же птицы не спариваются на лету. А ведь именно эта картина предстала перед глазами восхищенной Менолли — брачный полет королевы, которую по пятам преследовали бронзовые. Значит, файры — не просто мальчишечьи выдумки! Затаив дыхание, девочка следила за стремительным, грациозным полетом. Королева поднималась так круто, что более мелкие файры — голубые, зеленые и коричневые — постепенно отстали. Теперь они кружили над землей, стараясь не терять из вида несущуюся в вышине стаю, ныряли и кувыркались в воздухе, подражая движениям королевы и ее бронзовых преследователей.
«Не иначе, как файры!» — думала Менолли, и сердечко ее едва билось, завороженное красотой захватывающего зрелища. Так вот они какие — вылитые драконы, хоть и во много раз меньше. Не зря она все-таки вызубрила всю учебную премудрость. Королева у драконов должна быть золотой, она спаривается с бронзовым, который ее догонит. Именно это событие она сейчас и наблюдала, только участниками его были огненные ящерицы.
Что за волшебное зрелище! Королева устремилась прямо к солнцу, и теперь даже Менолли, несмотря на необычайно острое зрение, едва могла различить в вышине крошечные темные точки.
Она шла все дальше, следуя за отставшими огненными ящерицами. Девочка была уверена: они приведут ее к побережью близ Драконьих камней. Прошлой осенью ее брат Алеми рассказывал, что как-то на заре видел там огненных ящериц, наблюдал, как они на отмели кормились морскими звездами. Его слова положили начало очередному приступу «файровой лихорадки», как назвал это тогда Петирон. Все мальчишки в Полукруглом бредили файрами, мечтали их поймать. Они вконец извели Алеми просьбами снова и снова рассказать об увиденном.
Хорошо еще, что с моря сюда не подобраться — даже самый опытный гребец не решится спорить с коварными течениями. Но стоит только кому-нибудь пронюхать, что здесь водятся файры… От нее-то, во всяком случае, никто не услышит ни словечка!
Будь даже Петирон жив, — решила Менолли, — она бы и ему не проболталась. Сам старик никогда не видел файров, но не раз говорил ребятишкам, что в Летописях встречаются упоминания об этих удивительных созданиях.
— Увидеть-то их можно, — сказал ей как-то Петирон, но поймать — никогда! — и он хрипло рассмеялся. — Хоть люди и не оставляют попыток с тех самых пор, как треснуло самое первое яйцо.
— А почему их нельзя поймать?
— Потому что они не даются в руки. Файры очень хитрые: раз — и нету!
— Они уходят в Промежуток? Как драконы?
— Этого никто не видел, — отрезал Петирон, как будто она допустила оплошность, сравнив каких-то файров с великими драконами Перна.
— Куда же еще они могут деваться? — допытывалась Менолли. — И что это такое — Промежуток?
— Промежуток — такое место, которого нет нигде, — Петирон зябко поежился. — Ни здесь, ни там, — он показал сначала на угол зала, потом на Морскую пристань, находящуюся на другой стороне бухты. — Там лютый холод и нет ничего — ни образов, ни звуков, ни ощущений.
— Так ты ездил верхом на драконе? — спросила пораженная Менолли.
— Случилось как-то раз, много Оборотов назад. — Он снова поежился, вспомнив пережитое. — А теперь, раз уж речь зашла об этом, спой-ка мне Песенку-загадку.
— Все ее загадки давно разгаданы. Какой смысл петь ее снова и снова?
— Значит, спой для меня, чтобы я был уверен: ты ее не забыла, — неожиданно вспылил Петирон. А почему — Менолли так и не поняла.
Но она твердо знала: Петирон ее любит. Как всегда, при воспоминании о недавней утрате, у девочки судорожно сжалось горло. Может, он тоже ушел в Промежуток? Как драконы, которые теряют всадника или от старости больше не могут летать? Да нет — когда уходят в Промежуток, ничего не остается. А после Петирона осталось тело, которое опустили в морскую бездну. А ей остались все песни, которые хранила его память, все романсы, все мелодии. Не было такого приема игры на струнных инструментах, которым бы она не владела, такого барабанного ритма, который не могла бы в точности воспроизвести. Она умела высвистывать двойные трели и наигрывать их на свирели не хуже любой птицы. Но было кое-что в жизни, чему Петирон не успел — или не сумел — ее научить. Может быть, все дело в том, что она — девочка, а есть тайны, подвластные только мужскому уму, — размышляла Менолли.
