— Ну, поскольку ты действительно нам помог, я разрешу тебе танцевать с Касией, когда сам буду играть.
      — Что? — Клостан расширил глаза в ужасе и изумлении. — Они собираются заставить тебя играть в день твоей собственной свадьбы?!
      — Тише, тише. Я — арфист. Я буду играть, когда подойдет моя очередь. Ведь ты же не станешь гнать больного потому, что сегодня праздник?
      — Ну, я все-таки постараюсь сперва переодеться, — ответил Клостан, стряхивая с рукава случайную крошку. — Значит, договорились: этот танец за мной, — сказал он, вставая из-за стола. — А теперь я пойду взгляну, как там мои пациенты.
      И целитель удалился.

* * *

      В обеденный зал вошел лорд Мелонгель; на нем был скромный коричневый костюм, отделанный по вороту и рукавам тонким золотым кантом. Когда лорд заметил новый наряд Робинтона, на лице его заиграла одобрительная улыбка.
      — Да, выглядишь ты так, как надо, — сказал Мелонгель. — Кстати: вчера по барабанной связи пришло послание из Плоскогорья. Лорд Фарогай передает свои сожаления.
      — Ну что ж, я и не думал, что он сможет приехать. С ним все в порядке?
      Мелонгель слегка нахмурился и потер подбородок.
      — Тут есть одна странная деталь… Мы уже давно знакомы с Фарогаем. Не раз обменивались посланиями. И он всегда справлялся, как себя чувствует Ювана. Они ведь с Эвелиной подруги. А на этот раз он ничего не спросил. Странно…
      Робинтону сделалось не по себе.
      — А если Фарогай болен, мог ли это послание отправить кто-нибудь другой?
      — Фаревен тоже поинтересовался бы ее здоровьем. — Мелонгель нахмурился. — Вот что, на сегодня у нас достаточно хлопот. Я вижу, ты уже позавтракал, так что мы можем отправляться в зал суда. У нас все утро впереди.
      Робинтон поднялся, с трудом сдержав печальный вздох. В отличие от большинства Великих холдов, в Тиллеке для судебной процедуры использовалось каменное здание, возведенное в самом центре холда. Вокруг, поскольку Встреча началась, уже бурлил людской водоворот. И цеховые мастерские, и ремесленники-одиночки уже успели выставить свои товары на продажу, и торговля шла полным ходом. Весь рыболовецкий флот стоял сейчас у причалов, но паруса, виднеющиеся на горизонте, свидетельствовали о том, что вскоре гостей в Тиллеке станет еще больше. Мелонгель и Робинтон медленно пробирались сквозь толпу; завидев владетеля холда и арфиста, люди приветственно улыбались или вежливо кивали.
      Кто-то дернул Робинтона за рукав. Обернувшись, арфист, к удивлению своему, увидел Пессию. За ней топтались Сачо, Тортоле, Вальрол и Клада. Последняя осторожно выглядывала из-за широкой отцовской спины, а заметив, что Робинтон на нее смотрит, поспешно нырнула за Тортоле.
      — Доброго вам праздника, лорд Мелонгель, — сказала Пессия, вежливо склонив голову, а потом посмотрела в глаза Робинтону и улыбнулась, гордо и немного застенчиво. — Вы нам тогда очень, очень помогли — особенно Садай. Это вам и вашей супруге.
      Пессия сунула Робинтону в руки какой-то предмет, завернутый в ткань, и, прежде чем арфист успел ее остановить, убежала — а прочие остальные последовали за ней, словно листья, подхваченные порывом ветра.
      — Это те самые семейства, которые ты пристроил чинить стену? — поинтересовался Мелонгель.
      — Да.
      Робинтон попытался разглядеть, куда же они делись, но вокруг кипело людское море, и Робинтону, несмотря на высокий рост, не удалось их высмотреть.
      Повинуясь жесту Мелонгеля, Робинтон развернул сверток. Людской поток тем временем вежливо огибал двоих стоящих.
      Ткань была новой — от нее еще исходил едкий запах краски. Под тканью обнаружилась деревянная чаша, при виде которой Робинтон восхищенно ахнул.
