— Торкель, до тех пор, пока Компания не придумает эффективного способа адаптировать иммунную систему этого народа к рассеянным в пространстве бактериям и вирусам, такое переселение, которое, как ты говорил, планирует Компания, будет равнозначно геноциду.
      — Да уж, Яна, весьма впечатляющие выводы ты сделала на основании данных аутопсии единственной женщины, вывезенной с планеты! Однако сами аборигены вынуждают нас к таким решительным мерам — этим диким партизанским саботажем всех наших географических и геологических экспедиций.
      Яна вздернула бровь, всем своим видом выражая недоверие.
      — На Сурсе нет ни партизан, ни саботажников, Торкель! И проблема здесь совсем в другом.
      — Как это понимать? Планета принадлежит Компании. Компания терраформировала эту планету. И Компания имеет полное право разрабатывать здесь месторождения минералов.
      — Компания может иметь право заселить планету, Торкель, и, при обычных обстоятельствах, может иметь право добывать определенные ресурсы, полученные в результате терраформирования. Но что касается владения самой планетой?.. — Она медленно покачала головой. — Эта планета была здесь задолго до того, как появилась Компания, и задолго до того, как здесь произвели терраформирование. Планета вам не принадлежит.
      Торкель пренебрежительно фыркнул.
      — Если планета не принадлежит Компании, то кому же, в таком случае, она принадлежит? Уж точно не этим людишкам, которых Компания же сюда и поселила.
      Яна поглядела на него с жалостью.
      — Нет, конечно. Они всего лишь живут здесь. А планета принадлежит самой себе. Она разумна, Торкель. Это живое, мыслящее существо.
      — Ну вот, теперь ты заговорила, как этот полоумный Метаксос и его мальчишка! — Торкель в возмущении всплеснул руками.
      — Я говорю так потому, что видела то же, что видели они. Впрочем, слово “видела” здесь не очень подходит. Я почувствовала ее, познала ее, я слышала планету, прикасалась к ее разуму — все сразу. Местные говорят, что таким образом планета общается с ними, и человек должен желать этого общения, иначе у него помутится в голове — так, как это случилось со старшим Метаксосом. А в худшем случае все закончится смертью — как это закончилось для всех остальных пропавших исследовательских экспедиций.
      Торкель задумался, внимательно глядя на Яну.
      — Значит, Метаксос постарел из-за этого?
      — Да, такое возможно. Для тех, кто мысленно противится и не принимает этот феномен, общение с планетой заканчивается очень тяжелыми последствиями. — Вдруг она вспомнила еще кое-что:
      — Торкель, а я... Скажи, я сильно постарела с тех пор, как ты видел меня в последний раз?
      — Да нет. Наоборот, ты выглядишь даже моложе. И ты как будто вся светишься изнутри, так что, если бы ты хоть чуть-чуть поощряла мои ухаживания, я стал бы дико ревновать, — и Торкель быстренько закрыл глаза.
      Яна улыбнулась, как улыбаются кошки Клодах при виде жареной рыбы:
      — Вот так, например?
      — Нет. Значит, ты говоришь, что пережила то же самое, что Метаксос? И не стала этому противиться, поэтому не сошла с ума, а, наоборот, стала моложе и здоровее? Так где же это с тобой случилось? В одном из этих неуловимых месторождений?
      — Я не видела там никаких месторождений, — сказала Яна. Такой поворот разговора ее встревожил. — Я.., я оказалась во вполне заурядной пещере. Точно такие же естественные пещеры под холмами мне встречались и на других планетах. Если судить по карте местности, которую мне выдали вместе с инструкциями, эта пещера не совпадает по расположению ни с одним из обозначенных там месторождений, которые вы обнаружили из космоса, — она решила испробовать немного другой подход. — Послушай, местные уважают меня и относятся ко мне гораздо лучше, чем к тебе, или к Джианкарло, или к любому другому из Компании. Этим нельзя не воспользоваться. Я гораздо лучше смогу организовать это дело, так, чтобы не повредить ни планете, ни местным жителям.