Но как-то раз Мави сказала им с Селлой: «Есть женские загадки, которые не отгадать ни одному мужчине», так что еще неизвестно, кто — кого.
— «Вот и еще одно очко в пользу женщин, — сказала себе Менолли, следуя за огненными ящерицами. Простой девчонке удалось увидеть то, о чем все мальчишки, да и мужчины Полукруглого только мечтают, — брачный полет файров».
Стая больше не пыталась преследовать королеву и ее бронзовых и теперь играла и резвилась в воздухе, то и дело проносясь над самой землей. И вдруг как будто провалилась сквозь землю! Менолли не сразу поняла, что файры скрылись за обрывом. Песок осыпался под ногами. Она рисковала кувырнуться с откоса или провалиться в яму. Совсем рядом слышался шум прибоя. Менолли изменила тактику и стала крадучись перебираться от одной поросшей жесткой осокой кочки к другой — тут и земля понадежнее, и для файров не так заметно.
Так она добралась до пологого подъема, за которым земля круто обрывалась вниз, к полосе прибрежного песка. Совсем близко, чуть расплываясь в полуденном мареве, вздымались из моря Драконьи камни. До Менолли доносились визги и щебет файров. Растянувшись в траве, она поползла к обрыву, надеясь хоть одним глазком еще раз взглянуть на огненных ящериц.
И правда — сверху все было отлично видно. Стояло время отлива, и файры суетились на мелководье, выковыривая моллюсков из-под обнажившихся валунов, или резвились на узкой полосе белого песка — весело плескались в мелких лужицах, а потом, расправив хрупкие крылышки, сушили их на солнце. То здесь, то там вспыхивали потасовки — файры никак не могли поделить лакомый кусочек. В этом, пожалуй, их единственное отличие от драконов, — решила Менолли, — разве можно себе представить, чтобы драконы дрались? Зато она слышала, что драконам, чтобы насытиться, нужны целые стада скакунов и птицы — вот ужас то! Правда, драконы едят не так уж часто, а то на всем Перне не хватило бы пищи, чтобы их прокормить.
Интересно, по вкусу ли драконам рыба? — Менолли невольно прыснула, подумав, что вряд ли найдется в море такая рыба, чтобы удовлетворить драконий аппетит, разве что сказочная царь-рыба, всегда ускользающая от рыбацких сетей. Полукруглый исправно отсылал в Вейр Бенден положенную десятину соленых, вяленых, копченых даров моря. Иной раз какой-нибудь всадник завернет к ним попросить свежей рыбы для особого случая, вроде пира по поводу очередного Рождения. А по весне и осенью женщины Вейра приезжают собирать ягоды, косить траву, резать прибрежную лозу. Как-то раз Менолли выпала честь услужить Маноре, главной смотрительнице бенденских Нижних пещер. Просто прелесть, что за женщина! Правда Менолли недолго удалось побыть при ней — Мави выставила дочерей из комнаты, заявив, что ей нужно побеседовать с Манорой наедине. Но девочке она понравилась с первого взгляда.
Вдруг стая файров взметнулась ввысь — вернулась их королева и догнавший ее бронзовый. Парочка устало опустилась на мелководье, раскинув крылья, — казалось, оба пребывают в таком изнеможении, что у них даже не осталось сил, чтобы их сложить. Нежно переплетя шеи, королева и бронзовый качались на прибрежной волне, а голубые файры услужливо предлагали им то морских звезд, то моллюсков. Укрывшись за порослью осоки, Менолли зачарованно следила за каждым их движением. Она не могла оторвать глаз от их маленьких повседневных затей, ей было интересно все — как они едят, купаются, отдыхают. Постепенно, поодиночке или парами, файры стали взлетать, направляясь к ближнему из окруженных морем утесов. Там они быстро скрывались из вида, уединяясь в маленьких пещерках-вейрах.
Последними величаво поднялись в воздух королева с бронзовым. И как они только ухитряются лететь так близко, едва не касаясь друг друга сверкающими крыльями? — поражалась Менолли. Как одно целое, они взметнулись ввысь, потом по плавной спирали скользнули к Драконьим камням и скрылись за ними.
Только тогда Менолли опомнилась, ощутила палящие лучи солнца на своей израненной спине, песок, забившийся в штанины и сапоги, налипший на потное лицо и руки. Осторожно пятясь, она отползла от края обрыва. Стоит файрам заметить наблюдателя, и они никогда не вернутся в эту бухту. Отползя на приличное расстояние, она еще долго бежала пригнувшись.