      — Однако! — заметил Мелонгель. — Какая изящная вещь!
      Они осмотрели чашу, прикасаясь к гладкому, отполированному дереву. По ободу чаши шла кайма из крохотных цветов, вырезанных столь искусно, что казалось, будто они просто взяли и проросли из чаши.
      — Прекрасный дар, арфист. И заслуженный.
      Затем Мелонгель коснулся руки Робинтона и указал, куда им следует идти. Они находились уже недалеко от здания суда; у входа толпились группками встревоженные люди. Робинтон тщательно завернул полученный подарок и постарался приноровиться к походке лорда Мелонгеля, уступавшего ему в росте; вскоре они уже поднимались по ступеням, а люди, которых им предстояло судить, приветствовали их улыбками.
      Похоже, в этот день Робинтону сопутствовала удача. Они выслушивали обвинения в адрес одного холдера, дурно управлявшегося со своими полями, когда в зал проскользнул гонец и вручил лорду Мелонгелю послание. Лорд прочел его, фыркнул и, едва заметно улыбнувшись, передал арфисту.
      — Ты можешь идти. Тебя ждут более срочные дела, — пробормотал Мелонгель.
      Робинтон взглянул на лист пергамента. Честно говоря, он не разделял уверенности в том, что ему стоит воспользоваться предлогом и покинуть зал суда. Послание гласило, что Ф'лон доставил в Тиллек холдера Бордона и его супругу Брашию и теперь они сидят в покоях Юваны и ожидают Робинтона. А Робинтона встреча с родителями Касии пугала куда больше, чем перспектива просидеть все утро на скучном судебном заседании. Заметив, что Робинтон не спешит уходить, Мелонгель строго посмотрел на него. Пришлось Робинтону подняться. Он поклонился Миннардену и холдеру, который, запинаясь, бормотал какие-то оправдания, — и покинул зал заседаний.
      Выйдя во двор, Робинтон первым делом увидел, что все присутствующие неотрывно глядят на скалу, возвышающуюся над Холдом. Точнее, на устроившегося там бронзового дракона. «Каков всадник, таков и дракон», — подумал Робинтон. Сайманит' устроил для зрителей маленькое представление: расправил свои сверкающие крылья во всю ширь, а потом сложил их с резким хлопком и привольно растянулся на выступе скалы, так, что передние лапы немного свесились через край.
      Ф'лон торчал у главного входа в холд. Заметив спешащего к нему арфиста, Ф'лон заулыбался.
      — Я их доставил целыми и невредимыми, — сообщил он, хлопнув Робинтона по плечу, потом отстранился и принялся рассматривать новый наряд друга. Оглядев Робинтона с ног до головы, всадник присвистнул, и его янтарные глаза вспыхнули лукавым огнем. — Кто-то все-таки научил тебя пристойно одеваться. Наверное, прекрасная Касия, да?
      — Я и сам в состоянии выбрать себе нормальную одежду, — отрезал Робинтон, а потом, когда Ф'лон поволок его в холд, спросил, понизив голос: — Зачем ты привез их так рано?
      — Рано? По моему времени, сейчас уже отнюдь не рано, приятель. Да не волнуйся ты так. Я пригляжу, чтобы они тебя не обижали.
      Робинтон двинулся было к парадной лестнице, но Ф'лон потащил его в другую сторону:
      — Нам сюда.
      Их целью была комната, служившая местом проведения приватных встреч.
      — А вот и он! — победно провозгласил Ф'лон, задержавшись на миг на пороге, чтобы позволить Робинтону войти самостоятельно, а не на буксире у всадника.
      — Робинтон!
      Ювана встала, приветствуя молодого арфиста, и подвела его к родителям, сидевшим на диване с высокой спинкой.
      Судорожно сглотнув, Робинтон нервно улыбнулся холдеру Бордону, смуглому от загара седеющему мужчине. Зеленые глаза холдера были чуть темнее, чем у Касии, а вот разрез глаз оказался в точности таким же. Его супруга, миловидная женщина с начинающими блекнуть каштановыми волосами, радостно улыбнулась Робинтону и нетерпеливо вскочила с дивана.