      Торкель снова улыбнулся своей обычной вежливо-обходительной улыбкой, которые стали ужасно раздражать Яну. От этих его вежливеньких улыбочек разило таким самодовольством и снисходительностью!
      — Яна, давай смотреть на вещи реально! Эта планета принадлежит нам, и местные жители — фактически не более чем наемные работники Компании. Должен также сказать тебе, что — прости за резкое выражение — ты, похоже, ступила на слишком тонкий лед. Скажи, ты действительно хочешь выполнить эту работу, или же ты стала на сторону этих людишек, которых тебе поручено было изучить?
      — Почему ты так уверен, что это крайности, которые нельзя совместить? — спросила Яна, наклонилась к Торкелю и пристально посмотрела тому в глаза, не давая ему отвести взгляд. — Если эта планета принадлежит Компании и местные жители — наемные работники Интергала, разве Компанию не интересуют их необыкновенные возможности? Возможно, здесь кроется нечто новое, совершенно неизученное, Торкель. Что-то такое, что можно использовать без ненужных затрат на ретерраформирование планеты. — Яна заметила, что ключевым словом для него было слово “затраты”, и еще Торкель явно задумался над ее замечанием о “совершенно новом”. — Как бы то ни было, мы должны отложить всякую эвакуацию. Нельзя вывозить с планеты ни единого коренного жителя, пока не будут найдены адекватные способы компенсации их зависимости от планеты.
      — Свежий воздух, низкая температура и отсутствие микробов, которые могли бы поразить их слабую иммунную систему, — Торкель передернул плечами. — Создать такие условия вовсе не сложно.
      — Да, если бы дело было только в этом, — мрачно сказала Яна. — Но не все так просто, Торкель, как тебе кажется, — я знаю это по собственному опыту. А ведь меня это только слегка коснулось. Пожалуйста, будь с этим поосторожнее.
      — Не беспокойся, мы будем очень осторожны. Раз уж ты принимаешь все так близко к сердцу, наверное, тебе будет интересно узнать, что мой отец внимательно следит за всем, что здесь происходит, и он тоже видел результаты вскрытия Лавиллы Малони. А поскольку мой отец лучше кого бы то ни было понимает те быстрые преобразования, что происходят с этой планетой, он решил лично провести исследования, во всем разобраться и исправить нарушения в развитии планеты, которые возникли в результате процесса терраформирования и привели к тем отклонениям от нормы, о которых ты говорила. Таков мой отец — если за что берется, то делает все добросовестно. И нет для него ничего интереснее, чем новые научные загадки. А я... Со мной все просто. Я человек практичный. И я думаю, что объяснение всех этих чудес кроется в самых обыкновенных причинах.
      В дверь постучали. Торкель встал, открыл дверь и вышел в коридор. Там он что-то негромко сказал пришедшим и открыл дверь пошире.
      За дверью стояли полковник Джианкарло и Терс, водитель снегохода. Торкель пожал плечами.
      — Мне очень жаль, Яна. И мне очень неловко это тебе говорить. Но, как бы то ни было, Терс тоже подтверждает подозрения полковника о том, что ты предала интересы Компании и вступила в тайный сговор с местными жителями. Боюсь, нам придется задержать тебя, чтобы ты ответила на кое-какие вопросы, а также прошла полное физическое и психологическое обследование — в общем, стандартные процедуры при расследовании.
      — Торкель... — начала Яна. — Капитан Фиске! Этот молодой человек — один из неудачни...
      — В свете нашей недавней беседы, — сказал Торкель, оборвав ее на полуслове, — я пришел к заключению, что исследования надо проводить здесь, на Сурсе — столько времени, сколько нужно. Но может возникнуть необходимость переправить тебя, Яна, туда, где есть более компетентные специалисты.
      Яна встала и отвернулась от него, решив не говорить Торкелю, что выезд с планеты может, конечно, и не повредить ей, как повредил бы коренным жителям.