Ну и везение, — ликовала Менолли. — Все равно, что удостоиться приглашения в Вейр Бенден! От избытка чувств девочка пустилась в пляс. Потом, приметив на болоте толстые трубки болотной травы, срезала одну над самой водой. Ну и пусть отец отнял у нее гитару — можно придумать и кое-что другое, чем ящик со струнами!
Отмерив нужную длину, она отрезала конец. Потом ловко проделала шесть отверстий сверху и два снизу — как учил Петирон — и вот она уже играет на тростниковой дудочке! Льется легкая, игривая, порхающая мелодия — отголосок переполняющего ее восторга. Мелодия о маленькой королеве файров, которая сидит на скале и, слушая плеск волн, прихорашивается, ожидая бронзового поклонника.
Сначала музыка никак не хотела укладываться в нужный размер, пришлось немножко помучиться, но проиграв мелодию несколько раз, Менолли осталась довольна. Ее музыка так отличалась от того, чему учил ее Петирон, от всех традиционных произведений. А главное, она звучала совсем, как песенка огненной ящерицы: лукаво, дерзко и чуть таинственно!
Менолли отложила дудочку и задумалась: интересно, знают ли драконы о существовании файров?
Глава 3
Холдер, истину ищи,
Не сворачивая вспять.
С каждым новым Оборотом
Новое стремись познать!
Уже темнело, когда Менолли наконец добралась до дома. Как всегда, по вечерам, там царила суматоха. Старушки накрывали на столы, прибирали главный зал и при этом оживленно болтали, как будто в последний раз виделись не нынче утром, а невесть сколько Оборотов тому назад. Менолли постаралась как можно незаметнее прошмыгнуть с мешком в моечную. Но не тут-то было: перед ней, как из-под земли, выросла Мави. — Уж не в Нерат ли ты ходила за зеленью? — грозно осведомилась она.
— Почти, — ответила Менолли и сразу же поняла, что шутки сейчас не к месту. Мать вырвала у нее из рук мешок и придирчиво оглядела содержимое.
— Берегись, если окажется, что ты весь день проболталась без толку… Вдали показался парус.
— Парус?
Мави закрыла мешок и сунула его Менолли.
— Вот именно, парус! Ты должна была вернуться уже давным-давно. Что придумала — забраться в такую даль, когда…
— Ближе зелени не оказалось…
— Когда того и гляди могут показаться Нити! Да ты, оказывается, еще глупее, чем я думала!
— Мне ничто не угрожало — я видела, как всадник пролетал дозором… Мави слегка смягчилась.
— Нам повезло, что мы подчиняемся Бендену. В высшей степени достойный Вейр. — Она подтолкнула дочь по направлению к кухне. — Вымой поскорее, да гляди, чтобы ни единой песчинки не осталось! Мало ли кто к нам пожаловал…
Менолли пробиралась через кухонную толчею, отмахиваясь от указаний, которые сыпались на нее со всех сторон, — хлопотавшие вокруг женщины норовили переложить на нее часть своей работы. Но Менолли только помахала мешком и скрылась в моечной. Там старушки, еще способные помогать по хозяйству, старательно драили песком парадную металлическую посуду.
— Тетушка, мне нужна миска — помыть зелень, — сказала Менолли, протиснувшись к шеренге каменных раковин.
— Для старых рук зелень-то будет получше, чем песок, — дрожащим голосом отозвалась старушка, с готовностью переставив груду тарелок в соседнюю раковину, и пустила струю воды.
— В траве тоже полным-полно песку, — язвительно заметила одна из женщин.
— Ничего, я его быстро смою, — сказала услужливая старушка. — А золотожилки-то сколько! И где ты только ее выискала, доченька, да еще так рано?
— На полпути к Нерату, — Менолли едва удержалась от хохота, услышав, как женщины встревоженно закудахтали. Они и в самый ясный день не осмеливались выбраться дальше окраины холда.
— Ах ты, озорница! Разве не знаешь, что в любую минуту могут появиться Нити? А про парус слышала? Как ты думаешь, кто это может быть? Новый арфист — кто же еще! — Они захихикали и загалдели, обсуждая достоинства нового арфиста.
— Сюда обычно присылают молоденьких.
— Но Петирон-то был старик!
— Не всегда — как и мы с тобой!
— Можно подумать, что ты помнишь!
— А почему бы мне и не помнить? Я пережила больше арфистов чем ты, подружка!
— А вот и нет! Меня привезли сюда с Исты, из Красной пустыни.