      — Ах, подмастерье, ты просто не представляешь себе, как мы рады! — воскликнула Брашия, схватив Робинтона за руку. Бордон сам собирался что-то сказать, но теперь закрыл рот, беспомощно пожал плечами и уступил дорогу жене. — Мы так боялись, что она вечно будет горевать по Мердину…
      На миг лицо Брашии затуманилось, но потом женщина снова заулыбалась.
      — А когда она написала нам… — Она обернулась к супругу за подтверждением. Бордон терпеливо кивнул. — Мы были просто вне себя от радости! Но мы даже не думали, что нам удастся попасть на ее свадьбу — Тиллек ведь так далеко от Марделы! А у нас сейчас самый сезон!..
      Бордон снова кивнул.
      — Уверяю вас, для меня это истинное удовольствие — в меру сил помогать моему другу, — поклонившись, произнес Ф'лон.
      Холдер Бордон кашлянул, прочищая горло.
      — Касия говорит, ты себя нормально чувствуешь в море, да?
      — Ну, да, я морской болезнью не страдаю, — признался Робинтон.
      — И не гнушаешься помогать разделывать и солить рыбу?
      — Робинтон, да ты присаживайся, — вмешалась Ювана, указывая на второй диван. — Представляю, как ты себя чувствовал, покидая зал суда… — Она бросила на Робинтона лукавый взгляд. — Твоя мать уже познакомилась с моими родителями. А сейчас она сидит наверху, с Касией, чтобы та не нервничала.
      — Касия нервничает? — спросил Робинтон. Он лишь ценой больших усилий заставил себя говорить спокойно, чтобы окружающие не догадались, насколько не по себе ему самому.
      Ювана рассмеялась.
      — Имеет на то полное право. А ты выглядишь великолепно — под стать ей. Кто постарался — Клостан?
      Робинтон промычал в ответ нечто невнятное и искоса взглянул на Ф'лона. Тот сощурился, а потом закатил глаза, показывая, как его огорчают подобные увертки со стороны друга.
      — А это что? — поинтересовалась Ювана, прикоснувшись к завернутой чаше, которую Робинтон до сих пор держал под мышкой. — Тебе уже начинают дарить свадебные подарки?
      Обрадовавшись возможности сменить тему, Робинтон тут же показал чашу и рассказал, как ему приятно, что Садай запомнила его слова.
      — А, история о стене! — понимающе воскликнула Брашия.
      Робинтон застонал. Его уже скоро тошнить будет от этой истории!
      — Касия рассказывала нам, как ловко ты ее решил.
      — Быстро соображаешь, парень, — хмыкнул Бордон. — Голова на плечах у тебя есть. Это хорошо.
      Тут появилась кухарка с полным подносом: кла, вино, печенье и пирожные. Робинтон поспешно вскочил, чтобы помочь ей. Пока Ювана спрашивала у родителей, чего они хотели бы выпить, Робинтон расставлял чашки, бокалы и тарелки с угощением; эти простые действия помогли ему отчасти восстановить душевное равновесие.
      — Так в Марделе сейчас путина? — вежливо спросил он у Бордона.
      — Да, идет пектейл. Знаешь такую рыбу?
      — У нас здесь чаще встречается краснорыба, — заметил Робинтон с таким видом, будто обсуждение пород рыб для него — самая привычная тема беседы.
      Бордон одобрительно кивнул.
      — Краснорыба — штука хорошая.
      — А твоя мать будет сегодня петь? — нерешительно спросила Брашия. — Слава певицы Мерелан дошла и до Мардела-холда, но мы живем так далеко от цеха арфистов, что почти никто из нас не слыхал ее пения.
      — Да, она собирается петь, — отозвался Робинтон, преисполнившись гордости за мать. Если бы она была сейчас здесь — насколько б ему было проще!..
      — Что-нибудь особенное? — спросила Брашия, чуть склонив голову набок тем же очаровательным движением, что и ее дочь.
      — Что-нибудь из песен Робинтона, — сказала Ювана, проигнорировав перепуганный взгляд арфиста. — Он у нас чересчур скромный. Мелонгель считает, что Робинтон — такой же хороший композитор, как его мать — певица.