      Джианкарло внимательно следил за ней, а Яна прошла мимо него, глядя в точку над левым плечом полковника — как будто его вообще здесь не было. Джианкарло задержал ее, резко схватив за плечо. Его лицо выражало настороженную враждебность.
      — Мы разыскиваем доктора Шонгили, майор Мэддок. Вы избавите следствие от излишних хлопот, если подскажете, где бы он может сейчас быть.
      Яна не проронила ни слова.

***

      Банни Рурк очень дорожила своим снегоходом, но она и глазом не моргнула, когда обнаружила, что машина пропала с того места, где она ее припарковала.
      Она собиралась отвезти Диего и Стива Марголиса в поселок, чтобы Стив увиделся с Клодах и остальными и поговорил с ними о том, что случилось с Метаксосами. У Стива была та же специальность, что и у доктора Метаксоса, и если бы он сумел понять, что на самом деле происходит на Сурсе, у них появился бы еще один союзник, который помог бы предотвратить катастрофические изменения в жизни обитателей планеты. А то, что эти ужасные перемены грядут, — это Банни чувствовала нутром.
      Она почувствовала это еще тогда, в пещере, во время ночных песнопений — легкую, едва уловимую дрожь, которой человек, не так тесно связанный с планетой — например, Яна, — никак не мог заметить. Планета была обеспокоена и напугана. Банни знала, что Шон тоже почувствовал это, но она также знала и то, что Шон постарался очистить свое сознание от всего неприятного — чтобы помочь Яне. Им пришлось дожидаться Стива, который заканчивал разговор с врачом Франсиско Метаксоса, поэтому Банни с Диего вышли пораньше, чтобы разогреть мотор снегохода и подготовить машину к поездке.
      — Мне придется сейчас уйти, — сказала Банни, повернувшись к Диего. — Они забрали мой снегоход, но я все равно думаю, что вам со Стивом надо ехать в Килкул при первой же возможности, какая только подвернется.
      — Может, майор сумеет добыть для нас машину через своего знакомого, этого Фиске, — еще не поняв, в чем дело, сказал Диего.
      Банни, уже отходя от Диего, покачала головой.
      — Нет. Если бы с майором все было в порядке, мой снегоход спокойно стоял бы на месте.
      — Я пойду с тобой, — Диего еще не понял, насколько все серьезно.
      — Мне придется идти пешком. Ты замерзнешь.
      — Не, сегодня тепло. Я...
      — Нет. Увидимся позже. Забирай Стива, нам надо познакомить его с Клодах. Мне надо уходить, Диего, пока они меня не поймали. Пока!
      Банни уже не слышала, как Диего сказал ей “до свидания”, — она нырнула в промежуток между зданиями, прячась за кипами нераспакованного снаряжения. Ее серо-белая парка из заячьего меха сливалась с серыми пятнами на снегу и служила хорошей маскировкой на местности, поэтому никто не заметил, как девочка обогнула космобазу и побежала вдоль замерзшей реки по направлению к Килкулу. Там она возьмет собак Чарли и отправится куда-нибудь подальше — например, в старую охотничью избушку Шинид, где Шинид жила, пока не сошлась с Эйслинг. Там ее вряд ли кто найдет.
      Банни надеялась, что Диего расскажет Яне, что с ней случилось, а потом вдруг поняла, что ее опасения за Яну скорее всего не напрасны и у Яны действительно неприятности. И этот рыжий капитан, такой вроде бы славный парень, тоже не сможет помочь Яне. А может, он на самом деле не такой уж славный, как казалось. Что ж, тем больше оснований поскорее добраться до поселка и попросить помощи. Сзади, с космобазы, до сих пор слышался рев идущих на посадку кораблей. Их разогретые двигатели провоняли все вокруг противным запахом гари и отработанного топлива. На планету спустилось так много солдат Компании, с их машинами, оборудованием и всяким прочим снаряжением Интергала... Люди Компании вели себя так, будто местные должны беспрекословно выполнять все, что им прикажут, и первое время Банни даже опасалась, что они имеют на это полное право.