— Совсем спятила, дуреха! Ты ведь родилась здесь, в Полукруглом, и не у кого-нибудь, а у меня!
— Нет, вы только послушайте…
Менолли выслушивала перепалку четырех старух, пока Мави не явилась узнать, вымыта ли зелень и где все парадные тарелки, и как можно что-нибудь успеть с этими старыми сплетницами.
Девочка отыскала большое решето, вывалила в него всю траву и принесла на обозрение матери.
— Ладно, для главного стола, пожалуй, хватит, — решила Мави, вороша вилкой сверкающую зеленую груду. Потом оглядела дочь. — Не можешь же ты появиться перед гостями в таком виде. Эй, Барди, возьми зелень и заправь ее соусом — тем, что хранится в коричневой банке на четвертой полке в кладовой. А ты, Менолли, изволь привести себя в порядок и прилично одеться. На твоем попечении будет старый дядюшка. Как только он откроет рот, сразу суй ему что-нибудь — иначе нам придется слушать его весь вечер напролет.
Менолли застонала. Запах, шедший от старого дядюшки, был еще пострашнее его болтовни.
— Но Мави, Селла справляется с ним куда лучше…
— Селла будет прислуживать у главного стола. А ты делай, что тебе велено, да будь довольна! — Мави пронзила непокорную дочь грозным взглядом, напомнив ей о пережитом позоре. Но тут ее позвали попробовать подливку для тушеной рыбы.
Менолли нехотя побрела в купальню, стараясь убедить себя в том, что ей действительно повезло: могли ведь и вообще не пустить на порог зала. Хотя возиться со старым дядюшкой — немногим лучше. Просто Янус, свято чтивший традиции, считал, что все домочадцы должны присутствовать на встрече нового арфиста.
Менолли скинула испачканную одежду и плюхнулась в теплую воду. Она вертелась из стороны в сторону и поводила плечами, стараясь, чтобы вода безболезненно смыла всю грязь с воспаленной спины. Песок набился в волосы — пришлось вымыть их тоже. Девочка спешила: ее ожидал старый дядюшка. Хорошо бы успеть устроить его у очага, пока народ еще не собрался к ужину.
Менолли рискнула проскочить прямиком через верх, надеясь, что в эту пору ей никто не встретится. Кое-как прикрывшись грязной одежонкой она бросилась по тускло освещенной лестнице, ведущей на спальный уровень. Все светильники в главном коридоре сияли в полную силу, а это значило, что арфиста — если, конечно, прибыл именно он — с почетом проведут по всему зданию. Потом метнулась вниз, по крутым ступенькам, спускающимся к спальням девочек, и, никем не замеченная, добралась до своей комнатушки.
Когда она наконец пришла к дядюшке, ей пришлось умыть его и натянуть на его костлявые плечи свежий камзол. И все это время он болтал без умолку.
— Наконец-то в холде появится новое лицо. Хи-хи! А интересно, на ком женится новый арфист? Надо будет при случае сказать ему пару слов. Послушай, милочка, нельзя ли поосторожнее? И так все кости ломит! Должно быть, это к перемене погоды — ноги меня еще никогда не подводили. Разве я тогда не предупреждал, что надвигается шторм? Не послушались — вот и потеряли две лодки со всей командой. Мой сын тогда больше всех спорил. Да что это ты так торопишься? Я люблю все делать с толком. Ну-ка подай лучше синий камзол, тот, что когда-то подарила мне дочка. «Под цвет глаз», — так она сказала. А почему Турлон сегодня не зашел меня проведать? Я ведь сколько раз просил, только кто теперь ко мне прислушивается?
Старичок до того высох, что Менолли не составило никакого труда отнести его вниз на руках. Пока она спускалась с ним по лестнице, он без устали жаловался на своих сверстников, которые отправились на тот свет задолго до ее рождения. Старый дядюшка совсем запутался во времени — так говорил ей Петирон. Лучше всего он помнил те далекие дни, когда правил Полукруглым. Это было еще до того, как запутавшийся трос невода отхватил ему обе ноги чуть пониже колена. Когда они с Менолли появились на пороге, в главном зале все было уже почти готово к приему гостей.
— Корабль входит в гавань, — услышала Менолли, усаживая дядюшку в особое кресло у самого очага. Она заботливо подоткнула со всех сторон мягкую кожу и привязала старика к спинке кресла, — стоило дядюшке разойтись, как он начисто забывал, что давным-давно лишился ног. — Чей корабль? Кто к нам пожаловал? Из-за чего весь шурум-бурум? Менолли ответила на все его вопросы, и дядюшка слегка утихомирился, но уже через минуту стал жалобно ныть:
— Почему меня никто не кормит? Не иначе, собрались уморить старика голодом!