      — Ну, Ювана, это уже чересчур! — попытался возразить Робинтон.
      — А я считаю, что в самый раз, — невозмутимо отозвалась Ювана. — И Касия тоже.
      — Она — лицо пристрастное, — заметил Ф'лон. Всадник стоял, прислонившись к дверному косяку, и лениво вертел в руках бокал с вином, а в глазах его плясали озорные огоньки. — Но я допускаю, что Роб и вправду сочинил несколько неплохих мотивчиков.
      — И мы их сегодня услышим? — Брашия развернулась и вопросительно посмотрела на Робинтона.
      — Возможно, вы только их сегодня и будете слышать, — ответил вместо него Ф'лон. — Большая часть новых песен — его.
      — Что, в самом деле?
      — Все новые песни и половину переработанных учебных Баллад написал наш Робинтон.
      Наверное, Ювана и Ф'лон считали, что помогают Робинтону почувствовать себя увереннее во время первой встречи с родителями Касии, но, с точки зрения самого Робинтона, они изрядно перестарались.
      — Я думал, это твой отец так много сочинил, — сказал несколько сбитый с толку Бордон.
      — Они оба много сочиняют, — отозвалась Ювана. А Ф'лон почти одновременно с этим заметил:
      — Только песенки Роба петь можно.
      — Тебе никого больше не нужно доставить на Встречу? — стараясь говорить как можно мягче, спросил Робинтон.
      — Нет. Я специально освободил сегодняшний день, чтобы помогать тебе, — торжественно откликнулся Ф'лон.
      — Может, тебе хочется пойти полюбоваться на Встречу? — поинтересовался Робинтон, подбавив металла в голос.
      Ювана рассмеялась.
      — Мы больше не будем, Роб. Это нечестно — дразнить тебя в такой день.
      — Рад это слышать, леди.
      — Ну, будет тебе, Роб, — сказала Ювана, коснувшись руки молодого арфиста. — Я ведь теперь почти сестра тебе — или ты забыл?
      Робинтон на миг впал в ступор.
      — Только не говори мне, что ты со всей твоей сообразительностью не заметил этот поворотик! — воскликнул Ф'лон, наслаждаясь растерянностью друга. — А лорд Мелонгель, в свою очередь, становится тебе братом. Верно? Отличный ход, арфист.
      Ювана осторожно сжала руку Робинтона, и тот, чувствуя себя резко поглупевшим, обернулся к ней.
      — Но ведь это действительно так, — мягко сказала леди. А потом улыбнулась остальным присутствующим. — Вот уж никогда не думала, что мне удастся лишить арфиста дара речи.
      — Но ведь я же не поэтому захотел жениться на Касии…
      — Конечно, нет, — отрезала Ювана.
      — Какой милый мальчик, — сказала Брашия и лучезарно улыбнулась Робинтону.
      — Прямой, как парус, — вставил слово Бордон.
      — Роб, ты б хоть рот закрыл, — посоветовал Ф'лон со своего места у двери.
      — Ф'лон, чем подпирать дверь, сходи лучше принеси арфу, которую Робинтон сделал для Касии, — сказала Ювана, погрозив всаднику пальцем. — Ты знаешь, где она стоит. И скажи Касии, что все идет отлично.
      Дождавшись, пока Ф'лон выйдет, она примирительно улыбнулась Робинтону.
      — Он иногда бывает просто ужасен, верно? По-моему, в умении дразниться всадники даже арфистам способны дать фору, а?
      Робинтон же до сих пор пытался переварить сообщение о том, что теперь он оказался близким родственником лорда Тиллекского. Получалось плохо.
      — Я же понятия не имел — честное слово!
      — Конечно, нет, — успокаивающе произнесла Ювана. — Тот же Клостан сразу сообразил бы — но только не ты.
      — Касия сказала, что вам для празднования свадьбы одолжили шлюп, — вмешался Бордон. — Ты много плавал?
      — Только от Форта до Исты — и еще неделю на рыболовецком корабле, с капитаном Гостолом. Собственно, он нам корабль и предоставил.
      — В самом деле?