      Банни не бежала — бегущий человек обязательно привлек бы к себе внимание. Она старалась двигаться вместе с ветром и снегом, хотя сегодня снегопада не было, наоборот, погода стояла теплая и снега таяли. Диего был прав. Меховую парку, шапку и варежки Банни сбросила, как только удостоверилась, что с космобазы или с дороги на речном русле ее уже не видно.
      Банни слышала рев моторов снегоходов, доносившийся с реки. Звук был не совсем обычный, немного приглушенный. Рокот моторов смешивался с влажными всплесками и шелестом полозьев множества снегоходов по подтаявшей корке льда. Да, день действительно выдался теплым. Сегодня было даже теплее, чем в середине короткого лета, когда уже нигде нет снега и не нужно все время поддерживать огонь в домах. Но как такое могло случиться? Обычно весна приходит постепенно, не сразу. Сначала лед на реках трещит и ломается, потом на нем появляются темные пятна проталин, а потом лед трогается, и открывается чистая проточная вода. Раньше никогда в начале весны не бывало таких теплых дней.
      Раздался приглушенный звук далекого взрыва. Банни не очень-то удивилась — утром она видела груженные взрывчаткой снегоходы Интергала, которые отправлялись из Килкула куда-то на север. Солдаты говорили, что будут проводить “исследования”, а это означало, что на теле планеты появятся нанесенные взрывами раны.
      Хотя взрыв прогремел довольно далеко, взрывная волна докатилась и сюда, и земля под ногами Баники содрогнулась.
      Обувь у Банни была меховая, подходящая для ходьбы по сухому, мерзлому снегу. У нее были, конечно, и другие сапоги, которые не промокали в воде — их она носила в начале зимы и весной, но сегодня Банни даже не подумала, что уже пора переобуваться. Надо будет не забыть взять с собой эти сапоги. Мягкие подошвы ее унтов из лосиной шкуры совсем промокли, впитав влагу подтаявшего на солнце снега. Ноги обязательно замерзнут, если она не успеет добраться в поселок до наступления темноты, когда, невзирая на то, что день такой теплый, температура снова упадет ниже нуля. Может, лучше держаться поближе к реке? Но, поразмыслив, Банни решила, что быстрее, да и безопаснее, будет идти напрямик, к тому месту, где дядя Шимус ловит из-подо льда рыбу. А дальше, до дома, можно будет пойти вместе с ним.
      Подул ветер, но это был теплый ветер, мягкий и приятный. Банни на ходу расстегнула пуговицы на верхнем теплом свитере.
      Послышался еще один отдаленный взрыв, и снова земля под ногами вздрогнула, как будто вся планета содрогнулась в предсмертной агонии. Ну зачем они это делают? Банни было ясно, что планета каким-то образом сама подтолкнула эту необычайно раннюю весну, реагируя так на нападение чужаков. Такого никогда прежде не случалось, за всю историю Сурса. Впрочем, вся эта история была не такой уж долгой.
      Банни шла дальше, а земля под ее ногами продолжала дрожать. Девочка вступила в заросли деревьев и теперь продвигалась вперед более осторожно. Ей пришлось взять ближе к реке, чтобы не заблудиться. Там, где снег лежал не очень толстым слоем, она даже замечала иногда отблески света на корпусах снегоходов, проносившихся по реке. Лед стал грязным, испятнанным в тех местах, где часто проезжали машины, появились длинные синие полосы от полозьев снегоходов. И все равно лед на реке выглядел совсем не так, как остальная земля, и как-то странно. Поверхность замерзшей реки блестела на солнце, покрытая лужами от растаявшего снега. Банни никогда не видела, чтобы лед на реке таял так быстро. Но, впрочем, никогда прежде на ее памяти по реке не разъезжало столько снегоходов сразу. Эти непрестанные разъезды туда и сюда тоже ускоряли таяние льда. Не говоря уж о том, что сегодня был самый теплый день для этого времени года, сколько Банни себя помнила.