Мимо вихрем промчалась Селла, наряженная в платье, над которым трудилась всю долгую зиму, и сунула Менолли в руку пакетик.
— Не сможешь управиться — дай ему вот это! — бросила она и исчезла раньше, чем Менолли успела сказать хоть слово.
Открыв пакетик, Менолли обнаружила сладкие шарики — их готовили из сока водорослей, сдобренного семенем краснотравки. Жуй хоть целый час — и вкус приятный, и во рту не сохнет. Не удивительно, что Селла прекрасно справляется с болтливым стариканом! Менолли фыркнула и тут же подивилась: с чего это Селла так раздобрилась? Ведь она, поди, вне себя от радости с тех пор, как узнала, что Менолли больше не исполняет обязанности арфиста. Или она еще не знает? Не может быть, чтобы Мави ей не сказала. Хотя, какая разница — теперь все равно, раз прибыл настоящий арфист.
Усадив дядюшку, Менолли, сгорая от любопытства, проскользнула к окну. Паруса в гавани уже не было видно, зато она разглядела группу мужчин. Высоко подняв факелы, они шествовали от Корабельной пещеры в сторону холда. Только вот незадача — даже острые глаза Менолли не могли с такого расстояния разглядеть среди них новые лица.
Тут дядюшка начал пронзительно верещать, и Менолли метнулась к нему, пока мать не заметила, что она посмела отлучиться со своего поста. К счастью, вокруг царила суета — кто расставлял кушанья, кто разливал вино, все готовились достойно встретить гостей, так что на Менолли никто не обращал никакого внимания.
Внезапно старик пришел в себя и, уставив на девочку требовательный взгляд, стал ее допрашивать:
— Что за переполох вокруг, а, малышка? Богатый улов? Или, может, свадебка? Из-за чего весь сыр-бор?
— Все ждут нового арфиста, дядюшка.
— Опять нового? — возмутился старик. — Да, арфисты пошли совсем не те. Вот, помню, прежде, когда я правил Полукруглым, был у нас один арфист…
В наступившей тишине его голос прозвучал неожиданно громко.
— Менолли! — тихо, но с явной угрозой произнесла мать.
Девочка порылась в кармане юбки, нащупала два сладких шарика и сунула их дядюшке в рот. Поток его красноречия мгновенно иссяк, встретив на своем пути два посторонних круглых предмета. Старик принялся жевать, что-то довольно шамкая себе под нос.
Разнесли закуски, и все сели, так что Менолли удалось лишь мельком увидеть прибывших. Это и вправду оказался новый арфист. Она услышала его имя прежде, чем разглядела лицо — Эльгион, арфист Эльгион. Говорят, он молод и хорош собой. Он привез две гитары, две деревянных свирели и три барабана — каждый инструмент упрятан в отдельный кожаный футляр. Еще говорили, что он натерпелся от морской болезни, когда плыли через Керунский залив, и теперь не может отдать должное обильному ужину, который хозяева закатили в его честь. С ним прибыл мастер из Кузнечного цеха — нужно сделать металлическую оснастку для нового корабля да еще кое-какую починку, оказавшуюся не по плечу здешнему кузнецу. И еще говорят, что айгенцы просили прислать с обратным рейсом побольше соленой или копченой рыбы.
Со своего места рядом с дядюшкой Менолли могла видеть разве что затылки сидящих за главным столом да изредка профиль одного из гостей. Что за наказание! А еще хуже — сам дядюшка и прочие престарелые родственники, чей преклонный возраст давал им право на теплое местечко у самого очага. Тетушки по обыкновению начали препираться из-за лакомого куска рыбы. Тогда дядюшка решил призвать их к порядку, да только оказалось, что рот у него набит, и он поперхнулся. Тут тетушки набросились на Менолли: так, чего доброго, старику и задохнуться недолго. Они подняли такой гвалт, что Менолли совсем ничего не слышала. Она старалась утешить себя тем, что ей, может быть, все-таки удастся послушать пение арфиста, — ведь он наверняка будет петь, когда наконец закончится этот нестерпимо долгий ужин. Но рядом с очагом было так жарко, что от дядюшки пахло еще хуже, чем всегда, к тому же за день она ужасно устала…
От полузабытья ее пробудил тяжелый топот десятков сапог. Окончательно проснувшись, девочка увидела, как из-за главного стола поднимается высокий молодой арфист. Держа гитару наготове, он принял непринужденную позу, поставив ногу на каменную скамью.