      — Ну да — чтобы мы могли прокатиться вдоль побережья, — улыбнулся Робинтон. — Проверить, знает ли Касия местность, в которой живет. Я-то совсем не знаю — в этом он не сомневается.
      Похоже, это признание не уронило его в глазах Бордона. Холдер подался вперед и принялся описывать недостатки маленьких кораблей. Это позволило им поддерживать осмысленную беседу до тех пор, пока не вернулся Ф'лон с арфой Касии. Всадник нес инструмент с таким почтением, какое обычно оказывал одному лишь Сайманит'у. Проходя мимо Робинтона, он негромко бросил:
      — Красота какая!
      Бордон и Брашия принялись разглядывать резьбу, инкрустацию и струны, а потом, конечно же, попросили Робинтона сыграть, чтобы послушать, как звучит арфа.
      Взяв в руки инструмент, Робинтон окончательно успокоился. Заметив это, Ювана извинилась перед присутствующими и удалилась: у нее было еще много дел.

* * *

      Когда Робинтон и Касия вошли в зал суда, где их уже ожидали лорд и леди холда, мастер Миннарден и другие мастера, и Робинтон взял руку Касии в свою, он подумал, что такого прекрасного дня на свете еще не бывало. И то, что Робинтон и Касия были первой из шести пар, ничуть не уменьшало его восторга. Робинтон не сводил взгляда со своей невесты. Позади жениха и невесты стояли свидетели. Мерелан, великолепная в своем голубом наряде, стояла между Ф'лоном и Грожем — юноша заявил, что просто обязан здесь присутствовать, как официальный представитель владетеля Форт-холда. Родители Касии держались поближе к дочке: мать раскраснелась от волнения, а отец был исполнен гордости и достоинства.
      Робинтону никогда еще не приходилось говорить перед таким огромным скоплением народа. Петь-то приходилось, но говорить, вкладывая в слова всю свою душу, — совсем другое дело. Ему даже пришлось откашляться, прежде чем он смог произнести хоть слово. Но потом Робинтон, набрав в грудь побольше воздуха, все-таки объявил во всеуслышание о своем желании стать для Касии любящим, добрым, внимательным супругом, заботиться о ней всю жизнь, вместе с ней растить детей и обеспечивать свою семью всем необходимым.
      Не выпуская руки возлюбленной, он взглянул Касии в глаза — не затуманенные больше тенью былого горя, а сияющие счастьем. И Касия — ей тоже пришлось прочистить горло, прежде чем заговорить, — так же громко и решительно объявила о своем желании вступить в брак. Дойдя до того места, где говорилось о детях, она улыбнулась еще шире и подмигнула жениху.
      — Мы слышали ваши обещания, Робинтон и Касия, — торжественно произнес Мелонгель. Он принимал обеты новобрачных на правах владетеля холда.
      — Услышано и засвидетельствовано! — сказал мастер Миннарден, а прочие мастера подхватили традиционный ответ.
      Все присутствующие разразились радостными возгласами и пожеланиями счастья.
      Мелонгель, прежде чем перейти к следующей паре, пожал руки Касии и Робинтону и, на миг утратив свою торжественность, расплылся в улыбке и с озорным видом шепнул молодому арфисту:
      — Братец.
      — Ну, целуй же ее! — воскликнул Ф'лон. Робинтон и Касия ошеломленно застыли, и тогда всадник, обняв их за плечи, толкнул друг к другу.
      Губы молодых соприкоснулись, и Робинтону показалось, что его пронзила молния, нет, их обоих, и его, и Касию, так доверчиво прильнувшую к нему. Он едва не разозлился, когда Ф'лон заставил их прервать поцелуй.
      — Доченька, я так счастлива! — воскликнула Мерелан, обняв потрясенную Касию. В глазах у Мерелан стояли слезы — но это не умаляло ее красоты. Потом она уступила место Брашии, и та, разрыдавшись, крепко сжала дочь в объятиях. Бордон с такой энергией пожал руку Робинтону, что арфист не на шутку испугался: а сможет ли он в ближайшее время на чем-нибудь играть? Ф'лон поднял шум, утверждая, что тоже имеет право поцеловать Касию — всего разочек, чтобы она знала, чего лишилась. А потом Мерелан обняла Робинтона — так крепко, что он едва мог вздохнуть.