      Она как раз подошла к тому месту на реке, где дядя Шимус обычно устанавливал свою рыболовную палатку, когда вдруг раздался резкий и громкий треск — как будто кто-то выстрелил из пистолета прямо у нее над ухом.
      Некоторые водители снегоходов спешно пытались притормозить на скользком льду, другие совсем растерялись и стали ездить кругами, постепенно замедляя ход. Но были и такие, кому уже случалось попадать в такие передряги — они пытались выехать с реки наверх, на крутой берег.
      Банни побежала прямо к берегу, по колено увязая в рыхлом, мокром снегу. Шимус выскочил из своей палатки и сперва принялся беспорядочно бегать туда и сюда, потом остановился как вкопанный и наконец опрометью бросился к снегоходам, размахивая руками и крича на бегу, чтобы водители поскорее поворачивали и выбирались на берега. И тут лед вдруг треснул, и в двух метрах позади того места, где стоял Шимус, образовалась полынья шириной в полметра. Край полыньи тотчас же проломился под тяжестью проезжавших там снегоходов.
      — Уезжайте! Уезжайте! — кричал Шимус.
      Огромная ледяная глыба отломилась и ухнула в черную воду. Вода между расширяющимися краями полыньи вскипела пузырями. Лед на реке, который во время поездки с Яной на космобазу выглядел таким прочным и массивным, оказался поразительно тонким! На глазах у Банни ледяная корка вдоль берегов тоже пошла трещинами. Уровень воды в реке быстро повышался.
      Один из водителей, который либо не понял, в чем дело, либо не поверил Шимусу, повел свой снегоход прямо к тому месту, где стоял Шимус, — и его машина кувыркнулась носом вниз с края льдины в полынью. Пассажиры снегохода и рыболовная палатка Шимуса тотчас же ушли под лед, а полынья сделалась еще шире.
      Кошмарное зрелище катастрофы на льду сразу вывело из оцепенения нескольких более-менее сообразительных водителей, но, к несчастью, еще троим повезло меньше. Двое ехали со стороны космобазы, и один возвращался из Килкула. Они не поняли вовремя, что происходит, и не сбросили скорость. Тот, который ехал из Килкула, на полном ходу влетел в огромный рыхлый сугроб у берега реки. Банни бросилась на помощь. Утопая в мокром снегу, она перепрыгнула через маленькую пока трещину — всего два пальца шириной. Лед угрожающе дрожал и потрескивал под скользкими, промокшими подошвами ее унтов.
      Два других снегохода не успели свернуть и врезались в заднюю часть полузатопленной машины, зависшей на самом краю огромной полыньи, и протолкнули этот снегоход еще дальше в реку. К счастью, оба водителя остались целы и невредимы и теперь лихорадочно выбирались из своих машин. Шимус распластался на льду у самого края полыньи и пытался как-нибудь открыть дверцу снаружи, чтобы помочь выбраться водителю тонущего снегохода.
      Банни стала толкать застрявший в сугробе снегоход подальше от края прибрежной трещины, к середине реки. Машина легко заскользила по льду, несмотря на то что была под завязку загружена всяким снаряжением. Банни на это и рассчитывала — ей не раз приходилось выталкивать собственный снегоход из глубоких сугробов или с черного, пропитавшегося талой водой льда.
      Водитель открыл дверцу и выскочил из кабины, но подошвы его ботинок оказались слишком скользкими, и он, не удержав равновесия, поскользнулся и грохнулся на лед.
      — Забирайся обратно в кабину! — закричала ему Баника. — Гони обратно в город, за подмогой!
      — Нет больше дороги, и ехать не по чему, детка! — крикнул солдат в ответ и со всех ног помчался к берегу.