— Так вы уверены, что зал не качается? — спросил он, взяв несколько аккордов, чтобы послушать, как настроен инструмент. Его поспешили успокоить: вот уже сколько Оборотов зал стоит, как скала, и никто не слыхивал, чтобы он хоть раз покачнулся. Но арфист сделал вид, что не поверил и, чуть подтянув седьмую струну, — к огромному облегчению Менолли — ударил по струнам, да так, что гитара застонала, будто бедолага, страдающий от морской болезни.
По залу прокатился смешок. Менолли вытянула шею, чтобы увидеть, как воспринял подобную выходку отец, — Морской правитель не очень-то понимал шутки. Встреча нового арфиста — достаточно серьезное событие, похоже, что Эльгион это не совсем понимает. Петирон часто рассказывал Менолли, как тщательно подбирают арфиста перед тем, как направить его в новый холд. Неужели никто не предупредил Эльгиона, какой крутой нрав у ее папаши?
Вдруг перезвон струн заглушил хриплый старческий хохот. — Наконец-то у нас появился человек, знающий толк в шутках! Вот чего не хватает в нашем холде: смеха, музыки — прямо тоска берет! А я так просто обожаю развеселые мелодии да забавные песенки. Ну-ка, арфист, сыграй нам какой-нибудь лихой мотивчик из тех, что мне особо по душе!
Менолли просто онемела от ужаса. Умоляя дядюшку помолчать, она судорожно искала в кармане юбки спасительные шарики. Надо же, чтобы случилось такое — ведь мать ее предупреждала!
Заслышав властный дядюшкин приказ, арфист повернулся, к старику и отвесил ему учтивый поклон.
— Я бы с радостью, почтенный, — самым любезным тоном произнес он, — да только времена нынче невеселые, — он взял несколько низких печальных аккордов, — совсем невеселые, так что со смехом и шутками придется пока повременить. Сплотим ряды перед лицом напасти… — он запел новую балладу, призывающую повиноваться Вейру и чтить всадников. От тепла шарики растаяли и прилипли к карману, но все же Менолли удалось отодрать несколько штук и запихать их дядюшке в рот. Старик принялся сердито жевать, явно сообразив, что ему заткнули рот, и стараясь поскорее избавиться от помехи, чтобы снова разразиться жалобами. Наконец, Менолли удалось разобрать, что новая мелодия звучит мощно и энергично, а слова так и берут за душу. У арфиста Эльгиона был сочный тенор, сильный и уверенный. Но тут дядюшка начал оглушительно икать, а в перерывах между приступами он вдобавок пытался продолжить свои жалобы. Менолли прошипела, чтобы он задержал дыхание, но старик до того озверел от того, что ему не дают высказаться, и от привязавшейся икоты, что принялся колотить кулаком по столу. Частые, не в такт звучащие удары заглушали песню арфиста, и из-за главного стола на Менолли устремились возмущенные взгляды.
Какая-то из тетушек дала старику воды, и он тут же опрокинул ее Менолли на платье. К ним тотчас подскочила Селла и передала приказ немедленно водворить дядюшку в его комнату. Пока его укладывали в постель, он то и дело икал, перемежая приступы размашистыми жестами и невнятными тирадами.
— Придется тебе остаться с ним, пока он не утихомирится, а то еще чего доброго свалится с постели, — сказала Селла. — Что же ты не давала ему сладкие шарики — от них он всегда затыкается.
— Я давала. Только от них у него началась икота.
— Вечно ты все делаешь невпопад.
— Ну, пожалуйста, Селла, посиди с дядюшкой! У тебя так хорошо получается. Я и так провозилась с ним весь вечер — ни словечка не расслышала…
— Тебе ведь, кажется, велели следить, чтобы он помалкивал. Ты не справилась — ты и сиди. — Селла выскочила из комнаты, оставив Менолли с неугомонным стариком.
Так закончился первый из череды ожидавших Менолли черных дней. Прошел не один час, пока дядюшка наконец угомонился и уснул. Когда вконец измученная Менолли дотащилась до своей комнатушки, заявилась Мави, чтобы как следует отчитать дочь за проявленную оплошность, — ведь это из-за нее дядюшка переполошил весь холд. Менолли пыталась оправдываться, но мать даже слушать не стала.