      — Будь так же счастлив, как мы с твоим отцом, — прошептала сыну на ухо Мерелан. Почувствовав, как он напрягся, Мерелан слегка отстранилась и пристально взглянула Робинтону в глаза. — Ведь мы с ним действительно были счастливы… вместе.
      И Робинтон понял, что его мать сказала чистую правду: это у него всегда были сложные отношения с отцом — не у нее.
      — Но у тебя-то достаточно великодушия, чтобы любить весь мир, — добавила Мерелан и отпустила сына.
      Грож, смущаясь, поцеловал Касию в щеку и сказал, что она всегда будет желанной гостьей в Форт-холде. И выразил надежду, что она постарается появляться там как можно чаще.
      Тем временем прочие пары тоже успели произнести свои обеты, и хор поздравлений сделался еще громче.
      — Мне просто необходимо выпить! — объявил Ф'лон и потащил всех сквозь толпу к столам, расставленным вокруг площадки для танцев. По обе стороны от помоста для музыкантов были устроены возвышения, и на них стояли еще два стола. Тот, который справа, предназначался для молодоженов, и туда-то Ф'лон их и повел.
      Но на середине дороге молодых встретил сияющий виночерпий; бокалы на подносе, который он держал в руках, тоненько позванивали.
      — Я знаю, что нехорошо вас останавливать, но у меня тут бенденское вино. Господин всадник велел, чтобы я его непременно вам подал, — негромко сказал виночерпий. Он тепло улыбнулся Касии и протянул ей поднос, чтобы она могла взять бокал. Новобрачная тоже улыбнулась — и продолжала улыбаться, даже пригубив восхитительно прохладное, бодрящее бенденское.
      Они все выпили по бокалу и заняли свои места, а поварята принялись проворно накрывать на стол.
      Робинтон не помнил потом, кто же еще сидел с ними рядом. Счастье так туманило ему голову, что он ничего вокруг не замечал. Касия принадлежала ему, а он — ей, и его мама была здесь. Все остальное значения не имело. Родители Касии оказались милыми людьми, и их присутствие больше не смущало Робинтона. Он даже умудрился что-то запомнить из множества советов Бордона по поводу плавания. А вот если Ф'лон не перестанет его дразнить, то скоро получит в зубы, хоть Касия и смеется над остротами всадника и родители тоже.
      Мастер голоса начала свое выступление с одной из любовных песен, которые Робинтон написал для Касии, — но из тактичности не упомянула об этой подробности. Ей аккомпанировали Миннарден, Айфор, Мумолон и несколько местных музыкантов. Песню встретили восторженными рукоплесканиями и просьбами спеть еще. Когда великолепный голос Мерелан вновь взмыл под своды зала, Брашия ошеломленно покачала головой и тихонько пробормотала:
      — Она и вправду настолько хороша, как о ней рассказывают, — и даже лучше!
      — Что, гордишься матерью? — спросил у Робинтона Бордон, перегнувшись через стол. Лицо холдера раскраснелось от удовольствия и хорошего бенденского вина. — И ведь есть чем!
      — А она гордится сыном! — с гордостью заявила Касия, взяв в руки ладони Робинтона и на мгновение зарывшись в них лицом.
      Их ноги так тесно переплелись, что Робинтону оставалось лишь надеяться, что никто этого не заметит под длинной скатертью — и что его никто не попросит встать. К счастью, этого действительно не произошло. Робинтон готов был при необходимости сыграть что-нибудь, но Миннарден, сменяя музыкантов, вежливо пропускал Робинтона.
      От неподвижности ноги у Робинтона занемели — да и Касия, когда ей понадобилось наведаться в уборную, первые несколько шагов проделала очень неуверенно. Брашия и Мерелан отправились с ней, заверив Робинтона, не желавшего терять молодую жену из виду, что с ней все будет в порядке — они сами за этим присмотрят.
      Гости, желавшие отведать угощение, заняли места за другими столами. Многие, впрочем, отправились бродить, разглядывая товары в киосках и наслаждаясь хорошей погодой.
      Представление между тем продолжалось, но в неофициальной обстановке.