      Многие снегоходы не успели вовремя затормозить и остановились слишком близко от полыньи, которая с каждой секундой делалась все шире и шире — куски льда отламывались от краев и уплывали в реку. Водители столпились возле разлома, надеясь помочь Шимусу спасти их товарища.
      — Ложитесь на лед! Хватайте друг друга за руки — делаем цепь! — закричал один из солдат. “Первая умная мысль, которая пришла им в головы”, — подумала Баника.
      Разрываясь между двумя желаниями — забраться в кабину снегохода, чтобы поехать в поселок за помощью, или броситься спасать дядю Шимуса и тонущего беднягу-водителя, Банни выбрала последнее. Она мигом легла на живот и подползла по льду к полынье, гораздо быстрее, чем туда добрался кто-либо из солдат, вызвавшихся помогать товарищу. Девочка крепко ухватила Шимуса за лодыжку, как раз когда ему удалось наконец открыть дверцу попавшего в беду снегохода. Водитель выпрыгнул из кабины и свалился в реку, и тут лед снова треснул, и полынья сделалась еще шире. Отломившиеся куски льда закружило в водовороте, и снегоход полностью ушел под воду. Выпрыгнувший оттуда солдат с головой погрузился в реку, исчезли под водой даже его вытянутые вверх руки — и дядя Шимус тоже. Над водой осталась торчать только его лодыжка, в которую мертвой хваткой вцепилась Баника.
      Под весом Шимуса Банни протащило вперед, к краю полыньи, но ей удалось удержаться на льду. Она стала шарить в воде второй рукой, надеясь ухватить Шимуса еще за что-нибудь. Она понимала, что из-за этого его голова будет дольше находиться под водой, зато так его, по крайней мере, не затянет течением под лед.
      Тут кто-то схватил ее за руку, и девочка отпустила лодыжку Шимуса. Теперь она уцепилась обеими руками за дядину руку. И только сейчас она обратила внимание на то, что вода в реке совсем теплая! Не ледяная, как должна бы быть, а почти что горячая. Но ей некогда было особенно раздумывать о причинах столь странного явления, потому что голова Шимуса показалась над водой, и в то же самое мгновение Банни почувствовала, что лед у нее под животом начал проседать.
      — Сюда! Давайте сюда! — кричали солдаты с другого края полыньи. Они уже сумели выловить и вытащить из воды водителя утонувшего снегохода, и несколько товарищей как раз помогали ему выбраться на берег.
      — Плыви сюда, старик! Девчонка не сможет тебя удержать!
      Шимус кивнул, соглашаясь, отпустил руки Баники и быстро переплыл к противоположному краю полыньи, где его уже поджидали двое солдат. Они схватили Шимуса за руки и вдвоем выволокли из воды.
      Банни, распластавшись на предательски тонком льду, стала отползать назад, пока не почувствовала под собой более надежную опору. Она встала и увидела, что выбралась прямо к тому месту, где стоял пустой, все еще работавший на холостых оборотах снегоход. Девочка, не раздумывая, забралась на водительское сиденье и так надавила на газ, что снегоход, рванувшись с места, буквально перелетел через узкую прибрежную трещину и выехал наверх, на берег реки. Банни погнала машину прямо через лес к поселку, чтобы предупредить жителей о необычайно раннем ледоходе, и по дороге все время раздумывала — почему такое могло случиться?

***

      После того, как Банни столь поспешно покинула космобазу, Диего Метаксос и Стив Марголис отправились в комнату, которую им выделили для жилья.
      — Так что у тебя с этой девушкой? — спросил Стив шутливым тоном. — У нее достаточно добропорядочные намерения?
      Диего смутился и покраснел. Раньше он думал, что, когда Стив будет с ним, все сразу само собой наладится, но даже со Стивом Диего почему-то чувствовал себя не очень уверенно. По-настоящему хорошо и спокойно ему было только в тот день, который он провел в поселке, когда читал свои стихи и все люди, которые их слышали, поняли его и поверили ему. Но после того как Стив приехал и провел несколько часов у постели больного Франсиско Метаксоса, капитан Фиске и полковник Джианкарло заперлись со Стивом в кабинете и долго о чем-то беседовали. Это тревожило Диего, не давало ему покоя. Последние пару дней Стив был очень занят и, не считая недолгих визитов к Фрэнку в госпиталь, все время отдавал организации того, что он называл “своей экспедицией”.
      Диего некогда было даже поговорить со Стивом как следует, и он решил воспользоваться случаем.
      — А что ты собираешься делать, когда выберешься отсюда? — спросил он Стива, когда они остались наедине в своей комнате.
      — То же самое, что намеревался делать твой отец, только я получше к этому подготовлюсь. Я отыщу месторождение этих минералов, обозначу его вешками, возьму образцы...
      — Наверное, для тебя будет даже лучше, что экспедицию поведешь ты, а не папа, — сказал Диего с горечью, которой от себя не ожидал — по крайней мере, он не думал, что заговорит так со Стивом.
      — Эй, сынок! — Стив перестал складывать бумаги в сумку и повернулся к Диего. В его карих глазах плескалась затаенная боль и обида. — Все совсем не так, как ты думаешь. Для меня не было бы ничего лучше, чем если бы Фрэнк был в порядке и руководил этой экспедицией. Но ведь он и сам хотел бы, чтобы я продолжил его дело, разве нет?
      Диего передернул плечами.
      — Может, и хотел бы. А может, и нет.
      — Ты это о чем?
      — А тебе не приходило в голову, что, может, он таков, каков он есть сейчас, как раз потому, что ему не хочется продолжать то, что он начал?
      — Что ты такое говоришь? То есть, по-твоему, выходит, что он сам хочет оставаться в таком состоянии? — недоверчиво спросил Стив. — Потому, что у него не получилось сделать дело до конца с первого раза? Диего, милый мой мальчик, ты говоришь глупости.
      Диего снова пожал плечами. В том, как приподнялись и упали его плечи, явственно читалось раздражение и недовольство. Ему больно было думать о папе. И больно было думать о Лавилле. И ему не хотелось даже думать о том, что он может потерять еще и Стива. Поэтому он сознательно старался надавить на Стива, обидеть или запугать его — что угодно, только чтобы Стив не уезжал в эту экспедицию.
      — Не знаю, Стив. Может, эта экспедиция — вовсе не такая уж хорошая затея, а? Вот скажи, что они собираются делать, если ты найдешь это месторождение?
      — Ты переобщался с Банни и местными из поселка, Диего. Подумай головой. Компания вложила в эту планету до черта денег.
      — А ты и рад случаю, — язвительно бросил Диего. — Я думал, вот, ты приедешь, будешь заботиться о папе... А все, что ты сделал, — это взял на себя его работу! Ты такой же, как и все остальные подхалимы из Компании! Тебе нет до нас никакого дела, ни до нас, ни до этой планеты, вообще тебя ни черта не волнует, кроме этой поганой Компании!
      — Диего... Сынок...
      — Я тебе не сынок! — пылко сказал Диего и кинулся к двери. — Пока! Я пошел к своему папе. И знай, если ты вернешься точно таким же, как он, я позабочусь о том, чтобы ваши кровати сдвинули вместе!

***

      Когда люди, одетые в зеленые медицинские костюмы, считают, что должны тебя обследовать, нужно выполнять все их требования и по возможности даже помогать им. Особенно если за их спинами нависает огромный громила-десантник с маленькими, близко посаженными, мутными свинячьими глазками, из тех парней, которые до смерти любят выкручивать людям руки и отрабатывать кошмарные болевые приемы на живом и трепыхающемся беззащитном теле. Поэтому Яна подавила обиду и возмущение и беспрекословно терпела бесцеремонное обращение медиков — все эти процедуры: зондирование, уколы, отбор образцов тканей, прощупывание. Когда получалось, она скашивала глаза на экраны мониторов с данными обследования и старалась припомнить знания из медицины, которые получила совсем недавно, в госпитале на “Андромеде”, чтобы по результатам анализов понять, появились ли у нее за последнее время какие-нибудь положительные сдвиги в состоянии здоровья. Оказалось, что у нее стала гораздо лучше рентгенограмма — вокруг старых сросшихся переломов появились новые уплотнения, укрепляющие кости. Заметив Янин интерес, одна из женщин-медиков, тощая дама с узкими, хищными челюстями, развернула мониторы так, чтобы Яне не было видно. Так что Яна не смогла увидеть рентгенологическую картину своих легких, которая интересовала ее больше всего.