      — Тебе беспокойно, любимый? — тихонько спросила Касия, заметив, что Робинтон машинально отстукивает ритм очередной песни.
      — Нет-нет, это просто привычка! — отозвался Робинтон. — Тебя я ни за что не покину — ни сегодня и никогда!
      — Но мы ведь сегодня еще потанцуем, попозже — правда? — спросила Касия, с невинным видом округлив глаза.
      — Конечно! Мы будем танцевать всю ночь!..
      — Нет, не всю, — шепнула в ответ Касия и чувственно улыбнулась. И рассмеялась, увидев, какое лицо сделалось у Робинтона.
      Они действительно вскоре отправились на площадку для танцев, и Робинтон позволил танцевать со своей молодой женой лишь лорду Мелонгелю, отцу Касии и Грожу. А подначки Ф'лона уже довели его до бешенства.
      — Не сердись на него, — сказала Касия, на миг сделавшись серьезной. — Он очень тебя любит. И мне кажется, что Ф'лон так дурачится, чтобы скрыть что-то очень мучительное для него, о чем он не хочет — и не может — рассказать.
      Она улыбнулась.
      — Судя по тому, как твой друг вздыхает, я бы сказала, что он влюблен.
      — Кто — Ф'лон? — поразился Робинтон. Замечание жены заставило его взглянуть на происходящее по-иному, и Робинтон пожалел, что не отнесся к другу с большим сочувствием. Теперь же он заметил, что в перерывах между приступами лихорадочного дурачества Ф'лон делается очень задумчивым и вид у него обеспокоенный. Сегодня, конечно, неподходящий день для таких разговоров — но завтра непременно нужно будет выспросить у друга, что же его так терзает. Но тут Робинтон сообразил, что вряд ли они с Касией встретятся завтра с Ф'лоном.
      А потому он все-таки разрешил бронзовому всаднику потанцевать с Касией, а сам обратился к Сайманит'у.
      «Сайманит', что тревожит моего друга?»
      Последовало длительное молчание — столь длительное, что Робинтон даже засомневался, услышал ли его дракон.
      «Услышал. Я не знаю. Иногда он не все мне говорит. — В голосе дракона — как и в голосе его всадника — звучало беспокойство и какое-то смутное, неосознанное стремление. — Он много думает о Ларне, и он несчастлив».
      Ларна? Это имя показалось Робинтону смутно знакомым, но лишь к концу танца арфист вспомнил, где же он его слышал. Ну, конечно же, Ларна — докучливая девчушка, дочь прежней госпожи Вейра! У Ф'лона тогда еще были какие-то сложности с Каролой и всем Вейром — из-за того, как он обходился с девочкой. Но маленьким девочкам свойственно вырастать. Может, из Ларны выросла такая красавица, что из-за нее Ф'лон и лишился покоя? Хотя… Влюбленным всегда хочется, чтобы все вокруг были влюблены. Робинтон вздохнул и отправился сказать всем, что до конца вечера Касия танцует только с ним.
      Они умудрились незаметно ускользнуть во время одного из популярных медленных танцев и беспрепятственно пробраться с освещенной лампами танцевальной площадки в необычно тихий холд. Во время Встреч все покидали его, отправляясь на поиски развлечений, — даже старые дядюшки и тетушки, служанки и поварята.
      — Смотри!
      Касия указала на скалу. Там светились два зеленых, медленно вращающихся шара, свидетельствующих, что Сайманит' по-прежнему бодрствует. Касия помахала ему рукой, и дракон, к ее удивлению, подмигнул.
      — Можешь не сомневаться: этот дракон видит все, что происходит внизу, — сказал ей Робинтон. Он тоже помахал бронзовому красавцу рукой и улыбнулся, когда Сайманит' снова прищурился.
      — А он не знает, что беспокоит Ф'лона?
      — Если кто и мог бы это знать, так это Сайманит', — отозвался Робинтон. — Но он не знает.
      Они вошли в здание холда. Большая часть светильников была погашена из соображений бережливости, но оставшихся хватало, чтобы найти дорогу без особых затруднений.