      — В конце концов, это мое тело, и я имею полное право смотреть, — недовольно проворчала Яна.
      Врачи не обратили на ее возражения ни малейшего внимания — они вообще, с самого начала, как только она поступила в их распоряжение, ни о чем с ней не говорили и воспринимали ее только как объект исследования. Яна уловила в их разговоре слова “необычная ремиссия”, “минимальные остаточные повреждения”, “регенерация” и “улучшение”. Последние два слова ей было донельзя приятно слышать, только она предпочла бы еще и знать, где именно медики обнаружили эти регенерацию и улучшение. Вообще-то ей не так уж и нужны были объяснения врачей, она и так понимала, что легкие у нее снова пришли в норму — ее несчастные больные легкие, которые, как ей говорили в госпитале на Андромеде, никогда полностью не исцелятся от повреждений, нанесенных отравляющим газом в Бремпорте. Сурс вылечил ее легкие. Но поверят ли врачи, что это сделала планета? Ясное дело, нет!
      Медики еще долго обсуждали между собой ее состояние, даже когда Яна прошла все обследования. То один, то другой врач время от времени поглядывали на Яну с таким видом, будто опасались, что у нее вот-вот вырастут щупальца, или она вдруг покроется слизью, или вообще превратится в жуткого гуманоидного мутанта, которого им придется уничтожить во благо всего человечества.
      Стараясь не обращать внимания на то, что внутренности как будто сжались в комок, Яна постаралась расслабиться — насколько это вообще возможно, когда лежишь пластом на хирургическом столе. Это ей прекрасно удалось, она даже задремала. Из приятного дремотного состояния ее вывело грубое похлопывание чьей-то жесткой ладони.
      Охранник, которого Яна решила про себя называть “мутноглазиком” или “толстолобиком”, хрюкнул что-то невразумительное и толстым пальцем сделал ей знак вставать и идти за ним. Медики так увлеченно обсуждали свои открытия, что даже не заметили ее ухода. Яна обратила внимание, что ее охранник сильно потеет, на его форменной рубашке под руками и на спине темнели мокрые пятна. Когда они с мутноглазиком вышли в коридор, Яна поняла, в чем тут дело: в помещении было довольно жарко. Здесь наконец стали топить как полагается. Охранник пальцем показал в сторону, куда им надо было идти.
      Яна автоматически запоминала путь и считала повороты — направо, налево, прямо по коридору, потом вниз по ступенькам. Она сильно пожалела, что раньше ей не попалась на глаза трехмерная схема внутреннего устройства космобазы. У Яны была хорошая, давно и накрепко укоренившаяся привычка не упускать возможности разведать все ходы и выходы того места, куда она попадала, даже если это могло никогда в жизни ей и не понадобиться. Тут вдруг Яна почувствовала через тонкую подошву бумажных тапочек, что пол под ее ногами вздрагивает — и у нее похолодело внутри. Такие сотрясения не могли быть вызваны никакой жесткой посадкой — разве что пилот при приземлении корабля был до безобразия небрежен.
      Охранник грубо схватил ее за руку и толкнул в спину — вправо, где была дверь. Толстый палец мутноглазика недвусмысленно указывал, что она должна войти в дверь. Яна подняла было руку, чтобы постучать, но последовал очередной грубый пинок в спину, и она, пожав плечами, просто толкнула дверь и вошла.