      — В следующий раз, когда соберешься покупать одежду, непременно возьми с собой Клостана, — сказала супругу Касия, когда они быстро поднимались по лестнице на свой этаж.
      — Зачем? У меня теперь есть ты.
      Робинтон обдумал предложение воспользоваться помощью кого-то другого и презрительно фыркнул.
      В конце концов они, тяжело дыша, добрались до самого верха. Робинтон за руку ввел хихикающую Касию в их покои, плотно закрыл и запер дверь. Даже у Ф'лона не хватит нахальства беспокоить их здесь.

* * *

      На рассвете они тихонько выбрались из холда, прихватив с собой багаж, и, взявшись за руки, побежали вниз, к причалу, где их уже ожидал шлюп. Во дворе было полно спящих — и на скамьях, и на столах, а кое-кто прикорнул даже и под столом. Ветерок слегка колыхал вымпелы над киосками, стоящими на площади Встреч. Молодожены принялись грузить свои вещи в шлюп, радостно посмеиваясь над тем, как ловко они от всех убежали. Робинтон взглянул на скалы над Холдом. Дракона там уже не было.
      Робинтон никак не мог припомнить, попрощался ли он с матерью. Должно быть, да — по крайней мере, он точно помнил, как благодарил за все родителей Касии.
      Пока Касия устраивалась у румпеля, Робинтон отвязал носовой фалинь, как показывал ему капитан Гостол, легко вспрыгнул на борт и оттолкнул шлюп от толстых свай. Потом он поднял парус — и тот сразу наполнился ветром. Касия некоторое время лавировала, потом судно поймало ветер; Робинтон перешел на корму и уселся рядом с женой на кокпите.
      Когда они уже почти пересекли акваторию порта и готовы были выйти в открытое море, из кубрика на соседнем крупном судне вышел какой-то рыбак и лениво помахал им рукой. После Касия и Робинтон восемь дней не видали ни единого человека.
      Их мир состоял из шлюпа, воды и неба, которое на протяжении первых трех дней было ослепительно синим — такую синеву в этих широтах можно увидеть лишь по осени. Но Касии и Робинтону не было дела до погоды: они занимались друг другом. Выяснилось, что среди всего прочего их вкусы сходятся еще и в том, что оба они любят свежевыловленную и свежеподжаренную рыбу. Иногда Робинтон занимался рыбной ловлей, а Касия — стряпней, а иногда они менялись местами.
      Потом погода испортилась. Невесть откуда налетела буря, и Касия, с трудом перекрикивая вой ветра, велела Робинтону спустить парус и надежно закрепить гик. Несмотря на ливень и вздымающееся море, Робинтон справился с задачей, спустился в каюту, достал непромокаемую одежду и быстро натянул свою, чтобы постоять на румпеле, пока Касия будет переодеваться. Выбравшись на палубу, Робинтон, выронив свою ношу, бросился на помощь Касии: та с трудом удерживала румпель. Им не сразу удалось справиться с непокорным шлюпом, и к тому моменту, когда Касия смогла наконец переодеться, лицо ее побелело от холода — ведь все это время волны швыряли суденышко из стороны в сторону, а с неба продолжали хлестать струи дождя. Время от времени волны захлестывали палубу; Касия выкрикнула приказ — и Робинтон, подчинившись, умудрился дотянуться до длинной ручки ковша.
      Робинтон выплескивал за борт ковш за ковшом — а на место вычерпанной воды тут же прибывала новая. Но он все равно продолжал черпать — одной рукой, а второй — помогал Касии удерживать румпель. Маленький шлюп то взлетал на пенистый гребень громадной волны, то рушился вниз, едва не вытряхивая душу из своих пассажиров. Робинтон стучал зубами от холода. Он видел сквозь потоки дождя, что Касия стиснула зубы и вздернула верхнюю губу: казалось, будто она рычит, бросая вызов буре. Девушка наваливалась на румпель всем телом, стараясь держать шлюп носом к волне. Робинтон и сам понимал, что стоит хоть одной такой волне ударить им в борт — шлюп перевернется, и они пойдут на дно. У них и без того было не много шансов пережить этот шторм — но если им не удастся удержать шлюп на плаву, надежды не останется никакой.